Месть - 13

Николай подцепил на вилку кусок яичницы с колбасой, отправил его в рот и принялся перемалывать крепкими зубами, искоса поглядывая на жену, которая варила кофе.
– Ну? Что молчишь? – хмуро спросил он. – Давай, рассказывай.
– Я не знаю, что делать с Никой, – вздохнула Светлана, обернулась на дальнюю дверь, ведущую в комнату дочери, и заговорила тише. – Она не хочет разговаривать со мной, постоянно сидит у себя и плачет. Не представляю, как Лиза могла так поступить? Это ведь очень страшно – сгореть заживо. Столько боли! Понятно, что Ника переживает за подругу, они были очень близки. Коля, я не перенесу, если Вероника сойдёт с ума, как…
– Как кто, мама?
Светлана резко обернулась и увидела Нику, стоявшую в дверях кухни.
– Будешь завтракать? – Светлана натянуто улыбнулась дочери. – Садись к столу…
– Я хочу знать, кто сошёл с ума, мама? – повторила свой вопрос Ника. – О ком ты говорила?
– О твоей подруге Лизе, – усмехнулся отец. – Нормальный человек не будет сжигать себя живьём. Или ты так не думаешь?
– Я не знаю, папа, что с ней произошло, и почему она приняла такое решение, – проговорила Вероника. – Но это случилось, и я обязательно должна пойти на похороны. Это сегодня. Пожалуйста, не запрещай мне. Ты же понимаешь, я не могу поступить по-другому.
– Хорошо, иди, – кивнул Николай. – С кладбища я заберу тебя сам.
– Спасибо, папа, – Вероника благодарно сложила руки и протянула их к отцу, но он и не подумал ответить дочери и снова принялся за яичницу.
***
Мать Лизы, Марина Михайловна, по очереди приложила к глазам белый платочек и театральным жестом коснулась руки мужчины, стоявшего рядом с ней у гроба:
– Ах, Альберт… Если бы не ты, я просто умерла б от горя! Доченька моя! Как же она могла так поступить со мной? О-о-о, как же мне тяжело…
– Тише, тише, Мариночка… Ты же знаешь, судьбу нельзя изменить или переписать заново. Зато теперь ты сможешь продать квартиру и переехать ко мне. Я не оставлю тебя в твоём горе и не позволю, чтобы ты жила отдельно.
– Придётся подождать полгода, – вздохнула Марина. – Свекровь ведь отписала квартиру Лизе, мне надо будет вступать в наследство и всё такое. Да и ремонт…
Денис, стоявший неподалёку и слышавший слова Марины Михайловны, поморщился и отошёл в сторону. Лиза как-то рассказывала друзьям, что никогда не была особенно близка с матерью, которая после того как в двадцать девять лет стала вдовой, сразу же начала устраивать собственную личную жизнь. Дочь она отдала на воспитание свекрови и долгие годы совсем не вспоминала о ней. Однако когда девятнадцатилетняя Лиза стала законной владелицей квартиры в центре города, всё изменилось. Марина тут же объявилась и принялась разыгрывать из себя любящую и заботливую мать.
Вот и теперь, у гроба дочери, она делала всё, чтобы обратить на себя внимание и вызвать у людей жалость.
– Малышка моя… Если бы я знала, кто подтолкнул тебя к этому… Доченька… Такая молодая, такая красивая…
Сжимая в руках букет алых роз, заплаканная Вероника подошла к Денису и прижалась к его плечу:
– Лиза всегда любила розы. Помнишь, какой красивый букет мы подарили ей на день рождения? Дэн, объясни, что происходит? Аня в больнице и я не могу даже дозвониться ей. Паша сам на себя не похож. Лиза…
Вероника взглянула на гроб и всхлипнула.
– Дэн, это же наши друзья. Мы столько лет были вместе… И совсем ещё недавно все было так хорошо.
Денис обнял её и крепко прижал к себе:
– Я с тобой. Что бы ни случилось, Ника, я всегда буду с тобой. Ты меня слышишь?
Ника кивнула и закрыла глаза. В это время началось прощание с Лизой. Близкие, знакомые и друзья подходили к гробу, коротко говорили о девушке тёплые слова и отходили в сторону, предоставляя другим возможность попрощаться с погибшей.
Ни Дэн, ни Ника не заметили Павла, который, едва держась на ногах, пришёл на кладбище, не желая пропустить похороны подруги.
– Лизка! Лиза! – закричал он, расталкивая толпу и пробираясь к гробу. – Эй, Лиза! Ты ведь где-то здесь и, конечно, слышишь меня!
Павел помахал рукой, в которой была зажата бутылка водки:
– Ты ведь смотришь на нас, правда? Ты теперь приведение, дух! И никто больше не сможет причинить тебе боль! Даже тот мертвец! Это он довёл тебя до могилы! Я знаю! И ты знаешь! Бородач в спецовке… Дэн! Эй, Дэн! Я рассказывал тебе о нем. Из-за него умирает моя Аня, а Лизка подожгла себя как кучу ненужного тряпья! Это все он! Маньяк, вернувшийся сюда из ада… Убийца с бородой! Он уже убивал и снова будет убивать!
Неизвестно откуда взявшийся Влад (Ника только сейчас заметила его) подошёл к Павлу и попытался увести разбушевавшегося друга.
– Что ты тут устраиваешь? Хоть бы людей постыдился! – сквозь зубы проговорил Влад, показывая глазами на испуганно замершую Марину Михайловну, которая пыталась разобрать слова пьяного парня. Да и все вокруг тоже прислушивались к тому, что он говорит.
– Отвали! – внезапно рассвирепел Павел. – Убери свои руки, я сказал! Лиза мне во всем призналась!
Денис поспешил на помощь к Владу:
– Тихо-тихо, Паша. Успокойся. Потом обо всем поговорим, не здесь. Мы с Владом обязательно выслушаем тебя. А теперь давай отойдём. Это не самое лучшее место для споров и криков.
– А я не собираюсь спорить с вами, – Павлу удалось оторвать от себя руки Влада. – Я уже решил, что проведу своё собственное расследование и обязательно докопаюсь до истины. А потом пойду в полицию и там расскажу всё, что знаю! Ха-ха-ха, пусть они ищут этого бородача, кем бы он там ни был!!
– Хорошо, делай, что хочешь, – согласился Влад. – Только, пожалуйста, не оскверняй памяти Лизы. Очень тебя прошу…
– Ты! – Павел повернулся и ткнул пальцем ему в грудь. – Ты не был рядом с ней, когда это случилось. А я был! И тот обряд я тоже видел своими глазами, ясно? Когда убивали ребёнка! Видел, как тебя сейчас!
Денис посмотрел на искажённое от ярости лицо Влада и понял, что тот едва сдерживается, чтобы не наброситься на Павла с кулаками.
– Бессовестные! Устроили тут! – зашумела толпа. – Зальют глаза и мелят, что в голову взбредёт!
Мрачный Влад снова отошёл к гробу, а Денис поспешил увести Павла в сторону. Он усадил его на скамью и обернулся, отыскивая глазами Нику. Она, бледная, с широко распахнутыми глазами, стояла у самого края могилы и смотрела, как люди в чёрном опускают гроб Лизы в глубокую, остро пахнувшую сырой землёй яму.
– Набери три горсти и брось сверху, – наклонилась к ней какая-то старушка. – Давай-давай, милая. Ибо как говорится в молитве: «Земнии убо и от земли создахомся, и в землю туюжде пойдём…». Не отпели Лизоньку нашу, плохо-то как. Не упокоится душенька её… Тяжко ей, непокаянной, там будет!
– Отойдите, бабушка, – попросила Ника, но три горсти земли на гроб подруги бросила. Глухо стукнули они о покрытое лаком дерево, и Вероника почувствовала, как сильно колотится её сердце, а голова начинает кружиться, вызывая дурноту.
А старушка за её спиной уже шептала, обращаясь к соседке:
– Слышала, Петровна, что этот пьяница говорил? В Никольском опять маньяк орудует.
– Зять мой в полиции работает, – ответила ей та, – он рассказывал, что кому-то шею как курёнку отвернули.
– Ой, дела… – запричитала тихонько какая-то старушка. – Не иначе сам Сатана опять объявился. Логовище у него там. Жила я одно время неподалёку от Никольского. Такие лихие дела в округе творились, что и не расскажешь. Детей убивали. Женщин. И все ночами, ночами…
Ника тяжело сглотнула и, чтобы не упасть, схватилась рукой за чей-то крест. Ей вдруг почудился надрывный детский плач и отчаянный женский крик.
– Не смотри, Ника. Не смотри! – зазвенел в голове Вероники знакомый настойчивый голос. А потом раздался хруст, как будто кто-то наступил на сухую хрупкую ветку, и взметнувшийся женский вопль оборвался на самой высокой ноте…
Воспоминание было таким ярким, что Ника задохнулась от сковавшего её горло спазма. Всё поплыло перед глазами девушки и она, не удержавшись на ногах, покачнулась и упала вниз лицом в могилу Лизы, уже до половины засыпанную землёй…