– Твои ещё, – мама развернула свёрток. – Я сберегла.

В такси Витя спал, посапывая. Шофёр объезжал ямы, матерился сквозь зубы:

– Дороги раздолбали, управы на них нет.

Дома Олег встретил их в прихожей:

– А, приехали? Нормально всё?

И сразу ушёл в комнату – смотреть футбол.

Ночью Витя плакал. Лена ходила с ним по кухне, баюкала. За окном фонарь освещал сугробы во дворе, на детской площадке поскрипывали качели.

Утром она первым делом полезла в шкаф – проверить заначку. Декретных должно хватить на коляску и кроватку. Но сначала нужно было купить распашонки, ползунки, пелёнки...

– Слушай, – Олег появился на пороге кухни. – Надо бы определиться с расходами.

Она замерла с банкой детского питания в руках:

– В каком смысле?

– В прямом, – он сел за стол, достал записную книжку. – Я плачу за квартиру, это понятно. А ребёнок... Ну, сама понимаешь.

– Что понимаю?

– То и понимаешь, – он постучал ручкой по столу. – Ты хотела ребёнка – ты и содержи. У меня и так расходы – алименты, дочка в музыкальную школу ходит...

Банка выскользнула из рук, покатилась по столу. Лена схватилась за спинку стула:

– Но это же наш сын. Ты же тоже хотел…

– Наш, – он поднялся. – Но я свою часть выполняю – крыша над головой есть? Есть. А остальное... – он махнул рукой. – В общем, ты взрослая женщина, разберёшься.

В коридоре загремела входная дверь. Лена села на табурет, глядя на банку детского питания. Триста грамм сухой смеси – рубль восемьдесят копеек. И ей тоже сейчас питаться надо...

В детской кроватке заворочался Витя. Она подошла, склонилась над сыном. Маленький, беззащитный комочек. Её комочек. Только её.

"Ты хотела ребёнка – ты и содержи." Слова били наотмашь, как пощёчины.

Вечером пришла соседка, принесла банку варенья:

– От простуды хорошо помогает. Малышу потом пригодится.

Лена механически поставила банку в шкаф. Мысли крутились вокруг цифр: коляска, кроватка, питание, пелёнки, распашонки...

– Ленка, ты чего такая? – соседка тронула её за плечо. – Случилось что?

– Нет, – она дёрнулась, сбрасывая руку. – Всё нормально. Просто устала.

***

К весне деньги почти закончились. Лена стояла в очереди в молочной кухне, прижимая к груди спящего Витю. Очередь двигалась медленно – привезли только половину положенного творога.

– Нет творога, расходимся! – кричала раздатчица. – Завтра приходите!

– Как завтра? – всколыхнулась очередь. – У нас талоны на сегодня!

– Не привезли больше, что я могу сделать?

Витя проснулся от шума, захныкал. Лена качала его, шептала что-то успокаивающее, а в голове крутилось: "Где взять денег на смесь?"

Дома она первым делом полезла в шкаф – проверить запасы. Одна банка детского питания, полпачки крупы, немного сахара. До зарплаты ещё неделя.

В комнате загремел телефон. Олег разговаривал с дочерью:

– Конечно, куплю тебе новые туфли. В субботу заеду, сходим в "Детский мир".

Лена закрыла дверцу шкафа. В горле стоял ком.

Вечером, когда Витя уснул, она решилась:

– Олег, мне нужны деньги на питание для ребёнка.

Он оторвался от газеты:

– Опять начинаешь? Мы же договорились – ты сама содержишь своего ребёнка.

– Он не мой – он наш!

– Ладно, – он достал бумажник. – На, возьми червонец. Но это в последний раз.

Деньги жгли руку. Лена положила их обратно на стол:

– Не надо. Сама справлюсь.

Через неделю она вышла на работу – досрочно, не досидев декретный отпуск. В лаборатории её встретили с непониманием:

– Все хорошо с ребенком? Чего не досидела?

– Нормально, – она натягивала белый халат, стараясь не замечать, как он стал велик.

Витю устроила в ясли. Каждое утро – гонка со временем: накормить, одеть, успеть отвести и не опоздать на работу. Вечером – та же гонка в обратном порядке.

В яслях воспитательница качала головой:

– Что-то малыш у вас часто болеет. Может, дома побудет?

– Не может, – Лена забирала горячего от температуры сына. – Работать надо.

По ночам она стирала пелёнки, строчила на машинке халаты на заказ – новая подработка, научилась у соседки. Пальцы болели от иголки, глаза слипались, но деньги были нужны.

Олег жил своей жизнью. Приходил, уходил, читал газету, смотрел телевизор. Иногда приводил детей от первого брака – Лена готовила угощение, стирала их одежду, помогала с уроками.

– Вот это я понимаю – настоящая хозяйка, – говорила его бывшая жена, забирая детей. – Не то что я была.

Однажды утром Витя проснулся с высокой температурой. Лена заметалась – в ясли нельзя, на работу надо, больничный не дадут – только вышла.

– Олег, – она встала в дверях спальни. – Посиди с ним сегодня, пожалуйста. У меня важный анализ в лаборатории.

– Не могу, – он завязывал галстук. – У меня совещание. Позвони своей матери.

Мать жила на другом конце города. Два часа на автобусах, потом обратно...

– Ладно, – Лена сглотнула комок в горле. – Сама решу.

Вечером она считала остатки денег. Главное – хватило бы на лекарства и питание.

В субботу Олег принёс домой новый костюм:

– В универмаге выбросили. Импортный, югославский.

– Сколько? – машинально спросила она.

– Сто двадцать, – он любовался собой в зеркале. – Зато качество!

Сто двадцать рублей. Месячная зарплата. В воскресенье пришла его дочь – в новых лаковых туфлях:

– Папа купил! Настоящие, чешские!

Лена смотрела на начищенные до блеска туфли и думала о Витиных сандаликах с расходящимся швом. Надо бы в ремонт отнести, пока совсем не развалились.

Ночью она проснулась от Витиного кашля. Подошла к кроватке, потрогала лоб – горячий. В аптечке оставалось полпачки жаропонижающего.

"Надо бы купить, пока не кончилось совсем," – она смотрела на спящего сына. Маленький, родной, беззащитный. Её личная ответственность. Её крест.

За окном светила луна, на детской площадке поскрипывали качели. Где-то вдалеке громыхнул последний трамвай.

"Ты хотела ребёнка – ты и содержи." Теперь эти слова уже не били наотмашь. Просто констатировали факт.

Она научилась жить с этим. Научилась выкраивать копейки, штопать одежду, варить суп из того, что под рукой. Научилась быть сильной.

Потому что выбора не было. Был только Витя – и бесконечный счёт копеек до следующей получки.

В тот декабрь ударили сильные морозы. Витя кашлял уже вторую неделю, но в ясли ходить приходилось – на работе аврал, год заканчивался.

– Лена Николаевна, – окликнула воспитательница вечером. – У мальчика температура тридцать восемь. Мы вам днём звонили...

– Я была на опытах, – Лена торопливо одевала сонного Витю. – Не могла уйти.

Дома она первым делом поставила градусник. Тридцать восемь. В аптечке – пустота, последнюю ампулу жаропонижающего истратили в прошлый раз.

– Олег, – она заглянула в комнату, где муж смотрел хоккей. – У Вити температура. Сходи в дежурную аптеку, а? Мне его одного не оставить.

– Сейчас самое интересное начнётся, – он не отрывался от экрана. – Потом схожу.

Витя метался в кроватке, щёки горели. Лена приложила мокрое полотенце к его лбу:

– Потерпи, маленький. Сейчас папа лекарство принесёт.

К концу матча температура поднялась еще.

– Олег! – она не выдержала. – Ребёнок горит!

– Ну что ты паникуешь? – он потянулся, выключая телевизор. – Сейчас схожу.

– Не надо, – она натянула пальто. – Сама сбегаю.

На улице мороз обжёг лицо. Дежурная аптека была в соседнем квартале. Лена бежала, поскальзываясь на обледенелом тротуаре. В голове стучало: "Только бы не закрылись, только бы успеть..."

– Ампулы кончились, – пожилая аптекарша развела руками. – Только порошки остались.

– Дайте порошки!

Уже на обратном пути, сжимая в кармане заветный пакетик.

В квартире было тихо. Витя спал беспокойным сном, на лице красные пятна. Олег храпел в спальне.

Лена разбудила сына, напоила лекарством. Сидела рядом, гладила горячий лоб, шептала что-то ласковое. За окном мела поземка, на карнизе намерзла ледяная корка.

Утром приехала мать и Лена она собиралась на работу как в тумане. Голова кружилась от недосыпа, руки дрожали.

– Я сегодня пораньше уйду, – Олег затягивал галстук. – У дочки концерт в музыкалке. Приготовь мне чистую рубашку.

Лена застыла у гладильной доски:

– А как же Витя?

– А что Витя?

– Он же болеет. С ним кто-то должен остаться.

– У меня концерт дочери, – он нахмурился. – Важное событие. Не могу же я её подвести.

– А сына подвести можешь? – голос сорвался.

– Начинается... – он поморщился. – Я тебе русским языком сказал: ребёнок – твоя забота. Вот и заботься.

Утюг в руках Лены с шипением впечатался в рубашку. На белой ткани расплылось жёлтое пятно.

– Ты что делаешь?! – Олег подскочил к гладильной доске. – Это же новая рубашка!

– Новая, – она смотрела на расползающееся пятно. – Как туфли твоей дочери. Как её платье на выпускной. Как твой югославский костюм.

– И что?

– А Витя третий месяц в разваливающихся ботинках ходит. И колготки у него штопаные-перештопаные. И игрушек нет – одна погремушка из роддома.

– Ты на что намекаешь? – его лицо потемнело. – На то, что я плохой отец?

– Нет, – она выключила утюг. – Ты прекрасный отец. Для тех своих детей.

В детской закашлялся Витя. Лена бросилась к нему, забыв про недоглаженную рубашку. Когда вернулась – Олега уже не было. Только входная дверь хлопнула так, что зазвенела посуда в серванте.

Она позвонила на работу, взяла отгул за свой счёт. Сидела рядом с сыном, меняла компрессы, поила микстурой. В кармане халата лежали последние три рубля – всё, что осталось до получки.

Вечером Олег не пришёл ночевать. Позвонил на следующий день:

– Я у сестры. Рубашку испортила – будешь новую покупать.

– Хорошо, – она держала трубку окоченевшими пальцами. – Куплю.

– И чтоб без истерик. Не люблю этого.

В трубке загудели гудки. Лена медленно опустила её на рычаг. В детской Витя играл с погремушкой – температура наконец спала.

Она подошла к окну. За стеклом кружился снег, на детской площадке горела одинокая лампочка. Возле песочницы соседский кот гонял какую-то тень.

"Ты прекрасный отец. Для тех своих детей." Эти слова еще звенели в ушах. Первый и последний раз, когда она осмелилась сказать правду.

Больше она никогда не заговаривала с ним о деньгах. Научилась молчать, экономить, выкручиваться. Штопала Витины колготки, варила суп из костей, собирала бутылки по помойкам.

А по ночам считала копейки и слушала, как воет ветер.

Весна пришла неожиданно рано. В скверике напротив дома растаял снег, обнажив прошлогоднюю траву. Витя выздоровел, снова ходил в ясли. Олег вернулся домой, будто ничего не произошло.

Лена завела новую тетрадь учёта расходов. На первой странице аккуратно вывела: "Март 1983". Теперь она планировала на месяц вперёд – без права на ошибку.

Отдел уценённых товаров, комиссионки —| это были ее магазины. Она выстаивала очереди. Однажды повезло – привезли детские ботинки, почти Витин размер. На вырост. Она всегда брала ему одежду и обувь с запасом.

На работе её повысили, еще несколько рублей к зарплате. Вечерами она всё так же шила халаты на заказ, но теперь брала больше работы.

В воскресенье к Олегу пришли дети. Дочь хвасталась новым платьем:

– Папа купил! С настоящими кружевами!

Лена молча собирала на стол, расставляла чашки. На кухне закипал суп из костей – мясо было только для гостей.

– Тёть Лен, а Витька где? – спросил сын Олега.

– В садике, – она размешивала заварку в чайнике. – У него там утренник.

– А чего ты не пошла?

– Работаю сегодня, – она отвернулась к плите. – Подработка.

Вечером, когда дети ушли, она считала деньги. До получки четыре дня, в кошельке – три рубля и мелочь. На хлеб хватит, на молоко – вряд ли.

В дверь постучали – соседка принесла старые вещи:

– Сыну моему малы стали. Может, Витьке пригодится?

Лена перебирала застиранные рубашки, штопаные колготки. Примеряла на глаз – вроде подойдёт.

– Спасибо, Нин.

– Да ладно, – соседка присела к столу. – Слушай, у тебя мука есть? Одолжи стакан, а? До получки не хватает.

Лена достала из шкафа пакет с мукой:

– Держи. Потом отдашь.

Так и жили – в долг, в обмен, в рассрочку. Занимали друг у друга деньги, продукты, вещи. Выкручивались как могли.

По вечерам она стирала, готовила, проверяла Витину тетрадь с прописями. В углу комнаты стояла банка с мелочью – собирала на зимнее пальто сыну.

Олег жил своей жизнью. Приходил, уходил, читал газету, смотрел телевизор. Иногда приносил домой что-нибудь новое – рубашку, ботинки, импортный одеколон.

– Что, опять деньги считаешь? – хмыкал он, заставая её над тетрадью расходов. – Могла бы и поработать побольше, раз не хватает.

Она молчала. Научилась не отвечать, не спорить, не просить. Просто делала свое дело – растила сына, варила суп, штопала одежду.

В детском саду воспитательница хвалила Витю:

– Такой смышлёный мальчик. И рисует хорошо, и стихи учит.

Лена слушала и думала – может, хоть у него жизнь сложится иначе? Может, он вырастет и не будет таким, как отец?

Вечерами она сидела у окна, штопала очередные колготки. За стеклом качались голые ветки тополя, на детской площадке гуляли мамы с колясками. Обычная жизнь обычного двора.

Витя играл на полу с машинкой. Подарок бабушки.

– Мам, смотри как едет! – он катал машинку по полу. – Совсем как настоящая!

Она смотрела на сына и чувствовала, как сжимается сердце. Родной, любимый, единственный. Самое дорогое, что у неё есть.

В такие моменты все эти подсчёты, экономия, вечная нехватка денег – всё отступало. Оставалось только это – тёплое, живое, настоящее. Её маленькое счастье.

Ночью она проснулась. В соседней комнате похрапывал Олег, за стеной бубнил телевизор у соседей. Обычные звуки обычной жизни.

Встала, подошла к детской кроватке. Витя спал, подложив под щеку ладошку. Она поправила одеяло, тронула тёплый лоб.

Завтра начнётся новый месяц – новые подсчёты, новая экономия, новые долги.

Но сейчас, в тишине ночной квартиры, глядя на спящего сына, она думала – может, оно и правильно? Может, так и должно быть – когда всё держится на одном человеке? На той, что не имеет права сдаться.

Потому что она – мать. Последняя и единственная опора. Та, что должна выстоять любой ценой.

История ученицы Оксаны