Душевные истории

- Так, может, того, в больницу? Не поздно ещё? – Полушёпотом нерешительно спросила она. - Не поздно, да не нужно. Ребёнок же. Живой. Мой. – Твёрдо сказала Ульяна. - Как знаешь, дочка, поможем. – Кивнула Варвара Петровна и перекрестилась на икону в углу. Отец Иван Семёнович на эту новость только крякнул, махнул рукой, делайте, мол, что хотите и закурил на крыльце самокрутку. Ульяна вернулась обратно в город, устроилась в столовую, получила комнату в общежитие и работала почти до самых родов. На косые взгляды товарок она внимания не обращала, ходила с гордо поднятой головой, не стараясь прикрыть большой, круглый живот. Сын Ванька уродился в деда, в честь него и был назван, на радость Ивану Семёновичу. Новоиспечённый дед теперь тоже гордо ходил по посёлку. Один только раз кто-то шепнул: безотцовщина, мол, нагуляла Ульянка, таким взглядом одарил дед Иван, что больше шушукаться не смели. Несколько месяцев Ульяна жила в доме родителей, Ванюшку своего с рук не спускала, ворковала над ним, колыбельные пела, а потом, скрепя сердце вернулась в город, оставив его на попечение родителей. Место терять не хотелось. Но каждые выходные Ульяна, как на крыльях, летела в посёлок. - Садик выхлопотала. – Объявила в очередной приезд родителям. – Забираю Ванюшку. Отец снова крякнул, насупился и ушёл на крыльцо, закурив самокрутку. - Так, может, того, Ванюшку у нас оставишь, с дитём ни один мужик не возьмёт. – Робко предложила мать. - Не велика беда, если не возьмёт. А соберётся брать, так уж обоих нас пусть берёт. – Отрезала Ульяна. Варвара Петровна вздохнула, кивнула и перекрестилась на икону в углу. Знала, дочь с характером, как решила, так и будет. Родителей Ульяна, конечно, не забывала, навещали с Ванюшкой. Пять Ванюшке было, когда за Ульяной стал ухаживать Павел, бригадир из литейного цеха. Несмело, неумело ухаживал, Ульяна и не поняла сначала, что это он ей, то шоколадку сунет, то конфет кулёчек. Потом уж в кино пригласил. Ульяна сразу сказала, что сынок у неё. Павел в следующий раз не только шоколадку Ульяне принёс, но и грузовичок игрушечный. Поняла Ульяна, Павел с серьёзными намерениями. Жить Павел Ульяну с Ванюшкой к себе повёл. Пусть и с мамой, но всё ж трёшка, не в общаге ютиться. Анна Борисовна на деревенскую невесту, да ещё и с приплодом, свысока смотрела, сквозь зубы разговаривала, но открыто не задирала и то хорошо. Павел же наоборот Ульяну любил, пылинки с неё сдувал. Да и к Ване проникся, то конструктор с ним собирает, то в шахматы сядет учить. Ивану Семёновичу и Варваре Петровне Павел тоже понравился. Как уехала дочь с новым мужем, после знакомства, Иван Семёнович на крыльце самокрутку закурил, кивнул одобрительно, Варвара Петровна слезу смахнула, на икону в углу перекрестилась, рада за дочь с внуком. Через год Ульяна родила второго сына, Фёдором назвали. Павел так захотел, друг у него был армейский, ещё в армии сговорились, сыновей в честь друг друга назвать. Живи бы, да радуйся. Только недолго счастье длилось. Случилась в цеху, где работал Павел авария, погиб он, пытаясь спасти коллег. Анна Борисовна, которая и на родного-то внука толком не взглянула, теперь уж невестке с мальчишками быстро на дверь указала. Там и в общаге место уж потеряно было. Вернулась Ульяна к родителям, устроилась дояркой. День наработается, а к вечеру к мальчишкам своим торопится, Фёдора одной рукой укачивает, другой Ивана по головке наглаживает, сказки рассказывает. Через три года умер Иван Семёнович, сердце подвело. Погоревали Ульяна с матерью, да дальше жить надо. Женщинам в своём доме с огородом, да хозяйством, одним тяжело управляться, да и Варвара Петровна уж не в тех силах. Ничего, старается Ульяна, да и вон какой помощник у неё есть – Иван тогда во втором классе учился, со школы прибежит, то снег чистит, то воду носит. - Умаялся, поди. Мать придёт, сделает. – Махнёт рукой из окна Варвара Петровна. - Мать, небось, на работе-то тоже не отдыхает. – Ответит серьёзно так Иван и дальше старается. Фёдор тоже на двор бежит, с маленькой лопаткой, брату помочь. Варвара Петровна из окна посмотрит, слезу утрёт, да на икону в углу перекреститься: тяжело без хозяина в доме. Стала заводить об этом разговоры с дочерью. - Ничего, справляемся, как видишь. – Улыбнётся Ульяна, штопая сыновьям штаны. - Василий Орлов, неплохой мужик, с руками, давно на тебя поглядывает. – Намекает дальше Варвара Петровна. Вздыхает Ульяна, Павла вспоминает. А Василий раз, другой пришёл помочь, да так, как-то и остался. - Ну-ка, малой, не путайся под ногами. – Прикрикнул как-то Василий на Фёдора, да подзатыльник легонько так раз. Это Варвара Петровна из окошка увидела. Она как всегда на кухне обед готовила, Ульянка на работе, Иван в школе, Василий в огороде делом каким-то занялся, Фёдор, как всегда помогать навострился, а тут такое. Стоит Фёдор, губы надул, исподлобья на Фёдора смотрит, носом шмыгает, обидно. Варвара Петровна головой покачала, на икону в углу перекрестилась, правильно ли она дочери советовала? Через год ещё один сын у Ульяны родился – Матвей. Василий, как ножки обмывать начал, так и не остановился. Месяц сильно пил, праздновал. Потом меньше пить стал, да всё одно, почти каждый день. - То ведь дел других нет, как глаза заливать? – Прикрикнет Ульяна. - Всех дел не переделать. Надо и отдохнуть. – Усмехается в ответ Василий. - Третий месяц уж отдыхаешь. – Не отстаёт Ульяна. - Сказал, потом сделаю. – Василий со злостью посмотрел на неё и даже кулаком по столу стукнул. Иван брови нахмурил, глядя на него, Фёдор вслед за старшим братом насупился, Матвей зашёлся плачем на руках матери. А ещё через пару месяцев собрался Василий в город, на заработки. «Так оно, может, и лучше, дети растут, денег не хватает» - рассудила Ульяна и спорить не стала. Приехал Василий лишь через три месяца. Хорошо одетый, хмельной, весёлый. - Что ж с пустыми руками? – Удивилась Ульяна. - Почему это с пустыми? – Василий выложил на стол небольшую сумму денег. - Это за три то месяца? – Ульяна подняла на него непонимающий взгляд. - А ты думаешь, так легко деньги достаются? Да и жизнь в городе не дешёвая. – Разозлился Василий. - Я и вижу. – Ульяна укоризненно посмотрела на его новый наряд. Василий лишь отмахнулся, снова пьёт, гуляет, а если Ульяна что поперёк скажет, тут же кулаком по столу. Однажды даже отпихнул её грубо. Не знала тогда Ульяна, что Иван всё видел. - Ещё раз мать тронешь, пеняй на себя! – Замахнулся лопатой Иван на Василия, вышедшего покурить. Мальчишке одиннадцать тогда было. - Сопляк. – Сплюнул Василий в сторону и рассмеялся. А на следующий день в город уехал и больше уже не вернулся. Подрос Матвей, Ульяна снова на работу вышла, про Василия и не вспоминает, хоть Матюша и шибко на отца похож. «Нет, не надо нам никого, сами проживём, сами с хозяйством справимся» - думает Ульяна, копая по весне огород. Рядом Иван копает. Фёдор, хоть ещё только в первый класс ему в сентябре, а от мамки с братом старается не отставать. И Матюша совочком по комьям земли постукивает, за братьями повторяет. Варвара Петровна в окно смотрит, обедать зовёт, улыбается, хоть и с грустью, на икону в углу крестится. Так и жила Ульяна, смирилась уж, что с мужиками ей не везёт, да особо по этому поводу не грустила. Через несколько лет приехала на ферму бригада молдаван, новые коровники строить. Костел – смуглый улыбчивый, работает, да песни всё напевает, а как посмотрит на Ульяну, так у той кровь к лицу приливает. Ульяна хоть горя в жизни и навидалась, а всё ж женщина ещё молодая, чуть за тридцать, хочется и любви и ласки. Костел на любовь и ласку шибко горячим оказался, всё лето Ульяна от прикосновений его, да шёпота на ухо таяла, по осени простились. Костел и не скрывал, что дома у него семья, жена, да две дочки, что не останется, хоть и манкая Ульяна женщина. Простились, а через месяц Ульяна поняла, что снова беременна. - Вот оно, как кровь то играет. Красавица будет. – Любуется на внучку Варвара Петровна, да на икону в углу креститься. Майя назвали девочку, потому как в мае родилась. Кожа смуглая, волосы тугими волнами вьются, а глаза большие, голубые, мамины. - Мама, мамочка! Я обед принесла. – Бежит к коровнику пятилетняя Майка, соскучилась по маме. Мама на работе весь день, Старший брат Иван в городе учится, только на выходные приезжает, в прошлый раз куклу привёз красивую, Майка ей только дома играет, на двор не выносит, чтоб не замарать. Фёдор с Матвейкой днём в школе, вечером пока придут, пока управятся, пока уроки сделают, потом уже с Майкой поиграют. Фёдор их с Матвеем всё шахматам учит, Матвею нравится, а Майке больше нравится строить домик из одеял, а потом забраться в него всем вместе и чтоб Фёдор книгу читал, интересную, с картинками. Бабушка Варя старенькая совсем, спит много, из дома почти не выходит. Майка сама теперь им с бабулей чай готовит, и к чаю на стол выставляет. Попьют они с бабушкой чай. - Я к маме сбегаю, а ты отдыхай. – Говорит Майка. - Беги, беги, стрекоза. – Кивает баба Варя. Майка обед соберёт и за дверь, а баба Варя смотрит в окно, как Майка бежит, торопится в сторону фермы, улыбается тепло так, да крестится на икону в углу. Майка на полотенце разложит обед для мамы, рядышком сядет, да с ней снова пообедает. - Передохнём. – Говорит потом Ульяна и садиться поудобнее на солнышке, Майка рядом калачиком свернётся, Ульяна гладит дочку по непослушным волосам, да песни ей разные поёт. Посидят так, да работать идут. Ульяна дела делает, Майка рядом крутится, коров по блестящим носам поглаживает. *** - Мам, ты чего так долго? Все уж за столом. – Маяй заглянула в комнату. - Иду, иду. – Отозвалась Ульяна, поправляя перед зеркалом брошь на платье. Сегодня можно и брошь, и платье. Шестьдесят лет сегодня Ульяне Ивановне. Дети приехали, внуки. Иван с семьёй в городе живёт, инженер, два сына у него. Фёдор тоже в городе осел, на заводе, как отец его, жена у него хохотушка из столовских работников, в декрете сейчас, недавно после первой дочки сынок родился. Уж Ульяна говорила, куда с малышом ехать, не до того, да разве ж послушают, приехали. Матвей жену из их же посёлка в дом привёл. Хорошая, покладистая невестка Анечка, дружно уживаются они с Ульяной. Анна недавно на работу вышла, Ульяна Ивановна внука нянчит, хозяйничают с ним по дому. Карапуз как хвостик за бабушкой, помощничек, весь в отца. А вот Майя замуж не торопится, институт в прошлом году окончила, карьеру строит. Все сегодня приехали. Улыбнулась Ульяна Ивановна, кинув напоследок ещё один взгляд в зеркало, перекрестилась на икону в углу, пошла, к гостям. Не везло Ульяне с мужиками. Не везло и всё тут. Зато с детьми повезло. Вырастила она их дружными, работящими, каждый друг другу завсегда на помощь придёт, да и мать не забывают. (Автор Светлана Гесс)

- Кто, папа, кто? - Люся прыгала перед отцом, хлопая в ладоши. - С нами будет жить Марина. Бабушка как-то нервно вскинула руки вверх, и улыбка ушла с лица Сергея: - Подготовил бы дитё как-нибудь, а то так сразу. - К чему подготовил? Смешная ты, мама, - Сергею явно не понравилась эта реакция. Он считал, что его радость и счастливое настроение они обе должны были поддержать. Но вышло не так. Получилось, что счастья хотел только сам Сергей. Всю дорогу домой Люся сидела на заднем сидении, надув губы. - Нам так хорошо было вдвоём, зачем? - Тебе нужна мать, мне жена, - спокойно ответил отец. - У меня есть... была мать! - пытаясь перекричать мелодию, звучащую из динамиков, крикнула дочь. - И у меня была жена три года назад, а теперь нет. Надо дальше жить, Люсенька. Я устал один, понимаешь. Марина тебе понравится. Я не заставляю тебя её любить, просто прошу отнестись к ней хорошо. Для семилетней девочки эти слова звучали по-своему. Тогда Люся не осознавала, что может оттолкнуть от себя отца всего несколькими словами. Характером эта девочка с волосами пшеничного цвета была в отца, и это очень мешало им в отношениях. Перед дверью, отец почему-то громко выдохнул и позвонил. Он не открыл дверь своим ключом, как делал всегда, а позвонил. Люся напряглась и уже готова была говорить гадости. Дверь распахнулась и перед ними возникла улыбающаяся женщина невысокого роста. Темноволосая, с милыми кудряшками и зелёными глазами. У неё был идеально ровный ряд белоснежных зубов. Это Люська заметила сразу. Ей с зубами не повезло, и она тут же нашла ещё одну причину не любить эту милую женщину. За отличные зубы. Отец неуклюже приобнял Марину и вошёл в квартиру первым. Люся ещё секунду думала, но тоже перешагнула порог. Всё же это и её дом. Отец всячески подбадривал свою новую возлюбленную, хвалил за то, что она прекрасная хозяйка; удивлялся тому, как она точно подобрала размер платья, которое купила для Людмилы, и совсем не обращал внимания на дочь. Люська обиделась. На лицо было явное замещение дочери на Марину. Марина же старалась угодить Людмиле всеми силами. Она порхала около дочери Сергея и всячески пыталась угодить. Угождала ровно неделю. Люська на контакт не шла. Как-то утром она прямо заявила Марине, глядя в её зелёные глаза, что никогда не будет называть мамой. - Мне это не нужно, - холодно ответила Марина. - Я вижу, что ты не хочешь общаться, так тому и быть. Ты живёшь своей жизнью, я своей. - Отлично, я рада, что ты уедешь! - Люська совсем по-детски захлопала в ладоши. - Нет, я не уеду. Я буду жить здесь, с твоим отцом. Я буду готовить, стирать, убирать, для тебя в том числе, но ничего другого от меня не жди. Это лишнее я смотрю. Люда пожала худенькими плечами и ушла к себе в комнату. Шло время, оно мало что поменяло в отношениях Людмилы и Марины. Хотя, статус Марина теперь был иной - жена. Через год у отца с Мариной ожидаемо родился ребёнок. Люська с нескрываемым пренебрежением ходила мимо плачущего розового свёртка и гордо поднимала нос выше. Марина ничего не успевала, теперь в доме царил беспорядок: копились пелёнки, нестираная одежда, еда готовилась на несколько дней вперёд, крошки можно было встретить теперь не только на кухне. Марина ни разу не попросила Люсю ей помочь по дому или с братом. А вот отец упрекал. - Пол помой, мусор вынеси, Люся, ты же можешь помочь? - Ты тоже можешь. Это твой сын, твой дом, вот и помогай. - Я помогаю, но пока меня нет дома, ты же можешь что-то сделать! - Меня тоже нет дома, у меня школа, хореография, сольфеджио. Отец злился на дочь, всё чаще повышал голос. Марина вставала между отцом и Люськой, просила успокоиться, смягчая градус разочарования обоих. Дружной и счастливой семьи не получалось. Сергей злился, Марина уставала, Люська вечно сидела в своей комнате с закрытой дверью. А время шло. Все стали потихоньку уживаться друг с другом. Проще было никого не трогать и жить своей жизнью. Так и получалось, что Сергей жил своей, Люда своей, а Марина с сыном своей жизнью. Прошёл ещё один год. Артёмка уже вовсю бегал по квартире, надоедал Люське, требовал внимания отца и матери. Марине даже временами казалось, что мальчик может собрать всех отдельных людей в этой квартире в одно целое, в семью. Но этого не происходило. Сергей машинально играл с сыном, но больше ссылаясь на усталость, отдыхал. Люся изредка помогала по хозяйству Марине и даже присматривала за Артёмом, когда было необходимо, но делала это без особого желания. - Завтра идём за обновками! - радостно сообщила Марина всем за ужином. - В парке прогуляемся, мороженое поедим, уток покормим. Нам нужно больше времени проводить вместе и отдыхать. - Ха, - только и сказала Люся. - Угу, - не отводя взгляда от маленького кухонного телевизора, ответил Сергей. Марина вздохнула. Всё как обычно. Утром следующего дня она всех быстро подняла, покормила завтраком и собрала подгоняя. Особого желания идти куда-то ни у кого, кроме Марины не было. Коляску впереди катила Люда, Сергей с Артёмом шли за ней следом, а Марина позади всех. Она улыбалась солнышку, такому редкому в последние дни, и радовалась ветерку, трепавшему волны её волос. К торговому центру нужно было перейти дорогу, все остановились в ожидании зелёного света светофора. Артёмка запрокинул голову, закашлялся и стал давиться. Люда обернулась и посмотрела на брата. - Что такое? - спросила Марина и стала подходить к мужу с сыном на руках ближе. Сергей наклонил сына и похлопал по спине. Люська хотела было развязать брату шарф и отпустила коляску. Девочка сразу почувствовала, что коляска двинулась с места, устремляясь по небольшому уклону прямо на проезжую часть. И не думая, Люда подалась вперёд за коляской, прямо в непрекращающийся поток автомобилей. Марина также не думая, бросилась за девочкой. Она схватила Люсю за одежду, и с силой, несвойственной такой хрупкой женщине, затянула девочку обратно на тротуар, заняв её место. Автомобиль резко затормозил перед Мариной, но тормозного пути оказалось недостаточно. Коляска поехала дальше, а светофор радостно сменил горящий красный глазок на зелёный. Марина лежала на проезжей части, иногда открывая глаза и спрашивая, наклонившегося над ней Сергея: - С Люсей всё хорошо, она не пострадала? Сергей отвечал ей, но она плохо понимала и вновь спрашивала. - Как моя дочь, что с ней? Людмила держала на руках орущего Артёмку и ревела. Издалека уже стал явно доноситься звук приближающейся кареты скорой помощи. - Что случилось девочка? Кто эта женщина? - спросила проходящая мимо старушка. - Мама это моя, мама! - закричала Люська, не переставая рыдать. Артёмка тоже ревел не переставая. Через месяц Марину выписали из больницы. К ней, когда стало возможно посещение, Сергей с детьми ходил вместе. Приносили гостинцы, всё больше шутили. Марина не могла поверить такому перевоплощению. Уже дома Сергей сказал Марине, что в тот миг понял, как дорог каждый из них ему, как осознал всю ценность семьи и жизни. Марина только обнимала мужа и понимающе смотрела в глаза, поражаясь, как несколько секунд изменили всё в их семье. В доме было чисто, одежда постирана и выглажена, холодильник ломился от еды. - Надо же, справились без меня, а я так переживала! - радовалась Марина. - Мы с Люсей думаем, что больше нам таких потрясений не нужно, чтобы быть семьёй и делать всё сообща, мы и так согласны. Правда же, Люсь? - Да, пап. Я тоже так думаю. А ещё, я рада, что мама вернулась домой, наконец-то, мы поедим блинчиков, у папы они не получаются. Марина несколько секунд не двигалась, осознавая то, что только что услышала. Она приобняла Людмилу: - Я тебя, Люся, научу печь блины. Дочь должна уметь всё, что делает мать и даже немного больше. Будет вкусно, уверяю! Автор: Сысойкина Наталья

Все правильно. Мы уникальное поколение

Николай, закинув ногу на ногу и выставив острую коленку, обтянутую потёртыми рабочими брюками, сидел задумавшись.- Д-аа, - сказал он, - осталась только избушка родителей, - он горестно махнул рукой, - развалюшка… да клочок земли.Он и сам не заметил, как все случилось. Отец пять лет назад помер, мать доживала последние три года у старшего сына Николая и невестки Нины. Хорошо доживала, не обижали. А вот домишко ее стоял как сирота, руки не доходили до него.А как только мать померла, младшие Геннадий и Леонид враз "нарисовались" перед глазами старшего брата. Сразу вспомнили машину отца, пусть и не новой модели, но еще на ходу. А мотоцикл с люлькой так вообще новенький простоял, отец не успел на нем покататься. А Николай пару раз проехался, да и поставил, берёг зачем-то.В общем, Геннадий машину в наследство попросил, А Лёнька – мотоцикл. А еще деньги у матери были на книжке… так вот эти деньги поровну разделили, забыв, что в последний путь Николай проводил мать на свои кровные.И вот осталась избушка, которая ремонта требовала. Там ведь и печка почти развалилась, и крыша прохудилась, полы менять надо, стены ровнять… да много чего надо сделать. И огородик там небольшой, бурьяном зарос.- Ну чего же ты, брат, запустил материн огород? – с укором спросил Геннадий, нахмурив рыжие брови. – Нам с Лёнькой некогда, мы на заводе ишачим, а ты тут – дом родительский под боком неухоженный.- А когда? – спрашивает Николай. – У меня вон огород, пластаемся на нем, а на избушку времени не хватало… я ведь предлагал вам продать, так вы сами отказались, пусть стоит, говорили.- Ну вот и достоялась, что никому не нужен домик-то, - посетовал Леонид. – Но разделить-то надо…- А как разделить? – удивилась Нина, жена Николая. – Распилить что ли его?- Продать! – Сказал Геннадий.- Пробовал, еще год назад, - ответил Николай, - никто не берет, там ремонт нужен. – Он с надеждой посмотрел на братьев. – Может скинемся, да отремонтируем, тогда и продать легче…- Да что ты, Коля? Вкладываться в эту развалюху?- Это дом родителей наших, - с обидой сказал Николай, - его еще в порядок привести можно… пользовались бы все вместе…- Да брось ты ерунду пороть, - возмутился Леонид, - какое пользование? Того и гляди развалится… зачем нам лишние траты? У меня вон Наташка скоро родит…- Ну тогда я себе оставлю, - объявил Николай, - может подлатаю, да продам…- Э-ээ, погоди, брат, - Геннадий встал, рыжие усы на его круглом лице дернулись, - так не пойдет. Раз оставляешь дом за собой, давай деньгами с нами рассчитаешься…- Так вы же взяли деньги с материной книжки, - удивился Николай.- То деньги с книжки, а это деньги за дом. Вот давай нам нашу долю и расходимся по мирному, делай с этим домом, что хочешь.- Да где мы вам еще деньги возьмем? – возмутилась жена Нина. – Да и как знать, сколько вам отдать надо…- Так мы оценщика вызовем, - предложил Геннадий.Николай поразмыслил и показалась ему идея с оценщиком справедливой. Вот во сколько оценят, на троих разделят и две части он им выплатит – каждому свою часть.- Согласен, так и порешаем, - ответил Николай, - только задокументируем наш уговор.- Коля, ты чего творишь? – спросила Нина. – Ты эту избушку на себя, как хомут вешаешь, да еще деньги им отдавать собрался… для нас это обдираловка…- Ну что ты, Нина, сразу начинаешь, - обидчиво сказал Леонид, - нам ведь тоже свою долю надо.Николай не любил ссориться, не любил доказывать свою правоту, даже если несправедливо поступали. Хотел мирно разойтись, уступить им эти деньги, оставшись с непродаваемым родительским домом.Нину он потом уговорил, дочке Маше тоже всё объяснил. Сын старший потом приезжал, тоже указал на то, что отец обманулся. И с наследством, и с братьями не повезло. А главное – после оценки домика – надо долю младшим братьям выплатить.И вот семейству Кузьминых пришлось поднапрячься, собрать все деньги, с книжки снять и отдать братьям. Благо, что оценили домик недорого, он, и в самом деле, совсем уж плохонький был. Сетовал Николай, что раньше его ремонтом не занялся. А когда? То свое хозяйство, то мать болела, по больницам возили, потом жила у них… вот и не доходили руки. А так-то он раньше всегда родителям помогал – ближе к ним был. А вот младшие, как уехали в город, так там и закрепились. Работа у них там, семьи, своя жизнь. Сначала Николай с Ниной объявление давали часто о продаже. Но не спешили купить домишко в сельской местности. Или предлагали за него сущие копейки. А весной Николай взглянул на сад рядом с родительским домом и сердце защемило. Постарел сад, но еще такой хороший… а когда всё цветет – душа радуется. И так жалко ему стало… в общем, передумал продавать. Долго они с Ниной разговаривали о домике, всё прикидывали, сколько потратят на печку, на полы, на крышу. - Ну, крыльцо, заборы, калитки – это я все сам сделаю. Санька приедет, поможет. А вот по-крупному – тут нанимать надо. - Да еще материал чего стоить будет, - подсказала жена. - Ладно, выкрутимся. Работаем ведь, да и хозяйство кормит… может чего сдадим из овощей, да и за мясо выручим. Все лето Николай возился с домиком. Сын приезжал почти каждый выходной и тоже помогал. Старую печку вообще выбросили и наняли печника, сложили новую. К осени дошло дело до крыши, поменяли тоже полностью, чтобы не протекала. А еще до этого фундамент поправили. В зиму оставили, как есть, только ходили новую печку подтапливать, чтобы дом совсем не задубел. Весной снова приступили к ремонту. Продвигался он тяжело, не хватало денег, на всём экономили. - Ничего, зато продадим по хорошей цене и Саньке поможем, пусть новую машину себе купит, будут с внуками в нам приезжать на новом транспорте. К осени дом засиял. Стоял как новенький. Нина посчитала, сколько денег ушло и ахнула. - Ну всё, теперь можно объявление давать, - сказал Николай, - я тут и сад поправил, старые деревья выкорчевал, новых подсадил. Дочка Маши взглянула на обновленный дом, посмотрела на старшего брата Александра. – Сань, тебе не жалко, если бабушкин домик продастся? Санька смотрел, задумавшись. Вспомнил, ка они тут с Машкой здесь играли, как прятались, как бабушка выходила на крыльцо и звала обедать. – Слушайте, родители, - он посмотрел на Николая и Нину, - а может оставим… оставим дом себе? У нас ведь дачи нет… будем приезжать… - Я бы тоже оставила, - сказала Маша, - жалко продавать, - здесь такой сад, столько ягоды… яблоки растут… - Ой, дети, мы кучу денег угрохали, - опечалилась Нина, - надо отца спросить… Коля, ну чего молчишь? Николай присел на ступеньку новенького крыльца, погладил его шершавой рукой. – Огород тоже можно полностью под посадки занять… лишнее осенью сдавать… - Ну так что, батя, оставляем? – спросил Александр. - Николай махнул рукой: - Оставляем. Свое же… родное. *** На следующий год рядом с обновленным домиком топилась банька, цвел сад и калитка не закрывалась. Бегали дети старшего сына, приходила Маша, проверяла сад, любуясь его цветением. В самом начале лета, когда в огороде уже всё взошло, приехали Геннадий и Леонид. Земля, как говорится, слухами полнится, вот и приехали взглянуть, что там старший брат сделал. Глянули на домик и не узнали – картинка. Да еще палисадник Нина разукрасила, прямо как художница. - Коля, ну ты молодец, - похвалил Геннадий, - теперь домик легко можно продать за большие деньги. - А я не собираюсь продавать, - сказал Николай и, перекинув ногу на ногу, выставил острую коленку в потертых, рабочих брюках. - Как это «не собираешься»? Мы же хотели продать, чтобы деньги разделить… - Так мы и разделили, - спокойно сказал Николай. - Нет, погоди, брат, младших обижать нехорошо, - сказал свое слово Лёнька, - ты деньги отдал за не ремонтированный дом, а теперь сумма другая будет, нам тоже полагается… - А вот это видели?! – Николай сделал фигуру из трех пальцев. – Фикус вам! Даже жена Нина и дочка Маша удивились смелости отца. Он, обычно мягкий, покладистый, а тут выдал «конфигурацию»… и кому? Младшим братьям. - Мы в суд подадим, будем за наследство бодаться! – Пригрозил Геннадий. - Нина, дай-ка ту бумагу, - попросил Николай. – Он сунул в лицо оценку дома и согласие, что не претендуют более на родительский дом. – Вот мои права, а у вас теперь никаких прав. Спасибо Нине, подсказала, чтобы документом заручиться о вашем отказе. Помнишь, Гена, как подписывал? Все законно. Деньги мы вам выплатили за дом, теперь эта наша собственность… так что еще раз говорю: фикус вам, а не наследство… захребетники. Геннадий и Леонид пыхтели от злости, но против законных прав не пойдешь. Сами поняли, что бумажка – не промокашка, что подстраховался Николай. А они три года назад, желая ухватить то, что можно ухватить, согласились на такой расклад. - Ну всё, не приедем больше, - пообещали братья, и Геннадий со злостью плюнул под ноги Николаю. - А вы и так не приезжали, даже когда мать еще жива была, глаз не казали, всё вам некогда… и не помогали. Тут Нина быстро сбегала в дом и вынесла цветок. – Вот, ребятушки, на дорогу вам… хороший такой фикус… Братья, зло сверкнув глазами, вышли, хлопнув калиткой и даже не оглянувшись на родительский дом, который с такой легкостью были готовы продать три года назад, не вложив в него более ни рубля. Николай опустил голову. - Коля, не расстраивайся ты так, может еще помиритесь, - сказал Нина. - Да не расстраиваюсь я, а просто неприятно, сам не заметил, когда они успели так измениться – Генка с Лёнькой, общие ведь у нас родители… но ничего, когда-то надо и отпор дать. - Мам, пап, там ягода начинает поспевать. - Маша, да рано еще, - смеется Нина. - А все равно, пойдемте посмотрим. – И всей семьей они пошли любоваться ягодой. Автор: Татьяна Викторова.

Пришла в себя, когда уехал грузовик, оставляя за собой быстро оседающую пыль, а в комнатке с низкими потолками - башню из вещей. Когда подняла из колодца ведро чистой вкусной воды. Когда затопила печку и дом наполнился теплом. В этом маленьком старом домике они должны быть счастливы! Счастья было много : солнце в маленькие оконца, утренние купания в реке, тёплое крылечко, на котором приятно стоять босыми ногами, первые всходы укропа и морковки на грядке, кофе на завтрак. И ничего, что кофе был самый дешевый, растворимый, а на ужин были пустые макароны. Зато на душе было спокойно. Она оберегала их маленький мир от пытавшегося вернуть семью мужа, вспоминая плачущую дочь. Никогда! После ежемесячных платежей в банк, денег оставалось немного, но через пару месяцев "вошла в колею", стала планировать остатки зарплаты и на еду и на вещи. Она училась надеяться на себя, не хныкать, просто идти вперёд. А дети притащили бездомную собаку. Щенок-подросток, он еле стоял на лапах, качался от слабости и смотрел на неё гноящимися глазами. Сделал два глотка тёплого молока и упал. Через десять минут, набрался сил и ещё несколько глотков. Выжил. Потом появился котёнок. С дыркой в умирающем тельце, с обугленными пеньками от усов. Тоже выжил. Все выжили. Почти сразу, как только поняла, что они твердо стоят на ногах, что осенью у них будут свои овощи, посадила яблоню. Всегда считала, что если есть свой дом и клочок земли, обязательно должна быть и яблоня. - Вам какую? - спрашивала женщина в питомнике. - Не знаю, - ответила она и улыбнулась. - Возьмите эту. Она несла домой веточку и даже не представляла, что через несколько лет все будут изумляться медовым до прозрачности яблокам из которых получается необыкновенно вкусная шарлотка и удивительное ароматное варенье. Один из уголочков участка оказался заколдованным: он, не смотря на солнечность и открытость, был покрыт зеленым мхом. Ветки малины здесь становились рахитичными и засыхали, словно их посадили в пески Сахары, а не в удобряемо-поливаемую землю. Саженец кедра три года стоял там в состоянии глубокой комы, потом отрастил на тонком стволике огромную опухоль и скончался. Она плакала над ним, словно над близким человеком, а потом посадила сливу. Веточка сливы, придя в себя после шумной и многолюдной площади, где её выставляли на всеобщее обозрение, выпила много вкусной колодезной воды, огляделась, увидела вокруг зелёный моховой коврик и воскликнула, - То, что надо! На третий год жизни слива порадовала десятком первых плодов, а морозной малоснежной зимой замёрзла. Но не умерла. Последующим летом отрастила на оставшемся в живых остатке ствола толстые ветки, а на второй год так обвесилась сливами, что все удивлялись, не забывая при этом набивать свои карманы огромными плотными и сладкими плодами. А ещё ей отдали саженец вишни: если не возьмёшь - выбросим. Посадила. За три года вишня превратилась в дерево, но плодоносила мало. Она подошла к нему ранней весной с топором, постояла... - Ладно, живи. В августе дерево было так обвешано крупными, матово-блестящими на солнце свекольного цвета боками ягодами, что снова все удивлялись и изумлялись, не забывая сплевывать косточки. В её жизни больше не было мужчин. Всю мужскую работу по дому взял на себя взрослеющий сын. И никогда, как бы трудно не приходилось, не сожалела о прошлой жизни. Мир, счастье и покой в маленьком старом домике лучше, чем жизнь с алкоголиком в квартире с удобствами. Она это знает, как никто другой. Сегодня она варит себе по утрам дорогой кофе. Самый лучший. Это ей дети покупают. А с чашкой в руках любит стоять у большого окна. Уже нет тех маленьких окошек, как нет и самого старенького домика с низкими потолками. Потому что дом теперь другой: новый, с большими окнами. Другая собака лежит теперь на теплом крылечке, а в кресле - другой кот. Но всё те же деревья зацветут этой весной, порадуют всех сладкими яблоками, огромными сливами и россыпью бордовой вишни. А она будет варить варенье и печь шарлотку. И в доме будет сладко пахнуть ванилью, корицей и счастьем. (Автор: Gansefedern)

когда одна из будущих мамочек ненадолго вышла из палаты. Судьба Антонины была тяжёлой. Когда Тоне было четыре года, вся её семья заболела тифом. Тонины мать, отец, годовалый брат и дедушка с болезнью не справились. С тех пор Тоню воспитывала бабушка Марфа, женщина строгая и властная, любви девочка не знала. Тогда, в сорок первом году, Тоне и Вите по тринадцать лет исполнилось. Жили они в разных деревнях, приехали в райцентр работать на завод, работников не хватало. Там же, при заводе, они и жили, там и познакомились. С тех юных лет они трудились, не покладая рук, наравне со взрослыми. В пятнадцать Витя рвался на фронт. Тоня, бойкая девчонка с огненно-рыжими волосами, была готова ехать с ним, но их не взяли. В тылу, мол, от вас гораздо больше пользы, таких работников ещё поискать… В восемнадцать Тоня и Витя расписались, свадьбу не играли. Тяжёлые годы были, послевоенные, не до торжеств. Тоня, к огромному недовольству своей бабушки, переехала к мужу. Их деревни были расположены в тридцати километрах друг от друга. Через год родился сын, названный Василием. Молодые родители были счастливы, в семье царила идиллия. В их юные годы столько лишений выпало на их долю, они заслужили, выстрадали это счастье. Только было оно недолгим… Шесть лет Васе исполнилось. Тоня с мужем, по-прежнему, жили душа в душу, завидовали им в деревне. Виктор печником трудился, его печи славились на всю округу. Виктора позвали выложить печь в соседнюю деревню, которая располагалась на другом берегу реки. Виктор взял Васю с собой, Тоня была на работе. Февраль. Мороз стоял крепкий, пошли по реке. Виктор нёс тяжелый ящик с инструментами, работал он всегда только своими, чужие инструменты принципиально не признавал. Вася весело резвился и мало слушал отца, который просил его идти рядом с ним. Когда до берега оставалось каких-то метров двадцать, мальчик угодил в полынью, припорошенную снегом. Виктор бросился спасать сына, но… Поседела Антонина ещё тогда, в свои двадцать пять, когда потеряла мужа и сына. Жить в доме, где всё напоминало о них, Тоня не смогла и вернулась в родную деревню, к бабушке Марфе. Тоня полностью замкнулась в себе, жизнь потеряла всякий смысл. О создании новой семьи даже не помышляла. Антонине недавно исполнилось сорок три. На рождение малыша в таком возрасте, да ещё без мужа, Тоня решилась осознанно. Она прекрасно понимала, какие трудности ей предстоят, но одиночество страшило её гораздо больше предстоящих трудностей. Деревушка, где коротала свой век Тоня, была отдалённой, добраться до неё было не так просто. Стоял февраль, опасаясь, что помощь может не подоспеть вовремя, женщина поступила в роддом заранее. За здоровье малыша она очень переживала, возраст всё-таки… С утра Тоня была сама не своя и ходила тенью по больничным коридорам: ровно восемнадцать лет назад она потеряла любимых мужа и сына. Нет, время её не вылечило, боль не утихла. Роды случились стремительные. Тоня родила здорового мальчика, назвала Дмитрием. Она всегда помнила, как Вася мечтал о брате. — Купите мне братика, — просил он. – Мне папа столько игрушек сделал! Я буду с братиком играть. — А как ты братика назовёшь? – спрашивал отец. — Митькой! — Ну, значит, будет Дмитрием! – сиял Виктор, переглядываясь с Тоней. Тоня на тот момент была беременна, Виктор, конечно, об этом знал. Васе решили до поры до времени не говорить. Когда погибли муж и сын, Тоня, от пережитого, ребёнка потеряла. И вот теперь родился Дмитрий, как мечтал Вася. Да ещё и в день Васиной гибели… Возвращение из роддома Тони с младенцем было встречено нескрываемым недовольством бабки Марфы. — Ну, что ты опять плачешь, счастье ты моё? – ласково приговаривала Тоня, успокаивая сынишку. — Тьфу ты… Постыдное это, счастье твоё, — ворчала скрипучим голосом Марфа. – Вся деревня, небось, обсуждает позор твой. Я уже неделю нос на улицу не показываю. Сразу ведь расспросы начнутся. А, что я людям скажу? Что с ума спятила внученька моя престарелая? В деревне, конечно, судачили долго. Ничто не волновало деревенских сильнее, чем незамужняя Тоня сорока трёх лет от роду и её новорождённый сын. Пилила бабка Тоню нещадно. Но за год Марфа, вполне бодренькая для своих лет старушка, резко сдала, вскоре её не стало. Горевала Тоня, несмотря ни на что, все-таки, бабка её вырастила… Вырос Дима настоящим красавцем. Высокий, кареглазый брюнет, он был совсем не похож на свою маму, которую нежно обожал. В семьдесят лет Тоня стала бабушкой. Дима, узнав о рождении дочери, вместе с матерью поехал к роддому. Его жена, Света, лежала на первом этаже. — Света, Светуль, — кричал счастливый отец. – Покажи дочку! Света подошла к окну, держа на руках малышку. Тоня счастливо улыбалась, смахивая слёзы. — Ух ты! Мама, она рыженькая! Смотри, как на тебя похожа… Автор : Ася