"СВЕТЛАНА.

" ЧАСТЬ 3.
АВТОР: ВИКТОРИЯ КОЛЫХАЛОВА.
Стану я не благословляясь, пойду не перекрестясь, из избы не дверьми,
из двора не воротами, в чистое поле. В чистом поле стоят и три, и два, и
один — бес Сава, бес Колдун, бес Асаул, и я сойдусь поближе и поклонюсь
пониже. Вы, тридевять бесов — три, два и один бес Сава, бес Колдун и
бес Асаул, и как вы служили Ироду-царю, так и послужите мне — снесите
тоску и сухоту в его буйну голову, в тыл, в лик, в ясны очи, в губы, в
зубы, во все кости и пакости, во все жилы, полужилы и поджилки. Будь ты,
тоска, неисходна. Жги, тоска, его кровь горячую, его сердце кипучее.
Как удавшему в петле, как утопшему в воде было б ему тошно без меня. Ел,
не заедал, пил, не запивал, во сне бы не засыпал, а все по мне
тосковал…. И тем моим словам ключ и замок, и замок замкну, и снесу замок
в окиян-море, под Алатырь-камень. Отныне и до века, и во веки веков!
Кто камень Алатырь изгложет, тот тоску превозможет…Макс
чувствовал, как сходит с ума от ужаса и возбуждения. Лихорадка пожирала
мозг, не давая телу двинуться с места, и он был почти благодарен
Светлане, когда она повалила его на лавку и оседлала, как стреноженного
жеребца. Ее движения были злыми и резкими, она жгла его, как адское
жерло. Кровь хлюпала в ее лоне, стекала по его раздувшемуся члену. Кровь
разлеталась во все стороны от хлопков ее ягодиц по его бедрам. Кровь
заливала их тела. Кровь капала с сосков, когда острые конусы ее грудей
тряслись над его лицом. В крови скользили его пальцы, впиваясь в ее
кожу. В крови захлебывались они оба, глотая зловонный горячий пар. В
крови утонул и растворился разум, когда Макс с рычащим воплем
выплеснулся в скачущую на нем дьяволицу. *** Макс
плавал в густом клейстере лихорадки, приходя в себя то на рассвете, то
на закате. Пил жирное горячее молоко с приторным медом и снова уплывал в
забытье. Пот пропитывал белье и постель, становилось холодно, и он
снова просыпался, чтобы отдать свое слабое тело терпеливым заботам своей
хозяйки.Он избегал смотреть на нее, избегал говорить с ней, но укрыться насовсем от звенящего щебета не мог.— Котик, как ты сегодня? Бедненький мой. Сладенький.И
зубы сводило от страха, от сознания своей полной беспомощности. Его
тошнило, он натягивал одеяло до подбородка, несмотря на сильный жар.— Мой котик хочет сметанки? Или супчика? Пойду курочку зарублю, сварю супчик моей заиньке…И дрожь пробиралась под пуховое одеяло, воскрешая в памяти кровавую баню, обмякшее изрубленное тело на мокром полу.— Котику нужно поправляться! Максику нужны силы, чтобы приласкать свою заиньку, правда?!И
снова блаженное забытье накатывало, милосердно укрывая от воспоминаний о
том, чем занимались они там, в крови и удушающем смраде смерти. *** «Убила отца. Родного отца. Собственными руками. Зарубила, как собаку!..»Макс
стоял во дворе, поеживаясь от вечернего ветерка, и смотрел на
располосованные спущенные покрышки. Машина превратилась в груду
бесполезного железа. Мобильник он не видел с той ночи, как вписался под
дождем в ворота…Прошло уже достаточно времени, и Макс был готов
рискнуть. Несмотря на перенесенную болезнь и еженощный изматывающий
секс, он чувствовал в себе силы уйти отсюда пешком…— Котик! Ты где? Иди, помоги мне с поросятами!..Вот
только когда? Светлана ни на минуту не выпускала его из виду. Даже на
рыбалку ходили вместе. «Закаты на реке — это так романтично! Правда,
котик?!»Макс научился копать огород, сажать картошку и капусту,
рубить и щипать кур, ремонтировать крышу и нехитрую дворовую утварь,
строгать и пилить доски, колоть дрова, ходить за скотиной — доить корову
и выгребать навоз. Кормить поросят. Поросята… Вонючие глыбы сала.
Смотрят на него каждый раз своими маленькими жадными глазками, как будто
ждут… А из открытых пастей тянется бурая блестящая слюна… Светлана
скормила отца поросятам. «Знаешь, какие они прожорливые?! Просто
наказание какое-то!»Ее колокольчиковое хихиканье острыми иглами
колет под ребра всякий раз, когда она зовет его в баню. Отмытая от
крови, выскобленная до светло-желтой древесной сердцевины, она все еще
смердит смертью, стоит только развести в ней огонь и наполнить тесную
парилку влажным паром… Макс несколько раз пытался ее сжечь.«Максик, так же нельзя! Не по-хозяйски! Горе ты мое! Ну что мне с тобой делать, а?! Что сделать мне с тобой?!»И
снова — жуткий колокольчиковый смех. И снова эта милая девочка со
светлым именем скакала на нем до утра, до боли, до хрипа. До крови. *** Первая
попытка Макса выбраться с хутора пешком стала и последней. Пущенный по
его следу цепной Боцман, лохматый дружелюбный волкодав, лизавший новому
хозяину пальцы всякий раз, когда он его кормил, порвал ему ногу от
колена до щиколотки так, что и через год Макс мог передвигаться, сильно
хромая, только по двору.Ослепительные зимние рассветы сменялись
дождливыми пахучими весенними сумерками, звенящим летним зноем, а после —
надрывные крики пролетавших на юг птиц нагоняли дремоту на скотину,
заставляли хозяев торопиться с заготовкой дров и почаще проверять
набранный поросятами вес.Макс отпустил бороду, перестал обращать
внимание на мозоли на грубых ладонях и въевшуюся под ногти грязь. Он
даже был счастлив и спокоен в течение одного недолгого времени — пары
предрассветных часов, когда Светлана сладко засыпала на его плече,
по-детски улыбаясь и щекоча ему кожу пшеничной прядью волос. Сразу после
того, как он, корчась от нестерпимой боли, с криком извергал семя как
будто в ее лоно, но на самом деле — в бездонную, бесплодную бездну,
наполненную кровью и смертью. Жадную пасть жрицы поганого культа. *** Второй стакан самогона помог Максиму улыбнуться вполне нормально в ответ смешливым колокольчикам.— Максик, тебе селедочку лучком присыпать? Или ты так будешь, вприкуску?Светлана
хлопотала у стола, где прямо в сковородке дымилась и истекала маслом
жареная картошка, пахучим клубком зеленел укроп и блестели крепкими
боками маринованные маслята.От торопливых движений конусы ее
грудей подпрыгивали, натягивая ткань домашнего платья твердыми сосками.
Макс по-хозяйски положил руку ей на поясницу, спустился ниже, сжал
упругое полушарие, скользнул пальцами между ног. Юное тело тотчас
отозвалось на нехитрую ласку, девушка игриво сверкнула глазками и
подалась к Максу, прижавшись бедром.— Сучка ненасытная! — осклабился он, тут же почувствовав тухлый запах из собственного рта.— А сам-то! Сам! — рассыпались смешливые колокольчики. — Седина в бороду, бес в ребро, а туда же!Максим
легонько оттолкнул девушку, неторопливо огладил бороду, в которой и
впрямь в последнее время седых волос заметно прибавилось. Их со
Светланой теперь можно было принять за отца с дочерью…Где-то в
доме хлопнула открытая форточка, осенний ветер проник в комнаты студеным
сквозняком, задул по ногам. Вслед за первым порывом окреп, затянул небо
темными тучами, ускоряя и без того ранние сумерки. По оконным стеклам
забарабанили тяжелые холодные капли, и почти сразу же полыхнуло синим,
треснул гром.Максим налил еще полстакана и уже поднес ко рту,
когда с улицы донесся скрежет и грохот, явно возвещая о материальном
ущербе хозяйству. Громко выматерившись, Макс отставил стакан и вышел на
крыльцо. В плотных струях дождя горели яркие фары, освещая бесформенную
груду досок на месте ворот.— Д-добрый вечер! П-простите, я з-заблудился… — из открытого окна автомобиля на Максима поблескивали круглые стекла очков.— Добрый?! Это в каком месте он добрый, вечер-то?! — рявкнул Макс. — Ты мне ворота снес, щенок!Из теплых сеней показалась Светлана и с любопытной, застенчивой улыбкой взглянула на гостя.
КОНЕЦ.
#колыхалова