Ведьмина дочь

Дуняша сидела на полу, заливаясь слезами, над ней грозной громадой навис отец с кнутом в руке. - Не надо, тятенька! - взмолилась, девушка, зажмурив глаза и прикрывая голову руками. Она знала, что все ее увещевания бесполезны, в гневе отец был страшен. - Охолонись, Захар! - раздался прямо над ухом властный голос матери, - Убь ешь дев ку! Открыв глаза, Дуняша увидела, что мать обеими руками вцепилась в могучую руку отца, а тот, красный от злости, пытается освободиться из мертвой хватки. Но вот он разжал пальцы, кнут со стуком упал на пол, прямо возле рыдающей девушки. - Да хоть и прибью! - воскликнул отец, стряхнув, наконец, руки жены, - Туда ей и дорога! Опозорила нас, ни о себе, ни о сестрах не подумала! Кто теперь ее замуж возьмёт, порченую? Вот измажут тебе ворота дёгтем, тогда не так запоешь, защищать ее перестанешь! Он сплюнул на пол и вышел во двор. Мать присела рядом с Дуняшей, положила ее голову себе на колени, стала гладить по голове, приговаривая: - Успокойся, дочка, ты же знаешь отца: покричит, поругается, кулаками помашет, пар выпустит - и отойдет. Вот тогда и говорить будем! - Прости, меня, маменька! - всхлипывала Дуняша, - Что же теперь будет? Прав тятя, опозорила я семью! - Сделанного не воротишь, надо думать, как теперь дальше жить, - задумчиво проговорила Аглая, - дитё родится - не скроешь. А попробовать все одно можно. Придумаем что-нибудь. А пока ты из дома не выходи, людям на глаза не показывайся, скажем, что захворала сильно. Поняла меня? - Поняла, маменька. - Слушай меня, делай все, как велю. Я тебе добра желаю. Ничего, выкрутимся, с божьей помощью.