Серафима Петровна вздрогнула, когда в родительский чат пришло сообщение от классного руководителя о собрании перед первым сентября. Придя в школу, пенсионерка обратила внимание на недовольные лица родителей. Все прекрасно понимали, для чего их пригласили. Мужчины и женщины разбились на маленькие группки, совсем как школьники, и обсуждали начало учебного года. — Единую форму на всех придумали в школе. Что за ерунда? Отвалить пять тысяч, чтобы пошить эти уродливые костюмы? — Ага, и ходить потом, как инкубаторские. — Да фиг с ней, с одинаковостью. Мы в прошлом году эту форму с такими истериками каждое утро надевали, что просто ужас. И я могу понять своего сына! Я это даже на скотину бы не надела. Ткань просто отвратительная. — Согласен. Даже на тряпки не годится. Бедные дети! Серафима Петровна молча соглашалась с негодующими родителями. Дети много лет ходили в форме, которую выбирали сами. Ставилось только одно условие: белый верх, темный низ. Но пару лет назад руководству приспичило обрядить школьников в одинаковую форму а-ля английский пансионат. И теперь несчастные дети носили уродливые клетчатые юбки, брюки и пиджаки из шерсти, которые ужасно кололись, к тому же в них было очень жарко. — Нам вообще пришлось микрозайм брать. Где это видано, вообще, чтобы брать займ на сборы в школу?! Столько всего надо. Форму, блин, и на каждый день, и на ритмику, учебники-тетрадки, краски на ИЗО… — Разве учебники не выдают в библиотеке? — Выдают. Если повезет, они даже будут читаемые. Но, как показывает практика, везет немногим. Когда в класс вошла учительница, родители замолчали и расселись по своим местам. Этим они не слишком отличались от своих детей. Сорокалетняя женщина сначала поздравила родителей с началом нового учебного года, произнесла традиционную речь ни о чем, а потом все дружно приступили к обсуждению годового расписания, подарков детям на праздники, организованных поездок и других вещей. Когда все темы для обсуждения и обдумывания на будущее закончились, учительница со скорбным и стыдливым выражением лица сообщила, что нужно будет сдать деньги «на нужды класса». Недовольный шепот не заставил себя ждать.

— Я знаю, что вам это не нравится. Но что поделать: нам нужно закупить различные расходники, материалы и так далее. — Я, конечно, может чего-то и не понимаю, — встрял чей-то отец. — Но разве мел с тряпками стоят таких сумасшедших денег? Не много ли с тридцати человек по пять тысяч? Это что ж за нужды такие? — Такую мелочь я могу за копейки достать, только скажите. — Пожала плечами чья-то мама. — Я работаю на складе одного крупного поставщика, так что по закупочной цене хоть на всю школу договорюсь. Учительница покраснела и, отмахиваясь от недовольных родителей, лишь поставила точку на том, что нужно сдать деньги. Серафима Петровна тяжело вздохнула. Целых пять тысяч рублей! Для нее это была неподъемная сумма, тем более прямо сейчас, когда весь бюджет и так уже ушел на сборы в школу. Под злобное шипение родителей она вышла из кабинета и в задумчивости отправилась домой. Преодолев стойкое нежелание ходить побираться по знакомым, старушка все-таки позвонила матери своей бывшей невестки и описала ей ситуацию. — Они там совсем с ума посходили? — Как гром прогремел голос второй бабушки, Серафима Петровна даже убрала трубку от уха. — Сначала форма, теперь «на нужды класса»? Да еще и такие деньжищи! — Что поделаешь. От нас ничего не зависит. — Вздохнула пенсионерка, привычно пожав плечами. — Не переживай, Серафимочка, я помогу. Пять тысяч, так пять тысяч. Не оставлю же я вас с внучкой на произвол судьбы. — Голос собеседницы смягчился, а потом снова начал грохотать, осыпая ругательствами администрацию школы. Первого сентября Серафима Петровна отвела внучку на праздник и не могла налюбоваться ею. Девочка становилась все старше и все больше походила на папу. От воспоминаний о сыне на душе стало тепло и горько одновременно. Старушка смахнула непрошенную слезу.

После того, как праздник отгремел, а классный час был окончен, родители тайком от детей сдали деньги. Серафима Петровна с внучкой отправились домой. У самого выхода их поймала группка родителей. Они отправили девочку поиграть с другими детьми, а бабушку отвели в сторонку: — Мы планируем подать жалобу в департамент. Вы с нами? — Мы все подробно задокументировали. Все их требования и то, как сегодня она денежки в конвертик складывала. Все-все записи у нас. Хотите пойти с нами? — Что вы хотите сделать? — Серафима Петровна растерялась. Она не понимала, о каких доказательствах идет речь. — Ну что вы, право? — Отец развел руками. — Это же очевидно: учителя просто собирают деньги себе в карман. Нам никогда не говорят, что это за мифические «нужды класса» такие. Мы напишем жалобу в департамент, и пусть они проведут расследование, на каком таком основании с нас трясут сумасшедшие бабки, и на что конкретно они тратятся. — Да! И пусть школа предоставит чеки и отчеты за каждую потраченную копейку. — А разве нельзя было сразу попросить об этом школу, и не обращаться, куда вы там собрались? — недоумевала старушка. Вся эта бюрократия ей не нравилась, и разборки устраивать не хотелось. Она верила, что все вопросы можно решить просто, в ходе деликатной беседы. — Мы пытались! И с классной руководительницей говорили, и с директором — толку ноль! Серафима Петровна не знала, что и ответить. Она не хотела этим заниматься. Силы уже не те, чтобы что-то решать. Лучше бы все усилия направить на воспитание внучки. Она согласилась подписать бумажку, если потребуется, но на большее не обязалась. Зато, когда она рассказала об этом сватье, та попросилась в родительский чат. Если раньше вторая бабушка принимала участие только в воспитании внучки, то теперь она заинтересовалась и делами школы. К большому удивлению детей и их родителей, в следующей четверти в их класс назначили другого классного руководителя. Новая учительница была настроена враждебно, даже позволяла себе хамство в адрес учеников и родителей, винила их в том, что из-за них всех уволили предыдущую учительницу. Она начала сильно грузить детей домашней работой, спрашивала с них несправедливо строго и ругала родителей за безалаберное отношение к детям и образованию. — Как деньги считать, так мы первые. А детьми своими заниматься никто не хочет! — упрекала она родителей на каждом собрании. Родители, разумеется, были крайне недовольны таким поворотом событий. Их злило такое отношение к ним и детям, а их требования так и не выполнили — отчет за потраченные деньги никто не предоставил. Поборы никуда не делись, они стали меньше, но чаще. Суммарно ничего не поменялось. — Я этого больше терпеть не намерен, — вскипел разгневанный родитель. — Если они ничего не могут сделать, значит, я сам этим займусь! Форменное безобразие! — А у нас уже нет сил с этим бардаком бороться. Мы переводим дочку в другую школу. Пусть дальше от дома, зато спокойно, и нет проблем с этой дурацкой формой. Через месяц в квартиру Серафимы Петровны постучали. Когда женщина открыла дверь, она увидела на пороге сватью. Та держала в руках бумажный конверт. Глаза ее сверкали, как у хищника, а сама она хитро улыбалась. Она и всегда-то была дамой энергичной и пробивной, даже при своем почтенном возрасте, но сейчас будто что-то задумала и просто кипела энтузиазмом. — Здравствуй, дорогая! Можно? — Конечно, заходи. Что-то случилось? Женщины устроились за столом на кухне, и гостья разложила содержимое конверта на столе. Там было несколько бумаг и фотографии. — Что это? — Дорогая, это билет в нашу спокойную школьную жизнь. — Она коварно улыбнулась. — Достопочтенный господин Кузнецов провел свое собственное расследование и выяснил, что новая классная — лучшая подружка директрисы. Сама директриса приставила ее, чтобы родительский комитет больше не чудил. Как один папа узнал в департаменте, когда сотрудники пришли к директору, та сказала, что ничегошеньки не знает ни о каких деньгах.

Божилась, что это не ее инициатива и так далее. В общем, все в грязи, она одна в белом пальто. Но, как мы все видели, после увольнения ничего не поменялось. — А покороче можно? Я что-то не улавливаю связи. — Короче, вот что. Это директриса наша трясет деньги с учеников, забирает в свои закрома, а виноватыми выставляет учителей. А еще у нее вроде как есть родственник в департаменте, и поэтому ей многое сходило с рук. Теперь, когда у нас есть доказательства, ей не поздоровится. Потому что мы пойдем прямо в суд! — Бедная Татьяна Дмитриевна. Ей досталось ни за что. — Да. Но я надеюсь, что ей все возместят. Надо хотя бы извиниться перед ней. Учителя — люди подневольные. Так ты с нами? Подпишешь заявление как опекун Алиночки? Серафима Петровна подписала заявление с надеждой на лучший исход. Дело затянулось надолго, и только под конец года на посту директора школы оказался новый человек. Это был холодный, строгий, но справедливый мужчина, который любил правила и строго им следовал. Со следующего года он вернул старые стандарты для школьной формы и теперь строго наблюдал за учителями и родителями. Татьяна Дмитриевна вернулась на свое место классного руководителя, и дети были ей очень рады. Родители долго извинялись перед ней за все, что бедной женщине пришлось пережить. Задарили ее цветами и конфетами. — Ничего. Это же не ваша вина. Это все из-за директрисы. Хорошо, что вы о многом не знаете, — учительница грустно улыбнулась и пообещала еще лучше заботиться о детях. Серафима Петровна же радовалась, что есть такие боевые родители, которые отстаивают интересы своих детей. Но еще больше ее согревала мысль, что сватья с такой охотой помогла им в трудную пору. Что ни говори, хорошо, когда есть, кому тебя поддержать!