Соня Абрамовна жарила на примусе минтай, прямо во дворе.

Вы таки нюхали двор, где жарят минтая? О… Непременно найдите такой и понюхайте. Это же фольклорный аромат!
Дядя Фима, розовый от жара примуса, кушал рыбку — и весь мир, блистая, улыбался ему.
Между тем из подъезда выкатились две груди, а за ними буксиром тётя Песя. В старых штиблетах на толстую ногу.
Тётя Песя выражала жизненное довольство, ведь ей таки было чем огорчить соседей.
— Освободите двор, Соня Абрамовна. Мы Йосечке приобрели музыкальную пианину. Пианина уже на подходе, её будут вносить грузчиками.
Тётя Соня встрепенулась, словно поняла, чего ей не хватало в это утро, сплюнула рыбьей костью в кота и вступила с повышенных:
— Какая нахальства! Я освобожу этот двор только вперёд ногами! Вносите вашу музыку в обход тёти Сони, и молитесь таки, чтоби тётя Соня не обиделась!
Она на мгновение задумалась, чего бы добавить неприятного, после приняла карательную позу и продолжила:
— И стоило людям рожать, шо би потом так тратиться? Фима, ви не знаете?
Фима не знал. Невозмутимый как пейзаж Фима, кушал рыбку.
Тётя Песя открыла было рот возразить мнением, но тут раздался сигнал. Рабочие в кепках на голые головы, уже вносили лаковую роскошь.
Роскошь называлась золотыми буквами «Прелюдия».
По двору восторженно зашаркали штиблеты… Но уже через мгновение случилось страшное — подъезд тёти Песи оказался не настолько широк, чтобы принять «Прелюдию».
Ой, что тут началось!...
Рабочие тянули инструмент в разные стороны. Тётя Соня ценно советовала. Фима кушал рыбку. Акация цвела. А тётя Песя мать Йосечки, кричала:
— Внесите мне эту пианину, или я закончу эту жизнь!
Но тётя Песя напрасно потела. «Прелюдия» так и уехала, тая в себе не только музыку, но и фольклорный аромат жареного минтая.
А вечером, когда окна осветили двор и соседи расселись за общим чаем, тётя Песя вытерла руки о живот и на выдохе сказала: «Не жили хорошо, таки нечего и начинать».
И все согласились...
Александр Бирштейн. Из книги «Как это кушают в Одессе»
#огонёк_души