СЕМЬ ДНЕЙ ДО БЕССМЕРТИЯ

"Ноябрь 1910 г. Астапово. Россия прощается со своим великим сыном…
Весть о приезде в Астапово Льва Толстого и его болезни мгновенно разнеслась по всему миру. До бессмертия осталось всего семь дней. Каждый из них позднее будет до мельчайших подробностей описан в воспоминаниях многих людей: врачей, лечивших Толстого, детей и друзей его, известных журналистов, в работах литературоведов. Но не менее ценны и хранящиеся в архивах музея воспоминания астаповцев, простых людей, жителей маленькой станции, которую освятил последними мгновениями своей великой жизни Л.Н.Толстой. Пребывание его в Астапове оставило неизгладимый след в душах этих людей. «Все от мала до стара как-то изменились, и разговоры без конца, - писал П.А.Алексеев. – Вы только представьте: небольшая станция, в доме которой лежит больной, признанный всем светом великим, гениальным мудрецом, и все ждут, ждут чего-то».
«Небольшая станция Астапово начинает переполняться, - сообщает телеграф. – Приехало много знакомых семьи Толстых, почитателей таланта Толстого, корреспондентов разных газет».
«В 11 часов вечера приехала Софья Андреевна с детьми,- вспоминал Озолин. – Вместе с ними из Данкова приехал доктор Семеновский».
«Жена (С.А.Толстая) несколько раз подходила к дому начальника станции… Постоит, постоит у изгороди и пойдет обратно… Даже иногда становилось жалко её», - рассказывал местный житель Н.С.Хаустов.
Корреспондент Раецкий сообщал утру России: «Станционные служащие оказывают много внимания, заботливости о больном. Начальник станции Озолин целиком предоставил свою квартиру, переместив семью. Помощник начальника - выехал в Москву вчера вечером за кислородом. Посёлок станции живёт исключительно Толстым».
«Семья растрогана громадным вниманием, симпатией всего персонала станции».
«По 3-ему пути запретили ездить поездам и паровозам, также запретили давать паровозные гудки, чтобы не беспокоить больного…», - вспоминал составитель поездов Н.С.Хаустов.
Вопрос этот волновал весь мир. Над Астаповым бушует телеграфный шквал. Телеграф работает непрерывно. Лавина телеграмм. Все газеты сообщают о болезни Толстого. Люди жадно вчитываются в тревожные строчки скупых бюллетеней. 6 ноября – консилиум. Официальный бюллетень, час дня: «Ночь провёл тревожно, утром 37 и 2, процесс в легком в том же состоянии, деятельность сердца внушает серьёзные опасения, сознание ясно». Подписи «Щуровский, Усов, Никитин, Беркенгейм, Семеновский, Маковицкий».
Чувствовал ли Толстой, что умирает? Возможно. Сын Толстого Сергей Львович вспоминал: «Когда у отца никого не было, кроме Черткова и меня, он сказал: «Может быть умираю, а может быть… буду стараться». 3 ноября слабеющей рукой делает последнюю запись в дневнике: «…Вот и план мой. Делай что должно, и пусть будет, что будет. И все на благо и другим и главное мне».
«…какая сила духа…» - заметил Д.П.Маковицкий, со слезами рассказывая о том, как за несколько часов до смерти, без сознания, Толстой «водил по одеялу пальцами правой руки, сложенной для писания».
Ночь с 6-го на 7-е. Астапово бодрствует. Всю ночь у домика начальника станции дрогнут корреспонденты. «Это была ужасная ночь, когда умирал Толстой, - телеграфировал корреспондент «Утро России» С.С.Раецкий. – Холодный туман окутал Астапово; всё время мерцал только огонёк в окне, за которым догорала великая, красивая жизнь».
В 5 часов утра наступило крайнее ухудшение сердечной деятельности. Выпущен бюллетень. Илья Львович дрогнувшим голосом продиктовал его корреспондентам. Ошеломлённые пошли они на телеграф, не желая верить в неизбежный конец. «Переживаем всей душой, сердцем последние минуты великого учителя», - писали они.
Об этих последних минутах узнаём из записок домашнего врача Толстого Д.П.Маковицкого: «В 5.45 – часто – 50 раз и чаще – поверхностно дышал. В 6.03 – остановка первая. Потом ещё минуту дышал. В 6.04 – остановка вторая. После минуты в 6.05 ещё один вздох – последний. Смерть…»
А.Б.Гольденвейзер открыл форточку, сквозь слёзы произнес: «Скончался». Стоявшие во дворе сняли шапки, Илья покачнулся. Его подхватили, ввели в дом, в комнату, где угас великий Толстой. На станции смятение. Корреспондент подаёт первую срочную телеграмму о кончине. У телеграфиста затряслись руки, он опустил их, откинулся на стуле, сказал, задыхаясь: «Не могу». В первых телеграммах, несущих скорбную весть, всего одно слово: «Скончался». Станционный служащий, роняя слёзы, останавливает часы на вокзале. Они и сейчас стоят, показывают одно и то же время. Время смерти Толстого. Отсчитывают его бессмертие.
«Утром 7-го ноября по посёлку пронеслась весть: Толстой умер, -вспоминал рабочий паровозного депо Н.Е.Дорохов. – В этот день начальник депо на свой страх и риск приказал прекратить работы. Мы все устремились к домику начальника станции, был открыт доступ к гробу писателя. Я хорошо запомнил, как у изголовья великого писателя сидела Софья Андреевна, её слова глубоко врезались мне в память: «Светил, светил и погас».
… Люди опускаются на колени, поют отлученному от церкви Толстому «Вечную память». Один из прощающихся замечает на стене свет от лампы, чётко обозначивший силуэт покойного писателя. Берёт уголёк, обводит на обоях силуэтный портрет Толстого. <…>
В книге В.В.Вересаева «Живая жизнь» есть такие слова об уходе и смерти Л.Н.Толстого: «…благодарение судьбе, что она дала возможность своим уходом внести последний заключительный штрих в это художественное произведение жизни. Толстой умер не в прочно-осёдлом яснополянском обиталище, он умер в пути, на глухом полустанке. Но через этот полустанок, ярко блестя рельсами, уходит вдаль бесконечная дорога».
(По материалам статьи бывшего ст. научного сотрудника мемориального музея Л.Н.Толстого на ст. Лев Толстой С.Н.Еремеевой, опубликованной в "Толстовском ежегоднике" и ж. "Родина" 1/2004 под названием "Семь дней до бессмертия": Последние дни жизни Льва Толстого").