ЛИТЕРАТУРНАЯ СТРАНИЧКА.

СКАЗКИ ПРО АЙДАШКИ
Всё легенды да былины,
На ходу и за столом
Старики-то, как из глины,
Лепят сказки о былом.
Вот один рассказ послушай
Да внучатам сбереги.
Гнал табун коров пастуший
Низким берегом реки.
Дело к вечеру. Смеркалось.
Догорал закат зари.
До Айдашек оставалось
Так версты, наверно, три.
Миновали бор сосновый,
Вот и Лысая гора.
К дому тянутся коровы
Табунком, доить пора.
Вдруг у высохшего лога,
Чей-то стон. Пастух глядит,
Кто-то с плачем у дороги
В белом рубище стоит.
Не лицо, а слепок муки,
Ноги сбитые, во мху.
Тянет высохшие руки,
Словно крючья, к пастуху:
- Дед Тарас! Моим мученьям
Нет конца, мой грех возьми.
Повяжи мне крест на шею,
А проклятие сними.
Сердце враз захолонуло,
И от лесу, наугад,
Пастуха, как ветром сдуло.
Сгинь! Изыди! Святы! Свят!
Задохнулся, будто черти
Гнали. К дому напрямик.
Прибежал до полусмерти
Перепуганный старик.
Заикался, озарился,
Лоб неистово крестил.
Женский плач ему казался.
Страхом душу леденил.
В сотню раз, а то и больше,
Повторяя свой рассказ,
В этот день переполошил
Всю деревню дед Тарас.
Люди слушали, крестились
В грудь заплатанных рубах.
В темноту тишком косились
И вздыхали: «Ох!» да «Ах!»
Ух ты, мать честная! Жуть-то!
Вот беду-то Бог послал!
- Говоришь, что девка будто?
- А узнал её? Узнал!
У вдовы-то, Степаниды,
Лет уж пять тому назад,
Девка, чертова планида,
Потерялась – не нашли.
Та девчонка-то, белица,
Хоть прошли уже года,
Молодым и нынче снится.
Ведь была-то, хоть куда!
Степанида всё искала
Побогаче женишка.
Ну а дочь-то отказалась
Из-за милого дружка.
С пареньком она любилась
За деревней по ночам.
Это матери открылось,
Видно кто-то примечал.
Так и было! Так и было!
За купца, ведь, не пошла.
Мать её уж била-била,
А потом и прокляла.
Скрылась девка, потерялась.
Всем селом туда-сюда,
Посчитай, три дня искались.
Нет! Пропала навсегда.
Вроде кто-то в няше моклой
Видел след и на песке.
Так и думали: утопла
Вражья дочь в Чулым-реке.
Значит там была она-то!
Что-то в этом неспроста!
Ведь с проклятием не снятым
И на шее без креста.
Долго в этот раз не спали.
Ночью, путаясь в траве,
Бабы стадо собирали
По корове, да по две.
Раным-рань, чуть свет завидев,
Сон-то не был ни в глазу,
Рассказали Степаниде
Мужики про блажь в лесу.
Мяли ноги у порога,
Пол боялись заследить,
И просили перед Богом
Дочь пропащую простить.
Бед-то, баба, будет впредь нам
И хлопот не занимать,
Если будет девка-ведьма
На горе селян пугать.
Там же выпас самый лучший,
Сенокосная трава.
Мужиков не стала слушать,
Дверью хлопнула вдова.
В тот же день в селе таёжном
Сам собой собрался сход.
Муравейником тревожным
Целый час гудел народ.
Говорили: «Не мешало б
Крест поставить на тропу.
Но сперва сходить в Зерцалы
На совет к судье-попу».
Кто кричит: «С иконой надо!»
А другой: «Водой святить!»
А иные: «За ограду
Степаниду, да избить!»
Порешили же базаром
В руки вилы, топоры,
Да айда с Тарасом старым
На уклон лихой горы.
Шли сторожко друг за дружкой.
Вот и Лысая гора.
Закарабкались к макушке,
А на ней в земле дыра.
Вся ватажка разом встала,
Рот разинул дед Тарас.
Тут вот девка и стояла
В этом месте, тут как раз.
Под рубахи пот холодный.
Видно тут и впрямь беда.
Девка, знать, из преисподней,
А потом опять туда.
Из дыры наружу тянет
Душный запах нутряной.
Осенили лоб селеня,
Да с горы бегом домой.
И с тех пор с молвой упрямой
В разговоре всякий раз
Стали звать Девичьей ямой
Гору Лысую у нас.
Долго-долго так и было,
Люд годами примечал,
Из Девичьей ямы выло
Да ревело по ночам.
Нам легенду - эту сказку,
Рассказал, его уж нет,
Влас – столетний дед с Айдашек,
Ну а деду, дедов дед.
Всё легенды да былины,
На ходу и за столом,
Старики-то, как из глины,
Лепят сказки о былом.
Много-много лет и зим
Плещет водами Чулым.
На затоны свысока
Смотрит горный кряж – Арга.
На его холмах густелью
Кедрачи, пихта и ели.
У ручьев - березок косы,
На лугах реки – покосы.
Там, боками на ветра,
Есть открытая гора.
Если встать на эту гору,
Сверху видятся озера.
Два: одно к горе поближе.
В берегах кустарник рыжий,
И туда с холмистых круч
Выбегает звонкий ключ.
Божьим чудом - староверам,
На горе была пещера.
Всё равно, что злой оскал,
На земле чернел провал.
Из провала в летний зной
Лился холод ледяной.
В зимы, будто злым угаром,
Из дыры клубилось паром.
Все, кто в ближних сёлах жили,
Это место обходили…
В разговорах осторожных
О пещере страх набожный
Вечно жил среди людей
То слабее, то сильней.
Люди разное болтали.
Всё, что знали и не знали.
Дескать, черти там сидят.
Дескать, эта яма в ад.
Там ночами ведьмы пляшут.
А однажды кто-то страшный
Глубоко в земле рычал.
Бубен будто бы стучал.
Потому что там-де в гнили
Двух шаманов схоронили.
Будто ночью, раз в году
Там в сплошную темноту,
Расточая смрад да вонь,
Из горы горит огонь.
Люди разно болтали
Всё, что знали и не знали…
Зимы шли, сменялись летом.
От пещеры дикой этой,
Хоть её чурался свет,
Ни беды, ни пользы нет.
Так и шло. Но вот однажды
Приключился случай важный:
Летом тёплым и зеленым
В яму ухнулся телёнок.
Случай этот небывалый
Увидал подпасок малый.
В кулаке зажав фуражку,
Добежал он до Айдашек.
Из бадейки деревянной
Зачерпнул и бух! Селянам,
Сипло кашляя в кулак,
Дескать, значит, так и так!
После полудня, к жаре
Людно было на горе.
Наверху толпа молчала,
В яме жалобно мычало.
Впереди над самой ямой
Наклонился Сил упрямый.
Глубоко внизу, в теснине
Помощь ждёт его скотина.
Глубину в глухой пещере
Никогда никто не мерил.
Камень, брошенный в провал,
Долго бился и стучал.
И тогда, чертям назло,
Сил стянул тугим узлом
Вместе четверо вожжей
Из просаленных ремней.
Щипью дергая виски,
Мужики и старики
Угрожали и просили
Отговаривали Сила.
Погудел народ и сник.
А отчаянный мужик,
Выбивая зубом дрожжи,
В яму влез, держась за вожжи.
Боком втиснулся в проём,
Освещая фонарём.
Как часы минуты длились.
Наверху тишком молились.
Темнота, порой, от Сила
Сиплый голос доносила.
Кто смелее, осторожно
Временами дергал вожжи.
По команде смельчака
Люди подняли телка.
А потом, кряхтя, без сил
Из пещеры вылез Сил.
В глине потная рубаха.
С любопытством и со страхом
Люд глядел на мужика,
Щупал, мял ему бока.
И дивился Сил упрямый.
Развенчал святую яму.
Отдышался он и людям
Рассказал о чудном чуде.
Там, внизу, в глубокой яме
Между острыми камнями
Залы выбиты в стенах.
В них на каменных полах
Дуги луков изопревших
И колчаны стрел истлевших,
Чьи-то высохшие кости,
Пик, изломанные трости.
Слыша этот Сила бред,
Люди верили и нет.
Эко, что наколесил!
И тогда упрямый Сил,
На траву коленом встав,
Ссыпал, узел развязав,
Из подла своей рубахи
Позолоченные бляхи.
Лет прошло с тех пор немал,
И воды к морям сбежало
По пескам Чулым-реки,
А пещеру старики
В этот год и в день тот самый
И назвали Дивьей ямой.
Всё легенды да былины,
На ходу и за столом
Старики-то, как из глины,
Лепят сказки о былом.
В кольчугах тесных и щитах,
По скотогонным тропам пыльным
Отряд на быстрых скакунах
Летит по зарослям ковыльным.
Ещё не знают у реки
В жилище дымного улуса,
Что рядом острые клинки
С долин извилистого Уса.
Ещё объятый мирным сном
За много лет никем не пуган,
Забытый духами и злом,
Беспечно спит таёжный угол.
Теснится рядом в берегах,
В туманном пологе, как в дыме,
Чуть слышно хлюпает в кустах
Вода холодного Чулыма.
От низких туч косая тень
Лежит в прогалинах болота.
Пошел уже десятый день,
Как все мужчины на охоте.
Стоит осенняя пора
С погодой ветреной и хмурой.
И старики и детвора
Лежат в тепле на мягких шкурах.
У женщин в чуме нет забот.
Склады полны запасов пищи.
И на поляне круглый год
Чадит валежником кострище.
Таёжный Ус в туманной мгле.
Курганов каменные плиты.
Броза качается в седле,
Чеканным золотом обитом.
Железом мускулы полны,
В глазах огонь отваги дикой.
Он вождь богатой стороны,
Суровый, знатный и великий.
Он сам повёл лихую рать
В далёкий путь по тропам торным.
Людей беспутных наказать
В лесах Арги за непокорность.
Они охотились в лесах,
На берегу общиной жили.
И за пятнадцать лет ясак
Своим улусом не платили.
Они посыльных от властей
Прогнали в горы с злобным криком.
И долго в след от камышей
Грозились стрелами и пикой.
С рассветом, сея смерть и страх,
Как водопад с крутой вершины,
В туманный стан на скакунах.
Влетели лучники дружины.
И словно злой взметнулся дух,
И закружил свистящим шумом,
Под крик детей, под вопль старух,
Под треск огней зажжённых чумов.
Прошли мгновенья. В синеву
Вливался дым тяжёлым клубом.
Злодеи призом на траву
К ногам вождя бросали трупы.
Как в осень падают листы,
Упали все под пикой острой.
Сжимая лук, уполз в кусты
Один лишь спасшийся подросток.
Ничком в кочкарнике лежал,
Дрожал от страха малым ростом
И бессознательно сжимал
В руке стрелу с концом из кости.
Всё то, что под руку, подряд
В огонь без выбора бросая,
Налившись злом, пьянел отряд,
Под крики копья потрясая.
Раздвинув мокрую листву,
Мальчишка, скрученный в пружину,
Спустил тугую тетиву,
Не глядя, в сторону дружины.
И кто же ждал такой грозы!
Решила всё слепая воля:
Стрела попала в глаз Брозы,
И рухнул мёртвым грозный воин.
Пока холодный ужас жал
Отряд, застывший изваяньем,
В осоке путаясь, бежал
Мальчишка в лес через поляны.
И разошлась кругом молва
О том, что в маленьком селенье
Взамен хмельного торжества
Был черный траур погребенья.
Что властелин страны погиб
Не в битве с сильными врагами,
А пал в улусе у Арги,
Сраженный детскими руками.
Где прах вождя земле предать?
Старшины думали упорно.
Курган ли шапкой насыпать
Иль в камне выбить склеп просторный?.
Измяв траву и ковыли,
Обшарив местные просторы,
Князьки у озера нашли
На третий день могилу-гору.
Открыта ветру и заре,
Как чья-то грудь со следом раны,
С глубокой щелью на горе
Сама гора была курганом.
Безмолвно скорбный путь пройдя
Отрядом пестрым, многоликим,
На гору грозного вождя
Внесли, лежащего на пиках.
Туда же лучники пришли,
Свершив порядок погребенья.
Из лисьих шапок много дней
В пещеру сыпались каменья.
Потом с отрядом из степи,
Через долины и овражки,
Дорогой долгого пути
Везли князьки к горе Айдашку.
Она в стране своей степной
Слыла красавицей из сказки.
Была любимою женой
Борзы – вождя племён хагазских.
Она оставила страну
И шла к горе дорогой длинной,
Как солнце, небо и луну,
Она любила властелина.
Она теряла счет слезам,
Кляла судьбу в экстазах шумных,
Взывала к духам, к небесам
И вскоре сделалась безумной.
А время шло, снимая груз
Трагедий с душными ветрами.
На берегу другой улус
Уже чернел, дымя кострами.
В стране таёжной там и тут
Вели историю по слухам.
И привыкал окрестный люд
К другим вождям, князькам и духам.
А у Арги костёр горел.
Одна, усохшею ромашкой,
В холодном чуме на горе
Жила безумная Айдашка.
И в память верности жены,
Её безумства и печали,
Глухой улус в углу страны
Потом Айдашками назвали.
На много-много лет святой
Обычай люди сохранили:
Перед охотой и войной
Пещере жертвы приносили.
Когда гуськом к пещере шли,
Бросали вниз зверьков и рухлядь.
Подолгу стоя у щели,
Считали, кланяяся духам.
Прошли десятки, сотни лет.
Перемешалось всё в рассказах.
И только в них ни капли нет
О пареньке, стреле и глазе.
В полузасыпанной дыре
Ларцом легенд и суеверий,
Хранила тайны на горе
От любопытных глаз пещера.
Пришли историки потом.
В слоях земли, камней и глины
Им по крупицам день за днём
Пришлось разгадывать былины.
Нашли концы искусных стрел,
От бус рассыпанные дольки.
На пятнах тлена, стёртой в ней,
Из кости пряжки да иголки.
Подняли кверху с темноты
Обломки копий и кинжалов,
Как бессловесные следы,
Остатки древних ритуалов.
Перебирая грунт подряд,
Под погребальным камнем-крышкой
Нашли скелет богатыря
И кости черепа мальчишки…
Всё легенды да былины
На ходу и за столом,
Старики-то, как из глины,
Лепят сказки о былом…
Вот и всё! Последней былью
Начинили деды нас.
Ну а вы, не утаили,
Хоть один ещё рассказ?
Автор Виктор Николаевич Равнушкин, 1997 г.
Фотографии окрестностей Девичьей ямы - Айдашинской пещеры, из альбомов группы: