Елена почувствовала, как внутри всё сжимается. Уже не сон. Уже прямой пересказ.

— А что именно говорил папа?

Миша отвернулся, уткнувшись в подушку:

— Не хочу повторять. Это некрасивые слова. Про тебя и дядю Серёжу.

Дядя Серёжа — её муж, инженер с соседнего цеха. Добрый, внимательный, нелепый иногда, но такой искренний. Он учил Мишу кататься на роликах, мастерил с ним скворечники, слушал бесконечные рассказы про динозавров. За два года стал мальчику настоящим другом. Без нажима, без претензий на звание «нового папы» — просто был рядом.

А настоящий отец, Антон, уехал в другой город сразу после развода. Появлялся раз в месяц-два. Иногда привозил дорогие подарки. Иногда не привозил ничего, кроме алиментов на карточку.

— Мам, а правда, что ты разрушила нашу семью? — вдруг спросил Миша, переворачиваясь на спину и глядя в потолок. — Бабушка сказала, что если бы ты потерпела, всё было бы хорошо.

Вот оно. То, чего она боялась все пять лет после развода. Слова, которые не должны были долететь до детских ушей, но всё-таки долетели.

«Потерпела бы», говорит свекровь. Потерпела бы, что сын изменяет. Что врёт. Что приходит под утро. Что однажды ударил — «случайно, в запале». Такая позиция старшего поколения: терпи, женщина, всё нормально. Так все живут.

— Сынок, — Елена подбирала слова осторожно, чтобы не сказать лишнего, не обрушить на ребёнка груз взрослых проблем. — Ты же помнишь, как было до развода? Папа часто кричал. Мама часто плакала. Разве это хорошая семья?

— Но бабушка сказала...

— Бабушка очень любит твоего папу. И иногда, когда очень любишь, не видишь плохого.

— А я тогда чего не вижу? — спросил Миша с недетской серьёзностью.

Елена задумалась. Потом ответила честно:

— Наверное, ты не видишь, что взрослые часто ошибаются. И что не всегда они поступают правильно. Даже если это твои родные.

Утром Миша ушёл в школу — сонный, с кругами под глазами. Сергей, мельком глянув на хмурое лицо жены, спросил:

— Опять после папаши?

Елена кивнула.

— Знаешь, что рассказал? Что у отца какая-то новая женщина. И другие дети. Что они вместе отдыхали на даче, и Мишку заставляли называть эту тётю «мамой Машей».

— Ну твою же... — Сергей сдержался. — И что ты думаешь делать?

— Не знаю, — Елена сжала в пальцах чашку с остывшим чаем. — Понимаешь, если я запрещу Антону общаться с Мишей, тот потом всю жизнь будет думать, что я виновата в разрыве с отцом. А если продолжать в том же духе... он же приезжает раз в полгода. В пятницу забирает, в воскресенье привозит. За эти три дня столько всего успевает наговорить, что потом месяц расхлёбываем.

— А свекровь что? Помогает?

— Какое там, — Елена покачала головой. — Ей и самой обидно. Что сына увели. Что внука редко видит. Вот и участвует в этом всём. Переводит стрелки на меня. В последний раз даже не поздравила Мишу с днём рождения. Сказала, что ей нездоровится.

Она вспомнила тот день. Миша ждал — и подарка, и звонка. Выглядывал в окно, думал: может, приедут? Но приехал только Антон. С большой коробкой и без объяснений, где бабушка. А перед отъездом шепнул: «Бабушка заболела, расстроилась из-за маминых слов». Хотя никаких слов не было — Елена давно не общалась со свекровью напрямую, чтобы избежать лишних конфликтов.

От этих воспоминаний к горлу подкатила горечь.

— Я двадцать раз всё обдумала, — сказала она. — Когда мы расстались с Антоном, я решила: буду держать нейтралитет. Никаких гадостей про бывшего. Никаких «папа плохой». Ради Миши. Чтобы у него остались нормальные отношения с отцом. Но... я не могу больше смотреть, как он возвращается от них сам не свой. Ты же видишь — не спит, просыпается в слезах, нервничает перед каждой поездкой.

Сергей молча кивнул. Он видел, а не только слышал рассказы. Видел, как ребёнок, возвращаясь от отца, первый день ходит будто пришибленный, боится лишнее слово сказать. Как потом ночами кричит во сне. А в прошлый раз и вовсе привезли с отравлением — накормили чем-то на той самой «даче у тёти Маши», не проверив, нет ли у ребёнка аллергии.

— Лен, я с тобой. Что бы ты ни решила, — Сергей коснулся её руки. — Просто подумай, что лучше для пацана. Не для Антона, не для его мамаши, не для общественного мнения. А для Мишки.

Звонки от свекрови начались ближе к обеду. Елена сидела в бухгалтерии, сводила квартальный отчёт, когда телефон завибрировал.

— Лена, Антон приедет в пятницу. К пяти вечера пусть Миша будет готов, — голос Ирины Сергеевны сочился привычным холодом. — И скажи ему, чтобы взял тёплые вещи. Там на даче прохладно.

— Какая дача? — насторожилась Елена. — Он едет на дачу?

— А что такого? Хочет мальчика с природой познакомить. Да и Маша пирогов напечёт. Обещала научить Мишу пельмени лепить.

Опять эта Маша. О которой Елена знала только из обрывков фраз сына.

— Ирина Сергеевна, подождите. Я не знаю, кто такая Маша. Я не знаю, где эта дача. Я не могу просто так отпустить Мишу с людьми, которых даже не видела.

— Что значит «не можешь»? — в голосе свекрови зазвенел металл. — Ты не имеешь права запрещать отцу общаться с сыном!

— Я не запрещаю общаться. Я хочу знать, куда и с кем едет мой ребёнок.

— Какая разница? С отцом! С его семьёй!

«С его семьёй». Вот как. Елена закрыла глаза. Считала до десяти, чтобы не сорваться.

— У Антона есть семья, — сказала она наконец. — Если он хочет, чтобы Миша познакомился с его новой... женщиной, пусть имеет смелость сказать это мне лично. А не через вас.

— Да что ты себе... — начала было свекровь, но Елена перебила:

— Ирина Сергеевна, я не хочу ссориться. Но сейчас ситуация такая: либо Антон забирает Мишу к себе на выходные, как обычно. Либо никак.

В ответ послышалось раздражённое сопение.

— Он этого так не оставит. Он платит алименты! Имеет право!

— Конечно, имеет, — согласилась Елена. — Как отец. Не как человек, который может увезти ребёнка к незнакомым людям.

Вернувшись к отчёту, она пыталась сосредоточиться на цифрах, но мысли неслись вскачь. «Имеет право» — вот оно, любимое оружие бывшего. Деньги, которые он платит, для него — пропуск во все сферы жизни сына. Хочу — заберу. Хочу — верну. Даже не поставив мать в известность.

В последние полгода всё стало только хуже. Антон перестал звонить напрямую — передавал всё через свою мать. Той, видимо, доставляло удовольствие играть роль посредника. Сама при этом к внуку не приезжала, но претензий было выше крыши. То одет не так, то волосы длинные, то худой слишком.

Пока Елена размышляла, телефон снова зазвонил. На этот раз высветилось имя подруги, Наташки.

— Слушай, что мне делать? — спросила Елена вместо приветствия. — Антон собирается увезти Мишу на дачу к какой-то Маше. Я даже не знаю, кто это, где эта дача, ничего.

— И ты думаешь отпускать?

— Не знаю, — призналась Елена. — Понимаешь, если запрещу, начнутся вопли о том, что я лишаю ребёнка отца. А если отпущу... Миша в прошлый раз после встречи с отцом вернулся измученный. Что он там слышит, я могу только догадываться. Но, судя по вопросам, ничего хорошего.

Наташка вздохнула:

— Боюсь, тут нет правильного решения, подруга. Антон всё равно найдёт способ тебя обвинить, что бы ты ни сделала. Вопрос, чем ты готова пожертвовать — спокойствием Мишки или своей репутацией «хорошей бывшей»?

Вечером, забирая сына из продлёнки, Елена заметила, как он напряжён. Вместо обычных рассказов о школе — тишина.

— Что случилось, хороший мой? — спросила она, когда они шли домой через парк.

— Бабушка звонила в школу, — сказал он тихо. — Сказала, что я еду на дачу в пятницу. И чтобы меня отпустили с уроков пораньше.

Елена споткнулась.

— В школу? Без моего ведома?

— Ага. Учительница подошла, спросила, правда ли, что я еду на дачу с папой. Я не знал, что ответить, — он помялся и добавил совсем тихо: — Мам, я не хочу ехать на дачу. Там тётя Маша заставляет её так называть. А потом папа ругается, что ты плохо меня воспитала.

Елене показалось, что внутри что-то оборвалось. До сих пор она верила, что у сына с отцом хотя бы какая-то связь есть, хотя бы какое-то хорошее общение, ради которого стоит терпеть всё остальное. Но теперь...

— А что ты хочешь, малыш? — спросила она, присев перед ним. — Только честно, без оглядки на меня, на папу, на бабушку. Хочешь видеться с папой?

Миша прикусил губу. Помедлил. Потом сказал тихо:

— Хочу. Но не так. Не когда он злится. Не на даче с чужими тётями. И не когда бабушка говорит, что ты плохая. Мне страшно, мам. Как будто я виноват, что вы разошлись.

Тут уже Елена не сдержалась. Обняла сына, крепко-крепко, чувствуя, как в горле стоит ком.

— Ты не виноват, родной мой. Никогда, ни в чём. Это взрослые проблемы. И взрослые должны их решать по-взрослому. А не валить на маленьких. Я тебе обещаю: всё будет хорошо.

Она позвонила Антону сама. Впервые за долгое время.

— Что, есть разговор? — хмыкнул он вместо приветствия. — Мать сказала, ты артачишься насчёт дачи.

— Артачусь, — согласилась Елена. — Потому что Миша не хочет никуда ехать. Скажи, Антон, ты вообще говоришь с сыном? Интересуешься, что он чувствует?

— А что он может чувствовать? — в голосе мужа звучало недоумение. — Конечно, хочет к отцу. Это ты ему в голову всякую дурь вбиваешь. Что не надо со мной ездить, что я плохой.

— Я никогда не говорила, что ты плохой, — возразила Елена. — Наоборот, всегда объясняла, что ты его папа и любишь его. Только вот я сомневаюсь, что любовь так выглядит. Миша возвращается от тебя в слезах. Не спит ночами. Боится задать вопрос.

— Это всё твой новый хахаль, — отрезал Антон. — Небось наговаривает на меня.

— Сергей никогда ни слова плохого о тебе не сказал, — Елена почувствовала, как начинает закипать. — В отличие от тебя. Тебе не стыдно, Антон? Использовать ребёнка, чтобы мне насолить?

— Да пошла ты! — взорвался он. — У меня своя жизнь! Я хочу, чтобы Миша знал всю мою семью, а не только тебя с твоим...

— Твоя «семья», как ты выражаешься, для Миши — чужие люди, — отчеканила Елена. — Ты пять лет мотался туда-сюда, появлялся на пару дней и исчезал. И теперь требуешь, чтобы он воспринимал твою новую женщину как «маму Машу»? Да ты в своём уме?

Антон помолчал. Потом сказал неожиданно спокойно:

— Знаешь, Лен, я вообще могу забрать его через суд. Не посмотрят, что ты мать. У меня доходы выше, квартира больше. И с моей стороны адвокат будет хороший.

Елена сжала зубы. Вот оно. Главное оружие — деньги и угрозы.

— Давай, — сказала она. — Подавай в суд. Только учти: я тоже не промах. И психологов привлеку, и всё, что ты наговорил сыну, выясню. И врачей, которые лечили его от твоего попустительства. Хочешь так? Будет! Только Миша в этом не участвует.

Она положила трубку, чувствуя, как дрожат руки.

Вечером, после ужина, когда Миша уже лёг спать, а Сергей возился с какими-то чертежами, Елена позвонила свекрови.

— Ирина Сергеевна, — сказала она без предисловий. — Я долго думала и решила. С этого момента всё общение Антона с сыном — только через суд и с психологом. Установленные дни, установленные часы, никаких выкрутасов с дачами, новыми жёнами и прочим. Документально всё оформим. И никаких звонков в школу за моей спиной.

— Ты не имеешь права! — взвилась свекровь. — Это наш внук! Мы его не бросим!

— Вы его уже бросили, — ответила Елена. — Когда решили, что можно мстить мне через ребёнка. Через Мишу, который ни в чём не виноват. Это подло, Ирина Сергеевна. И я не позволю продолжать.

— Антон платит алименты! Имеет право на сына!

— Конечно, имеет. Но не любой ценой. И не через ваши манипуляции. Я пять лет пыталась сохранять нейтралитет. Не получилось. Теперь я буду стоять за сына — против любого, кто причиняет ему вред.

Свекровь всхлипнула:

— Ты мстишь. За то, что он тебя бросил.

— Меня? — Елена невесело усмехнулась. — Он не меня бросил. Он сына забросил. Теперь вы ищете виноватых, но правда в том, что плохой родитель — это не та, что одна тянет ребёнка. А тот, кто появляется раз в полгода с красивыми словами, а потом травит ребёнка историями о маме-предательнице.

Повесив трубку, Елена смотрела в окно. Теперь будет скандал. Обвинения. Истерики. Возможно, суд. Но внутри впервые за долгое время было спокойно.

Потому что всё стало на свои места. Она — мать. И её задача — не играть в хорошую бывшую, а защищать сына. От токсичности. От лжи. От фальшивых правил типа «надо терпеть ради папы».

На следующее утро Миша впервые за долгое время проснулся сам, без ночных кошмаров.

— Я не поеду на дачу? — спросил он за завтраком.

— Нет, — ответила Елена. — Но если хочешь увидеться с папой, мы организуем встречу. В кафе. Или в парке. Где тебе будет комфортно.

— Без тёти Маши? — с надеждой уточнил он.

— Без неё. Только ты и папа.

— А бабушка?

— С бабушкой мы тоже встретимся. Если она захочет. Но никто больше не будет тебе говорить плохих слов про меня. И про дядю Серёжу. И никуда тебя не увезут без моего ведома. Обещаю.

Миша смотрел на неё долгим, недетским взглядом. Потом вдруг улыбнулся — как раньше, до всей этой истории.

— Мам, а можно мы с тобой и дядей Серёжей сегодня поедем в парк? Пускать кораблики?

Елена улыбнулась в ответ.

— Конечно, малыш. Как только вернёмся из школы.

В этот момент она знала точно: в битве взрослых больше не будет маленьких жертв. По крайней мере, не её сын.

История Марины