. Я свернул на боковую дорожку - там белел в темноте небольшой каменный домик, какие бывают во всех городских садах; какая-то будка или сторожка. А около ее стены стоял маленький мальчик лет семи или восьми и, опустив голову, громко и безутешно плакал. Я подошел и окликнул его: - Эй, что с тобой, мальчик? Он сразу, как по команде, перестал плакать, поднял голому, посмотрел на меня и сказал: - Ничего. - Как это ничего? Тебя кто обидел? - Никто. - Так чего ж ты плачешь? Ему еще трудно было говорить, он еще не проглотил всех слез, еще всхлипывал, икал, шмыгал носом. - Давай пошли, - сказал я ему. - Смотри, уже поздно, уже сад закрывается. И я хотел взять мальчика за руку. Но мальчик поспешно отдернул руку и сказал: - Не могу. - Что не можешь? - Идти не могу. - Как? Почему? Что с тобой? - Ничего, - сказал мальчик. - Ты что - нездоров? - Нет, - сказал он, - здоров. - Так почему ж ты идти не можешь? - Я - часовой, - сказал он. - Как часовой? Какой часовой? - Ну, что вы - не понимаете? Мы играем. - Да с кем же ты играешь?

Мальчик помолчал, вздохнул и сказал: - Не знаю. Тут я, признаться, подумал, что, наверно, мальчик все-таки болен и что у него голова не в порядке. - Послушай, - сказал я ему. - Что ты говоришь? Как же это так? Играешь и не знаешь - с кем? - Да, - сказал мальчик. - Не знаю. Я на скамейке сидел, а тут какие-то большие ребята подходят и говорят: "Хочешь играть в войну?" Я говорю: "Хочу". Стали играть, мне говорят: "Ты сержант". Один большой мальчик... он маршал был... он привел меня сюда и говорит: "Тут у нас пороховой склад - в этой будке. А ты будешь часовой... Стой здесь, пока я тебя не сменю". Я говорю: "Хорошо". А он говорит: "Дай честное слово, что не уйдешь". - Ну? - Ну, я и сказал: "Честное слово - не уйду". - Ну и что? - Ну и вот. Стою-стою, а они не идут. - Так, - улыбнулся я. - А давно они тебя сюда поставили? - Еще светло было. - Так где же они? Мальчик опять тяжело вздохнул и сказал: - Я думаю, - они ушли. - Как ушли? - Забыли. - Так чего ж ты тогда стоишь? - Я честное слово сказал... Я уже хотел засмеяться, но потом спохватился и подумал, что смешного тут ничего нет и что мальчик совершенно прав. Если дал честное слово, так надо стоять, что бы ни случилось - хоть лопни. А игра это или не игра - все равно.- Вот так история получилась! - сказал я ему. - Что же ты будешь делать?- Не знаю, - сказал мальчик и опять заплакал.Мне очень хотелось ему как-нибудь помочь. Но что я мог сделать? Идти искать этих глупых мальчишек, которые поставили его на караул взяли с него честное слово, а сами убежали домой? Да где ж их сейчас найдешь, этих мальчишек?..Они уже небось поужинали и спать легли, и десятые сны видят.А человек на часах стоит. В темноте. И голодный небось...- Ты, наверно, есть хочешь? - спросил я у него.- Да, - сказал он, - хочу.- Ну, вот что, - сказал я, подумав. - Ты беги домой, поужинай, а я пока за тебя постою тут.- Да, - сказал мальчик. - А это можно разве?- Почему же нельзя?- Вы же не военный.Я почесал затылок и сказал:- Правильно. Ничего не выйдет. Я даже не могу тебя снять с караула. Это может сделать только военный, только начальник...И тут мне вдруг в голову пришла счастливая мысль. Я подумал, что если освободить мальчика от честного слова, снять его с караула может только военный, так в чем же дело? Надо, значит, идти искать военного.Я ничего не сказал мальчику, только сказал: "Подожди минутку", - а сам, не теряя времени, побежал к выходу...Ворота еще не были закрыты, еще сторож ходил где-то в самых дальних уголках сада и дозванивал там в свой колокольчик.Я стал у ворот и долго поджидал, не пройдет ли мимо какой-нибудь лейтенант или хотя бы рядовой красноармеец. Но, как назло, ни один военный не показывался на улице. Вот было мелькнули на другой стороне улицы какие-то черные шинели, я обрадовался, подумал, что это военные моряки, перебежал улицу и увидел, что это не моряки, а мальчишки-ремесленники. Прошел высокий железнодорожник в очень красивой шинели с зелеными нашивками. Но и железнодорожник с его замечательной шинелью мне тоже был в эту минуту ни к чему. Я уже хотел несолоно хлебавши возвращаться в сад, как вдруг увидел - за углом, на трамвайной остановке - защитную командирскую фуражку с синим кавалерийским околышем. Кажется, еще никогда в жизни я так не радовался, как обрадовался в эту минуту. Сломя голову я побежал к остановке. И вдруг, не успел добежать, вижу - к остановке подходит трамвай, и командир, молодой кавалерийский майор, вместе с остальной публикой собирается протискиваться в вагон. Запыхавшись, я подбежал к нему, схватил за руку и закричал: - Товарищ майор! Минуточку! Подождите! Товарищ майор! Он оглянулся, с удивлением на меня посмотрел и сказал: - В чем дело? - Видите ли, в чем дело, - сказал я. - Тут, в саду, около каменной будки, на часах стоит мальчик... Он не может уйти, он дал честное слово... Он очень маленький... Он плачет...

Командир захлопал глазами и посмотрел на меня с испугом. Наверное, он тоже подумал, что я болен и что у меня голова не в порядке. - При чем же тут я? - сказал он. Трамвай его ушел, и он смотрел на меня очень сердито. Но когда я немножко подробнее объяснил ему, в чем дело, он не стал раздумывать, а сразу сказал: - Идемте, идемте. Конечно. Что же вы мне сразу не сказали? Когда мы подошли к саду, сторож как раз вешал на воротах замок. Я попросил его несколько минут подождать, сказал, что в саду у меня остался мальчик, и мы с майором побежали в глубину сада. В темноте мы с трудом отыскали белый домик. Мальчик стоял на том же месте, где я его оставил, и опять - но на этот раз очень тихо - плакал. Я окликнул его. Он обрадовался, даже вскрикнул от радости, а я сказал: - Ну, вот, я привел начальника. Увидев командира, мальчик как-то весь выпрямился, вытянулся и стал на несколько сантиметров выше. - Товарищ караульный, - сказал командир. - Какое вы носите звание? - Я - сержант, - сказал мальчик. - Товарищ сержант, приказываю оставить вверенный вам пост. Мальчик помолчал, посопел носом и сказал: - А у вас какое звание? Я не вижу, сколько у вас звездочек... - Я - майор, - сказал командир. И тогда мальчик приложил руку к широкому козырьку своей серенькой кепки и сказал: - Есть, товарищ майор. Приказано оставить пост. И сказал это он так звонко и так ловко, что мы оба не выдержали и расхохотались. И мальчик тоже весело и с облегчением засмеялся. Не успели мы втроем выйти из сада, как за нами хлопнули ворота и сторож несколько раз повернул в скважине ключ. Майор протянул мальчику руку. - Молодец, товарищ сержант, - сказал он. - Из тебя выйдет настоящий воин. До свидания. Мальчик что-то пробормотал и сказал: "До свиданья". А майор отдал нам обоим честь и, увидев, что опять подходит его трамвай, побежал к остановке. Я тоже попрощался с мальчиком и пожал ему руку. - Может быть, тебя проводить? - спросил я у него. - Нет, я близко живу. Я не боюсь, - сказал мальчик. Я посмотрел на его маленький веснушчатый нос и подумал, что ему, действительно, нечего бояться. Мальчик, у которого такая сильная воля и такое крепкое слово, не испугается темноты, не испугается хулиганов, не испугается и более страшных вещей.

А когда он вырастет... Еще не известно, кем он будет, когда вырастет, но кем бы он ни был, можно ручаться, что это будет настоящий человек. Я подумал так, и мне стало очень приятно, что я познакомился с этим мальчиком. И я еще раз крепко и с удовольствием пожал ему руку.