Новые вызовы и

Куда идет Россия
— Как раз про них и хотела спросить, среднесрочную перспективу вы обрисовали достаточно ясно и понятно. А что дальше? То есть вот те стратегии, которые строились до 2030 года, некоторые до 2035 или даже до 2040 года, что будет с ними? Те же национальные цели, которые продлены до 2030 года, они будут меняться? Вообще, куда идет Россия, если по-простому?
— Знаете, я помню, много лет подряд, начиная с 1993 года, ежегодно проходила крупная конференция, которую вел Теодор Шанин, известный английский профессор, очень кстати пророссийски настроенный, она называлась "Куда идет Россия". И вот там собирались историки, политологи, в общем сколько было авторов, столько и было мнений в ответе на этот вопрос.
Но давайте начнем с национальных целей. Национальные цели — это повестка, которая была сформирована обществом. Это то, что ожидают люди: улучшений в демографии, экологии, жилье, медицине, качественном образовании, дорогах — это все вещи, которые стоят в повестке. Ключевая история — это снижение бедности, безусловно. Это все задачи, от которых мы не можем отказаться, мы не можем от них уйти.
И какое бы правительство не было, это то, чего хотят десятки миллионов россиян, то, что они ожидают, и то, что должно быть сделано
Вопрос состоит в том, как и когда мы их достигнем, а это уже зависит от тех экономических ресурсов, которыми мы будем располагать в 2022, -23-м, 24-м годах и так далее. Сейчас Михаил Владимирович Мишустин как раз инициировал работу по определению обновленной траектории достижения национальных целей. Минэкономразвития и отраслевые ведомства работают над этой задачей. Могу сказать, что императивом становится выход на 3% роста ВВП не позднее 2024 года. В 2022 году, скорее всего, будет спад. Хотя, я думаю, он будет меньше, чем прогнозирует Минэкономразвития, а они прогнозируют в этом году спад 8%. На 2023 год мы примерно выходим на нулевой рост, может быть небольшое сокращение. А вот дальше нам нужен 3%-й рост.
— А инфляция?
— Сейчас, как известно, уже несколько недель наблюдается дефляция, а это — признак недостатка спроса. Низкий спрос — одна из главных проблем, которую надо решить, что называется, здесь и сейчас. Мы считаем, что по уровню инфляции в 2024 году, вполне можно выйти на тот таргет, который был установлен в районе 4%.
— А к концу этого года?
— Скорее всего, инфляция в 2022 году декабрь к декабрю будет где-то в районе 15%, может быть, чуть ниже. Сейчас мы наблюдаем дефляцию, а скачок инфляции произошел в марте-апреле, он составил 20%, а по некоторым позициям 30%, отсюда и такие годовые значения.
— Вы затронули тему инвестиций, про них бы хотелось уточнить. Что необходимо предпринять, чтобы нейтрализовать спад инвестиций и выйти на позитивный тренд?
— Я не случайно сказал, что инвестиции — это вопрос пусть среднесрочной, но ближайшей повестки. То есть, мы должны говорить не об инвестициях, а смотреть, что нам нужно поменять в нашей модели экономики, в нашей системе, куда сейчас будем двигаться. Вот часто в этой связи используется термин "мобилизационная экономика". И тут нужно очень точно понимать, что имеется ввиду, потому что под этим термином очень многие понимают разные, иногда и диаметрально противоположные вещи. На самом деле слово "мобилизационная" относится не к экономике, это скорее определенное состояние общества. И у нас это состояние было за последние, наверное, 300–400 лет, дважды или трижды, смотря как считать. Безусловно мобилизационное состояние было в Петровскую эпоху. И в 30-60-е годы XX века. Хотя я считаю, что тогда было две модернизации.
Мобилизационная экономика — что это и зачем?
— Чем характеризуется мобилизационное состояние?
— Во-первых, это группировка общества вокруг определенных целей, узкого набора целей, связанных с развитием. Это, если хотите, культ развития.
Это — ключевой момент. Так вот происходит ценностной консенсус. И общество группируется вокруг этих целей. Второе условие для реализации такого состояния общества — это очень высокая социальная мобильность. Она абсолютно необходима. Потому что люди, которые живут в этой среде, должны соотносить свою личную жизнь с достижением этой общественной цели. А самое главное, должна формироваться элита, которая связывает свое существование с осуществлением этой цели, этой задачи развития.
И третье условие для мобилизационного состояния общества — это абсолютная ценность времени. Понимание того, что, как говорится, потеря темпа равнозначна потере курса. Отсюда эти формулы времени в 10 лет, 12 лет, 15 лет. И эта ценность времени реализуется через жесточайшую ответственность на всех уровнях власти и общества.
Кстати сказать, я не знаю ни одного случая в мире, когда бы мобилизационная экономика, ведь не только Россия, целый ряд других стран проходили через это, когда бы вот эта мобилизация проходила через поколения. Обычно мобилизационный период от 10 до 20 лет, максимум 30 лет. Дальше это все уже во что-то другое превращается. Таким образом, мобилизационная ситуация начинает походить на лазер с ядерной накачкой. Там огромная плотность на короткий промежуток времени, огромный разогрев. То есть, все работают на вот этот луч, который прожигает, добивает до этой цели.
Как устроена экономика в мобилизационных обществах? Есть ядро — группа производств, отраслей, которые непосредственно ориентированы на достижения поставленной цели. Это ядро нуждается в инфраструктуре и в обеспечении. Возникает полупериферия — то есть производства, которые обеспечивает функционирование ядра. Для создания этой модели необходима гигантская структурная перестройка. И дальше — периферия. Это то, откуда ядро и полупериферия берут ресурсы. Если брать, скажем, сталинскую модернизацию с 30-х годов, сначала ядром была тяжелая промышленность, автопром, транспортное машиностроение, а потом стала военная промышленность. И она требовала химии, металлургии, строительства и производства строительных материалов. И практически с нуля, или почти с нуля, были созданы вот эти отрасли. А откуда брались ресурсы? Из деревни. Люди, которые были неграмотны, их учили читать и писать, они уходили в город, попадали на стройку, попадали на простые производства. А дальше — рабфак, сложные производства. Далее была послевоенная модернизация, которая практически началась в 1955 году и продолжалась примерно до 1965 года.
Тогда политическое руководство страны оказалось перед очень сложной повесткой. Было три задачи, которые они должны были решить на очень ограниченном периоде времени. Первое — это повышение уровня жизни людей, решение жилищных проблем. Уровень жизни был очень низкий. Люди жили в подвалах, один костюм на семью — это все реальность. Уровень потребления, кстати, был ниже, чем в 1913 году, ниже, чем в царской России. И я должен сказать, что за 10 лет был сделан колоссальный рывок, потребление выросло в два и более раз, многие горожане впервые в жизни получили собственные квартиры.
Второе — это военный паритет с Соединенными Штатами. Это была колоссальная задача, которая заставляла держать уровень военных расходов где-то примерно 13-15% ВВП.
И третья задача, — это освоение пространства СЭВ. И решение этих трех задач совпало на очень ограниченном временном интервале. На вот этом 10-летии. Я сейчас не хочу вдаваться в детали, но если брать экономику, то было создано не одно структурное ядро, а три, которые работали жестко по каждой из этих целей. Соответственно, была развернута достаточно сложная инфраструктура, которая это все обеспечивала. А где брать ресурсы? Из сельского хозяйства? Этот источник начал затухать и масштабу он никак не соответствовал. Тогда был задействован рост эффективности, прежде всего, за счет электрификации. И пошла тотальная электрификация практически всех процессов. А для электрификации нужна топливная база. Топливная база начала создаваться. Вот это опять мощное направление структурных сдвигов. было реализовано. Я к чему говорю? К тому, что нужно понимать, что мобилизационная экономика — это очень сложный социально-культурный и экономический процесс, и вопрос насколько мы сможем все это воплотить.
— И есть факторы, которые этому способствуют?
— Есть факторы, которые способствуют, да. Но я еще раз говорю, прежде всего общество должно осознать это. Все концентрируется вокруг одной-двух-трех таких целей, ценностей, на которые все направлено.
— Если говорить про ценности, то сейчас как раз во главу угла очень многие эксперты, аналитики ставят суверенитет России. Вот это может стать той самой целью?
— Может, только тут вопрос: а что, у нас сейчас суверенитета нет? Мы-то как раз одна из немногих стран, которые сохранили суверенитет. Одна из немногих.
— Про суверенитет от Запада говорят достаточно часто…
— Суверенитет не означает полную независимость. Суверенитет означает способность страны, общества достигать собственных национальных целей. Вот если вы можете свои цели ставить, достигать — то вы суверенная страна. Китай может, Индия может, Индонезия может, Европа не может. Европа утратила суверенитет. Я сейчас не говорю про другие страны, которые сейчас у всех на слуху. И это не связано с тем, что там политический диктат идет и так далее. Просто сильно чего-то не хватает, понимаете? Суверенитет — это и состояние общества, его культурной идентичности и наличие ресурсов для развития.
Россия тоже в начале двухтысячных годов балансировала, но двинулась дальше. Но я хочу сказать, что мобилизационная экономика, когда страна находится в такой сложной ситуации, на перепутье — это не единственная модель, в этом вся суть. https://tass.ru/interviews/14919307