Кочевые пути в разных районах, особенно в разные столетия, были неодинаковы.

Если в XVI-XVII вв. ногайцы Поволжья имели возможность кочевать меридионально, то в XIX в. в силу уже сложившихся обстоятельств этого не осуществляли - обходились кочеванием па расстоянии нескольких десятков километров. Кубанские, кумскис ногайцы отгоняли лишь часть стада, а другая часть, начиная с XVII в., оставалась на местах постоянного жительства. О кубанских ногайцах есть сведения, что «скотоводство имеют по обе стороны Лабы, по хуторам зимою и летом, а осенью и весною выходят со скотом за Лабу, на речку Чамлык и к Кубани» [Венюков, 1863. С. 46]. На расстояние 30-60 км кочевали в XIX в. ногайцы Северо-Западного Прикаспия, возвращались глубокой осенью к оседлым аулам.
Техника и приемы ногайского скотоводства были разные. О них имеется обширная литература [Керейтов, 1983; Калмыков,
1988]. Поэтому мы остановимся на некоторых вопросах, которые помогут полнее осветить этнокультурные связи ногайцев в скотоводстве.
Верблюдоводство в обширных степях занимало значительное место в хозяйстве ногайцев. Как выше отмечено, разводили одногорбых и в большинстве случаев двугорбых. Существовал целый перечень названий верблюдов у ногайцев, которые до сих пор сохранились в фольклоре народа. Интересную статью этой проблеме посвятил филолог Ю. И. Каракаев [Каракаев, 1993]. Одногорбый верблюд у ногайцев назывался нар, его разводили меньше. В основном разводили двугорбых - бора или бувра. Существовали названия самок: одногорбой - арвапа; двугорбой - инген (инъген). Молодого двугорбого верблюда называли бугыршын (бугырсын), а взрослого двугорбого - эрек (ийрек). Существовали термины, обозначавшие верблюдов по месяцам и годам: бота - шестимесячный верблюжонок; коьшек - верблюжонок; тайлак - годовалый верблюд; конажын туье - трехлетняя верблюдица; доьнен туье - четырехлетний верблюд; доьнежин туье - четырехлетняя верблюдица. Верблюжье седло для перевозки груза называлось ком, хотя этим термином называют и жир горба.
От верблюдоводства ногайцы получали молоко (5,5-7 % жирности), шерсть (4,5-7 кг шерсти с одного настрига), мясо и кожу. В хозяйстве верблюжья шерсть очень ценилась, из нес изготовляли теплое сукно. «Особенно ценилась зимняя верблюжья шерсть из-за ее мягкости и эластичности. Из нее изготовляли войлоки для пеленания грудных детей в холодное время года» [Калмыков, 1988. С. 65]. Но вместе с тем говорили и следующее:
Ер коьгерип басласа, туьелеринъ кавнаяк,
Юнин йыйнап, токысанъ, йылы шепкен болаяк.
[ПЗ. Кайбалиев 3., 1975]
Как земля начнет зеленеть, верблюды будут линять,
Соберешь шерсть, сваляешь ее, теплый бешмет сошьешь.
Верблюдов в качестве тягловой силы использовали больше в кочевом быте. «Возмужалый и укрепившийся в подъеме на себя больших
тяжестей смело поднимает и перевозит до 120-ти пудов. Многим покажется невероятным, чтобы животное, питающееся одним подножным кормом, могло без обременения сил и даже ропота в течение 6-ти часов проехать с такой клажей до 90 верст» [Павлов, 1842. С. 18].
Товарное овцеводство имело меньшее значение там, где преобладали дальние кочевки. Надо полагать, что овцеводство начало преобладать в полукочевом хозяйстве, а верблюды также не теряли свое место в нем и использовались не только как транспортное средство. Значительное место занимало разведение крупного рогатого скота, особенно в бедняцких хозяйствах.
Ногайская порода овец на протяжении веков сумела выстоять и сохранить свои лучшие качества вплоть до XX в. Исследователь
В. Аликов отметил: «Ногайские овцы принадлежат к типу чисто курдючных пород, живой вес маток колеблется в пределах 2‘/2- 3Ч2 пудов; баранов - 3'/2—5 пудов; масть преимущественно черпая и рыжая. Голова довольно крупная, удлиненная, горбоносая. Курдюк короткий, имеет круглую форму, перехваченную в середине, т. с. состоит из двух жировых подушек и достигает у баранов до 20 фунтов и более весу... Главная цель содержания ногайских овец - получение шерсти, смушек и мяса, шерсть получается ежегодно 4-6 фунтов с овцы, мяса 1—1 ‘/2 пуда и сала 10-20 фунтов с головы» [Аликов, 1914. С. 48].
В силу разницы географической среды техника и приемы овцеводства у ногайцев были разные: у оседлых зимой овец в основном содержали в отгороженных местах (авла, кора) и подкармливали сеном; у кочевников и полукочевников выпасали в течение дня на прилегающих к аулу пастбищах, где имелись свободные от снега места, а также там, где была высохшая трава. Вечерами овец содержали в специально огороженных загонах (шыр, къора, шетен, коьтерме). Эти загоны сооружали из камыша и бурьяна. В наиболее теплые зимы овец загоняли в лощины и в естественно защищенные от ветра места.
О ногайцах Северо-Западного Прикаспия в конце XIX в. читаем следующее: «Зимою кибитки огораживаются с запада, севера и востока стенами из бурьяна для защиты от холодных ветров; такие стены делаются для загона скота, овец и лошадей во время буранов и метелей. Те аулы, в которых встречаются подобные бурьяновые
изгороди, называются по-ногайски кышлав, что в переводе значит зимовка. В зимовках ногайцы живут только зимою, а с наступлением весны перекочевывают в другое место; с наступлением же следующей зимы они опять возвращаются в эти зимовки» [Фар- форовский, 1909. С. 14]. Для наемных пастухов в зимних условиях строили землянки (манъгазы) или же ставили шалаши (къос). Шалаш строили из жердей, покрывали камышом, обвязывали волосяным арканом, основание закидывали землей.
Оседлые ногайцы зимой овец подкармливали сеном, заготавливаемым в нужном количестве. О заготовке сена у ногайцев Северного Причерноморья, кумских ногайцев есть множество сведений. У северопричерноморских ногайцев «были специальные дворы для хранения сена и кормления скота» [Шснников, 1973.
С. 51]. Сообщения середины XVIII в. свидетельствуют, что в Крым ежегодно ввозилось более 200 тысяч германских кос, из которых значительная часть выкупалась ногайцами [Пейсонель, 1927.
С. 11]. Еще в 1808 г. граф Гудович доносил российскому императору, что ногайцы «...изготовляют к зиме весьма достаточно для скота сена» [АКАК. 1869. С. 687]. О населении а. Канглы, что относится к кумским ногайцам, говорилось, что в конце XIX в. «...в довольно большом количестве ежегодно продают сено дома и на базарах в Пятигорске» [Твалчрслидзс, 1897. С. 51]. У ссверо- причерноморских ногайцев в начале XIX в. были «...специально выделенные места, где обычно не пасут скот - это для сена» [Schlatter, 1836. S. 209]. Разумеется, от голода овцы и у оседлых ногайцев не были застрахованы. Тем более сена хватало в основном на один-два зимних месяца. При нехватке сена для подкормки шел весь имеющийся запас зерна, камыша, бурьяна - главное не дать погибнуть скоту. После изнурительного засушливого лета, затем уже и бескормицы уровень развития скотоводства восстанавливается очень медленно. Бывало так, что прежнего уровня не могли достичь и до очередной засухи или джута[1] (ютлык), повторявшиеся часто.
Кубанские ногайцы, жившие оседло, содержали скот в утепленных помещениях во время морозов и снегопадов. При возможности даже зимой скот выпасался на приаульных общих пастбищах. Ранней весной скот, кроме дойных коров, рабочих лошадей, волов,
отправлялся на закрепленные или арендованные горные пастбища. Здесь стада зажиточных скотовладельцев пасли наемные пастухи. Многие богачи имели в горах частные владения. Так, подполковник Ураков распоряжался на левом берегу р. Уруп 2483 десятинами [см.: Калмыков, 1988. С. 73]. Он по своему усмотрению сдавал пастбищные угодья в аренду. Маломощные хозяйства для выпаса скота в горах объединялись вместе. Пастухи каждого такого объединения выбирали место стоянки на ночь, строили шалаш для ночлега и храпения продуктов, а для животных сооружали невысокие изгороди из жердей, куда их загоняли на ночь. Стоянки обычно размещались с таким расчетом, чтобы в каждом пастбищном районе оказались бы представители одного аульного общества. Между стоянками поддерживалась постоянная связь.
Овцы требовали круглосуточного пристального внимания. Случку баранов-производителей с овцематками совершали таким образом, чтобы приплод получать весной. Время окота было самым ответственным. Перед окотом маток пасли на специально сохраненных участках пастбищ, давали им зерно или заготовленное сено. То есть матка должна была быть в это время здоровой и крепкой. Ко времени окота овец пасли самые опытные чабаны или члены семьи. Для объягнившихся овец готовили специальные помещения. Ягненка (къозы) в теплую погоду матка облизывала, и ей давали возможность подкормить детеныша. В холодную погоду ягненка укрывали в помещении.
После окота один чабан обычно ухаживал за стадом овец в 50- 100 голов с ягнятами. При возможности если матка была очень молочной, то ее доили.
От мастерства чабана зависело многое. Чабан мог помочь матке при ягнении; он выправлял (онълав) ягненка, если он не шел головой. Бывало, что чабан засовывал руку внутрь матки и за передние ноги вытаскивал ягненка. Если пуповина сама не обрывалась, то обрывал ее чабан. Если же ягненок был мертвый уже в утробе, то и в этом случае чабан сам вытаскивал его.
Ягненок требовал особого ухода в первые 6-7 дней. В эти дни старались содержать их в тепле, в сухом месте. Уже когда ягнята могли свободно бегать и сосать матку, то маленькие стада объединяли в большие отары до 200, а затем и до 400 голов. Но и при
этом за ягнятами смотрели внимательно - особенно ночью, когда слабые ягнята могли быть затоптанными. Бывало так, что матка не подпускала кормить собственного ягненка. В таком случае ягненка терли о вымя овцы и давали понюхать самой овце, чтобы она почувствовала родной запах. Применяли и иной несколько варварский способ - на ягненка при матери заставляли лаять собаку. При этом неизвестно, какие «струны» срабатывали у овцематки, но она кидалась защищать ягненка.
В случае гибели окотившейся овцы ягненка приручали к другой матке. Если она не подпускала приемыша, прибегали к следующему способу. Чабан ладоиыо тер вымя овцы, а затем этой же ладонью - голову и спину ягненка. Принюхавшись после этого к собственному запаху, матка принимала чужого ягненка.
Ягнятам, по сообщению информаторов, давали возможность сосать маток около одного месяца. Если матки были взрослые (имеется в виду, что объягнившиеся 2-3 раза) и молока у них было в избытке, то их доили. Месячного ягненка можно было подкармливать сеном, заготовленным специально для данного случая, а если позволяла погода, то выпускали щипать траву. В рацион кормления с этой поры начинали вводить соль, воду. Крепкие ягнята в месячном возрасте могли пастись вместе с матками.
Как только ягнятам исполнялось 40 дней, их полностью содержали с матками. Пастьба была полный световой день. Днем овцам отдыха у колодцев или рек давали очень мало. Здесь они могли заболеть специфической болезнью. Зимой овец пасли больше в теплую погоду, когда земля уже не так тверда. Поили один раз в сутки.
Кастрацию (бурав) баранчиков производили в месячном возрасте. Были специалисты (буравшылар) по кастрации. Он обрезал у баранчиков мошонку, присыпав рану золой, иногда просто накаленным песком. При этом могли быть заражения. Метки овцам делали на ушах. Их формы были разные.
Скот осенью собирали в зимовья. В ноябре к овцам подпускали баранов. С подпуском баранов был связан следующий обряд. К одному из старейшин подводили барана, он держал барана символически за рога, а кто-то из присутствующих сажал на барана девочку, другой делал выстрел из ружья, отгоняя злых духов. Затем барана подпускали к овцам. Сажание девочки на барана
было связано с тем, чтобы у овцы появились ягнята-самки (урга- шы козласын). В отару из 700-800 овец пускали 12-16 баранов- производителей. Случка могла продлиться до января. В середине января (кара кыста) баранов отделяли. Кроме августа - октября, бараны во время пастьбы были в отаре с овцами. Производителей обычно подкармливали зерном.
Стрижку овец производили два раза в год - весной, в конце апреля - начале мая, и осеиыо. Осенняя шерсть (куьзги юн) была ценнее. В эго время в основном стригут ранних ягнят (токлы). Их шерсть была крепче, эластичнее. Поэтому из нее готовили наиболее крепкие войлочные изделия. Весенняя шерсть шла на изготовление матрацев (миндер), различных варежек и т. д.
Таким образом, за многие века ногайцы накопили большой опыт по скотоводству. Разумеется, в нем были прогрессивные и отсталые элементы. Зачастую, надежда на благополучную зимовку оборачивалась трагедией, заключавшейся в падеже скота - в большинстве случаев из-за бескормицы. При всем старании скотовод, проживавший в засушливой зоне, не мог заготовить в достаточном количестве корма. Косили сено серпом (орак) и косой (шалгы).
Сухое жаркое лето, долгая зима, а следовательно, отсутствие кормов заставляли бедствовать население. Зимой бывали снежные бураны, известные в народе как ютлык, джут, уносившие тысячи голов скота. В XVII в. Эмиддио Дортелли де Деколи писал, что «в зимнее время погибло великое множество скота» [Э. Асколи, 1902. С. 132]. Ф. И. Капельгородский отметил, что «иногда разыгрываются снежные бураны и губят огромное количество скота: в 1911 году от стужи и бескормицы погибло 19 верблюдов, 1692 лошади, 2365 голов крупного рогатого скота и 5528 овец» [Капельгородский, 1914. С. 47]. А у кубанских ногайцев в 1898 г. «...с октября месяца снег глубоким слоем покрыл окрестные степи, загнал скотину на домашний корм, сено и солома давно кончились, а тощий возишко достигает до 7 рублей и поэтому один продает корову за полцены, другой режет одну за другою, третий срывает с дома и преподносит это пыльное и затхлое сено и солому отощавшей скотине» [КОВ. 1898. № 25].
Трудность содержания скота усугублялась эпизоотией (оьлет), сибирской язвой (абырсын), ящуром (силекей мараз). Хотя следует
заметить, что, по мнению многих наблюдателей, ногайцы в уходе за скотом и его лечении не уступали ветеринарам. Было известно более двадцати способов лечения различных болезней. Для лечения использовали разные травы: ювсан (полынь), янтак (верблюжья колючка), камбак (перекати-поле) и т. д. Народных ветеринаров называли эмшилер. Средства у них были простые - «смола, скипидар и различные травы, собираемые ими на степи» [Павлов, 1842. С. 27]. Помимо этого в лечении скота ногайцы применяли кровопускание, имели место различные способы лечения переломов. Если болезни не поддавались лечению, то тогда использовали различные магические приемы, например от сглаза использовали кусочки дерева - боярышника (ябыскан), которые вешали на шею лошади, коровы и т. д.; вокруг аула плугом делали борозды, чтобы болезнь не распространялась; больных животных прогоняли вокруг кладбища; эфенди читал молитвы и т. д. От этих действий эффекта было мало.
Ветеринарная служба, созданная лишь в конце XIX в., не могла удовлетворить все запросы скотоводов. Поэтому даже в начале XX в. отмечалось, что у ногайцев Северо-Западного Прикаспия «происходит естественный подбор, при котором наиболее сильные животные выживают» [Аликов, 1914. С. 79]. Изучая народную медицину и ветеринарию, некоторый материал по этой теме предоставила М. Б. Гимбатова (2005).
Массовое строительство помещений для содержания скота в зимний период началось с переходом к оседлости. До этого особых помещений не строили. Строения были разные: глинобитные загоны, загородки и навесы (аран, какра), загородки посредством рва, когда на вынутый грунт накладывали ветки терна или облепихи. Такие загоны и изгороди вначале появились в богатых хозяйствах, особенно среди кумских и кубанских ногайцев, где для их строительства имелся подсобный материал. Даже до конца XIX в. - начала XX в. у степных ногайцев значительную часть скота укрывали в примитивных строениях, служивших главным образом защитой от ветра.
В скотоводческом хозяйстве мужчина выполнял все основные работы по выпасу скота и его содержанию. Заготовкой сена занимались также только мужчины. Женщина доила, обрабатывала
молоко, изготовляла из него различные продукты, ткала из шерсти сукно, делала различные изделия. Во время перекочевок женщина выполняла большую работу по разбору юрты, складыванию ее деталей, сборке и украшению. Женщины также наблюдали за содержащимся недалеко от дома больным скотом.
Сокращению поголовья скота у ногайцев способствовало изъятие земельных угодий в результате политики русского самодержавия. В результате пастбищные угодья ногайского населения значительно уменьшились, что также привело к сокращению общего поголовья домашних животных.
В конце XIX - начале XX вв. в связи с миграцией населения России контакты ногайцев с соседними народами становятся оживленнее. Из среды ногайского населения, как выше было отмечено, выделяются коннозаводчики. В овцеводство проникают иные породы овец. В Ногайской степи в Северо-Западном При- каспии начинают приобретать популярность овцеводы из Таврической губернии, известные под именем тавричане: Мазаевы, Кар- пушины, Бабкины, Луценко, Бредихины и другие, занимавшиеся мериносовым овцеводством.
Изучение скотоводческого хозяйства ногайцев позволяет сказать, что в нем нашли отражение традиции многих народов, с кем ногайцы имеют не только древние этногенетические, но и этнокультурные связи. Разумеется, понимая, насколько такой вопрос сложен, остановимся на некоторых моментах. А в целом вопрос анализа этнических традиций ногайцев и других народов, с кем они имеют генетические и иные историко-культурные связи, требует отдельного исследования. Такое исследование поможет выявить пути взаимовлияния кочевнического скотоводческого быта и образа жизни оседлых народов, особенно Северного Кавказа и других мест, где имели и имеют контакты ногайцы.
Постараемся на сравнительном материале некоторых названий видов и половозрастных групп скота народов Северного Кавказа, Средней Азии, Казахстана, Поволжья и Сибири, с которыми имеют различные связи ногайцы, показать общее и различия.
Прежде всего привлекает внимание арабское слово «мал», которым тюркские языки, в частности, ногайский, отмечают название скота вообще. Видоизмененные термины «мэлы», «мэл» в адыгских
языках обозначают овцу [Калоев, 1993. С. 88]. В древнетюркских языках термин «мал» обозначал имущество, достояние, богатство [ДТС. 1969. С. 335]. Это еще одно свидетельство того, что у древних тюрков богатство вообще определялось количеством скота.
Небезынтересен термин «аласа», обозначающий в ногайском языке «мерин». Несколько видоизменившись, в форме «алаша»/«алча» он известен у соседей ногайцев: адыгов, абазин, осетин, чеченцев, ингушей. В кумыкском языке мерин обозначается термином «бичилген айгыр» (буквально: холощеный жеребец) [РКС. 1960. С. 400]. В то же время термин «аласа» у древних родственных народов и соседей ногайцев: башкиров, киргизов, каракалпаков, чувашей и других народов - обозначает «мерин». Параллель напрашивается сама собой: во-первых, термин тюркский; во-вторых, возможно, его принесли к не тюркским соседям на Кавказ ногайцы.
Привлекает внимание и другой термин - «тана», встречающийся у адыгов: у ногайцев им называют двухлетнюю телку. В тюркских языках, например, киргизском, татарском, узбекском, каракалпакском, туркменском, также называют телку или телку до двух лет [Щербак, 1961. С. 101]. И этот термин, наверное, результат контактов адыгов с ногайцами. В ногайском языке терминология, связанная со скотоводческим хозяйством, даст основу для широкого сопоставления. Привлекает внимание термин «доь- нен», обозначающий в ногайском языке жеребца, быка по четвертому году. Считается, что к этому возрасту животное крепнет, оно практически готово к хозяйственной деятельности. В ногайском языке бык по четвертому году называется доьнен оьгиз. Термин «дёнён» С. М. Абрамзон связывает с монгольским дёнён, встречающимся в южных диалектах киргизского языка [Абрамзон, 1971.
С. 82]. Это название встречается в тюркском мире: у алтайцев - тонон - лошадь трех-четырех лет; башкир - дунан; казахов, каракалпаков - донэн - жеребец трех-четырех лет; тувинцев - донэн - лошадь четырех лет [Щербак, 1961. С. 94]; турков - donen - трехлетний конь, верблюд [Турецко-русский словарь, 1945. С. 154].
Рассматривая названия домашних животных, нельзя не отметить некоторые параллели, возникшие, видимо, у части народов Кавказа при посредстве ногайского народа, принесшего соседним
народам тюркские названия животных. Например, вполне вероятно, что кабардинские термины, связанные с возрастом лошади: жеребенок - самец до 2 лет - къунажын [Калоев, 1993. С. 91], могли быть переняты у ногайцев, ибо «слово ГУНАН относится к третьей возрастной группе, в которую входит молодняк: лошади в возрасте двух-трех лет, башкирское - КОНАН, казахское - КУНАН, ногайское - КУНАН - жеребец двух-трех лет, киргизское - КУНАН» [Щербак, 1961. С. 94].
Интересно и то, что в ногайском языке встречаются две системы наименований домашнего скота: 1) по возрасту; 2) хотя и редко, но по состоянию зубов у животных. Например, бузав - теленок до 1 года; баспак - телка до 2 лет; бугатай - бычок до 2 лет; танекей - телка до 3 лет; буга - бык до 3 лет и выше; тана - телка до 4 лет. Есть выражение, обозначающее старость животного: «Ом бес ясында малдынъ тислери каврап баслайдылар» («У гіятнадцатилстмего животного зубы крошатся (высыхают)»).
Система наименований домашних животных по состоянию их зубов известна многим народам, в том числе и не тюркским. Венгерский этнограф и филолог Кете Урай-Кохальми установила это у восточных монголов, маньчжуров, эвенов и эвенков. Также эта система есть у якутов, киргизов [Абрамзон, 1971. С. 84].
У ногайцев вторая система требует еще дополнительных исследований. Выявление таких данных, сопоставление их не только с монгольскими, но и с данными других языков помогут подробнее и пристальнее проанализировать этнические связи предков ногайцев с другими не тюркскими народами не только Сибири, Средней Азии, Казахстана, Поволжья, но и Северного Кавказа.
Интересные результаты об этнокультурных связях могут дать сопоставления в способе ведения скотоводческого хозяйства у ногайцев в горных условиях, к которым, естественно, лучше были приспособлены горские народы Кавказа.
На протяжении веков ногайцы придумали приемы, которые должны были сохранять поголовье скота, приумножать его. Эти приемы па первый взгляд примитивны, но вместе с тем проверены на практике. Например, бывало, что у коровы при отеле погибал теленок, и она могла перестать давать молоко. Чтобы этого не
случилось, с погибшего теленка сдирали шкуру, в нее заталкивали сухую солому, голову приставляли к туловищу и ставили перед коровой. Тогда корова продолжала давать молоко.
При продаже крупного рогатого скота хозяин выполнял некоторые магические приемы. Например, продавая корову, он с хвоста срезал волосы и оставлял себе. Называлось это ырым, и по нему верили, что у данного хозяина будет корова, если не лучше, то не хуже проданной. Были приемы магического характера и по поводу купли коровы. Так, чтобы корова «пришлась ко двору», ее помет закапывали в углу скотного двора.
Хозяйственная деятельность ногайцев, особенно ее скотоводческая часть, указывает на идентичность приемов скотоводства больше с родственными им казахами, киргизами, каракалпаками. Некоторые способы возникали уже при контакте с горскими народами Кавказа. В то же время многие элементы животноводства перенимали у ногайцев их соседи, это особенно заметно в терминологии о поле и возрасте животных.