Не буди спящее дитя - 15

— Привет, Кать, — послышалось позади.
Это была Алёна, одноклассница, с пушистыми, мягкими волосами рыжего цвета. Девушка подгоняла свою корову прутиком, чтобы догнать Катю и поговорить.
— У меня сёдня день рожденья. Придёшь? — девчушка с интересом заглядывала в лицо Кати и с нетерпением ждала ответа.
— Не знаю, — Катю нисколько не удивило внезапное приглашение.
С Алёной не было близкого общения, потому как Катюша казалась ей странноватой. Алёна часто обсуждала поведение Кати со своей матерью, рассказывала всё до мельчайших подробностей, какие финты выкидывала Катька Гунько в школе и как над ней смеялись одноклассники. И с чего вдруг Алёна зовёт её на праздник? Катя не задумалась.
— Приходи, мамка вчера пирог испекла, а сёдня кисель с утра варит. Девчонки придут, будем песни петь…
— Песни?
О-ох, за живое задела Алёна. Катя страсть как любит петь и быть в центре внимания. А больше всего ей нравится, когда женщины поют хором. Катя запевает, а остальные поддакивают.
— Ну, да. Ты приходи вечерком. Посидим, а попозжей на гулянку…
— А куда?
— Закат глядеть.
Последняя фраза взбудоражила не выспавшуюся девушку. В памяти всплыла ночная прогулка рядом с кладбищем, игривый голос Мишки, неустанные сверчки и… тёплые прикосновения.
— А ребята будут? — задав вопрос, Катя пристально посмотрела на Алёну.
— Ребята? Наши? — смутилась Алёна. — А зачем? У нас женский коллектив.
— А-а, — разочарованно вздохнула Катя, — тогда я не приду.
— Как?
— А вот так, — резко ответила Катя и погнала Бурёнку в стадо.
Этим же вечером возле магазина Катя наткнулась на Толика, друга Миши. Он сидел на корточках и подпирал спиной деревянную стену. Заметив Катю, выпрямился, поправил ремень на штанах и сделал шаг вперёд.
— Кать, а хочешь, я тебе ночью Большую Медведицу покажу?
— А я её уже видала, — Катя остановилась у двери, помахивая веточкой берёзы.
— А откудова ты знаешь, шо енто именно она? — Толя натянул кепку на нос и сложил руки на груди.
— Все её знают.
— А я уверен, шо ты ошибаешься. Вот ты видала на ней хвост и уши? Нет, а я видал.
— Брешешь, — Катя провела рукой по лбу, чтобы поправить волосы.
— Хошь докажу? Приходи в парк.
— Там неба не видать. Всё ветками закрыто.
— А у меня есть тайное место. Придёшь? — Толя выбивал согласие, как мог.
— Приду, — безразлично ответила Катя и вошла в здание.
К концу лета хутор Сиротский наполнился слухами о непристойном поведении сумасшедшей Кати, у которой не было ни совести, ни достоинства. Одни мужики на уме.
Хуторяне перемалывали кости председательской дочки, удивлялись, куда это Манька смотрит и как это ещё о репутации семейства главы хутора не прознали в станице? Стыд и позор!
— Она ж у их блудница, — женщинам больше заняться было нечем, как судачить о Кате, — усих парней перебрала. Ай, якая бесстыдница. Ужо и пробу ставить негде.
— А Манька-то, Манька, носопырку к небу задерёть, грудь колесом — и чешеть на ферму. Тьфу, и как ей в глаза людя́м глядеть не совестно?
— Куды ж? Она ж у нас неверующая! Ей с десяток годков втемяшивали, шо у Катьки болезня повылазила после какого-то случа́я, а ей хоть бы хны. Ручонкой махнёть и потопала. Ужо и об зависти бабской залепетала, мол, у местных девки — сухие доски, а ейная Катька, як Бурёнка с выменем. Мол, казаки на её глаз поло́жили — скоро, значится, замуж побягить, а другим дочка́м оставаться в девках аж до самой старости.
— Ой, шо верно, то верно, девка у ей складная, но глупа-ая-а. Песни орёть. Давеча у мага́зина непристойные частушки воспевала. И где она их берёть?
— Да сама сочиняеть, артистка необразованная.
— Да где ж? Манька туточки доказывала, шо девка с отличием школу кончила.
Перекрёсток гудел торопливыми женскими голосами наперебой. Одна доказывала своё, что недавно услышала на поле, другая поносила семью Гунько, изумляясь Манькиной слепоте, остальные же слушали и поддакивали.
— Не могёть ентого быть. Брешет ваша Манька. Мой Федька сказывал, шо учителя вроди хвалють её, ну, шоб не обижать, а она глупенькая, як валенок. Берёть какую-то политику из неизвестных книжонок и строчит по написанному, — в разговор вступила Лариса, проходя мимо с младшим сыном. — Гнать семейку с хутору, шоб не позорили.
— Вот ты и докладай в правленье, — к Ларе повернулась вспотевшая Наталья, — я себе не враг, шоб до конца жизни отмываться. Забыла, шо случилося, када Валька бумажонку начеркала, а? Она ж опосля гутарила, шо набрехала, а в итоге шо? Приструнили Вальку, язык за зубами до сих зажимаить.
— Ой ли? — Прижав к груди ребёнка, Лариска обнажила дёсны. — Пузо нагрела, вот тебе и вся политика!
— А енто ты про шо? — спросили бабы хором, предчувствуя шикарную новость.
— Панкрат её раньше времени на лёгкую перевёл. Теперича стойте туточки и думайте, — дав прозрачный намёк, Лариса оставила надоедливых баб и зашагала в сторону своей хаты.
— Ой, шо енто делается?! — всплеснула руками догадливая Наталья. — Бабоньки! Неужто Митьку сваво облапошила?
— А так ему и надобно, коли соплю жуёть и прощаеть ейные гулянки. Пущай теперича Панкратова мальца ро́стить да и всему хутору доказуеть, шо он ему ро́дный!
— А-ха-ха! — расхохотались довольные сплетницы. — Енто шо ж получается, у Панкрата вторая Катька народится? Ой, куды бечь? Расплодили иродов!
— Да бросьте вы, мож, и не Панкратова девка, а Иркиного мужика! — захихикала подруга Натальи. — Они ж не разлей вода. Усюду вместе! Вот мужика и делють.
— Агась, они ж женихались, а тут я услыхала, шо Ирка с им и разошлася. Он из хутора у Краснодар собрался, её за собой привечал, а она упёрлася, мол, батьку с маткой не оставлю. Плюнул да укатил.
— А ты откудова услыхала?
— Да соседка моя там полы моить, у контори. Вот она и надыбала, шо Ирка злая уходила, исчо и ревела по такому случаю.
— Так Ирка сама ей доложилась?
— Не, Грунька по еёной физиономии усё по́няла. А с чего ж молодая девка слёзы лить будеть, а? У ней поди и беды никакой, а вот за мужика не грех и поплакаться.
— Да-да, — закивали головами бабы, соглашаясь с только что надуманной версией.
— О, поглядите, вона, идёть, — Наташка заприметила издалека Катю. — На свиданку, поди.
— И кто ж на ентот раз? — задумались женщины.
— А Бог его знаеть, может, и не из местных. Она ж и в соседний хутор ноги ломаить.
— Откуда знаешь?
— А где ж по-твоему она днями пропадаить? У колхози не работаеть, школу кончила. Не дома ж сиднем сидить.
— И то верно.
— Катька! — Наталье вздумалось узнать, куда это девка собралась. — В мага́зин, али в поле?
— В поле, — улыбчиво ответила девушка, хихикнув по привычке.
— Свёклу сбирать?
— Не, за цветами.
— А шо енто у тебя на щеках? Измазалась?
— Енто для красоты, — приблизившись к молчаливым тёткам, Катюша показала пальцем на красные щёки.
— Опять свёклой намазалась? — тётки подавляли в себе идиотский смешок.
— А шо? Красиво же? Я теперича Матрёна (матрёшка).
— Ага-ага, — согласилась Наталья.
Катя покрасовалась рядом с хуторянками и пошла в поле собирать цветы.
— А девка-то с бременем, — приметив округлившиеся формы девчонки, оторопела одна из баб. — Видали, как она за лето поменялася?
— И точно! Гляньте! У ей грудь навыкат, лицо зарумянилося, неужто и вправду?
— Ха! Жди, хутор, третью Катьку! Вторая-то у Рыжей скоро народится!
— А-ха-ха! — на тихой улице возник разноголосый женский смех.
Катя неторопливо шла по дороге, подставляя лицо тёплому ветерку и наслаждаясь запахом полевых цветов, сорванных неподалёку от хутора, слушала жужжание пчёл, думала о своём и тихонько напевала. Как хорошо иногда побыть в полном одиночестве подальше от людских глаз и пустых разговоров! Никто не мешает мечтать о вечном лете, беседовать с божьими коровками, наблюдать за полётом птиц и слушать стрекотание кузнечиков. Вот это и есть — счастье!
Девчонки мечтают сшить новое платье из дорогих тканей, побывать на другом краю света, увидеть людей, говорящих по-иному, удачно выйти замуж, чтобы муж был работящий и не пил, нарожать красивых ребятишек, вырастить их, а после состариться и нянчить внуков. Всё, как у всех. Что в голову втемяшили родители, тем девки и живут. И не ведают они, что на земле есть очень много интересного, неопознанного, волшебного.
— Везёт вам, — Катя разговаривала с ласточками, низко летящими и громко щебечущими. — Летать могёте. Захотели, в Краснодар улетели, а захотели тута остали́ся. Я тоже так хочу, — вздохнув с огорчением, опустила глаза на букет бело-сине-фиолетовых васильков. — Воло́шка, — поднесла к лицу, зажмурила глаза и с превеликим удовольствием вдохнула сладковатый аромат. — М-м, как вкусно-о.
— Катя, привет! — сзади на велосипеде подъехал парень по имени Андрей.
Катюша взглянула на загорелого казака и смущённого улыбнулась, опустив голову.
— Не признала? — Андрей спешился и покатил железного коня рядом, придерживая руль. — Это ж я, Андрей — сын Палыча. — напомнил, кто его отец.
— А-а, — кивнув головой, Катюша продолжила топать дальше.
— Я чего приехал, у нас в станице праздник скоро, может, заглянешь?
— Не знаю, — девушка стеснённо пожала плечами. — Мне батька об ентом ничого не говорил.
— Да его тоже приглашали, только он у тебя сильно занятой. Сказал, видно будет.
Андрей Палыч — сын того самого Пал Палыча, который в недавнем прошлом чуть не вогнал Панкрата в предынфарктное состояние своей дурацкой шуткой по поводу анонимного письма. Андрей с Катей познакомились очень давно, ещё в детстве, когда Панкрата назначили главой хутора. В то время Панкрату и Пал Палычу приходилось часто встречаться по рабочим вопросам в станице, в конторе, на собраниях, посвящённых закрытию плана по сбору урожая. И как-то незаметно между начальством и председателем завязалась дружба. Нет, не та, когда собираются все вместе на семейных праздниках, а та, которую называют рабоче-дружеские отношения. Иногда Палыч прикрывал Панкрата, иногда ругал, но чаще помогал скрывать различные косяки, и, благодаря чему, председатель Гунько считался в станице добросовестным работником, отдававшим душу во благо процветания хутора. Дети Панкрата и Палыча виделись всего-то пару-тройку раз на общественных праздниках, толком не общались, в игры не играли, в общем, не обращали друг на друга особого внимания, пока не встретились на базаре, куда они приехали с родителями за покупками. Увидев Катю спустя полтора года, Андрей потерял голову. До чего ж хороша девка! Всё при ней, бровки домиком, губы пухлые, а фигура… слов нет описать внешние данные прелестной хуторянки. В станице, конечно, хватает молоденьких девиц с красивым личиком, но Катя — это что-то невообразимое.
Через неделю после последней встречи, Андрей решился приударить за председательской дочкой.
— Тоже занятая, как отец? — уточнил парнишка, браво шагая рядом и заглядывая в лицо девушки.
— Не знаю, — повторила Катя, прижимая к груди цветы.
— Мне бы уже домой пора, пока докачу, — Андрей бросил короткий взгляд на старенький велосипед. — А давай, я тебя подвезу.
— Давай, — обрадовалась Катя и моментально взобралась на неудобную раму.
Андрей перекинул ногу и шустро закрутил педалями. Пока ехали к дому Гунько, Андрей выбивал из Кати согласие приехать в сентябре в станицу, но Катя молчала, трясясь на кочках, и вспоминала ласточек, низколетящих над землёй.
— К дождю, — нечаянно сказала вслух, крепко держась за руль.
— Что? — не расслышал Андрей.
— Дождь будет, — чуть громче повторила девушка и подняла глаза к небу.
— Там ни облачка, — Андрей мельком посмотрел в синюю даль.
И вдруг закрапал мелкий дождь. Странно, ни ветра, ни тучки, а дождь капает, пробираясь за шиворот и сползая по спине между лопаток.
— Ну ты и предсказательница! — рассмеялся Андрей, прищуриваясь, чтобы дождевая вода не попала в глаза.
Подъехав к хате, Андрей остановился. Катя спрыгнула и пригласила парня в дом, потому как дождь усиливался. Подумав немного, он согласился. Закатил велосипед во двор и прислонил его к забору. Молодые забежали в хату, весело смеясь и не замечая соседских глаз, которые уже сварганили новую притчу, приметив, кто именно привёз Катьку.
— Женят, вот те крест, — шептались пожилые хуторянки, возвращаясь вечером с работы. — Ишь, на кого уздечку накинули, а? На сынка САМОГО!
— Тю, знамо дело, Катькин срам прикрыть надобно, а тут ужо все науськаны об ей слабости. А в станице-то исчо никто ничого не знает.
— Ай, бесстыдница!
— Ай, срамница!
— Да известно станичникам, кто-такая ента Катька! Клянусь, трижды клянусь, дабы быть перед Богом в чистой совести и без греха! Они ж в правленье усе кумы да кумовья, сваты и крестники, родня за три киселя! И у каждого свой антирес!
— И якый же антирес взрастить нагулянного ребятёнка?
— А вот ентого мне не понять, я в их делах не учёная. Пройдёть времечко, а тама усё и узнается.