ИСТОРИЯ ОДНОЙ ФОТОГРАФИИ

В начале ноября 1855 года Лев Толстой покидает Севастополь. Заехав по дороге в Ясную Поляну, 19 ноября он был уже в Петербурге.
Его секретарь и биограф Николай Николаевич Гусев так описывает последующие месяцы жизни начинающего писателя:
«Остановившись в гостинице, он сейчас же отправился к Тургеневу. Встретившись с Тургеневым, они, как на другой день писал Толстой сестре, «сейчас же изо всех сил расцеловались». «Он очень хороший», — писал Толстой про Тургенева.
В тот же день Толстой выразил желание познакомиться с Некрасовым, к которому он и поехал вместе с Тургеневым и у которого обедал и провел вечер. «Некрасов, — писал Толстой сестре, — интересен, и в нем много доброго, но в нем нет прелести, привязывающей с первого раза».
У Толстого не было намерения навсегда поселиться в Петербурге. Он хотел пробыть там только месяц и надеялся провести это время в среде петербургских писателей «приятно и с пользой».
Тургенев уговорил Толстого из гостиницы переехать к нему на квартиру (он жил тогда на Фонтанке, у Аничкова моста, в доме Степанова, занимая нижний этаж этого дома), на что Толстой согласился.
Переехав к Тургеневу, Толстой сразу же вошел в курс всех событий дня среди сотрудников «Современника». У Тургенева и Некрасова Толстой знакомится со многими другими петербургскими писателями: 22 ноября он обедает у Некрасова вместе с А. В. Дружининым; 23-го — на вечере у Тургенева знакомится с Тютчевым, Гончаровым, Майковым, Писемским, Никитенкой, Е. Ф. Коршем… <…>
2 декабря Толстой присутствует в Шахматном клубе на литературном обеде, где в числе гостей были Панаев, Гончаров, Полонский, Тургенев, Дудышкин, Краевский, В. Ф. Одоевский и другие. Здесь писатели узнают о взятии русскими войсками Карса и в первый раз после Синопской победы кричат «ура». <…> Вероятно, в декабре произошло знакомство Толстого с А. А. Фетом.
Отношения Толстого со всеми петербургскими литераторами в то время были ровные и дружелюбные, несмотря на частые и горячие споры. Тургенев в своей приписке к письму Толстого к его сестре от 30 ноября писал: «Лев Николаевич у Вас такой отличный брат, какого, я думаю, нет другого — то есть я хочу сказать, он милейший человек — и я его полюбил от души».
Тургенев и в дальнейших письмах к разным лицам продолжал отзываться о Толстом с большим сочувствием. «Вот уже более двух недель у меня живет Толстой (Л. Н. Т.)… Вы не можете себе представить, что это за милый и замечательный человек — хоть он за дикую рьяность и упорство буйволообразное получил от меня название Троглодита. Я его полюбил каким-то странным чувством, похожим на отеческое».
Пояснением письма Тургенева может служить запись в дневнике Дружинина от 7 декабря 1855 г. Дружинин пишет, что накануне за обедом у Некрасова, где были также Панаев с женой и цензор «Современника» Бекетов, «Толстой вел себя милейшим троглодитом, башибузуком и редифом. Он не знал, например, что значит цензурный комитет и какого он министерства, затем объявил, что не считает себя литератором и т. д.». От Некрасова поехали к больному Тургеневу, и там Толстой «объявил, что удивляться Шекспиру и Гомеру может лишь человек, пропитанный фразою». <…>
Однако на первых порах все споры Толстого с писателями протекали в дружелюбной и благодушной атмосфере. Тургенев, руководимый «отеческим чувством», старался внушить «троглодиту», бывшему моложе его на десять лет, все те литературные взгляды, которые разделял он сам.
Одно время «отеческое чувство» Тургенева возмущалось тем образом жизни, который вел Толстой в Петербурге. 14 декабря Дружинин записывает в своем дневнике: «Тургенев в великом озлоблении на башибузука за его мотовство и нравственное безобразие». О том же рассказывает Фет в своих воспоминаниях. Придя раз к Тургеневу, он узнал, что у него живет приехавший из Севастополя Толстой. Было десять часов утра, но Толстой еще не просыпался. «Вот все время так, — с усмешкой сказал Фету Тургенев. — Вернулся из Севастополя с батареи, остановился у меня и пустился во все тяжкие. Кутежи, цыгане и карты во всю ночь; а затем до двух часов спит как убитый. Старался удерживать его, но теперь махнул рукой».
В новых, более свободных условиях неизжитые страсти прорвались у Толстого с большой силой. Дружинин, а иногда и сам Тургенев бывали в этих случаях его спутниками. В дневнике Дружинина записано, что 11 декабря Толстой «на последние свои деньги» давал вечер у цыган в Hôtel Napoléon; в числе гостей были Тургенев, Дружинин, известный рассказчик И. Ф. Горбунов и другие. <…>
Но, конечно, не кутежи и не цыгане составляли главный интерес жизни Толстого в первый месяц его пребывания в Петербурге. Как писал он сестре 30 ноября, он чувствовал себя в то время в Петербурге «очень хорошо», потому что наслаждался двумя вещами, которых он был лишен в течение долгого времени: «удобствами жизни и умной беседой».
В декабре Толстой присутствует на чтении Тургеневым только что законченного им тогда романа «Рудин». <…>
28 декабря Толстой у Некрасова (были еще Тургенев, Дружинин и Боткин) слушал чтение стихов Тютчева. Как вспоминал Толстой впоследствии, Некрасов, Тургенев и Дружинин, подготовившие к печати первый сборник стихотворений Тютчева, настойчиво советовали ему познакомиться с произведениями этого поэта. Предубежденный против стихов, Толстой неохотно взялся за чтение Тютчева; но, познакомившись с его произведениями, сделался на всю жизнь горячим поклонником поэзии Тютчева, которого он ставил наравне с Пушкиным и Лермонтовым. <…>
Не позднее 29 января Толстой вернулся в Петербург. Теперь он поселился уже не у Тургенева, а на собственной квартире, в доме Якобса на Офицерской улице.
29 января Толстой после обеда у Некрасова вместе с Тургеневым, Гончаровым, Григоровичем (с которым он тогда только что познакомился), Чернышевским и Дружининым слушает «предполагаемое собрание очищенных [т. е. отредактированных Тургеневым] стихотворений» Фета. «Впечатление осталось отличное», — прибавляет записавший об этом чтении в своем дневнике Дружинин. К этому же времени относится, очевидно, и более близкое знакомство Толстого с Фетом, который произвел на него очень приятное впечатление. «Фет очень мил», записал Толстой в дневнике 4 февраля. И позднее, 12 мая, встретившись с Фетом на обеде у Некрасова, Толстой записывает: «Фет душка и славный талант». <…>
6 февраля 1856 г. у Толстого произошло первое нам известное принципиальное столкновение с сотрудниками «Современника». В этот день, как записано у него в дневнике, он «поссорился с Тургеневым».
Первое серьезное столкновение Толстого с сотрудниками «Современника» и в особенности с Тургеневым не надолго отдалило их друг от друга. Уже 19 февраля Толстой записывает в дневнике: «Обедал у Тургенева, мы снова сходимся». Еще раньше, 14 февраля, Толстой присутствовал на обеде у Некрасова по случаю приезда из Москвы Островского.
15 февраля писатели, по инициативе Толстого, отправились в фотографию Левицкого сниматься группой. В состав группы вошли: Тургенев, Гончаров, Григорович, Островский, Дружинин и Толстой. Некрасов отсутствовал, надо думать, только из-за серьезной болезни, которой он страдал в то время. Экземпляр фотографии этой группы, неоднократно воспроизводившейся в печати, висит на стене яснополянского кабинета Толстого. На этой фотографии Толстой в военном мундире рядом с Григоровичем стоит позади других сидящих участников группы. По словам Г. П. Данилевского, знавшего Толстого в эти годы, этот портрет его был «очень схожий».
На обратной стороне фотографии, висящей в кабинете Толстого, автографы: Островского — 27 марта 1856 г., Дружинина — 29 марта, Гончарова и Тургенева — 30 марта».