Плохонькая шоссейная дорога от города до села ведет прямо на его центральную улицу. Вдоль дороги – покосившиеся от старости дома. Часто встречаются бараки без окон и заборов. Внимание привлекает лишь один дом, добротный деревенский дом с резными ставнями, большими крепкими воротами, и пышно цветущим палисадником. В этом доме и живет непутевая Танька со своим мужем и двумя сыновьями.

Двор семьи Волковых ничем не уступает фасаду. Большая баня из круглого бруса, два гаража, столярная и токарная мастерские. Сразу понимаешь, здесь живет настоящая деревенская семья. Всё-то во дворе ладно и на своих местах. В самом доме тоже полный порядок. Особую самобытность ему придает мебель. Вся она сделана руками, очевидно, хозяина. Резная, покрытая специальным лаком, а потому так четко на ней видна красивая фактура дерева.

Даже запах в доме семьи Волковых какой-то особенный. Живой, что ли. Пахнет и деревом, и сеном, и недавно испеченными лепешками, и только что сваренным свежим творогом.

И во всем этом внешнем благополучии как-то неуместно выглядит только сама Танька. Она как будто вписана в эту картину по ошибке.

Танька, как называют женщину односельчане, она же Татьяна Волкова, сидит за столом на кухне и тяжело вздыхает. Ей никак не удается продеть нитку в ушко иголки. Руки предательски дрожат, и как бы она ни пыталась, ничего не выходит. Бросив эту затею, Танька поднимает на меня свои глаза и грустно улыбается, показывая взглядом, что я могу присесть за стол.

В Татьяне сложно усмотреть женщину. Лицо этого человека сохранило последствия болезни, беспросветного горя или долгой тяжелой нужды.... Так бы я подумала, не знай того, что Танька пьет. По-черному пьет, по-страшному. Кожа на лице больше похожа на изюм – серое и сморщенное. Щеки сильно впали и острые скулы навсегда придали её лицу выражение не то строгости, не то озлобленности. Уголки губ опущены, и видно, что Таньке с трудом удается улыбаться. Да ей и говорить не просто. Многолетнее пьянство лишило её не только красоты, но и связной речи.

- А ещё этот чертов тремор! Попей с моё её, родимую, и даже диктофон свой включить не сможешь, - вздохнула Танька, как бы намекнув, что ей понятна причина моего столь пристального вглядывания в её лицо.

А ведь стены этого дома помнят ее другой. Повсюду в резных рамочках на них красуются семейные фото. На них молодая высокая женщина держит на руках двух мальчишек. Лицо её полно румянца, глазища черные, с лисьей ухмылкой. Через плечо переброшена длинная, тугая коса русых волос. В нынешней Таньке от той счастливой и красивой Татьяны не осталось ничего. Неужели водка может так уродовать? А если и может, то сколько её нужно в себя влить, чтобы превратиться в такую вот горгулью.

- Как видишь, я ведь не всегда такой была. Да не смотри ты на эти чертовы фотки, всё в прошлом, а я вот в настоящем, такая, какая есть. Старая пропойца, - смеется Танька, обнажая свой почти беззубый рот.

А фотографии продолжают безмолвный рассказ о горе в этой семье. На другом старом фото красавица-хозяйка стоит рядом с супругом. В селе его по-доброму все зовут Степкой, а мужики за глаза кличут «святошей». И это вовсе не одобрительное дружеское прозвище, а самое что ни на есть грубое и злое.

Святошей Степана стали называть из-за того, что вот уже на протяжении двадцати лет он свято верит в чудесное исцеление жены, и в то, что в один день она забудет дорогу во все сельские блатхаты.

Мужики смеются над простотой Степана да шушукаются за глаза. Однако высказать свое мнение ему в лицо, честно и открыто, боятся.

Степка, как говорится, косая сажень в плечах. Смуглый, с кудрявой черной головой и огромными зелеными глазами. Сколько слез по Степке было пролито местными девками, сколько сердец разбито... А он взял и связался с Танькой. Связался и мается уже почти полжизни.

Работает Степан машинистом поезда и обеспечивает свою семью. На нём держится весь быт, хозяйство, воспитание мальчишек. Крутится Степан, как загнанный зверь.

- Хорошо, что мать под боком ещё живет, на Таньку-то, надёжи никакой нету, - мимоходом, покидая дом, обронил он.

Танька тут же находит что ответить, и показывает уже выходящему в двери мужу неприличные жесты, строя при этом страшные гримасы. Надо сказать, она и правда похожа на горгулью в этот момент.

Он ведь ворчит, ворчит, а все равно не бросает, даже не колотил меня ни разу за всю жизнь, а она у нас ведь ой какая длинная с ним, чего только между нами не было, - с гордостью заявляет Танька.

Да только, если для неё вся жизнь - череда загулов и отходняков, для Степана - каторга да сожаления. Танька ещё долго рассказывает о своих пьяных похождениях, и о том, как Степка-герой её из этих приключений вытаскивает раз за разом.

С какой-то самодовольной ухмылкой вспоминает она, как сбегала из дома, пока муж был в поездках, как бросала детей на свекровь. Как Степа по возвращению с работы вместо отдыха искал её по местным притонам. Силой утаскивал домой и выхаживал, отпаивал горячим чаем да откармливал жирным борщом. Как клялась Танька и в слезах просила прощения у мужа и своих сыновей.

- Не буду больше пить, обещаю. Сколько раз за жизнь я говорила эту фразу, оооо, можно было бы все стены в доме исписать, если бы каждый раз записывали, - опять смеется она во весь свой беззубый рот.

Нет на её лице ни сожаления, ни печали. Как будто душа этой женщины навсегда отдана зеленому змию, и вырвать её из его цепких лап уже не удастся. Сомнения эти Танька и сама подтверждает.

- Чтобы я, да бросила пить, да забыла друзей своих ситцевых, тююююю….А сыновья, что сыновья? Я их родила, считай, свой долг выполнила. Дальше уже Степкины проблемы.

Эти две Степкины «проблемы», Миша и Егор, на удивление выросли хорошими под стать отцу мужичками. Может, мамкино пьянство понудило их стать взрослыми и ответственными раньше времени, может, по примеру отца, они тоже считают, что на «Таньку надёжи нету», а значит, надо крутиться самим.

Сейчас им обоим по 13 лет. Серьезные и немного хмурые, они работают в огороде, пока я с Танькой сижу на кухне. Их хорошо видно из окна. Миша полет грядки, а Егор гоняет куриц с огорода.

- Видишь, какие гарные хлопцы уродились. Всё сами. Даже коров сами доят, молоко сепарируют, сыр и творог варят. По селу потом продают излишки, - швыркая крепким чаем, Танька тоже наблюдает за сыновьями. И невдомек ей, что её взрослым мальчикам так не хватает детства. Что вспомнят они про мать, когда упорхнут из отчего дома и создадут свои семейные очаги? Таньку, впрочем, это мало волнует.

- Я чего так трясусь-то, думаешь? Не пила уже неделю, сил нет никаких, да всё Степка этот. Как коршун за мной блюдит, и гад такой, ведь ещё месяц дома сидеть будет, в отпуске он, понимаешь ли, - с какой-то злостью шипит Танька.

Не успела она выругаться в адрес Степана, как глава семейства и сыновья возвращаются в дом. Они чумазые, видно, что уставшие, но, тем не менее, что-то бурно обсуждали между собой и хохотали.

Отец и Миша сразу проходят умываться. А Егор по-хозяйски берет сковороду, достает из холодильника картошку с мясом и ставит разогревать. Пока ужин скворчит на плите, он умело режет хлеб, сало и огурцы, заваривает душистый чай с листьями смородины. И разливает по кружкам себе, брату, отцу и мне.

- А матери не нальешь, значит, ирод? - бубнит Танька и недобро глядит на сына.

- А пусть тебе в притонах наливают, - не смотря ей в глаза, возражает Егор.
Отец с сыновьями, уплетая свою немудреную пищу, о чём-то говорят и смеются, не обращая внимания на Таньку. Та хоть и пытается что-то говорить, но все её попытки терпят поражение. Как будто бы она, Танька Волкова, больше вовсе не Волкова.

- Завтра мы на сенокос поедем, ты за хозяйством-то пригляди, - наконец обращается к жене Степан. Она тут же будто засияла, засветилась вся изнутри. И даже улыбка её больше не казалась странной.

- Конечно, Степочка, конечно. Я ведь обещала. Да я прямо сейчас и займусь, - и Танька бежит встречать коров, которых пастух к тому времени уже подгоняет к селу. Такая неподдельная радость мне не понятна. А вот привыкшие к маминым загулам Волковы всё поняли сразу.

- Запьет завтра, стерва. Неделю терпит уже. Ты, Миша, дойди после ужина до бабушки, скажи, пусть за домом и хозяйством приглядит, - с глубоким вздохом, глядя в окно на спешно покидавшую двор жену, говорит Степан.
Бежит непутевая Танька за своими коровами с хлыстом в руках. По её горящим глазам и довольной физиономии даже соседи понимают - всё, скоро загул.

Мы встретились с ней на выезде из села, и мне отчаянно захотелось остановить Таньку, призвать к ответственности. Встряхнуть её изо всех сил и открыть её залитые водкой глаза. Печально ведь, правда, что в руках непутевой Таньки чья-то заветная мечта: добротный дом, работяга-муж, серьезные и умные сыновья. Чего же еще желать?

- Ты мне морали-то не читай, Степка сам говорит, на меня надёжи нету, а значит, пусть сам всё и решает. Да и некогда мне с тобой речи умные разводить, прощай, - Танька щелкает хлыстом своих коров по копытам и двигается в сторону дома.

Завтра она снова уйдет в запой…А Степка вместе с сыновьями будет снова ее искать. Спасать, выхаживать. Заваривать ей крепкий чай, да откармливать жирным борщом…

Любовь Вишневская