Со страницы Юрия Всеволодовича.
19 августа о нехорошем хозяине.
Ф.М. Достоевский — А.Г. Достоевской.
[Бóльшую часть лета 1873 года Федор Михайлович провел в Петербурге — работал, когда мог — приезжал на пару дней к семье в Старую Руссу. Подготовка очередных номеров журнала “Гражданин”, редакторская работа, написание статей — Достоевский работает “сутками, не разгибая шеи”, в письмах к жене жалуется на нездоровье.
Кроме работы донимали бытовые проблемы — росло недовольство снимаемой квартирой, вернее, хозяином дома, титулярным советником Сливчанским…]
“Я, Аня, ужасно занят работой, всё больше чужие работы переделываю, редактирую, просто как каторжный. Сам своему здоровью дивлюсь, что всё это выношу. Об 1000 мелких хлопотах тебе и не пишу; но есть, Аня, крупные хлопоты, серьезные, и всё это я предвидел заране. Серьезнейшее дело теперь — это наша квартира. Нельзя оставаться, Аня, говорю не горячась, с рассудком. <…> Сливчанский — это какой-то помешанный (я серьезно это думаю). Он нам в декабре скажет: съезжайте, БЕЗО ВСЯКОЙ ПРИЧИНЫ, и выгонит нас на улицы. У Александры [кухарка] паспорту срок вышел. Паспорт ее он сам видел и знает, что она не бродяга. Она переслала паспорт в Кронштадт градскому главе и деньги для высылки нового и получила почтовую расписку, что паспорт принят. Но из Кронштадта вот уж 2 недели ни слуху ни духу. И вот Сливчанский пристает к ней и грозит прогнать из дому. Сегодня встретил ее и говорит: «Я твоему барину такое письмо напишу, что увидит!» Каково же это с жильцами поступать, коли гнать от них прислугу из пустяков, за которые уж он ни за что отвечать не может. Третьего дня, из редакции, Гладков прислал мне только что полученное, чрезвычайно важное от князя [Мещерский, издатель «Гражданина»] на мое имя письмо. У нас в редакции, кроме человека прислуживающего, есть еще рассыльный, и ходит он нарочно по распоряжению князя в русском платье с бородой, но в щегольском платье и в щегольских сапогах. Рассыльный спешит ко мне с большим запечатанным пакетом в руках, входит на лестницу, хочет позвонить — и вдруг хозяин, идет сверху с лестницы: «Как ты смеешь ходить по парадной лестнице! Ты мужик! В мужицком платье не ходят по этой лестнице! Марш с черного хода!» Схватил его за рукав и стащил с лестницы, и тот должен был идти через двор с черного хода. А между тем видел же письмо в руках. Согласись, Аня, что иные могут и обидеться, например, если б был здесь Мещерский, а те, которым не очень нужно, пожалуй, бросят и не пойдут отыскивать черный ход. Посыльные из книжных лавок за книгой, пожалуй, и уйдут. Да и не дозволит хозяин, если только узнает, отпускать книгу через парадный ход. Встает чем свет и целый день ходит по всем лестницам и по всему дому, шпионит и порядки производит. Я хотел было к нему идти и объясниться о РАССЫЛЬНОМ, но рассудил, что ведь он тотчас же скажет мне: съезжайте. И до твоего приезда решился было сносить. Но вот сегодня опять стеснение: Александра по праздникам иногда (очень редко) отпрашивается в гости. А так как мне тоже надо уходить, то я, выходя из квартиры, запираю квартиру на замок и ключик оставляю у дворника, чтоб если я или Александра раньше меня воротилась, то ключ всегда бы найти у дворника, чтоб можно было в квартиру войти. Так и было раз, недавно, дня 4 тому, что я оставил ключ у дворника. Он узнал об этом и тотчас же запретил дворнику брать у меня ключ. Таким образом, я теперь, уходя из дому, когда Александры нет, должен буду ключик оставлять в нужнике, в известном месте на полке. А ведь это все-таки риск; ведь у меня редакционные деньги в квартире остаются! Если он наших детей увидит на дворе, он непременно за что-нибудь придерется и закричит на няньку, что и делал с другими: ведь я уж всё равно тогда исколочу его. И потому я положил съехать во что бы ни стало. Беспрерывный страх во всю зиму и беспрерывная боязнь ссоры — да ведь я от этого болен буду при моей впечатлительности! Эх, Аня, я видел, что за человек, когда мы, помнишь, были у него и он, из-за кошки, сказал нам: «Ступайте». Знай тоже, что теперь цены на квартиры, сравнительно с прошлой зимой, еще поднялись на 30 процентов. В жильцах он уверен, вот и кутит. Я положил, что хоть бы 900 руб. заплатить, но съехать! Положительно говорю — не хочу оставаться на этой квартире. Что за квартиру переплатим, то на другом наверстаем: на здоровье детей и на моем спокойствии. При спокойствии я больше и лучше могу писать. Я не раз тебе говорил это, но ты слишком этим словам редко цену давала. <…> Теперь-то уж меня, по крайней мере, нельзя обвинять в том, что вздорил: в я не вступался, не объяснялся с хозяином, даже прячусь от него, несмотря на придирки с его стороны, потому что боюсь истории. <…> Желал бы нанять хоть на Песках, только б не жить в этом доме. Ужас для меня — книги. Ну как это перевозить.
До свидания, голубчик. Если пишешь, что любишь меня, то вникни в наше положение, поразмысли. Ведь после худо будет, коли зимой он нас сгонит.
Да и квартира-то уж как скверная и тесная, а детская комната и твоя — затхлые. Наша столовая по ступенькам никуда не годится: ничего там нельзя сделать. До свидания, обнимаю тебя. Если отыщу квартиру, оставлю за собой и задаток дам, не ожидая тебя, потому что квартиры с каждым днем разбираются.
До свидания же.
Твой весь Ф. Достоевский.
<…>
P. S. Сейчас принесли твое письмо, и я должен был разрывать уже запечатанный конверт, а у меня совсем времени нет. Вот что о кухарке: я ведь сам не знаю, что будет потом. Александра хорошая работница, очень, и стряпает хорошо. Очень хорошо себя держит и ведет, но, опять-таки, вынесет ли она всю нашу семью и останется ли потом, когда будет потруднее, — не знаю. И потому, если только найдешь не вздорницу, ЧИСТОПЛОТНУЮ (это 1-е дело) и которая ХОРОШО готовит (слышишь?), ТО НАНИМАЙ И ПРИЕЗЖАЙ С НЕЙ СЮДА. Вот последнее мое слово. Тогда Александру отпустим. (В ней есть и недостатки, слишком, например, чувствительна, но не БЕЛОРУЧКА, далеко нет.) Итак, привози свою. <…>
P. P. S. Сейчас иду со двора, и так как Александры нет, то распрятал все деньги по всем углам квартиры, а ключик в условное место в сортире…”
Федор Михайлович создал в письме впечатляющий образ безумного злодея-хозяина дома. Анна Григорьевна в своих мемуарах подтверждает, что у домовладельца действительно был скверный характер.
25 августа Анна Григорьевна с детьми возвращается в Петербург. Видимо, она как-то успокоила ситуацию, Достоевские остались в доме Сливчанского. В мае 1874 года семья переехала в Старую Руссу. До сентября 1875 года у Достоевского не было постоянного адреса в Петербурге. Фёдор Михайлович, наезжая по делам в столицу, останавливался в гостиницах.
ФОТО:
— Дом Сливчанского по адресу Гусев переулок, угол наб. Лиговского канала, 27 (5-й этаж достроен в советское время). Достоевские жили на втором этаже в кв. 17. Современный адрес: переулок Ульяны Громовой, 8, угол Лиговского проспекта 25. Фотография 1969 года.
— Федор Михайлович Достоевский. Портрет работы И.С. Глазунова.
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев