Людмила Викторовна хотела вернуть сына себе.

Три месяца собирала доказательства её интриг
— Думаешь, я не вижу твою игру? — холодно сказала я свекрови. — Записала каждое слово.
Людмила Викторовна побледнела. Рука с чашкой замерла на полпути к столу. Она быстро взяла себя в руки и расплылась в привычной сладкой улыбке:
— Мариночка, о чём ты говоришь? Какие записи?
Я достала телефон. Нажала «воспроизведение». Из динамика полился её голос — уже не сладкий, а жёсткий, расчётливый:
«Да нормально всё идёт. Она уже психует, я вижу. Дима начинает сомневаться в ней. Ещё месяц — и он сам попросится обратно ко мне жить».
Тишина. Людмила Викторовна смотрела на меня так, будто видела впервые. Потом медленно поставила чашку на стол.
— Это... Это не то, что ты подумала.
— Тогда что? — я включила следующую запись.
«Добавила в его телефон номер несуществующего Андрея и удалила. Когда он спросит — скажу, что видела, как Маринка переписывается».
Свекровь вскочила. Лицо перекосило:
— Откуда у тебя это?!
— Три месяца собирала, — ответила я. — Двадцать три записи. Хотите послушать остальные?
Людмила Викторовна схватила сумку и бросилась к двери. На пороге обернулась:
— Ты пожалеешь. Дима никогда не поверит тебе, а не мне. Я его мать!
Дверь хлопнула. Я осталась одна на кухне. Руки дрожали. Я выключила диктофон и прислонилась к стене.
«Два месяца назад я бы никогда не поверила, что дойдёт до этого», — подумала я.
Два месяца назад я сидела в ванной и смотрела на тест. Две полоски. Беременна. Должна была радоваться, прыгать от счастья, бежать к мужу с новостью.
Вместо этого чувствовала страх.
Не за себя. За ребёнка. Потому что в нашей жизни была ОНА.
Людмила Викторовна. Моя свекровь. Идеальная мать. Заботливая. Внимательная. Всегда с пирогами, всегда с улыбкой. Все соседи восхищались: «Какая у Димы замечательная мама!»
Только я знала правду.
Людмила Викторовна меня ненавидела. Тихо. Методично. С улыбкой на лице.
Звонок в дверь вырвал меня из воспоминаний. Я спрятала тест, умылась и пошла открывать.
На пороге стояла свекровь. В руках — судок с пирогами, на лице — сияющая улыбка:
— Мариночка, милая! Я мимо шла, решила заглянуть. Испекла твои любимые пирожки с капустой!
Я пропустила её внутрь. Людмила Викторовна прошла на кухню как хозяйка. Открыла холодильник, покачала головой:
— Совсем пусто. Димочка небось голодный ходит.
— Дима не жалуется, — сказала я.
— Конечно, не жалуется, он же деликатный, — свекровь достала из холодильника йогурт, посмотрела на дату. — Просрочен. Мариночка, надо следить за продуктами.
Я сжала кулаки. Йогурт был свежий. Проверила вчера.
— Людмила Викторовна, у вас всё ещё есть ключи от нашей квартиры?
— Ну конечно, милая! Мало ли что случится, вдруг помощь понадобится.
— Отдайте, пожалуйста.
Свекровь замерла. Улыбка стала чуть жёстче:
— Мариночка, я же не чужая. Я Димина мама. Зачем такие формальности?
— Хочу, чтобы вы предупреждали о визитах.
Людмила Викторовна вздохнула, достала ключи и положила на стол. Но я видела — в глазах мелькнула злость. Быстро. На долю секунды.
— Как скажешь, дорогая. Я ведь только о вашем благе забочусь.
Когда она ушла, я проверила холодильник. Йогурт был в порядке. Значит, она соврала специально.
«Зачем?» — думала я.
Вечером Дима вернулся с работы. Усталый. Я встретила его поцелуем:
— Как день?
— Нормально. Мама звонила.
Я напряглась:
— Что хотела?
— Сказала, что ты её обидела. Попросила вернуть ключи.
— Я не обижала. Просто попросила предупреждать о визитах.
Дима обнял меня:
— Марин, я понимаю. Но мама одинокая. Ей важно чувствовать себя нужной.
Я промолчала. Спорить бесполезно. Дима боготворил мать.
Два года назад, когда мы поженились, Людмила Викторовна казалась идеальной свекровью. Помогала с организацией свадьбы, выбирала платье, составляла список гостей. Я радовалась: «Какое счастье, что она меня приняла!»
Первый звоночек прозвенел через месяц после свадьбы.
Мы снимали однушку недалеко от её дома. Людмила Викторовна начала приходить каждый день. Сначала на чай. Потом на ужин. Потом оставалась помочь с уборкой.
— Мариночка, ты неправильно моешь полы. Дай покажу.
— Мариночка, рубашки Димы нужно гладить вот так.
— Мариночка, суп пересолен. Дима же не любит солёное.
Я терпела. Думала: привыкает, что сын женат. Скоро отпустит.
Но стало хуже.
Людмила Викторовна начала критиковать меня при Диме. Мягко. Между делом. С улыбкой:
— Димочка, ты похудел. Мариночка, наверное, тебя недокармливает?
— Сынок, у тебя круги под глазами. Ты точно высыпаешься?
Дима отмахивался, но я видела — сомнение закралось. Он стал придирчивее. Спрашивал, почему я не готовлю, как мама. Почему дома беспорядок, хотя его не было.
Я начала замечать странности.
Вещи в квартире переставлялись. Сначала мелочи — ваза, книги. Потом серьёзнее. Моя косметика оказывалась не на месте. Документы пропадали и находились в неожиданных местах.
Я спрашивала Диму — он недоумевал. Говорил, что я забывчивая. Может, переутомилась?
Людмила Викторовна при этих разговорах сочувственно качала головой:
— Мариночка, может, к врачу сходишь? Проверишь память?
Я начала сомневаться в себе. «Может, правда что-то со мной не так?»
Пока однажды не вернулась домой раньше времени. Забыла телефон. Открыла дверь — Людмила Викторовна стояла у моего комода. Перебирала мои вещи.
— Что вы делаете?
Свекровь вздрогнула, но быстро взяла себя в руки:
— Ой, Мариночка! Решила навести порядок. Хотела постирать твои кофточки.
— Без спроса?
— Милая, я же хотела помочь. Ты так устаёшь на работе.
Вечером я сказала Диме. Он нахмурился:
— Марин, мама действительно хотела помочь. Зачем ты так реагируешь?
— Дима, она роется в моих вещах!
— Она наводила порядок.
Я поняла: спорить бесполезно. В глазах Димы мама святая. Всё, что она делает, — от любви.
Тогда я решила: буду наблюдать.
Следующие две недели я внимательно следила за свекровью. И поняла: это система.
Людмила Викторовна приходила, когда меня не было дома. Дима работал удалённо, впускал её. Она якобы убиралась, готовила, помогала.
На самом деле творила что-то другое.
Я начала находить улики. Мои украшения перекладывались. Фотографии в рамках поворачивались лицом к стене. Однажды обнаружила в мусорном ведре свою любимую кружку — разбитую.
— Дима, кто разбил?
— Мама случайно уронила. Хотела помыть.
— Почему не сказала?
— Боялась, что расстроишься. Марин, это же просто кружка.
Просто кружка. Просто косметика. Просто документы. Мелочи. Каждая по отдельности — ничего серьёзного.
Вместе складывались в картину.
Людмила Викторовна методично разрушала моё пространство. Показывала: это не твой дом. Я здесь хозяйка.
Кульминация случилась через месяц.
Я вернулась с работы. Дима сидел мрачный. Молчал.
— Что случилось?
— Мама звонила. Сказала, что ты её оскорбила.
— Что?! Когда?
— Вчера. Она пришла помочь, а ты нагрубила. Сказала, чтобы больше не приходила.
Я похолодела. Вчера я вообще со свекровью не виделась. Была на работе весь день.
— Дима, это неправда. Я её даже не видела вчера.
— Мама не станет врать.
— А я вру?
Дима молчал. Но я видела сомнение в глазах. Он не знал, кому верить.
«Достаточно», — решила я.
На следующий день купила диктофон. Маленький, незаметный. Начала оставлять его в сумке на кухне, когда уходила на работу.
Первая запись ничего не дала. Людмила Викторовна пришла, поговорила с Димой о погоде, приготовила обед.
Вторая запись тоже.
Третья оказалась золотой жилой.
Людмила Викторовна пришла утром. Дима ушёл в душ. Она позвонила кому-то. Я слушала запись вечером и не верила ушам:
«Лена, всё идёт по плану. Маринка начинает нервничать. Дима видит, что она психует по мелочам. Думает, что у неё проблемы с головой».
Голос подруги: «А если не сработает?»
Людмила Викторовна засмеялась: «Сработает. Я уже подкидываю идею, что ей нужен психолог. Дима мягкий, поверит. Главное — действовать постепенно».
Я слушала запись снова и снова. Руки тряслись.
Газлайтинг. Классический. Она методично убеждала всех, что я сумасшедшая.
«Зачем?» — думала я.
Продолжение рассказа читайте в комментариях! ⬇️👇