Ты уже настрадалась, хватит, уходи.

Семь лет прошло с тех пор, как погибла моя подруга и соседка. Всё это
время рвалась написать о ней, но не могла. В первое время говорить о её
смерти было тяжело – душили рыдания.
Она поселилась в соседней квартире в начале двухтысячных. Скромная,
улыбчивая женщина по имени Хураман. Азербайджанка, родившаяся в Грузии,
злой волей судьбы попала в наш огромный город. И мегаполис, жестокий к
приезжим, перемолол и проглотил её.
Хураман поначалу не очень охотно рассказывала о себе. Но постепенно
разоткровенничалась. Вышла замуж вопреки воле родителей. Муж оказался
человеком недостойным: злобным, ленивым, ветреным.
– Всё искал удачи, затевал какие-то грандиозные дела. Обещал золотые
горы. А я моталась за ним по всему бывшему Советскому Союзу. И рожала
ему детей, – рассказывала она.
Было у неё две дочки – старшая и младшая. «А серединка моя умерла», –
это ещё об одной девочке.
О том, как нещадно бил её муж-наркоман, как ненавидела свекровь, как
выгнал из дома отец, когда примчалась укрыться, искала защиты, – обо
всём этом Хураман не рассказывала, об этом я узнала позже, после её
гибели.
Мы славно общались по-соседски. Говорили о жизни, о детях, о работе. И
если готовили что-то вкусное, спешили друг друга угостить.
Устав гоняться за призрачным семейным счастьем, Хураман осталась в нашем
городе и с помощью земляка устроилась в военную часть библиотекарем. Ей
бы стать матерью большого семейства, жить под защитой доброго, сильного
мужа, а не ходить в грубой военной форме. Ну да ничего не поделаешь.
Женственная и улыбчивая, нежная и искренняя, она очень страдала от зла и
несправедливости. Военная часть – не институт благородных девиц. Народ
грубый, интриги, подсиживание, пьянки, аморалка. Обо всём этом
рассказывала как-то вскользь, но чувствовалось – неуютно ей среди вояк.
Только однажды призналась, что даже плакала, когда одного парня-
музыканта выживала из части злобная начальница.
– Она сама хотела быть дирижёром оркестра, вот всячески и вредила ему. А
он человек хороший, мне его очень жалко.
Где же это видано: баба – военный дирижёр? Разве такое бывает?
Несладко было Хураман и среди земляков, и дальних родственников.
– Понимаешь, безмужней и бедной быть у нас очень стыдно. Каждая укусить
норовит.
Ещё как понимаю!
Придёт с работы, девочек своих обиходит, быстро сварит, постирает и
ложится на диван. Как ни приду, плохо ей. Тоскливо.
– Ну что же ты грустишь? Сходи в азербайджанский культурный центр.
Наверняка знакомых встретишь. Работу поменяй! У тебя ведь дар божий –
любой ресторан тебя с руками-ногами оторвёт! Ну же, взбодрись!
О том, какой чудесной кулинаркой была Хураман, можно рассказывать долго.
«Лучше всех на свете готовит моя мама», – утверждали мои мужья.
Впрочем, я сама могу сказать так и о своей маме. Однако моя соседка
Хураман не просто готовила, она была волшебницей грузинской и
азербайджанской кухни! Кудесничала лучше всех мам, честное слово!
До сих пор не знаю, как это у неё получалось. Но кефирный суп с зеленью
или чебуреки на сухой сковороде, хинкали или пончики с
сахарно-крахмальной начинкой – всё было сказочно вкусно. Не говоря уже о
фаршированных перцах, варениках, тушёной капусте. Вот я вроде бы так же
делаю, но получается обыкновенно. А у Хураман – пальцы откусишь. Даже
самая простая, незатейливая стряпня выходила из-под её рук вкуснейшим
шедевром.
Так вот, я всё пыталась расшевелить подругу, не догадываясь, что у неё
просто нет сил. Хураман грустно улыбалась, обещала что-то поменять в
своей жизни. И снова ложилась на диван. Чувствовалось, что-то тяжёлое,
роковое давит на женщину и не даёт ни расправить плечи, ни встряхнуться.
Однажды стучится с блюдом в руках – хинкали с сыром. Угощает, а сама
глаза счастливые прячет: «Ты не посидишь с моей дочкой? У меня гость».
Да, конечно, сколько угодно посижу! Обрадовалась я за подругу, кто-то
появился, пусть у неё будет хоть капелька радости. Только ни о чём не
расспрашивала.
Однажды в апреле она сказала:
– Я собралась в Астану на три-четыре дня. За детьми приглядите?
«Наверное, к тому мужчине, что к ней приезжал», – подумала я.
– Конечно же, приглядим, поезжай со спокойной душой! И я пригляжу, и
дочка моя!
Девочки – одна во втором, другая в седьмом классе – без мамки ночевать
не боялись, да и мы рядом, через стенку. Каждый день по нескольку раз
загляну: «Всё нормально у вас?» А на вечернюю проверку дочку свою
посылала, она им сказки на ночь рассказывала.
Возвращается Хураман из столицы, а на ней лица нет. Вот было лицо, когда
уезжала, а сейчас – одна маска, бледная и скорбная.
– Как съездила?
– Неважно.
«Наверное, свидание было неудачным», – решила я и больше не спрашивала.
Только стала мне моя подруга сниться каждую ночь, почему снится,
непонятно, ведь живём через стенку. Жизнь у меня суматошная,
хлопотливая, порой и пообщаться нет времени. А всё равно стукну в дверь:
«У вас всё в порядке?» – «Да!» – «Ну и слава богу!»
Только почему ты мне всё время снишься, Хураман?
Однажды служащие военной части поехали на автобусе в соседний городок, в
другую военчасть. А на обратной дороге автобус сломался. Пока чинили,
пока то да сё, у Хураман очень спина заболела. Она последнее время у неё
сильно и часто болела. И обратилась она к солдатику, сидевшему на
широком заднем сиденье:
– Пересядь на моё место, вперёд. А я лягу. Сидеть невмоготу.
У проезжавшего мимо КамАЗа оторвался тяжёлый прицеп с песком. И врезался
в стоявший на обочине военный автобус. Многие служащие получили
ранения. А моя подруга погибла мгновенно, потому что лежала на заднем
сиденье.
Хоронить её повезли на родину. А перед этим гроб с телом привезли к
подъезду нашего дома – попрощаться. Вся их диаспора пришла. Бабы выли и
заламывали руки: «На кого ты девочек своих оставила?!» И дочки её тут
же, испуганные, плохо осознававшие, что же случилось. Плакали и мы,
соседки. Подошли военнослужащие – весь коллектив части. Говорили хорошие
слова, обещали не забывать сирот. Казённые слова, одним словом. Но одна
девушка сказала очень искренне: «Хураман была чистым и светлым
человеком».
А потом предложили всем присутствующим, а это были в основном
мусульмане, вознести коллективную молитву. И как только полторы сотни
людей воздели руки к небу, на наш двор в течение минуты пролился
прохладный нежданный дождик. Стоял совершенно ясный, солнечный день, на
небе ни облачка, а дождик пролился только на наш двор! Это Хураман
прощалась с нами? Или небеса оплакивали её? Или такова сила коллективной
молитвы?
Господь оградил её от долгой, мучительной смерти, послав этот страшный
прицеп с песком. Ведь тогда, в апреле, она действительно ездила к своему
любимому. А он водил её к профессору, который поставил Хураман страшный
диагноз. Два месяца жила она с этим грузом, пока наверху не решили:
хватит, в этой жизни ты уже настрадалась, уходи досрочно.
И старшей дочке за пару дней до материнской гибели снился сон: «Я уезжаю
из этого ужасного города навсегда», – говорила в нём Хураман.
Семь лет прошло с тех пор, как погибла моя подруга. Больше она мне ни
разу не снилась. Но не было дня, чтобы я о ней не вспомнила. Очень хочу
верить: если он есть, другой мир, – ей там хорошо и спокойно.