Зинкина любовь - 3

- Я не буду с ней жить, - Зина насупилась, как маленький ребенок.
Виктор не стал церемониться и толкнул дочь в плечо кулаком. Стало больно. Потерев плечо, Зина опустила голову и вошла во двор. Отец, поцеловав свою новую пассию, приобнял ее, и Надя закрыла ворота на засов.
- Значит, вот она какая, твоя дочь, - Надя с интересом рассматривала девушку. – Совсем взрослая. Школу-то закончила?
- Закончила, - напомнил ей Виктор, поднимаясь на высокое крыльцо.
Разговор о Зине между ними уже состоялся, и Надя, пытаясь расположить к себе девушку, задавала все те же вопросы, словно ничего не знала о ней.
- Поступать куда собираешься? – Надя закрыла дверь, когда все вошли внутрь дома.
- Не будет она никуда поступать, - Витя поставил чемоданы у порога. – Здесь остается.
- Пап, - Зина была уверена, что через неделю она поедет в город. Хотя мать отговаривала, но Зина стояла на своем. Отец в это никогда не лез, а сейчас повторяет слова Маши.
- Не папкай, я сказал, остаешься в селе, значит тому и быть.
- Зиночка, - слащавый голос хозяйки дома заставил Зину передернуть плечами, - пойдем, я покажу тебе твою комнату.
Уводя девушку, Надя обернулась и подмигнула Виктору. Тот кивнул, усаживаясь за стол.
- Ну вот и всё, - зашептал он, уставившись в окно, - теперь заживем.
***
Галя, соседка Маши, стояла посреди коровника и разговаривала со своей закадычной подругой. Та, выгибая спину, смеялась так, что рогатая живность, перестав жевать, подергивала ушами, как будто тоже интересовалась местными сплетнями.
- Так сразу было понятно, что они век вместе не проживут, - Светлана с огромными ручищами и широкими плечами, получившая кличку гвоздодер из-за своей небывалой силищи, шептала, наклонившись вперед. – Машка-то хотела свое счастье на чужом несчастье построить, вот Бог ее и наказал.
- Да причем тут Бог? – сдвинула брови к переносице Галя. – Витька – знатный гуляка. Всю юность бабам отдал. Вспомни, как он приставал к тем, кто постарше. И в кого только такой уродился.
- Знамо дело, в батьку своего, тот тоже любил пошалить.
- Нет, Иван тихим был, я ж его помню. А Витька весь из себя. Как выйдет из дому, зыркнет, аж душа в пятки уходит.
- Тю, меня он никогда не интересовал. Черный, брови как будто нарисованные, руки в брюки, кепка на глаза натянута и вышагивает. Грудь колесом, а сам…
Услышав отдаленные голоса, женщины обернулись на дверь фермы, в которую входили остальные доярки. Увидев среди них Машу, Галя покачала головой.
- До чего ж на сестру свою похожа, спасу нет. Как две капли.
- И не говори, а вот характером разные вышли. Ой, Лидка-то как живет, не знаешь?
- Да откуда. Она как уехала шестнадцать лет назад, так и не приезжала. Деда без нее схоронили, а эта даже носа не показала, чтоб со своим батькой попрощаться.
- Да и с матерью также поступила. В обиде Лидка. К бабкам не ходи, в обиде. Если б Машка между ними не влезла, то Лидка б за Витьку замуж вышла.
- Брось, он бы ее не взял. Поматросил, как говорится, и бросил. Кому такая шалава нужна.
-А Витька лучше, что ли? Накуролесил в свое время, а сейчас петухом ходит. Вона, сбежал к другой. Говорят, молоденькая, чуть ли не возраста Зинки.
- А Зинку ведь с собой прихватил. Что ж Ленку оставил?
- Да нужна она ему. Он же по старшей всегда душой болел. Машкина девка ему как собаке пятая нога.
- Тише, Машка услышит.
Женщины, замолчав, уставились на подходящую к ним Прокопьеву, повязывающую на ходу платок.
- Здрасьте, бабы, что стоите? Доить пора.
- Да вот, - Галя ухмыльнулась, - о тебе переживаем.
- А что обо мне переживать. У меня всё слава Богу.
- Так уж, - прищурилась Светка, выискивая в лице Маши припухлости. Ведь должна она была ночью в подушку горевать по потере кормильца. Но увы, лицо Маши было чистым, свежим, без единого намека на бабскую боль. – Сама-то, небось, о Витьке горюешь, только никому не показываешь.
- Было б об чем горевать! – расхохоталась Маша.
- Да ты что? А девка как же? О ней тоже не думаешь?
- А что о ней думать. Чужая она мне, вот пусть с батькой родным и живет. А у меня своя дочка есть, за которую любому глотку перегрызу.
Последние слова Маши острой иглой вонзились в уши доярок. Маша пошла доить свою десятку, а бабы, переглянувшись с открытыми ртами, побледнели.
- Ты гляди, какая веселая. Надолго ли?
- Какое тут веселье. Ты слыхала, что она про Зинку сказала?
- Может, так просто ляпнула, чтоб душа за девку не болела.
- Не верю. Кажись, и вправду в народе судачили, мол Зинка у них приемная. Никто ж не видал Машку с пузом.
- А как увидать, если он ее с Гореловки привез. Уже с дитем и приехала.
***
Маша, приладив доильный аппарат, сидела на низенькой табуреточке и вспоминала своих родителей.
- Ох мама, как же ты была права, когда отказывалась переезжать сюда. Надо было в Горелово оставаться. Стыдно мне, мама, за наивность свою, глупость девичью. Предупреждала ты меня, уговаривала, а я… дура дурой, повелась на любовь окаянную. И что мне теперь, вдовой при живом муже слыть? Бабы за спиной посмеиваются, я ж всё вижу. Радуются, что такого мужика потеряла. Каждая из них хотела этого красавца под свою юбку подлую загрести, да думаю, не каждой радость такая перепала. Мама, что мне теперь делать, как жить? На глазах у всех радуюсь, а у самой вся душа искалечена. Мамочка, подскажи ты мне, что делать дальше…
- Ну, чего разнылась? – раздался за спиной Маши хриплый, старческий голос.
Маша вздрогнула от неожиданности и обернулась.
- Не гляди на меня так, а то все глаза проглядишь.
Маша оцепенела от ужаса. Перед ней стояла ее мать, которой и в живых-то нет уже лет шесть, а то и больше. Пожилая женщина смотрела на нее исподлобья. Лицо ее выражало не то злость, не то скорбь. Седые локоны, выбившиеся из-под цветастого платка, развевались на ветру, которого Маша даже не чувствовала. Она не смогла проронить ни слова, так сильно сковал страх всё ее нутро.
- Помощи просишь, а сама ко мне в гости не заходишь, - упрекнула ее мать. – А когда тебе хвост прижало, так ты и о матери вспомнила. Если тебе так тяжко живется, вставай и иди со мной. А если хочешь жизнь свою наладить, так поезжай в церковь. Завтра туда разлучница твоя придет. Ее ты по белому платочку различишь. Ну а дальше сама знаешь, что надо делать. Поняла ты меня?
Кивнув, Маша сглотнула.
- И по бабкам-знахаркам не бегай. Не помогут они тебе. В церковь сама иди… Слышь? Сама. И делай всё так, чтоб этой курве до конца дней икалось. Гляди, Машка, худое чтоб к тебе не вернулось. И помни, я за тобой гляжу…
(завтра утром)