Не буди спящее дитя - 14

Весь день напролёт Катя ходила по двору сама не своя. Это ж надо, парень пригласил полюбоваться закатом! Кому скажи — не поверят. А и говорить-то некому: одноклассницы сторонятся Катю, соседские девчонки не принимают всерьёз. После последнего случая так вообще за дурочку принимают. И случилось эта оказия в «День Интернационала», когда весь хутор собрался у конторы послушать речь важного человека из правления, прибывшего из станицы поздравить тружеников с праздником. Жители слушали бравого представителя власти в сером костюме, открыв рты и кивая головой, соглашаясь с каждым сказанным словом. Поддакивали, мешая произносить речь, и сразу замолкали, когда председатель просил тишины. Смущались, выслушивая, как серьёзный человек хвалит хуторян и сравнивает с соседними работягами, мол, жители Сиротского дали план вовремя в прошлом году, и от всего сердца надеется на перевыполнение плана в этом году.
— А теперь, опосля благодарственного слова, хочу дать напутствие нашим труженикам: не отставать от прошлогодней выработки, а преумножать количество зерна, свёклы…
Ни с того ни с сего Катька вскочила с места. Развела руки в разные стороны, свела на груди и запела провокационные частушки. Народ замер.
Балалайка, тренькай, тренькай,
Не угнаться мне за Фенькой,
Платье новое на ней,
Полна книжка трудодней!
Притопнула ногой четыре раза и только открыла рот, чтобы продолжить веселить хуторян, как мать схватила её за руку и отвела домой.
— Ду́рная твоя голова, — причитала Маня, заталкивая глупую дочь в хату, — енто не то время, шоб частушки голосить. Кто тебя просил с места подыматься? Куды ты прёшь? Батьку сподобилась позорить посреди верхнего слова? Такой человек в хутор нагрянул, а ты…
— Праздник же, — не понимая, почему мама разозлилась, Катя села на лавку и закинула ногу на ногу. — А в праздники люди песни поють.
— Не перед руководством же. Песни… А ты частушки возымела, — Маня набрала ковшом воды из ведра, чтобы освежить пересохшее горло. Сделав два глотка, с грохотом поставила ковш на стол. — И шо теперича начальник о нас подумаеть? Не, Катька, ты чем старше, тем дурнее, — вытерла вспотевший подбородок и села рядом с дочерью. — Петь надобно, когда просють, а у тебя шо ни день, то пляски. Вчерась по дороге отплясывала, на прошлой неделе опосля уроков колыбельную на улице горлопанила, а сёдня шо?
— Праздник, — скромно пожав плечами, Катюша поставила ноги вместе и уставилась на мысы потёртых туфель, которые достались ей от матери в наследство.
— Пра-аздник, — передразнила Маня дочь. — Ладно, — легонько шлёпнула Катю по колену и встала, — пойду дослухаю, шо там начальство скажет, а ты нос свой туды не суй. Наши соседушки, знамо дело, шо чичас напридумають. Им не понять, шо ты у нас дюже весёлая попрыгушка, — ласково улыбнулась, погладив Катю по голове. — Их девки не такие сноровистые да радостные, а ты у нас попрыгунья. Вона. Какая удалась красавица, шо даже мужики говорють, якая девка наша удачно получилося.
Похвалив дочь за внешние данные, ушла на собрание. Катя сразу подбежала к зеркалу и встала перед ним как вкопанная. Покрутила округлыми плечами, улыбнулась милому отражению, поправила косички, задрала подол платья и замерла. До чего ж ноги стройные, как белые берёзки! А какая талия! Ни у одной девки нет такой изогнутой линии по бокам. Все какие-то прямые или слишком толстые, что аж бока торчат, словно их надули. Бёдра тоже удались: нежные, покатистые. Грудь пышная, упругая, потому как молодая, не то, что у тёток здешних: висит до пупа и болтается при ходьбе. Шея тонкая, ни одной морщинки. А руки какие славные: каждый пальчик, как на подбор. Даже одна из учителей приметила как-то длину аккуратных пальчиков и добавила, мол, ручки-то у Кати не рабочие, а что ни на есть нежные, как у станичных красоток, что актёрским мастерством страдают или на пианино тренькают. В общем, у хуторян рабочая ладонь, а у Катьки Гунько, что удивительно, абсолютно чистая, лопатой нетронутая. Да оно и понятно — мать особо не нагружает дочь домашними делами, если только еду приготовить и хату вымести. По хозяйству сама трудится, дабы ей сподручней, потому как у дочери всё из рук валится.
Не послушала Катя маму, прискакала-таки к конторе после любования на собственное тело. Всё бы ничего, пришла и пришла, сиди себе спокойно, слушай, о чём люди говорят. Но Катя вернулась в новом обличии: нацепила на себя бабкино платье, поеденное молью, задрала повыше и затянула пояском, намазала свёклой щёки, пеплом подкрасила глаза, сделала невообразимый начёс из волос и повязала поверх чудной копны старенький платочек.
Праздник же всё-таки. Ну и что, что не Новый год, когда можно примерить на себя различные образы сказочных героев. Пусть и май на дворе, но веселиться-то охота.
— А-ха-ха! — местные ребятишки заметили приближающуюся девушку, похожую на Кикимору болотную. — У ей и ноги в тине болотной! — обратили внимание на полоски грязи, тянувшиеся от колена до пят, а остальная часть ног была прикрыта помятой холщовой тканью.
Взрослый люд обернулся и оцепенел. Не тина это вовсе, а свежая кровь, присыпанная дорожной пылью.
***
Катя вернулась домой под утро, с первыми петухами. Чтобы не потревожить родителей и скрыть ночное отсутствие, легла спать на сеновале. Но уснуть не получилось. Она лежала на спине, не ощущая острых соломинок, впившихся в потную кожу, и вспоминала красивый закат, пыхтевшего над ней Мишку и сладкое ощущение внизу живота после жуткой усталости и дикого головокружения.
— Катька!
Мать вышла из сарая после утренней дойки, вошла в хату и не обнаружила дочь в своей постели. Открыв дверь настежь, позвала ещё раз, — Катя! И где тебя носють? Пора корову гнать на выпас!
Потянувшись до хруста в суставах, Катя высунула голову из проёма в крыше.
— Тута я!
— А шо ты там делаешь? Слезай шустрей! Некогда мне рассусоливать, пора на ферму бечь!
Спустившись по кривой лестнице, Катя отряхнула платье от соломинок, вынула несколько штук из запутанных волос и сладко зевнула.
— Дрыхнешь, як суслик. Иди ужо отвязывай, — процедив молоко, Маня торопилась на работу.
— Хи-хи! — Катя забежала в сарай и повисла на толстой шее Бурёнки. — Ежели бы ты чуяла, шо сёдня со мной произошло…
Чмокнула жующее парнокопытное в мокрый прохладный нос, скинула с шеи верёвку и громко крикнула:
— Э-ге-гей! Айда в поле!
Бурёнка повернула голову, посмотрела огромными глазами на крикливую девчонку и медленно потопала на выход. Открыв калитку рогатой, Катюша распустила волосы, расчесала пальцами, собрала в пучок и на всю улицу запела частушки про парней и девушек.
— О, опять ента малахольная про любовь воспеваить, — хихикнула пышногрудая Наталья, выгоняя из стойла пятнистую кормилицу. — В голове дурь, а ей любовь подавай. Лучше б чем полезным занималась. Живёть, як цветок у поле: куды ветер дуеть, туды и гнётся. И откудова у ей такая певучесть? Наградил же Бог лицом и голосом, а умишка недодал.
Катя шла рядом с коровой, положив ей на спину руку, и улыбалась прохожим, по-доброму так, ласково. Кто-то дарил улыбку в ответ, кто-то смотрел косо, сощурив глаза и всматриваясь в счастливое лицо недалёкой девушки, а кто-то заслушивался её звонким пением.
— Привет, Кать, — послышалось позади.
Это была Алёна, одноклассница, с пушистыми, мягкими волосами рыжего цвета. Девушка подгоняла свою корову прутиком, чтобы догнать Катю и поговорить.
— У меня сёдня день рожденья. Придёшь? — девчушка с интересом заглядывала в лицо Кати и с нетерпением ждала ответа.
— Не знаю, — Катю нисколько не удивило внезапное приглашение.