НЕ СТАВЬ ТОЧКУ ТАМ, ГДЕ СЕРДЦЕ ПРОСИТ ЗАПЯТУЮ,,,,,

У НЕЁ АНАЛИЗЫ ТРУПА, А ОНА НА НОГИ ВСТАЁТ! РЕАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ИЗ ЖИЗНИ! ПРОЧИТАЙТЕ!!! ОТКРОЙТЕ ВСЮ ТЕМУ, ДОРОГИЕ МОИ! Меня везли на кресле по коридорам областной больницы. — Куда? — Спросила одна медсестра другую. — Может, не в отдельную, может, в общую? Я заволновалась.- Почему же в общую, если есть возможность в отдельную? сёстры посмотрели на меня с таким искренним сочувствием, что я несказанно удивилась. Это потом я узнала, что в отдельную палату переводили умирающих, чтобы их не видели остальные. — Врач сказала в отдельную, — повторила медсестра. Я успокоилась. А когда очутилась на кровати, ощутила полное умиротворение уже только от того, что никуда не надо идти, что я уже никому ничего не должна, и вся ответственность моя сошла на нет. Я ощущала странную отстранённость от окружающего мира, и мне было абсолютно всё равно, что в нём происходит. Меня ничего и никто не интересовал. Я обрела право на отдых. И это было хорошо. Я осталась наедине с собой, со своей душой, со своей жизнью. Только Я и Я. Ушли проблемы, ушла суета и важные вопросы. Вся эта беготня за сиюминутным показалась настолько мелкой по сравнению с Вечностью, с Жизнью и Смертью, с тем неизведанным, что ждёт нас… И тогда забурлила вокруг настоящая Жизнь! Оказывается, это так здорово: пение птиц по утрам, солнечный луч, ползущий по стене над кроватью, золотистые листья дерева, машущего мне в окно, глубинно-синее осеннее небо, шумы просыпающегося города — сигналы машин, спешащее цоканье каблучков по асфальту, шуршание падающих листьев … Господи, как замечательна Жизнь! И я только сейчас это поняла … — Ну и пусть, — сказала я себе. — Но ведь поняла же. И у тебя есть ещё пара дней, чтобы насладиться ею и полюбить её всем сердцем. Охватившее меня ощущение свободы и счастья требовало выхода, и я обратилась к Богу, ведь он был ко мне уже ближе всех. — Господи! — радовалась я. — Спасибо тебе за то, что ты дал мне возможность понять, как прекрасна Жизнь, и полюбить её. Пусть перед смертью, но я узнала, как замечательно жить! Меня заполняло состояние спокойного счастья, умиротворения, свободы и звенящей высоты одновременно. Мир звенел и переливался золотым светом божественной Любви. Я ощущала эти мощные волны её энергии. Казалось, Любовь стала плотной и в то же время мягкой и прозрачной, как океанская волна. Она заполнила всё пространство вокруг, даже воздух стал тяжёлым и не сразу проходил в лёгкие, а втекал медленной, пульсирующей водой. Мне казалось, всё, что я видела, заполнялось этим золотым светом и энергией. Я Любила! И это было слиянием мощи органной музыки Баха и летящей ввысь мелодии скрипки. Отдельная палата и диагноз «острый лейкоз четвёртой степени», а также признанное врачом необратимое состояние организма имели свои преимущества. К умирающим пускали всех и в любое время. Родным предложили вызывать близких на похороны, и ко мне потянулась прощаться вереница скорбящих родственников. Я понимала их трудности: о чём говорить с умирающим человеком? Который, тем более, об этом знает. Мне было смешно смотреть на их растерянные лица. Я радовалась: когда бы я ещё увидела их всех! А больше всего на свете мне хотелось поделиться любовью к Жизни — ну разве можно не быть от этого счастливым! Я веселила родных и друзей, как могла: рассказывала анекдоты, истории из жизни. Все, слава Богу, хохотали, и прощание проходило в атмосфере радости и довольства. Примерно на третий день мне надоело лежать, я начала гулять по палате, сидеть у окна. За сим занятием и застала меня врач, сначала закатив истерику по поводу того, что мне нельзя вставать. Я искренне удивилась: — Это что-то изменит? — Нет, — теперь растерялась врач. — Но вы не можете ходить. — Почему? — У вас анализы трупа. Вы и жить не можете, а вставать начали. Прошёл отведённый мне максимум — четыре дня. Я не умирала, а с аппетитом лопала колбасу и бананы. Мне было хорошо. А врачу было плохо: она ничего не понимала. Анализы не менялись, кровь капала едва розоватого цвета, а я начала выходить в холл смотреть телевизор. Врача было жалко. Любовь требовала радости окружающих. — Доктор, а какими вы бы хотели видеть эти анализы? — Ну, хотя бы такие. — Она быстро написала мне на листочке какие-то буквы и цифры. Я ничего не поняла, но внимательно прочитала. Врач посмотрела на меня, что-то пробормотала и ушла. В девять утра она ворвалась ко мне в палату с криком: — Как вы это делаете ?! — Что я делаю? — Анализы! Они такие, как я вам написала. — А-а! Откуда я знаю? Да и какая разница? Меня перевели в общую палату. Родственники уже попрощались и ходить перестали. В палате находились ещё пять женщин. Они лежали, уткнувшись в стену, и мрачно, молча и активно умирали. Я выдержала три часа. Моя Любовь начала задыхаться. Надо было что-то срочно делать. Выкатив из-под кровати арбуз, я затащила его на стол, нарезала и громко сообщила: — Арбуз снимает тошноту после химиотерапии. По палате поплыл запах свежего снега. К столу неуверенно подтянулись остальные. — И правда снимает? — Угу, — со знанием дела подтвердила я. Арбуз сочно захрустел. — И правда, прошло, — сказала та, что лежала у окна и ходила на костылях. — И у меня … И у меня … — радостно подтвердили остальные. — Вот, — удовлетворённо закивала я в ответ. — Как-то случай у меня один был … А анекдот про это знаешь? В два часа ночи в палату заглянула медсестра и возмутилась: — Вы когда ржать перестанете? Вы же всему этажу спать не даёте! Через три дня врач нерешительно попросила меня: — А вы не могли бы перейти в другую палату? — Зачем? — В этой палате у всех улучшилось состояние. А в соседней много тяжёлых. — Нет! — Закричали мои соседки. — Не отпустим. Не отпустили. Только в нашу палату потянулись соседи, просто посидеть, поболтать, посмеяться. И я понимала почему. Просто в нашей палате жила Любовь. Она окутывала каждого золотистой волной, и всем становилось уютно и спокойно. Особенно мне нравилась девочка-башкирка лет шестнадцати в белом платочке, завязанном на затылке узелком. Торчащие в разные стороны концы платочка делали её похожей на зайчонка. У неё был рак лимфоузлов, и мне казалось, что она не умеет улыбаться. А через неделю я увидела, какая у неё обаятельная и застенчивая улыбка. А когда она сказала, что лекарство начало действовать и она выздоравливает, мы устроили праздник, накрыв шикарный стол. Пришедший на шум дежурный врач ошалело смотрел на нас, после сказал: — Я тридцать лет здесь работаю, но такое вижу первый раз. Развернулся и ушёл. Мы долго смеялись, вспоминая выражение его лица. Было хорошо. Я читала книжки, писала стихи, смотрела в окно, общалась с соседками, гуляла по коридору и так любила всё, что видела: книгу, компот, соседку, машину во дворе за окном, старое дерево. Мне кололи витамины. Надо же было что-то колоть. Врач со мной почти не разговаривала, только странно косилась, проходя мимо, и через три недели тихо сказала: — Гемоглобин у вас на 20 единиц выше нормы здорового человека. Не надо его больше повышать. Казалось, она за что-то сердится на меня. По идее, получалось, что она ошиблась с диагнозом, но быть этого никак не могло, и она это тоже знала. А однажды она мне пожаловалась: — Я не могу вам подтвердить диагноз. Ведь вы выздоравливаете, хотя вас никто не лечит. А этого не может быть. — А какой у меня диагноз? — Я ещё не придумала, — тихо ответила она и ушла. Когда меня выписывали, врач призналась: — Так жалко, что вы уходите, у нас ещё много тяжёлых. Из нашей палаты выписались все. А по отделению смертность в этом месяце сократилась на 30 процентов. Жизнь продолжалась. Только взгляд на неё становился другим. Казалось, что я начала смотреть на мир сверху, и потому изменился масштаб обзора происходящего. А смысл жизни оказался таким простым и доступным. Надо просто научиться любить, и тогда твои возможности станут безграничными, а все желания сбудутся, если ты, конечно, будешь эти желания формировать с любовью. И никого не будешь обманывать, не станешь завидовать, обижаться и желать кому-то зла. Так всё просто и так всё сложно. Ведь это правда, что Бог есть Любовь. Надо только успеть это вспомнить … ______________инет

Хорошо на улице - тихо, тепло... Люблю сентябрьские дни. Не спешные, спокойные. Уже не лето, ещё не осень, а так... просто невесомость. И ты паришь в этой невесомости такая же легкая и летучая, как паутинки, серебряными ниточками повисшие в сентябрьской пустоте. И нет в душе тревог, и мыслей нет. Знаешь: всё будет так, как Богом задумано. По другому и быть не может... Анна Корягова https://vk.com/l_art_de_vivre взято из группы.

Знаете, где часто таится травма, о которой ещё не сказали, а иногда и не подозревали даже, что она есть, и есть давно? В неверии. В тотальном неверии, будто можно жить по-другому. Что есть где-то люди, которые не унижают друг друга ни словом, ни делом. Не предают, не изменяют, и что этих людей значительно больше, чем тех, кто наоборот, и что они не инопланетяне. Что любовь - это честный и красивый подарок, за который не надо идти босиком по раскалённым углям, не надо платить за неё кусками своей души, не надо выслуживать её, как бездомный пёс обглоданную косточку, лениво брошенную в кусты. Что семья - не тюрьма из контроля и обмана, в которой бесконечно терпят и враждуют от одного короткого перемирия до другого, а добровольный союз глубоко уважающих друг друга людей, основанный на бережности и близости. Что работа - не адово пекло, на которую надо плестись, как на каторгу, а личная территория реализации, проведя на которой больше половины всей жизни, не чувствуешь себя приговорённым. Что перемены - не так страшны, как кажется, и что почти в любой момент своей жизни можно пойти на них и изменить очень многое, а не зацементировать себя в свои страдания, как в непоправимую обречённость. И так во всём, где отчаяние и безысходность заменяются реальной возможностью выйти на свет и обрести свои лучшие шансы. Травмированные, но не пришедшие к исцелению или не переросшие свои травмы люди первыми кричат своё заученное нет. Гомкое, тихое, беззвучное, но ощутимое. Первыми защищаются своим спасительным цинизмом, пытаясь обесценить то, что на самом деле взбудоражило их, затронуло глубинную боль, раскупорило спрятанные потребности. Первыми ведут себя, как те самые крабы в ведре, упорно сбрасывающие вниз каждого, кто посмел из него выбраться. Эти люди на самом деле не циничны и не намеренно озлоблены. Они именно поранены. Их раны покрылись гнойниковой непробиваемой коркой, но не зажили. Их когда-то беспощадно побили эмоционально или физически. Часто не разово, а многократно. Многих побила среда, в которой не было тех, кто не смирился, но были те, кто убедил, что все так живут, и что это нормально. Многих некому оказалось поддержать в самые нестерпимые дни жизни, и они перестали верить в то, что у них получится самостоятельно. Причин тысячи, но почти все они обратимы, заживляемы, перерастаемы, преодолеваемы. И даже забываемы. Или развенчаемы в своей мнимой силе. С каждой можно хотя бы попытаться работать. Лично или профессионально. Осознанно, взвешенно, не наскоком, не одним днём. Это почти хирургия, в которой осторожно отделяешь необратимо повреждённое от ещё живого. Это запредельная степень доверия и принятия. Это нежность, как лекарство. Я живу под флагом своего пожизненного девиза, что никто из нас не родился для несчастья. Меня никто не убедит в обратном. И я точно знаю, что доступные в рамках отдельной аутентичности шансы есть у каждого, кто даёт их себе. Перестать верить на время - нормально, перестать верить навсегда - невозможно. Или возможно, конечно, но не надо. Просто не надо. У каждого из нас свой мешок отчаяния, и иногда мы сидим в нём в одиночку довольно долго. У каждого бывают периоды, в которые мы ни на что не оказываемся способны. У каждого бывают сумасшедшие провалы, после которых хочется долго сидеть спиной к целому миру... И это тоже нормально. Ненормально только продлевать это время до бесконечности и держаться за своё неверие, как за единственно возможный способ обезболивания. Если болит - это значит, что живы, и что ещё можно что-то сделать. Жить под наркозом отказа от чувств - умереть ещё живым. Давайте себе шансы. Всегда. Пожалуйста. Лиля Град 2020

Жить становится гораздо легче, когда ты, наконец, отказываешься от попыток «причинить» людям добро. Когда перестаешь гоняться за близкими, силясь запихнуть им в плотно закрытый рот то, что, по твоему мнению, им сейчас полезно. Все важные мысли и житейские истины доступны двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю и лежат на поверхности. Они летают в воздухе и могут быть усвоены в любой момент теми, кто готов. И только им самим. Невозможно эмоционально вырасти и просветлеть за кого-то. Невозможно сделать за другого ни одного движения. Ни одного вздоха. И тогда жизнь приобретает другой, совершенно философский смысл, когда ты отвечаешь только за себя. И начинаешь ценить все те самостоятельные шаги, которые делают другие люди вокруг. Ибо это отдельное, не зависящее от тебя великое чудо. Аглая Датешидзе

Хорошо на улице...тихо, тепло... Люблю сентябрьские дни. Неспешные, спокойные. Уже не лето, ещё не осень, а так.... просто невесомость. И ты паришь в этой невесомости такая же легкая и летучая, как паутинки, серебряными ниточками повисшие в сентябрьской пустоте. И нет в душе тревог, и мыслей нет. Знаешь: всё будет так, как Богом задумано. По другому и быть не может... Анна Корягова

Когда кажется, будто собственная безотказность - это неоспоримое достоинство, возвышающее над другими, то ответственность за него исключает завуалированные или открытые жалобы на свою усталость, нехватку времени, опустошённость. Но, как правило, эту ответственность брать на себя никто не желает, а желает получить компенсацию в виде неоплатной вины перед собой за своё неумение сказать обыкновенное нет, которое не отменяет доброго отношения, а лишь признаёт честные ограничения и естественную нехватку человека на всё, что от него хотят получить. Понятие здоровых границ сильно искажено заблуждением, будто они лежат снаружи и обязуют других, а не нас самих отвечать за своё согласие или несогласие. Отсюда столько жгучих обид, завышенных ожиданий, горьких, но необоснованных разочарований... Люди ждут и верят, что другие обязаны самостоятельно понять их обстоятельства, угадать желания, освобождать их от необходимости озвучивать тяготы правды и неприятные отказы, в которых у тех, кто не умеет воспринимать себя целостно, тревожно теряется чувство своей хорошести. Это созависимый принцип мышления, блокирующий на корню любые линии поведения, способные повлечь за собой даже гипотетическое отчуждение, осуждение, ослабление привязанности. Прививается он или в семье, лишённой взаимного уважения и принуждающей долго заслуживать даже крох принятия, или обретается позднее, в больных историях с нарушенной равноценностью. В любом случае, здорового в безотказности мало, потому что за ней скрывается вовсе не любовь, и не искреннее желание помочь, а бремя угождения, разъедающее изнутри. Помощь, идущая во благо как дающему, так и принимающему, никого не обедняет, не опустошает, не лишает возможности утолять и свои потребности тоже. Именно поэтому о ней никто не трубит, не ищет зрителей и не выжимает жалость к себе. И наоборот... Понять это важно хотя бы для того, чтобы не заиграться в тщеславную "святость", разрушения от которой гораздо больше, чем созидания. И для того, чтобы прийти к исцелению от коварной цели нравиться всем без исключения. И последнее. Ни наличие границ, ни отсутствие, не освобождают от жёсткого условия отвечать за них. Придётся, даже если не хочется, или пришла иллюзия, будто удалось соскочить. Лиля Град

Чистый лист, с которого всё начинаешь порой, не содержит в себе никакой тотальной амнезии, отсекающей память напрочь, и не обнуляет нас самих до стерильных лучших версий, которым не грозят ни откаты назад, ни очередные горести, ни попадания впросак. Чистота в пустоте, которую мы ещё не заполнили. В выборе, который только предстоит. Во всём том, что мы извлекли из собственного опыта, но пока не применили на деле. В способности поставить точку везде, куда можно ещё, но уже точно не стоит возвращаться. В оставшейся части себя, которая устремилась вперёд, не выпрашивая себе ничего из того, что не дают добровольно. У этой чистоты есть своя несвобода, своя боль и своя злость, которая обнаруживает необходимость принимать себя целостно, а не только надраивать парадную часть, рассказывая всем о том, какой ты хороший. И хороший, и плохой, и разный. И всё ты, в любой момент имеющий шанс наступить на старые грабли, или стыдливо перекрасить их в другой цвет, выдавая за то, чего не было. А оно было, было, было. И пришло снова, чтобы шмякнуть тебя в лоб и предательски пропеть: просто здравствуй, просто как дела... И ничего ужасного, потому что такова психика, которая ничего не отпускает окончательно из того, в чём оказывалась хоть однажды, лишь уводит в спящий режим, который по щелчку может прервать. Это всё к чему? Только к тому, что один из главных человеческих прорывов происходит тогда, когда мы понимаем это и про себя, и про других. Понимаем и принимаем, не требуя тотальных перерождений, безошибочности, неизменной правильности и непроходящего счастья. И вообще ничего не требуем, а лишь пытаемся не дать себя сломить даже самым большим потрясениям. Это много. Очень много. Лиля Град

Запах Gucci на смятой простыни, а погода давно не летняя, я б свихнулся от этой осени, если б знал, что она последняя… я б свихнулся от этой нежности, если б мне она не наскучила, мне уже не хватает свежести быть галантным и тонким чучелом… мне уже не хватает гордости испариться без лишних проводов, водка, сука, такая горькая, если пьёшь и не знаешь повода… пьёшь, а рядом - с губами сочными и не скромница и не грешница, и не знаешь, что больше хочется – то ли каяться, то ли вешаться… Автор: Павел Покровский

Столько вокруг въедливого человеческого взыскания друг к другу, словно можно спастись и прийти к лёгкости, неустанно выискивая не так живущих, не то творящих, принесших боль, обидевших, обманувших ожидания, разочаровавших, уставших быть добрыми, злых изначально, виноватых... Ну, выискали. Осудили. Пошли искать следующих. Полегчало ли? Именно так теряется честный спрос с себя. Так теряется ценность доверия. Так теряется способность чувствовать себя получше не за счёт условно плохих. А ведь в каждом есть всё абсолютно, и дело лишь в том, какую сторону чаще встряхивать. Лиля Град

Как жаль, что всё ломается на пазлы: "Надежда, чувства, правда и любовь..." Последнее вколите в мою кровь. Мои желания без неё угасли. Топлю очаг мечтами без венчанья. Упасть я упаду, но встану вновь. Гармония из наших ста углов Коллекцию хранит в воспоминаньях. Пересекая параллели без тебя, Мелькала, как ни странно, бесконечность. Мне показалось, ты мне даришь вечность! Все увертюры забывая дня. Не спишутся грехи. Я это знаю. Сны никогда не доживают до утра. Сквозь вечное ненастье мне пора.. Прости, я так красиво догораю. Андрей Бандурин, благодарность автору!