Поравнявшись с незнакомым бойцом, он негромко окликнул его:

— Остановись-ка, товарищ!

Солдат, не оборачиваясь, продолжал идти. Козелков догнал его и сердито сказал:

— Ты что же? Говорят — стой, значит, стой.

— А я не слышал, — сощурил тот узкие темные глаза.

— Куда идешь?

— В свою часть.

— В какую?

— А вам что?

— Патруль. Предъяви документы!

— Это другое дело, — сказал неизвестный. — А то куда, да зачем, да в какую часть... Нас тоже революционной бдительности учат.

Шаря по карманам и продолжая еще что-то говорить, он вытащил и поспешно спрятал обратно толстую пачку денег.

«Откуда у него столько? Тут что-то неладно», — подумал Козелков.

— Пойдем-ка с нами. — Он взял бойца за руку.

— Не трогай. Никуда я не пойду. Командирское добро несу, — заупрямился тот.

— Разберемся, чье добро.

Патрульные доставили неизвестного в особый отдел Лужской оперативной группы. Здесь у него были обнаружены сорок тысяч рублей, рассованные по карманам, а в вещевом мешке — рация и шифр.

Немецкие диверсанты в красноармейской форме .


Начальник особого отдела Лужской опергруппы майор Ф. Н. Парфенов приступил к допросу задержанного.

— Фамилия моя Романчуков, — говорил тот.— Служу в роте связи 31-й стрелковой дивизии. Родом из-под Минска. Отстал от своих, товарищ майор. Вот догоняю... Патрульные задержали.

— А деньги? Все ваши?

— Виноват. Польстился... Когда проходили Струги Красные, снаряд попал в банк. Деньги валялись на улице. Я и подобрал...

— Деньги-то государственные. Расхищать их — преступление.

— Виноват. Все отдам... Виноват, товарищ майор.

«Обычная уловка, — подумал Парфенов, — признаться в небольшом преступлении, убедить чекистов, что не совершил ничего более серьезного и поэтому не представляет для них интереса. И деньги открыто демонстрирует с той же целью. Пусть, дескать, считают жадным и глуповатым парнем».

На рацию и шифр Романчуков смотрел удивленно,— делал вид, будто ничего о них не знает.

— Мешок командира взвода. А что в этом мешке, я не спрашивал.

— Так-таки и не спрашивали?

— Ей-богу, товарищ майор. Командир сказал: «Понеси пока, Романчуков, я схожу к начальству...» Он ушел, я в суматохе потерял его из виду. А мешок бросить побоялся. Вот и таскаюсь с ним. А что в нем — от-куда мне знать?

Сведения, которые сообщил о себе задержанный, было трудно проверить: Струги Красные и Минск заняты врагом. О 31-й стрелковой дивизии Парфенов впервые слышал. Опытный чекист, он понимал, что для изобличения агента фашистской разведки нужны улики. Улики, которые было бы невозможно опровергнуть.

Парфенов пригласил к себе сержанта Николая Козелкова и долго беседовал с ним. Майора интересовало, как вел себя боец, когда его задержали, что он говорил. Снова и снова вчитывался Парфенов в протокол допроса, изучал красноармейскую книжку, изъятую у Романчукова. Потом он пригласил к себе работника штаба, ведавшего выдачей военнослужащим личных документов. Они вместе внимательно рассматривали книжку задержанного.

Уже ночью Парфенов побывал у шифровальщиков и радистов штаба оперативной группы, которые изучали шпионское снаряжение Романчукова.

— Разобрались с шифром? Наш или немецкий?

— Чей — точно не знаем, но что не наш — ручаемся. Не те принципы.

— А как с рацией?

— Изготовлена не у нас. Скорее всего — немецкая. Под утро они опять сидели один против другого — советский контрразведчик и вражеский агент.

— Вы продолжаете утверждать, что служили в 31-й стрелковой дивизии?

— Да. А то как же?

— Нами получена официальная справка, что в составе советских войск северо-западного направления такой дивизии никогда не было и нет. Что вы на это можете сказать?

Романчуков пожал плечами.

— При задержании у вас отобрали красноармейскую книжку. Где вы ее получили?

— У себя в роте.

— Неправда. Нами установлено, что это фальшивка. У всех подлинных красноармейских книжек скрепки железные, а у вашей — из нержавеющего сплава. Найдены также различия в оттисках типографских знаков. Все это отражено в акте, с которым вы можете ознакомиться.

Романчуков пробежал глазами текст акта и тут же вернул его майору. Руки у него слегка дрожали.

— А теперь о радиостанции и шифре. Для участия в допросе я намерен пригласить специалиста-шифровальщика и квалифицированного радиста. Они выяснили происхождение рации и шифра, которыми вы пользовались, и готовы в вашем присутствии дать необходимые пояснения.

Романчуков молчал. Лицо его вытянулось, голова ушла в плечи.

— Не надо, — хрипло произнес он. — Я скажу все. И он начал рассказывать...

Его настоящая фамилия не Романчуков, а Исмаилов. Он русский по национальности, но румынский подданный. Его отец, офицер царской армии, во время гражданской войны сражался против большевиков на Украине. После разгрома белогвардейцев он бежал за границу и поселился в Румынии.

— В 1940 году меня призвали в румынскую армию,— рассказывал Исмаилов. — Служил я в 6-й пехотной дивизии, затем обучался в радиоразведывательной школе в Яссах. Перед началом войны с Советским Союзом как хорошо говорящий по-русски был передан в распоряжение абвера.

Исмаилов показал, что в первые дни войны его определили в абвергруппу 111, приданную 16-й немецкой армии (она наступала на Ленинград в составе группы «Норд»). Когда советские войска остановили продвижение фашистов под Лугой, абверовцы переправили Исмаилова вместе с другими агентами в наш тыл со шпионским заданием.

Немецкие диверсанты


— Линию фронта, — продолжал он рассказывать,— мы перешли двумя группами. Одна должна была действовать в тылу Лужской укрепленной линии, вторая — пробраться в район Пулкова. Со мной было двое, оба в цивильном платье. Пункару, румын, черный такой, усатый, с большими глазами, и Тихота, славянин, высокий, очень худой. Тихота — старший, а я только радист Со второй группой шел лейтенант Ниртнисс. Там тоже двое в цивильном, двое в вашей армейской форме. Все они из русских эмигрантов, а лейтенант Пиртнисс — из абвергруппы. Немец, фашист,

— А вы? Не фашист?

— Я? Нет, нет! Не фашист. Я просто...

— Вы просто шпион, — помог ему Парфенов.

— Меня заставили, — пытался оправдаться Исмаилов. — Я не по убеждению шел сюда.

Он рассказал, что должен был встретиться с Тихотой и Пункару только через три дня. Где они находятся сейчас, Исмаилов не знал.

Доложив о показаниях Исмаилова руководству особого отдела фронта, майор Парфенов срочно снарядил несколько поисковых групп из солдат-пограничников. Одну из них возглавил оперативный работник старший лейтенант Б. Н. Петров.

Двое суток поисковые группы обследовали прифронтовые окрестности. Наконец близ деревни Александровки пограничники встретили двоих, внешне похожих на тех, кого они разыскивали. Неизвестные были в штатском. Они пытались выдать себя за советских партизан, якобы направлявшихся в тыл противника, и предъявили подтверждающие это документы. Впрочем, тот и другой плохо ориентировались в окружающей обстановке и говорили с заметным иностранным акцентом. Обыскивая задержанных, пограничники обнаружили компасы, листы топографической карты центральной и юго-западной частей Ленинградской области, револьверы, гранаты и крупные суммы денег.

— Значит, партизаны? — насмешливо сказал старший лейтенант Петров, обращаясь к одному из задержанных, рослому, худощавому блондину. — А может быть, фашистские агенты? Что вы на это скажете, господин Тихота?

Тот слегка изменился в лице, но продолжал утверждать, что он и его напарник — «советские партизаны». Пограничники доставили задержанных в Ленинград, в особый отдел фронта. Между тем бойцы, возглавляемые старшим лейтенантом Петровым, продолжали поиск. Однако поймать шпионскую группу лейтенанта Пиртнисса им не удалось. Она сумела ускользнуть от них и, опасаясь провала, ушла в расположение своих войск.

Майор В. И. Горбушин, руководивший следственной частью особого отдела фронта, поручил дело немецких шпионов молодым следователям Г. П. Дубровину, В. В. Чернигину и Б. Я. Рыбакову.

— Задание ответственное, — сказал он. — Фашистская разведка ведет массовую заброску агентуры в тылы наших войск. Наиболее квалифицированные агенты прошли обучение еще до начала войны в разведывательных школах абвера. Похоже, что задержанные окончили такую школу. Выясните, кто конкретно работает против нас, где размещаются разведывательные органы группы «Норд».

Следователи изучили документы задержанных, показания Исмаилова в особом отделе Лужской опергруппы, осмотрели изъятое у вражеских агентов оружие, карты, компасы, рацию, шифр.

И вот начался допрос.

Перед недавним ленинградским студентом Владимиром Чернигиным сидит недавний студент-славист из Праги Ярослав Тихота.

— Расскажите, как вы стали фашистским шпионом.

— Я не шпион.

Тихота продолжает запираться. Тогда следователь знакомит его с показаниями Исмаилова. Вражеский лазутчик понимает, что его карта бита. Да и вещественные доказательства выдают агентов абвера с головой.

И Ярослав Тихота рассказывает... Он был арестован гестапо в Праге в начале 1941 года по обвинению в принадлежности к коммунистической партии, хотя никакого отношения к ней не имел. Сидел в тюрьме Панкрац.

— Это самая страшная тюрьма. Побои, издевательства, пытки. После нескольких допросов мне предложили: или в концлагерь, или в разведшколу. Я относительно хорошо знаю русский язык.

— И вы решили стать шпионом?

— Да. Во-первых, потому что били, а в концлагере пришлось бы еще хуже...

— А во-вторых?

— Во-вторых, мои пражские друзья из русских...

— Из русских белогвардейцев?

— Эмигрантов, если позволите. Так вот, мои друзья из русских эмигрантов нелестно отзывались о большевиках. И мне показалось тогда, что не будет ничего плохого, если я стану работать против вас. Но я не фашист, поверьте мне. Так я оказался в разведшколе абвера под Кенигсбергом.

Второй задержанный, Кондратий Пункару, наполовину румын, наполовину украинец, был просто уголовником. Он тоже говорил по-русски, и гитлеровцы обучили его шпионскому ремеслу. Однако Пункару признался в этом не сразу. Старый уголовник, он знал, как вести себя на допросе. Пункару охотно рассказывал чекистам о своем бандитском прошлом и упирал на то, что является жертвой социальной несправедливости.

— Перестаньте запираться. Ваши коллеги уже во всем признались, — сказал ему немного мрачноватый с виду следователь Рыбаков. — Я приглашу их на очную ставку с вами.

— Пожалуйста.

— Вы говорите, что не знаете Исмаилова?

— Не знаю. Не видел никогда.

— Компас, изъятый у вас, имеет номер 2873С?

— Не запомнил.

— Вы расписались под протоколом обыска, а там записано, что у вас изъят компас и помечен его номер.

— Возможно.

— Значит, это ваш компас?

— Выходит, мой.

— А у Исмаилова компас 2874С. Как это понять?

— Не знаю.

— Тогда я скажу. Он получен вами там же, где получал компас Исмаилов. Плохо позаботились о вас хозяева.

На очной ставке Пункару сдался.

В ходе следствия по делу шпионской группы Тихоты чекисты Ленинградского фронта получили важные данные о разведшколе и подразделениях абвера, действовавших против советских войск на дальних подступах к Ленинграду.

— Разведывательная школа абвера, — рассказывал Тихота, — размещается в местечке Гроссмишель, близ Кенигсберга. Возглавляют ее подполковник Шиммель и его заместитель майор Моос. В середине мая сорок первого года в школе обучалось около ста человек. Тут были и выходцы из семей русских эмигрантов, и члены националистических организаций Западной Украины, Прибалтики, Польши, балканских стран, и даже уголовники. Все они в той или иной мере владели русским языком.

По показаниям Тихоты, которые подтвердил Пункару, в течение трех недель слушателей школы обучали радиоделу, топографии, способам сбора шпионских данных о советских войсках. Как только началась война, майор Моос выехал на фронт, в абвергруппу 111, взяв с собой двадцать агентов, окончивших разведшколу. Здесь Тихота и Пункару познакомились с Исмаиловым. Вскоре Моос переправил их в тыл советских войск. Они должны были собирать и передавать по радио сведения о составе войск, оборонявших Лужскую укрепленную позицию, о размещении танков и артиллерии, о прибытии пополнения.

— Что вы успели сделать для выполнения полученного задания? — спросил у Исмаилова майор В. И.Горбушин.

— Ничего. Меня задержали. Но я убежден, что это чистая случайность. Если бы я не оказался на дороге, которая охранялась патрулями, мне бы не пришлось отвечать на ваши вопросы.

Майор улыбнулся:

— Это глубокое заблуждение. Как видно, и вы, и тот, кто вас сюда послал, недооценили своего противника. Наши люди встретили бы вас и на другой дороге...

Об этом, одном из многочисленных эпизодов борьбы контрразведчиков Ленинградского фронта против вражеской разведки, поведали нам пожелтевшие от времени архивные документы. О многих подробностях разоблачения Тихоты и его подручных рассказали авторам очерка участники этой операции. Они как бы перенесли нас в то суровое время, когда Вооруженные Силы Страны Советов сражались против фашистских полчищ. Вторгшись в пределы нашей страны, гитлеровцы забрасывали в тылы советских войск группы заранее подготовленных шпионов, диверсантов, террористов. Фашистская разведка требовала от своих агентов, чтобы они, не останавливаясь ни перед чем, совершали диверсии, убивали советских военнослужащих, выведывали, собирали секретные сведения, распространяли провокационные слухи. Так было на всем советско-германском фронте. Так было и на подступах к Ленинграду.

Об этом свидетельствуют архивные документы — сообщения особых отделов 8-й армии, с ожесточенными боями отступавшей из Прибалтики, и 23-й армии, сдерживавшей противника на Карельском перешейке. Вот некоторые из таких сообщений:

22 июня в районе Шауляя немецкий агент-террорист выстрелом из-за угла убил командира Красной Армии и скрылся...

В ночь на 24 июня близ Реболы противник выбросил парашютный десант в количестве сорока пяти человек, обмундированных в красноармейскую форму. Боевой группой погранотряда десант уничтожен..

Диверсионный полк Бранденбург-800

.

29 июня в районе Куокканиеми в расположение 142-й стрелковой дивизии проникла диверсионная группа из шести-восьми человек, одетых в милицейскую форму. В тот же день диверсанты обстреляли автомашину с нашими бойцами. 30 июня они убили трех красноармейцев и, захватив их документы, скрылись...

1 июля у станции Ихаля вражеские диверсанты разобрали около ста метров железнодорожного полотна. Задержать лазутчиков не удалось...

2 июля в трех километрах от станции Тапа в результате взрыва мины, заложенной под железнодорожный путь, произошло крушение поезда с грузом взрывчатых веществ. Паровоз и три вагона сошли в рельсов. Жертв нет. Диверсанты не обнаружены...

3 июля в районе Пярну задержаны два немецких шпиона, скрывавшиеся на хуторе. При обыске обнаружена рация...

В ночь на 4 июля в расположении 123-й стрелковой дивизии диверсанты в нескольких местах вывели из строя линию телефонной связи. Преступникам удалось скрыться...

4 июля в районе Тарту появились вооруженные банды, участники которых совершают диверсии, терроризируют военнослужащих Красной Армии и эстонских коммунистов. Банды укрываются в лесах...

6 июля в расположении частей 50-го стрелкового корпуса при попытке перейти на сторону противника убит вражеский агент. В одежде шпиона обнаружены кроки местности с обозначенными на них боевыми по-рядками и огневыми средствами наших войск...

Фашистская разведка стремилась активными подрывными действиями в тылу Красной Армии деморализовать советский народ и его воинов, подавить их волю к сопротивлению, помочь гитлеровским силам вторжения в короткие сроки выиграть войну.

Армейские чекисты делали все для того, чтобы сорвать эти коварные замыслы гитлеровцев. И хотя в поединке с абвером наша военная контрразведка на первых порах не всегда добивалась успеха, она изо дня в день наращивала свои усилия.