Сон не выходил из головы. Не то чтобы она действительно заподозрила Сергея. Просто… картинка застряла. Как заноза. Маленькая, почти незаметная, но всё время чувствуешь.

После обеда позвонила дочь. Оля жила отдельно уже три года, приезжала редко, всё работа, работа. Маркетинг какой-то, Светлана так до конца и не поняла, чем конкретно там занимается её девочка. Что-то с рекламой в интернете.

– Мам, ты в порядке? – спросила Оля с порога.

– Да, конечно, – удивилась Светлана.

– А что?

– Не знаю, почувствовала что-то. Как будто тебе тревожно.

Светлана улыбнулась. Они всегда чувствовали друг друга, даже на расстоянии. Ещё когда Оля в школе училась, если падала или ударялась – у Светланы в тот же момент сердце сжималось. А в тот раз, когда Олю первый парень бросил… тогда Светлана проснулась ночью от непонятной боли. Материнское сердце – оно такое.

– Просто сон дурацкий приснился, – отмахнулась Светлана. – Вот сижу теперь, думаю о нём.

Странно, но говорить о содержании сна не хотелось. Как будто, если произнести вслух, сон может стать реальностью. Светлана одёрнула себя. Да что за глупости, в самом деле.

Вечером, когда Сергей был в душе, Светлана готовила ужин. Телефон мужа лежал на столе. И вдруг завибрировал. Она машинально покосилась на экран. Сообщение от "Виктор слесарь".

"Котик, я соскучилась".

Светлана замерла с половником в руке. Котик? В голове что-то щёлкнуло, а потом провалилось куда-то в желудок. Котик – это кто?

Может, ошибка? Какой-то розыгрыш?

Телефон снова завибрировал.

"Эти твои командировки сводят меня с ума. Хочу тебя увидеть".

Светлана медленно отложила половник. В душе шумела вода. Сергей напевал какую-то попсовую песню. Он всегда пел в душе, когда был в хорошем настроении.

Рука сама потянулась к телефону. Пароль она, как-то раз случайно увидела. День рождения сына. Тогда еще удивилась, зачем ему пароль. Но не сказала ничего. А что скрывать-то? Четыре цифры, которые она вводила, когда нужно было посмотреть номер телефона в контактах Сергея или проверить время рейса, когда он летал в Пермь по работе.

"Виктор слесарь". Диалог открылся от лёгкого касания. И там было… всё. Переписка длиной в полгода. Фотографии. Планы. Какая-то Вика, которую Светлана никогда не видела. Брюнетка с ярко-красными губами и наглыми глазами. Тридцать пять, может, чуть меньше.

Вода в душе перестала шуметь. Светлана положила телефон точно в то же положение и вернулась к плите. В голове было пусто. Абсолютно пусто. Только стук сердца отдавался в висках.

Сергей вышел из ванной свежий, в домашних штанах и футболке. Плюхнулся на диван и включил телевизор.

– Ну что там, скоро ужин? – крикнул он, не отрывая глаз от экрана.

– Скоро, – ответила Светлана и удивилась, как ровно звучит её голос. Внутри всё дрожало и рвалось на части, а снаружи – обычный вечер, обычный ужин, обычная семья.

Где-то за окном взорвался фейерверк. Наверное, у кого-то праздник. День рождения или свадьба. А у неё только что умерло что-то важное. То, что она считала прочным и вечным.

Она поставила тарелку перед мужем. Он улыбнулся, не глядя на неё, и потянулся за вилкой.

Сон оказался не сном. Он был предупреждением. Или подсказкой. Светлана не знала, как это назвать. Она знала только одно – теперь ей предстоит решить, что делать со своей жизнью дальше. И ей нужно время. Хотя бы немного времени, чтобы понять, как жить с этой дырой в груди.

Прошла неделя. Семь странных дней, когда Светлана жила будто в стеклянном шаре. Всё видит, слышит, отвечает на вопросы. Но между ней и миром — тонкая, почти невидимая преграда.

За эту неделю Сергей дважды задерживается «на объекте». В первый раз звонит, предупреждает. Во второй просто пишет сообщение: «Буду поздно». И вот как-то у Светланы не поворачивается язык спросить, что там на стройке в девять вечера. Раньше спросила бы. Сейчас — молчит.

В среду она встречается с Нинкой. Нинка — подруга ещё с института, когда учились вместе на библиотечном. Сидят в кафе, пьют чай с тирамису. Нинка щебечет о своём — отпуск в Турции, новая стрижка, внук пошёл в сад. А потом осекается, смотрит внимательно:

— Ты чего такая?

— Какая? — деланно удивляется Светлана, размешивая сахар.

— Не знаю. Отсутствующая.

Светлана смотрит на ложечку в своей руке. Делает ещё круг по чашке. И вдруг говорит:

— Сергей мне изменяет.

Нинка давится тирамису. Кашляет, стучит себя кулаком в грудь. Пьёт воду.

— Ты чего? Откуда ты... В смысле, ты уверена?

Светлана коротко рассказывает про сон, про сообщение, про переписку. Нинка качает головой.

— Может, это шутка? Розыгрыш? Двадцать три года вместе...

— Двадцать три года, да.

Помолчали. Люди вокруг едят, разговаривают, смеются. Обычная жизнь, которая продолжается, даже когда тебе кажется, что мир должен остановиться.

— И что ты будешь делать? — наконец спрашивает Нинка.

— Не знаю, — честно отвечает Светлана.

— Слушай, — Нинка наклоняется ближе. — Ты это... не руби сгоряча. Сколько вам? За сорок. Куда ты сейчас? С чем? То, что у него интрижка, это, конечно, мерзко. Но ты подумай — стоит ли разрушать семью из-за какой-то Вики?

Светлана смотрит на подругу и вдруг ясно понимает: Нинка не права. Не права категорически. Но объяснить это Светлана пока не может даже себе.

По дороге домой она думает о словах Нинки. «Не руби с плеча». «Куда ты сейчас?». В метро напротив неё сидит пожилая пара. Оба седые, морщинистые. Женщина что-то рассказывает, активно жестикулируя, а мужчина слушает и кивает с полуулыбкой. Светлана смотрит на них и думает — вот так бы и они с Сергеем. Седые, но вместе. А теперь?

Дома пусто. На столе записка: «Уехал в Химки на объект. Буду поздно».

Химки, значит.

Что ей делать? Устроить скандал? Кричать, бить посуду, рвать на себе волосы? Нет, это всё не её.

Звонит сын, Максим. Спрашивает, как дела. Светлана говорит — хорошо. Просто устала немного. Нет, всё в порядке, правда.

В пятницу приезжает Оля. Без звонка, просто с порога — привет, мам, решила заскочить. Светлана замечает, как дочь внимательно вглядывается в её лицо. Пьют чай на кухне, Оля рассказывает смешные истории с работы. Потом вдруг без перехода спрашивает:

— Мам, у вас с папой всё нормально?

Светлана чуть не роняет чашку. Смотрит на дочь — та смотрит прямо, серьёзно. Нет смысла юлить.

— С чего ты взяла?

— Не знаю. Чувствую. Ты какая-то... потухшая. И папа дёрганый в последнее время.

Дети. Сколько бы им ни было лет, они всегда чувствуют, когда что-то не так.

— У нас некоторые... сложности. — Какие?

Светлана качает головой. Нет, не может она взвалить это на дочь. Не сейчас.

Вечером, когда Сергей возвращается домой, она следит за ним краем глаза. Как он двигается, как проверяет телефон, как отвечает на вопросы. Ищет признаки вины, раскаяния. Но видит только усталость и — это новое — какое-то нетерпение, будто ему неуютно дома, будто хочется куда-то сбежать.

В субботу он объявляет, что едет на рыбалку с коллегами.

— Когда вернёшься? — спрашивает Светлана.

— Завтра вечером, — отвечает Сергей, не глядя ей в глаза.

Она знает — никакой рыбалки нет. Знает, куда и к кому он едет. И когда за ним закрывается дверь, Светлана принимает решение.

К вечеру воскресенья Светлана накрывает на стол. Достаёт из шкафа бутылку вина, которую они с Сергеем берегли для особого случая. Десять лет назад привезли из Грузии. Повод, пожалуй, и правда особый.

Режет сыр, выкладывает виноград. Открывает вино, наливает себе бокал и делает первый глоток. Терпкое, с кислинкой. Раньше она почти не пила одна.

Телефон на столе подмигивает уведомлением. Максим прислал сообщение: «Мам, всё хорошо?».

Светлана задумывается. Интересно, что такое «хорошо» сейчас?

«Да, сынок, всё нормально».

В дверном замке поворачивается ключ. Сергей возвращается с «рыбалки» — немного усталый, с лёгким загаром на лице и довольной улыбкой. Бросает сумку в коридоре.

— Привет, — говорит он, заходя на кухню. — Ого, у нас праздник?

Светлана смотрит на него спокойно. Ни злости, ни истерики — только острое, желание ясности.

— Садись, — говорит она, указывая на стул напротив. — Будем говорить.

Сергей замирает на секунду, потом тянется к холодильнику.

— Дай хоть руки помою.

— Помоешь потом. Садись.

Что-то в её голосе заставляет его послушаться. Сергей опускается на стул и вопросительно смотрит на жену.

Светлана достаёт из папки распечатки и кладёт перед ним. Фотографии экрана телефона — вся переписка с «Виктором слесарем». Она подготовилась к этому разговору.

— Что это? — спрашивает Сергей, но его голос предательски дрожит.

— Ты знаешь, что это, — спокойно отвечает Светлана. — И я знаю. Мне просто интересно, как долго ты думал, что я полная дура?

Сергей смотрит на распечатки, потом на бокал вина, потом снова на распечатки. По его лицу проходит целая гамма эмоций — удивление, страх, злость. Он начинает с отрицания:

— Это какая-то ерунда. Фотошоп. Кто-то решил пошутить?

Светлана улыбается без тени веселья:

— Давай не будем, а? Я знаю про Вику. Знаю про командировки, которых не было. Просто скажи мне правду. Хоть раз.

На кухне становится очень тихо. Слышно, как в подъезде кто-то вызывает лифт.

— Это всё не то, что ты думаешь, — наконец говорит Сергей.

— А что я думаю?

— Это просто... просто небольшое увлечение. Ничего серьёзного.

Светлана отпивает ещё вина.

— Полгода переписки, постоянная ложь — и «ничего серьёзного»?

— Свет, ты не понимаешь. У нас с тобой... у нас всё по графику, по расписанию. Двадцать три года одно и то же. Я... я задыхался.

Светлана смотрит на него с интересом, будто видит впервые. Её муж, отец её детей, человек, с которым она хотела встретить старость.

— И ты решил, что лучший способ решить проблему — это врать мне каждый день?

— Я не хотел тебя обидеть, — говорит Сергей и тянется к её руке.

Светлана отодвигается.

— Не хотел обидеть. Хотел просто не по графику и на стороне так, чтобы я не узнала. Чтобы дома был борщ, чистые рубашки и сын с дочкой по выходным. А для души и тела — Вика.

— Ты не справедлива...

Она резко поднимает руку, останавливая его.

— Ты хоть понимаешь, что уничтожил всё, что было между нами? Двадцать три года — и ты всё перечеркнул своим враньём. Даже не самой изменой — враньём.

И тут Сергея прорывает. Он вскакивает, задевая стол, бокал опрокидывается, вино растекается по белой скатерти.

— А что мне оставалось делать? Ты вечно в своих книгах, с тобой не поговоришь нормально! Только дом-работа-дом! А я что, не человек? У меня нет права на счастье?

Светлана смотрит на расплывающееся красное пятно. Совсем как её жизнь сейчас — была белой, стала бардовой, пропитанной горечью.

— У тебя было право на честность, — говорит она тихо. — Если тебе было плохо, надо было сказать. Если хотел развестись — сказать. Если влюбился — тоже сказать. Но ты выбрал враньё. И теперь нам некуда возвращаться, понимаешь?

Сергей тяжело опускается на стул.

— И что теперь? Развод? Из-за одной ошибки?

— Не одной. Сотен. Каждый раз, когда ты врал мне — это была отдельная ошибка. И я даже не про Вику сейчас.

Светлана встаёт, выливает остатки вина в раковину.

— Мне нужно, чтобы ты съехал. Не сегодня. Я понимаю, нужно время найти жильё. Но сегодня ты спишь на диване. А завтра начинаешь искать квартиру.

— Свет, ты же не серьёзно! — в его голосе паника.

— Абсолютно серьёзно. Это не обсуждается.

— А как же дети? Что мы им скажем?

— Правду. Всегда можно сказать правду. Попробуй хоть раз.

Светлана выходит из кухни, оставляя его сидеть перед мокрой скатертью и распечатками.

Прошёл месяц. Сергей съехал через три дня после того разговора. Снял квартиру где-то в Бутово. Забрал немного вещей, остальное обещал потом. Это «потом» всё не наступало.

Детям Светлана рассказала сама. Без драмы, просто факты. «Папа изменил. Долго врал. Мы расстаёмся». Оля плакала, Максим молчал, сжав челюсти. Потом сказал: «Я поговорю с ним». Светлана не стала отговаривать. Что бы там ни произошло между сыном и отцом — это их отношения.

Нинка звонила каждый день. Сначала пыталась уговорить «всё обдумать, дать ещё шанс». Потом утихла, просто спрашивала, как дела.

К удивлению Светланы, жить одной оказалось... спокойно. Никто не врёт, не придумывает отговорки, не раздражается по мелочам. Никто не хлопает дверью и не уходит «на рыбалку». Тишина.

В одну из суббот Светлана решила убраться в гардеробе. Перебирая полки, нашла коробку со старыми фотографиями. Они с Сергеем на море. Молодые, загорелые, счастливые. У неё длинные волосы, у него ещё нет залысин. Максим маленький, лет пять. Строит замок из песка.

Светлана смотрела на эти фотографии и не чувствовала боли. Было хорошее время. Потом оно закончилось. Так бывает.

Вечером позвонил Сергей. Первый раз за месяц сам.

— Свет, можно я заеду? Поговорим.

Она молчала секунду, думая, что ей совершенно не хочется его видеть.

— Не надо, Серёж. — Но я хочу объяснить... — Не надо объяснять. Я всё поняла месяц назад.

Снова пауза.

— Я скучаю, — сказал он тихо.

— По дому?

— По тебе.

— Не скучаешь, — спокойно ответила Светлана. — Ты скучаешь по удобной жизни, где всё было разложено по полочкам. Я готовила, стирала, помнила про твои дни рождения родителей и записывала тебя к стоматологу. А ты жил как хотел.

— Ты не права... — Может быть. Но меня устраивает моя жизнь сейчас. Без вранья.

Она нажала «отбой» и подумала, что это, пожалуй, лучшее, что она сделала за двадцать три года брака. Смогла сказать «нет». Смогла выбрать себя.

На следующий день Светлана встала рано. Заварила кофе, открыла окно. Утренний воздух пах сиренью. Скоро лето. Отпуск. Надо решить, куда поехать.

Она достала из шкафа коробку с украшениями. Нашла там серебряные серьги — подарок мамы на тридцатилетие. Простые, изящные. Светлана редко их надевала — Сергей говорил, что они старомодные.

Сейчас она прицепила их к ушам и посмотрела в зеркало. Серьги ей шли.

Телефон звякнул сообщением. Оля писала: «Мам, мы с Максом заедем вечером. Посидим, поговорим?»

Светлана улыбнулась и ответила: «Конечно. Буду ждать».

История Инны