"ТЕПЕРЬ ПЬЮТ ЛИМОННЫЙ, АПЕЛЬСИНОВЫЙ И РЯБИНОВЫЙ ОДЕКОЛОН".

КОГДА ОДЕКОЛОН В РОССИИ НАЧАЛИ УПОТРЕБЛЯТЬ ВНУТРЬ. Часть 1.
Запрет на продажу спиртных напитков, появившийся в 1914 году, после начала Первой мировой войны, обычно называют причиной того, что в России одеколон начали использовать не по назначению. Однако семью десятилетиями ранее, 4 апреля 1844 года, император Николай I подписал положение Комитета министров «О правилах на ввоз и продажу о-де-колона», разработанное по настоянию монополистов продажи спиртного — содержателей питейного откупа. Но искоренить «народный одеколон» оказалось так же сложно, как и производить настоящий, не хуже импортного.
«Великой расход на эту водку»
В начале XVIII века духи назывались незатейливо: спирт лавандовый, мелиссовый, фенхелевый, розмариновый. Последний еще именовался унгарской водкой и водой Венгерской королевы. В 1719 году ящик этого благовонного спирта достался Петру Первому в качестве трофея.
В «Табели взятым кораблям, и сколько на оных каких товаров…» сообщалось, что на судне «Гирш (Елень)» было:
«12 оксов красного вина, по 16 руб., итого 192 руб.; 15 оксов белого вина, по 16 руб., итого 250 руб.; ящик унгарской водки; всего ценою 442 руб. Порции Его Царского Величества 288 р. 40,5 коп.; господину генералу-адмиралу порции 44 руб. 20 коп.; вице-адмиралу порции 13 руб.26 коп.; офицерам, которые брали, 96 руб. 13,5 коп.». В конце описи ее составитель объяснил, почему не указана цена унгарской водки: «упомянуто о некоторых мелочах, о унгарской водке и синем сандале… которое все надлежит Его Царскому Величеству».
Видимо, Петр I поделился благовонным спиртом со своими приближенными, и его запах многим понравился. И в 1724 году ароматники (так тогда называли парфюмеров и торговцев духами) пожелали наладить в России изготовление воды Венгерской королевы. Но царь не разрешил. 7 июля 1724 года президент мануфактур-коллегии объявил указ, подписанный Петром I, «О непозволении делать в России унгарскую водку»:
«Позволения в делании унгарской водки в России не давать, для того, что оная водка делается не из российских материалов. А ежели такая водка хотя и будет делаться из российских материалов, токмо в действе будет не такова, которая делается из заморских».
«Также и душиться было нельзя, разве только употребляли о-де-колон»
Но спустя полвека эту душистую воду стали и за границей делать так, что «действо» ее изменилось. Во французском «Словаре коммерческом…», переведенном и изданном в России в конце XVIII века, говорилось:
«Унгарская водка, или вода королевы Венгерской, прозванная так, как сказывают, по чудесному действию, оказанному ею над королевою Венгерскою, не что иное, как винный крепкий спирт, напитанный качеством цветов розмариновых. Великой расход на эту водку… приключил то, что, вместо старания приводить состав этот в совершенство, оный подделывают, и ныне в продаже в лавках находящийся, по большей части состоит из водки двоеной с листами розмариновыми, иногда одних, иногда с цветами, вместо того, что надлежало бы употреблять одни цветы, хорошо настоянные в лучшем винном спирте; или вместо того употребляют водку, в которую кладут понемногу масла розмаринного белого прежде раскладывания в бутылочки, на кои однако налепляют те же бумажки, каковые бывают на цельной унгарской водке».
Большой популярностью в XVIII веке пользовалась и лавандовая вода. Известно, что полководец А. В. Суворов душился только оделавандом.
Эти простые строгие ароматы часто были востребованы тогда еще и потому, что только ими было прилично пользоваться благовоспитанным особам, если они носили траур. По отцу и матери он длился два года, по мужу — три. Е. П. Янькова, правнучка историка В. Н. Татищева, вспоминала в 1850-е годы о правилах жизни конца XVIII — начала XIX века:
«Вдовы три года носили траур… Первые два года вдовы не пудрились и не румянились; на третий год можно было немного подрумяниться, но белиться и пудриться дозволялось только по окончании траура. Также и душиться было нельзя, разве только употребляли о-де-колон, о-де-лаванд и о-де-ларен де-гонри, по-русски унгарская водка, о которой теперь никто и не знает».
«Они брались нарасхват»
Одеколон, или кельнская, колонская вода, среди сложных, но легких ароматов был и у платежеспособных европейцев, и у богатых россиян по популярности на первом месте. В одном из дореволюционных руководств для начинающих парфюмеров сообщалось:
«Нередко сами по себе прекрасно пахнущие вещества не дают, в смеси с другими, хорошего букета… между тем, как другие… совершенно гармонируют друг с другом и дают новый оттенок запаха; настоящий о-де-колон может служить образцом правильного соединения».
Правильно соединил несколько эфирных масел пьемонтец Джованни Мария Фарина в 1709 году в Кельне, настоял эту смесь в водно-спиртовом растворе и получил свежий цитрусово-травянистый аромат, покоривший всю Европу. К концу XVIII века сотни парфюмеров изготавливали свои версии кельнской воды, но нравились они лишь тем, кому не выпало счастье узнать аромат фирменного продукта. Торговцам парфюмерными товарами приходилось подчеркивать, что в их лавках или аптеках подлинный одеколон. Так, в «Московских ведомостях» в 1799 году один из них сообщал:
«Получил следующие товары… самую лучшую помаду и пудру; о де лаванд амбре и прочие духи, также настоящую о де колонь». Одна склянка стоила 1 рубль, дюжина — 10 рублей. В 1806 году «Московские ведомости» извещали: «В Шпажном ряду под №8 у Никанора Оконишникова вновь получены товары: самого лучшего сорта амбре по 2 р., ло де Лованд по 150 к., ло де Колонь по 1 р., Унгарская водка по 35 к. бутылка».
«Класть в башмаки пергаментные подошвы, которые хорошенько смачивать одеколоном»
Мода предписывала светскому человеку благоухать, и дорогие склянки с ароматными жидкостями не залеживались у продавцов. Русские сатирические журналы неутомимо высмеивали щеголей — «славных вертопрахов», «куклообразных волокит», «счастливых тунеядцев» — за маниакальное увлечение косметикой и парфюмерией. Все утро до полудня, возмущались сатирики, щеголь проводит «за уборным столиком», румянится и белится, натирается для умягчения кожи мазями, выдуманными в Париже, «натирается также пахучими водами, которые и истощает все», опрыскивает себя духами, «которые водятся у него в изобилии».
«Они брались нарасхват,— негодовал журнал "Трутень",— и променивались иногда на предметы первой необходимости».
Но к началу XIX века одеколон, в его недорогих версиях, сам стал предметом первой необходимости. Им натирали виски, спасаясь от мигрени; его капали в стакан с водой и нюхали, успокаивая расшалившиеся нервы или поднимая упавшее настроение; одеколон подносили к носу тому, с кем приключился обморок; им протирали руку после неприятного рукопожатия. Некоторые петербуржцы полностью обтирались губкой, смоченной водой с одеколоном, надеясь защититься от антисанитарии Северной столицы.
Сборники практических советов призывали обзавестись одеколоном тех, кто страдал сильной потливостью ног:
«Летом носить легкие батистовые башмаки, которые однако же надобно переменять каждый день, между тем как накануне снятые башмаки проветриваются. Класть в башмаки пергаментные подошвы, которые хорошенько смачивать одеколоном».
А князь П. Н. Енгалычев, составивший несколько книг по популярной медицине, рекомендовал тучным соотечественникам попотеть с помощью одеколона и других душистых спиртов.
«Жирные ленивцы, отвыкшие и сделавшиеся неспособными к моциону,— писал князь,— должны начинать свое лечение самым легким телодвижением и каждый день оное увеличивать. Трение всего тела фланелью или сукном, ежедневно повторяемое, составляет в таком случае лучшее помогательное телодвижение. Фланель для трения сего употребляемую, полезно спрыскивать летучими жидкостями, например: водкою унгарскою, спиртом розмаринным, лавандным, можжевеловым, Колонскою водою. Трения сии делать в теплой комнате до поту».
«Непобедимая страсть к духам»
В некоторых усадьбах, где были большие теплицы с цитрусовыми деревьями, экспериментировали с домашним изготовлением одеколона. Так, в 1802 году граф Н. П. Шереметев, живший тогда в Петербурге, получил сообщение от князя Ф. П. Щербатова, присматривавшего за его московским хозяйством: «Кусковский садовник делает Еаu de Cologne очень хорошо, лучше здесь продаваемой. Ему ежель дать спирт, он фабрику завести может, по крайней мере, для дома вашего тот материал возвратится продажею лишнего». Следует заметить, что садовниками у графа были иностранцы.
Дворянам, уединенно обитавшим в деревнях, коллекционирование ароматов скрашивало однообразие их жизни. О таком родственнике вспоминала писательница и педагог Е. Н. Водовозова, жившая в конце 1840-х годов в поместье в Смоленской губернии:
«Когда матушка отпускала меня с нянею к крестному, я не помнила себя от восторга… Как только мы открывали двери его дома, нас охватывали несказанно чудные ароматы духов, которыми пропитаны были мебель и каждый уголок его комнат. Недаром прислуга называла его "духовитым барином". У него была непобедимая страсть к духам. Зная ее, каждая из его дочерей присылала ему из столицы к именинам и к Новому году какой-нибудь душистый подарок: то роскошный ящик с флаконами духов, то с гранеными бутылочками одеколона, изящную коробку с разнообразными мылами, сверточки с душистыми курительными свечками и ароматическими бумажками, прелестные саше. Все его белье, платье, вещи были сильно продушены: во всех шкапах и комодах лежали подушечки и красивые бумажные конвертики с сухими духами».
В 1840-е годы в столицах можно было купить благовонные жидкости не только зарубежного, но и местного производства. В Москве, например, различные духи и одеколоны делали в забытых теперь заведениях А. Б. Мусатова, М. М. Руднева, П. П. Третьяковой, братьев Шевелкиных. Был известен парфюмер В. И. Виттих и, конечно же, Луи Буис и его наследники; а с 1844 года Москва заговорила о продукции Альфонса Ралле. В Петербурге все знали фабрику И. Герке.
С распространением душистых вод среди все более широких слоев населения развивался и новый вид агрессии — ароматический. Многие стали душиться, но немногие умели или имели возможность купить хороший аромат. Литератор И. И. Панаев в своих воспоминаниях рассказал о таком «конфликте» между В. Г. Белинским и поэтом А. В. Кольцовым, сыном воронежского прасола — оптового торговца снедью и скотом:
«Кольцов был небольшого роста и казался довольно крепкого сложения. Одет он был даже с некоторою претензиею на щегольство: на манишке его сверкали пуговицы с камешками, сверх жилета красовалась цепь от часов, он был напомажен и даже раздушен. Впоследствии за эти духи ему жестоко доставалось от Белинского. "Охота вам прыскаться и душиться какою-то гадостью,— говорил он,— от вас каким-то бергамотом или гвоздичкой пахнет. Это нехорошо. Если мне не верите — спросите у него (и Белинский указывал на меня), он франт, он уж, батюшка, авторитет в этом деле"».
Продолжение во второй части..
Фото: 1. Случайно или нет, но экспозиция изделий фирмы Брокар с фонтаном одеколона на Всероссийской художественно-промышленной выставке 1882 года располагалась возле стендов производителей спирта и вин
2. Мода начала XIX века предписывала светскому человеку благоухать
3. Простой люд с давних пор понял, что настоящим одеколоном сдабривают одежду, а «народный» употребляют внутрь (на рисунке — народ душит пиджаки у фонтана с одеколоном Брокара на Всероссийской художественно-промышленной выставке 1882 года в Москве)