Нечто в квартире - 5

— Да успокойся, мама! Не было в этой квартире ничего… такого! — пыталась я успокоить маму, крепко обнимая её за плечи.
Мы только что закончили перевозить последние коробки в нашу новую квартиру. Усталые, но довольные, мы предвкушали первую ночёвку в нашем новом семейном гнёздышке. И тут, словно из ниоткуда, мама вспомнила о том самом мальчике, который, по слухам, влез в петлю в этой квартире много лет назад. Её глаза, обычно такие весёлые, теперь были полны страха.
— Как не было? Хозяйка сама сказала! — испуганные глаза мамы подтверждали, что она помнит каждую деталь той старой, жуткой истории.
— Там на самом деле вообще не так было! — я махнула рукой, стараясь придать своему тону как можно больше безразличия. — Всё это выдумки!
Кто-то осудит меня за ложь. Но ложь ради спасения, я считаю, имеет право на существование, особенно когда речь идёт о душевном покое моей мамы. Я знаю её как облупленную. Она такое может в своей голове накрутить — от небольшого слуха до целой трагедии с привидениями и полтергейстом! Поэтому я твёрдо решила рушить все эти глупые легенды у себя в голове и, что ещё важнее, в маминой. Главное, чтобы соседку «всезнающую» мама не встретила… Но даже если та ей всё выдаст, я скажу маме, что эта женщина — местная сумасшедшая, которая придумывает небылицы, чтобы запугать новосёлов.
Ну вот, на все возможные действия у меня были противодействия! Кажется, теперь можно и ночевать!
***
Вечер. Мы сидели на кухне, окружённые коробками, и ужинали покупной едой. Скажете, не полезно. Но когда не осталось времени и сил на готовку после целого дня переездов, такая еда очень даже выручает.
Хорошо нашей кошке, Анфиске — у неё всегда один и тот же корм, всегда готовый. Но сегодня Анфиска даже не подошла к миске. Просто сидела рядом с нами, поглядывая то на меня, то на маму с папой, будто прислушиваясь к чему-то, что мы не слышали. Благо, не дала дёру из квартиры, как в прошлый раз, когда мы только-только начали здесь ремонт. Всё-таки капитальный ремонт преобразил это место до неузнаваемости. Даже кошка, кажется, не поняла, что мы здесь уже были — мирно лежала на своём новом кошачьем ложе в углу кухни.
— Кто где будет спать? — спросила я родителей за ужином, вспомнив, что об этом мы ещё не думали.
— Мы не против, чтобы ты заняла угловую комнату, — сказал папа, обмазывая ломтик чёрного хлеба золотистым сливочным маслом.
— Это ту, в которой окно было заложено кирпичом? — вдруг вспомнила я.
— Та самая, — кивнул отец.
— Я не понимаю, зачем закладывать окно кирпичом? — вдруг включилась мама.
Папа, заметив изменение в её тоне, попытался сгладить ситуацию.
— Ну не знаю. Может, у хозяев не было денег на нормальное окно, или хотели стену сделать сплошной, чтобы мебель удобнее поставить… — начал придумывать на ходу папа.
Но маму было не остановить. Её фантазия уже работала на полную.
— Или… чтобы кто-то не сбежал… — додумала она, и её взгляд стал совсем отсутствующим, устремлённым куда-то в пустоту.
— Слава Богу, Анфиске здесь нравится! — поспешила я перевести тему, указав на кошку, которая, кажется, наконец-то уснула в своём лежаке, свернувшись в клубочек.
Кошка, услышав своё имя, подняла голову. Я тут же пожалела, что вообще о ней вспомнила. Она поднялась со своего ложа, вытянулась, словно готовясь к прыжку, и медленно, с какой-то необычайной осторожностью, зашагала в сторону коридора. Каждый её шаг был выверен, шерсть немного топорщилась, хвост слегка подёргивался. Она остановилась точно напротив того места, где раньше висел этот злосчастный турник, который сняли во время ремонта. Анфиска подняла голову, её уши напряжённо дёргались, а большие зелёные глаза уставились на невидимую точку высоко над нами. И вдруг она громко, требовательно мяукнула. Не просто мяукнула, а издала целый каскад звуков, словно вела с кем-то оживлённый диалог на своём кошачьем языке. Со стороны казалось, что она действительно с кем-то общается. Мы наблюдали за этой картиной, не смея пошевелиться, затаив дыхание. На кухне стояла гробовая тишина, нарушаемая только кошачьим «разговором».
— Анфиска, кис-кис! — папа попытался отвлечь кошку от её мнимого собеседника. Но та даже ухом не повела. Она продолжала мяукать, её хвост ритмично подёргивался, а тело было напряжено, словно перед прыжком.
— Что с ней? — спросила мама. В её глазах я увидела откровенный страх. Она ведь не видела, как кошка вела себя в прошлый раз, и мы с папой ей ничего не рассказывали, чтобы не пугать. Поэтому странная реакция Анфиски была для мамы совершенно необъяснимой и пугающей.
Да что там мама, мы с папой тоже сдрейфили. Я чувствовала, как по моей спине пробежал холодок. Папа сжал кулаки, пытаясь выглядеть уверенным, но его бледное лицо выдавало его с головой. Анфиска тем временем застыла в одной позе, настойчиво разглядывая что-то над головой, чего мы, сколько ни вглядывались, не могли увидеть. И вдруг она дёрнулась. Резко, словно её кто-то шуганул, отбросил невидимой силой. Её шерсть встала дыбом, уши прижались к голове, а глаза расширились до предела, отражая неимоверный ужас. Она вся ощетинилась, словно готовилась к схватке, но вместо этого, попятилась назад, медленно и нехотя поплелась к входной двери, не отводя взгляда от невидимого предмета над собой. Время от времени она издавала низкое, гортанное шипение, от которого по моему телу шёл холодок, а сердце начинало стучать как бешеное.
Остановившись у входной двери, она села, жалобно посмотрела на нас, а затем начала скулить. Это был не обычный кошачий звук, а настоящее, душераздирающее скуление, словно она была не кошкой, а какой-то бездомной дворнягой, которую оставили за дверью в мороз.
Анфиса просилась на выход. Требовательно, настойчиво. Она была у нас домашней кошкой, но в старой квартире мы её периодически выпускали в подъезд. Она была очень умной, поэтому никогда не сбегала оттуда — всегда возвращалась, когда ей надоедало гулять. Мы за неё не боялись. Но тут, в новом месте, совсем незнакомый подъезд, чужие люди… Мне не хотелось её выпускать.
— Я выпущу кошку, — вдруг решил папа и встал со стула.
— Нет, пап, она убежит! — воспротивилась я отцовскому решению, вскочив на ноги. — Тут же чужой подъезд!
— Да не убежит твоя Анфиска никуда! — уверенно говорил папа, пытаясь меня успокоить.
Он пошёл к входной двери. Анфиса, кажется, его не замечала. Её взгляд всё так же был прикован к невидимой точке, а тело дрожало. Когда папа проходил по коридору, пересекая то самое место, где раньше висел турник, Анфиса ещё больше зашипела, а глаза её, казалось, готовы были вылезти из орбит от ужаса. Она припала к полу, изогнувшись, словно защищаясь от невидимого удара.
Но папа не обращал ни на что внимания. Он дошёл до двери, взялся за ручку, и, не колеблясь, повернул её. Дверь со скрипом открылась.
Анфиса, прежде чем выскочить, как мне показалось, посмотрела сначала на маму, потом на меня, как будто желая спросить: «А вы что, останетесь? А зря!». В её глазах читалось предостережение.
Анфиса вышмыгнула из квартиры, а папа, не дожидаясь ни секунды, закрыл за ней дверь.
— Пусть проветрится! — сказал он, прокручивая ключ в замке.
«Хотя… Правильно! — подумала я. — Паникёров нам тут только не хватало».
Закончив трапезу, мы перешли к водным процедурам, каждый в своей очереди, и стали готовиться ко сну. Следующий день обещал быть не менее насыщенным — последний выходной перед рабочей неделей, а нам ещё нужно было всё разобрать, разместить по шкафам и комодам, и ещё много-много мелких, но важных дел, связанных с переездом. Чувствовалась усталость.
— Мам, пап, я спать! — попрощалась я с родителями. — Всем спокойной ночи!
Я включила свет в своей комнате. Гора сумок и пакетов — мои неразобранные вещи — высилась посередине комнаты, словно небольшая гора. Я пробралась через неё к кровати, нашла в одном из пакетов постельное бельё и принялась стелить его. Матрас был новым, пах свежестью, и я уже представляла, как приятно будет на нём спать.
Вскоре я уже лежала, укутанная простынёй до самого подбородка, и занималась своим любимым делом — читала перед сном. Старый добрый детектив, начатый ещё в предыдущей квартире, идеально подходил для расслабления. Чтение меня постепенно вгоняло в полусонное состояние. Я слышала голоса — папа с мамой по-прежнему сидели в кухне, о чём-то разговаривали вполголоса. Их голоса доносились из-за приоткрытой двери, создавая уютный фон.
Я стала постепенно отключаться, погружаясь в дремоту. Мои веки были тяжёлыми, и я уже почти не видела, что происходит вокруг. Только боковым зрением я уловила движение — тонкая, бледная рука просунулась в приоткрытую дверь. Она вытянулась в направлении выключателя. Потом послышался тихий щелчок, и свет в моей комнате погас, погружая её в полную темноту. Но голоса с кухни всё ещё доносились. Я улыбнулась, подумав, что мама просто решила меня не будить. Я засыпала, окутанная тёплым одеялом и последними отголосками маминого и папиного разговора.
(завтра)