Интернатовская - 31

— А я тебе говорила — не суйся. Не лезь, куда не положено. Нашли ему такую же, как и сами — зажиточную. Девка с лица, конечно, страшна, но это дело не меняет. Положение — вот, что главное. А у тебя что? Нищета и есть. Кому ты нужна без приданого? Ай, никому. Век будешь в бедняках, как и мамка твоя. Не суждено летать — ползи, как говорится, — перевернувшись на другой бок, Ирка не сдержалась. — И на кой чёрт я тебя родила? Всё равно толк не выйдет.
У Маши пропал аппетит. Положив обратно в тарелку пирожок, всхлипнула.
— Ничего, Маш, ничего. Всё образуется как-нибудь, — утешала сестру Катя. — Пойдём вечером с нами на танцы. Там весело.
— Не хочу, — Маша чувствовала себя изгоем. — Ничего я не хочу.
— Пойдём. За мной Вадик придёт.
— Какой? — Маша не сразу вспомнила строчки из письма. — А-а, да. Вадик. Откуда он?
— Из Липецкой области. Приехал по направлению. Трактористом у нас работает.
— Трактористом? Это ж сколько ему лет?
— Двадцать четыре, — покраснела Катя.
— Сдурела? Он же для тебя старый, — нахмурилась Маша. — Помоложе не могла найти?
— Иди ты, — Кате стало обидно за друга. — Сама ты старая.
Через полчаса с речки вернулась Валюша. Закрывая калитку, девочка настороженно прислушалась. Тишина. Мамка не орёт — возможно, спит или уже ушла на ферму. А братьев днём дома практически не бывает. Шляются где-то.
— Чего крадёшься? — из открытого окна выглянула девушка.
Валя остолбенела. Присмотревшись в лицо гостьи, насупилась. Через несколько секунд выпрямилась и закричала на весь двор:
— Маша! — влетела в хату и бросилась к сестре. — Маша, а я тебя помню.
Зарылась лбом в волосы сестры и прижалась к ней крепко-крепко.
— Я соскучилась. Почему ты так долго не приезжала? Мамку боишься, да? — затараторила девчушка. — Она у нас совсем злющая стала. Всё время на меня орёт.
— Да тише ты, — Катя приложила палец к губам. — Мамка спит.
— Ой, — девочка зажала рот ладошкой и вытаращила глаза.
— Это кто там орёт? — послышался охрипший голос проснувшейся мамы. — Это кому ты докладаешь об матери, а? Это ж кто тебя научил так об мамке трепаться?
Кровать заскрипела предупреждающим звуком. Ирина вышла в кухню. Волосы нависли на лицо. Косынка съехала на бок и висела на правом ухе. Вид мамы напомнил женщину Агашку, которая когда-то бегала зимой по селу и собирала народ на пожар.
— Ты что лепечешь, Валька? — женщина подошла к девочке и выпятила живот. — И всем ты так рассказываешь, а? Кому ещё говорила? Чего молчишь? Оглохла, что ль?
Валюша опустила глаза в ожидании привычной оплеухи.
— Говори! — напирала Ира. Её голос становился всё более угрожающим. — Кому ещё об матери треплешься?
У Маши внутри всё перевернулось. Глядя на испуганную сестру, она вспомнила себя, когда мать на неё повышала голос и шлёпала почём зря.
— Вода в уши попала? — Ирка зверела на глазах. Схватив дочь за шиворот начала трясти и приговаривать. — Я из тебя всю эту дурь выбью, мерзавка! Я научу, как об мамке сплетничать! Ишь, выискалась! А я-то думаю, что это у меня Нюрка спрашивает о Вальке? Чуть ли не каждый день интересуется, что да как! Кому ещё растрепала?
— Никому, — у Вали по щеке потекла слеза. — Честно-честно, никому.
— Врёшь, зараза! — рассвирепела мать. Её лицо перекосило от ненависти до такой степени, что вот-вот из ноздрей пойдёт дым. — Ах ты ж, коза безрогая…
Ира замахнулась, чтобы ударить девочку по уху.
— Не смей трогать ребёнка, — прошипела Маша, поймав маму за руку.
Ирина опешила. С выпученными глазами выдернула руку и зарычала:
— Как ты смеешь? На мать? Да кто ты такая?
— У тебя совсем крыша поехала? — у Маши внутри всё сжалось, но она не подавала виду. Бороться — так уж до конца, и неважно, кто перед тобой стоит: мать или подруга. — Совсем озверела? На беззащитного ребёнка руку поднимать? Так поступают только слабые!
— Роди, а потом воспитывай! Это моя дочь, и я делаю то, что считаю нужным!
Маленькая Валечка стояла и рыдала взахлёб. Крики были настолько заглушающими, что у ребёнка началась истерика. Катя не верила своим глазам: сестра, как взрослая женщина, огрызалась на маму на повышенных тонах. Нет, даже не на повышенных — Маша кричала, не стесняясь сестёр.
— Не надо, — Катя взялась за плечо Маши. — Слышишь, не надо…
Но Маша не обращала внимания. Подёргивая плечом, давала понять — лучше её не трогать.
— Тебе плевать на детей! — голос Маши стал похож на звериный. — Ты всю жизнь бьёшь и унижаешь! Да какая ты мать?! Лучше бы не рожала!
— Заткнись! Заткнись! — замахала кулаками женщина. Изо рта летели слюни. Лицо перекосилась от ярости, а щёки побагровели. — Соплячка! Выросла, как я посмотрю! Хватаешь руку, которая тебя кормила?!
— Чем? Чем кормила? Подзатыльниками или, может, прутом? — у Марии выступили слёзы на глазах. — Или вспомнить, как ты меня ремнём кормила, а после на мороз выгоняла?!
— Не было такого! Ты всё врёшь! Никогда тебя на мороз не выгоняли! Хватит тут концерты устраивать! Припёрлась — так вали обратно! Тебя тут никто не ждал!
— Ах, так! — Маша схватилась за чемодан. — Уеду, и пропади ты пропадом!
Девушка рванула к двери, но Валюша, рыдая, ухватила сестру за пояс.
— Машенька, не уезжай! Маша! — кричала девочка, вцепившись в платье. — Я хочу с тобой! Забери меня!
Катюша не выдержала. Обняв старшую сестру, заголосила во всё горло:
— Мы столько лет не виделись! Сестричка моя, побудь ещё немного!
Машу будто сковало. Она ощутила на себе груз ответственности за судьбу сестёр. Если сейчас уедет, то неизвестно, что мать ещё учудит со своим грубым воспитанием. Лучше бы сыновей так воспитывала. Пальцы правой руки самопроизвольно разжались, и чемодан упал на пол.
— Видишь, что ты наделала? — задала вопрос грудным голосом. — Твои дети не хотят здесь оставаться. Добилась? Заберу девчонок, Егор и Федька и так на тебя плюют с детства — останешься одна, никому не нужная. Дядя Митя и тот не вынес твоих криков. Троих мужиков разогнала, и как тебе? Хорошо живётся? Собирайтесь, девочки, поедем со мной! Жить есть где. Справимся!
Валя подняла голову. Маленькие опухшие глазёнки, мутные и красные, вдруг заулыбались. Девочка прекратила громко плакать. Всхлипывая, повернула голову в сторону матери и прошептала:
— Ты только не скучай, я когда-нибудь приеду. А сейчас я хочу с Машей.
Ирку словно пронзило тысячу иголок сквозь грудную клетку в самое сердце. Женщина мгновенно, за считанные секунды, переосмыслила, как она живёт, воспитывает детей и что с ней будет, если дочки действительно оставят мать и уедут навсегда. Перед глазами проплыла вся жизнь от начала до сегодняшнего дня. Филипп встречает жену из роддома. Счастливый, заглядывает под уголок летнего детского покрывала и что-то проговаривает Маше. Первое слово и первые шаги, когда ещё Машеньке и года не было. Рождение Кати — особое событие. Маленький комок счастья появился на свет тихо, без крика. Только чих дал понять — девочка жива, всё в порядке. Егор и Федя — «бойцы невидимого фронта», не давали покоя. Всё время толкались, растягивая кожу живота. В эти минуты Василий любил повторять: «Настоящий мужик. На волю просится». Валя, младшая дочка Валюша, как была счастлива Ира, когда узнала о беременности. Митя ухаживал за женой в тот период особенно тщательно: не позволял поднимать тяжести, практически всю домашнюю работу взял на себя. А какой нянькой муж оказался — любая бы позавидовала. Ночами вставал, укладывал спать и приговаривал: «Валюшенька, не кричи. Мамке отдыхать надо. Она у нас очень хрупкая, не дай бог заболеет от недосыпа». Вот оно, счастье — заботливый муж и куча ребятишек в доме. Что ещё надо? Многие в деревне имеют одного-двух детей, мало у кого и трое имеется. Есть одна одиночка с оравой, но вряд ли она ложится в постель без мысли о муже. Бабское счастье не только в детях.
Ирина разжала пальцы и кинулась на детей, обливаясь слезами.
— Дочечки мои! — завопила женщина. — Не уходите! Простите меня, дуру! Простите, родненькие!
Валюша с трудом повернулась, зажатая между сёстрами, прижалась к матери и вновь расплакалась. В таком положении все четверо простояли около десяти минут.
— Ну, всё, всё, — Маша погладила по голове Катю и маму. — Совсем расклеились. Валечка, садись за стол. Мама, а ты юбку так и не примерила.
— Ой, да, — Ира отцепилась от детей и, вытирая ладонями щёки, села на лавку.
Девушки умыли лицо, помогли умыться Вале, и все вместе сели за стол. Маша достала из сумки куклу и протянула сестричке.
— А это тебе.
Валюша приняла подарок с огромным удовольствием. Наклонив случайно куколку, рассмеялась.
— Она говорит «Мама»!
— Здорово, правда? — улыбнулась Маша. Переведя взгляд на мать, отдала юбку. — Мамуль, надевай.
Ирина натянула обнову поверх летнего платьица.
— Ты смотри, и с размером угадала, — хлопнула в ладоши Катя. — А сидит как.
— Какая ж ты у меня умница, — налюбовавшись подарком, Ира сняла юбку. — Спасибо, доченька, большое тебе спасибо.
Не сдержав слёзы, мама уткнулась лицом в ткань.
— Ну, хватит, мама, — Мария присела рядом и погладила Иру по спине. — Не надо. Ты только одно пойми, кроме нас у тебя никого нет. Мы же все тебя любим.
— И я вас люблю, — осипшим голосом сказала Ира. — Очень люблю. Я не понимаю, что со мной произошло. Почему я так поступала с вами. Не понимаю…
— Забудем всё и начнём сначала, — Маша поцеловала мать в висок. — И всё у нас будет хорошо.
За два дня в доме Ирины многое изменилось. Сама она стала вести себя, как любящая и заботливая мама, никого не наказывала, не кричала и не осуждала. С сыновьями, правда, начала говорить чуть строже, чтобы выросли настоящими мужчинами, а не слюнтяями.
— Стоило Машке прикатить, как мать подменили, — бурчал Фёдор, раскручивая леску на удочках. — Это убери, там подмети. Я что, баба?
— Не трави душу, — Егор насаживал червяка на крючок. — Вот Машка уедет, и всё станет на свои места.