ВСЕ УСЛОВИЯ СЧАСТЬЯ СОВПАЛИ ДЛЯ МЕНЯ…

В июле 1862 года Лев Толстой стал чаще бывать в семье подруги детства Любочки Берс, жившей в то время на даче в Покровском-Стрешневе, в двенадцати верстах от Москвы.
В начале августа Любовь Александровна Берс вместе с тремя дочерьми и младшим сыном Володей собралась навестить своего отца Александра Михайловича Исленьева в имении Ивицы Тульской губернии Одоевского уезда. По дороге она решила заехать в Ясную Поляну, отстоявшую от Ивиц в пятидесяти верстах. Поводом к такому заезду было желание повидаться с другом своего детства Марией Николаевной Толстой, гостившей в то время у брата. Но, кроме этого, несомненно, решение Любови Александровны было вызвано также и тем вниманием, которое Толстой оказывал её дочерям.
В Ясной Поляне Берсы пробыли двое суток.
Софья Андреевна в своих воспоминаниях рассказывает, как она поздно вечером, сидя на балконе яснополянского дома, любовалась открывавшимся перед нею чудесным видом; как приходил к ней Лев Николаевич и в разговоре сказал ей: «Какая вы вся ясная, простая»; как он помогал приготовлять для нее постель в комнате «под сводами».
Из Ясной Поляны Берсы уехали в Ивицы. На следующий день на своём белом коне туда же явился и Толстой.
Здесь произошло первое объяснение Льва Николаевича с Софьей Андреевной при помощи начальных букв нескольких слов, описанное впоследствии в «Анне Карениной». Мелком на ломберном столике он напишет: «В.м.и.п.с.с.ж.н.м.м.с.и.н.с.» («Ваша молодость и потребность счастья слишком живо напоминают мне мою старость и невозможность счастья»)
Роман протекал стремительно. Соня была в восторге от его произведений, ставила их выше сочинений Стерна и Руссо. Ещё девятилетней девочкой она была неравнодушна к молодому Толстому, рыдала, когда узнала, что он отправляется в Дунайскую армию, мечтала стать сестрой милосердия, чтобы ухаживать за ним, если он будет ранен.
К тому же Соня отличалась даром художества и прозорливости: в 16 лет она написала повесть, в которой изобразила себя, своих сестёр Таню и Лизу, мать и, конечно, графа. Она предугадала, что Лев Николаевич оставит старшую сестру и влюбится в неё. Прочитав эту повесть, Толстой узнал себя в её герое «переменчивом», «необычайно непривлекательной наружности» князе Дублицком.
И действительно, из троих сестёр Берс он выберет среднюю (шестнадцатилетняя Таня была молода и ветрена, её Лев Николаевич сделает основным прототипом Наташи Ростовой; двадцатилетняя Лиза была неравнодушна к нему, но слишком «суха и прагматична»).
В этот период Толстой активно поверяет дневнику свои любовные терзания и сомнения:
12 сентября. «Я влюблен, как не верил, чтобы можно было любить. Я сумасшедший, я застрелюсь, ежели это так продолжится. Был у них вечер. Она прелестна во всех отношениях. А я — отвратительный Дублицкий…»
13 сентября. «Ничего не было... Каждый день я думаю, что нельзя больше страдать и вместе быть счастливым, и каждый день я становлюсь безумнее. Опять вышел с тоской, раскаянием и счастьем в душе. Завтра пойду, как встану, и всё скажу или» (было написано: «застрелюсь», но потом зачеркнуто).
Ночью Толстой написал Софье Андреевне письмо, после чего записал в дневнике:
«4-й час ночи. Я написал ей письмо, отдам завтра, т. е. нынче, 14-го. Боже мой, как я боюсь умереть. Счастье, и такое, мне кажется невозможно. Боже мой, помоги мне».
Письмо, написанное в ночь с 13 на 14 сентября, Толстой начинает со слов:
«Софья Андревна! Мне становится невыносимо. Три недели я каждый день говорю: нынче все скажу, и ухожу с той же тоской, раскаяньем, страхом и счастьем в душе... Я беру с собой это письмо, чтобы отдать его вам, ежели опять мне нельзя или недостанет духу сказать вам все.
…Скажите, как честный человек, хотите ли вы быть моей женой? Только ежели от всей души, смело вы можете сказать да, а то лучше скажите нет, ежели есть в вас тень сомненья в себе. Ради бога, спросите себя хорошо. Мне страшно будет услышать нет, но я его предвижу и найду в себе силы снести; но ежели никогда мужем я не буду любимым так, как я люблю, это будет ужасней».
И только вечером 16 сентября он наконец передал Софье Андреевне письмо, которое два дня проносил в кармане, не решаясь отдать.
Соня ответила согласием на его письменное предложение руки и сердца, а Лиза, узнав о нём, забилась в истерике. Родители ожидали, что Лев Николаевич сделает предложение старшей дочери. Создалась щекотливая ситуация. Отец Андрей Евстафьевич знал о чувствах Лизы и был вне себя от возмущения тем, что выходит замуж не старшая, как было положено по этикету того времени, а вторая дочь. Не хотел давать денег на приданое. Любовь Александровне удалось уговорить дать денег на самое необходимое. На следующий день была помолвка, венчание назначили через неделю.
Толстой очень тяготился тем напряженным состоянием, в котором он находился последнее время, и торопил со свадьбой. Несмотря на непременное желание Любови Александровны приготовить приданое, он настоял на том, чтобы свадьба была через неделю.
Было решено сейчас же после свадьбы ехать в Ясную Поляну.
Эту последнюю неделю Толстой каждый день приходил к невесте. Один раз, не желая скрывать от нее своего прошедшего, он принес ей свои старые дневники (этот факт своих предсвадебных отношений с невестой найдёт отражение в «Анне Карениной»). Впоследствии в своих воспоминаниях Софья Андреевна объясняла этот его поступок «излишней добросовестностью», которая весьма осложнит их семейную жизнь, так как Соня была очень ревнива (отец Андрей Евстафьевич был патологически ревнив).
Полного спокойствия и уверенности у Толстого не было. Как записал он в дневнике на третий день после свадьбы, у него появлялись иногда «сомненья в ее любви и мысль, что она себя обманывает».
Накануне свадьбы он не спал ночь. Чувствуя «страх, недоверие и желание бегства», не в силах совладать с собой, он утром отправился к невесте. «Он начал, — вспоминает Софья Андреевна, — меня мучить допросами и сомнениями в моей любви к нему. Мне даже казалось, что он хочет бежать, что он испугался женитьбы. Я начала плакать».
«Пришла моя мать, — рассказывает далее Софья Андреевна, — и напала на Льва Николаевича: «Нашел, когда ее расстраивать, — говорила она. — Сегодня свадьба, ей и так тяжело, да еще в дорогу надо ехать, а она вся в слезах».
Душевное состояние Софьи Андреевны перед свадьбой было смутное, неопределенное.
Как рассказывает Софья Андреевна в своей автобиографии «Моя жизнь», перед свадьбой она чувствовала себя «больной, ненормальной». «Ничего я не могла есть, кроме соленых огурцов и черного хлеба; ночи были тревожные и настроение невеселое». Вместе с тем Софья Андреевна боялась «потерять любовь Льва Николаевича»: «я боялась, что он во мне, глупой, ничтожной девочке, скоро разочаруется».
23 сентября (по ст.ст.) 1862 года в кремлёвской церкви Рождества Богородицы состоялось венчание, на которое, кстати сказать, жених опоздал (что также было описано в романе «Анна Каренина»), так как все вещи были отправлены в Ясную Поляну и не было новой рубахи для торжественного обряда. Её искали по всей Москве, но было воскресенье, и все магазины были закрыты.
О семейной жизни Льва Николаевича и Софьи Андреевны написано много, до сих пор идут споры о том, была ли она трагедией или счастьем. На протяжении 48 лет их супружества было всё: и счастливые периоды и трагические моменты, как и во всякой семье, тем более в семье гения и сложнейшего человека своей эпохи. Тем не менее, после свадьбы для Толстого наступил самый счастливый и плодотворный этап его жизни: первые 18 лет прошли под знаком любви и согласия. «Все условия счастья совпали для меня…» - писал он впоследствии.
В дневниках, письмах друзьям, тётушке Александре Андреевне Толстой и собственной жене мы читаем: «такого не было и не будет ни у кого»; «неимоверное счастье! И опять она пишет подле меня. Не может быть, чтобы это кончилось только жизнью»; «Я дожил до 34 лет и не знал, что можно так любить и быть таким счастливым»; «Теперь у меня постоянное чувство, как будто украл незаслуженное, незаконное, не мне назначенное счастье», «Фетушка, дяденька и просто милый друг Афанасий Афанасьевич! Я две недели женат и счастлив, и новый, совсем новый человек!»; «Люблю тебя всеми любовями». Она же в дневниках признаётся не просто в любви, а в настоящей страсти: «И он не сердится, он всё любит меня. И какой у него кроткий, святой взгляд. Можно умереть от счастья и от унижения с таким человеком. <…> Любить я его не могу больше, потому что люблю его до последней крайности, всеми силами, так что нет ни одной мысли другой, нет никаких желаний, ничего нет, кроме любви к нему».
В январе 1902 года в Крыму в Гаспре, в дни тяжёлой болезни, когда Лев Николаевич находился между жизнью и смертью, Софья Андреевна в дневнике напишет: «Мой Лёвочка умирает… И я поняла, что и моя жизнь не может остаться без него. Сороковой год я живу с ним. Для всех он знаменитость, для меня он - всё моё существование, наши жизни шли одна в другую, и, боже мой! Сколько накопилось виноватости, раскаяния… Всё кончено, не вернёшь. Помоги, Господи! Сколько любви, нежности я отдала ему, но сколько слабостей моих огорчали его! Прости, Господи! Прости, мой милый, милый дорогой муж!»
28 октября 1910 года Лев Толстой тайно покинул Ясную Поляну, желаю прожить последние дни своей жизни согласно своим убеждениям, «в уединении и тиши» (не «в условиях роскоши»). В прощальном письме к Софье Андреевне он просил у неё прощения во всём, в чём был виноват перед ней и благодарил её за честную 48-летнюю жизнь с ним. И действительно ими была прожита честная обоюдно честная супружеская жизнь, что бы ни писали любители сенсаций и чужого грязного белья.
В ночь с 6 на 7 ноября на станции Астапово, где провёл последнюю неделю своей жизни тяжело больной Толстой, состоялось последнее свидание супругов. Софья Андреевна, прощаясь с умирающим мужем, шептала ему нежные слова, просила прощения, говорила о своей любви. Ответом ей было только несколько глубоких вздохов… Для неё они стали знаком прощения и прощания.