Слияние Ваграна и Колонги
Вагран зарождался далеко в горах. Медленно, от ручейка к ручейку рос, накапливал свои силенки и, едва окрепнув, еще совсем молодой и неопытный, отправлялся познавать судьбу в далекий и непростой путь.
Суровые горы закаляли быстро, делали его угрюмым и заносчивым, но не капризным. Вместе с тем — гордым и смелым. Школа была суровой. Приходилось расти и набираться сил порой в таких буреломах и чащобах, куда редко заглядывало солнце. Жесткое, каменистое русло нисколько не давало ни передохнуть, ни расслабиться. Снова и снова бросало юного Ваграна на крутые перекаты, отбирая едва накопленную силу, разбивая ее о множество препятствий. А то, разогнав его по прямой, делало неожиданно крутой поворот, отчего приходилось по инерции вгрызаться в мягкий, глинистый берег, подмывая крепкие корни могучих деревьев, ронять их на себя и тащить сколько хватит сил. Или прижать к берегу и дожидаться весны, когда талые воды придут на подмогу.
Особенно обидно было молодому и не опытному Ваграну, когда русло безжалостно бросало его на огромную скалу, которая, подбоченясь вековыми деревьями и снисходительно ухмыляясь, равнодушно наблюдала за его потугами. А он, едва-едва почувствовав в себе уверенность и окрепшую силу, дерзко бросался на нее сломя голову, вновь и вновь упрямо бился о ее твердыню, пеня себя в ярости и бессилии.
Или, бывало, закрутит в темных и глубоких омутах, вымотает и вышвырнет к скалистым берегам и начнет болтать между ними. А еще надумает впускать в себя другие руслица с мелкой, вонючей и мутной водицей, бегущей из болот, разъедая и подтачивая его силы.
И, вот, заматерев и возмужав, пройдя невероятные испытания, вздуваясь и бугрясь мощными мышцами, он вдруг выскакивал в долину, залитую, солнцем, с берегами, заросшими разноцветными травами, с веселым пением птиц. Опешив от яркого, теплого и ласкового солнца, мягкого и гладкого русла, Вагран сбавлял скорость, затихал, приглядываясь к необычной обстановке, к снующим по берегам людям, к полусонным коровам, вяло жующим траву. Стоя по брюхо в реке и опустив в нее свои теплые, волосатые губы, они медленно втягивают в себя воду.
Много интересного было в этой широкой и мирной долине. Но вдруг он начинал отчетливо слышать, чувствовать, особенно в тихое вечернее или темное ночное время запах, шепот другой воды. Совсем другой. Она становилась все ближе и ближе. С каждым мгновением нарастало волнение. Он понимал, что еще немного и он увидит ее, вернее, они увидят друг друга. Вагран уже догадывался, что она тихая и слабая, теплая и чистая. Отчего ему хотелось быть еще сильнее, хотелось побыстрее показать свою удаль и стать, похвастаться мощным телом.
И он вдруг лихо срывался на небольшом перекате, рокоча баском, ворочая на дне валунами в нетерпении и страсти, в предчувствии любви…
* * *
Колонга была намного моложе Ваграна и брала начало, зарождалась совсем недалеко, в самых ближайших горах, заросших лесом почти до вершин.
Крутые, но короткие перекаты встречались Колонге лишь в самом ее детстве. Звонко и весело сбежав по ним упругим, хрустальным ручьем, она сразу попадала в тихое, спокойное русло с многочисленными заводями, где можно было понежиться в лучах солнца, полежать в мягком грунте, послушать пение птиц, трескотню кузнечиков. И вдоволь насладившись покоем в одном месте, она плавно и грациозно, огибая и уворачиваясь то и дело от всевозможных преград, перетекала в другое, часто еще более интересное и спокойное. А то устав от жеманства и безделия, она вдруг начинала звенеть на мелких и незначительных перекатах, позволяющих ей немного поозорничать. Она вдруг брызгалась, пускала «зайчиков» в густые, низко свисающие над ней кроны ивняка или черемухи и еще звонче смеялась над своей же шалостью.
Или, ни с того ни с сего, начинала кокетничать, перебегать от одного, заросшего малинником и молодой крапивой, берега к другому. Или возьмется прятаться под той же черемухой, которая перекинет ветки на другой берег и переплетется своими тонкими руками с такой же тонкорукой, образовав свод над Колонгой. Вот где интересно! Течешь как в туннеле и, никто тебя не видит. Лишь случайно забредет горбоносый лось или медведь-грубиян, взбаламутят дно, поднимут переполох — успокаивай потом, укладывай песчиночки, очищай себя.
Так незаметно к ней приходила зрелость. И вот однажды, после очередного тоннеля из ивняка и черемухи она вдруг выскочила на огромное, открытое пространство. Испугалась! Негде было спрятаться. Даже кусты куда-то подевались. Справа и слева вдоль берегов потянулись серые изгороди, черные баньки, а чуть дальше дома. Женщины, низко склонясь, полоскали в ней белье, черпали ее ведрами и уносили с собой. Мужики перегораживали сетками и ловили в ней рыбу.
Комментарии 7