Две жемчужины для Маргариты
Gusarova
1. Петра-Ту-Ромиу
Среди киприотов бытует легенда, что Афродита, богиня любви и красоты, впервые явилась людям из пены морской вблизи щербатых скал Петра-Ту-Ромиу. О том же, что родилась богиня из отрезанного достоинства бога Урана киприоты стараются умалчивать... Марго опять видела эти ничем не примечательные скалы, как куски торта на голубом блюде разбросанные вдоль берега. И думала, что для Урана участь могла бы быть другой, выбирай он лучше женщин и контрацептивы.
Стопы Марго вдавились в круглые камешки у линии прибоя. Средиземка сегодня веселилась. Обнажала «пенные зубы, лазурные губы»¹, катая цветную гальку туда-сюда, будто гречневую крупу перебирала.
Если найдёшь камешек в форме сердца — повезёт в любви...
Марго намеренно не стала присматриваться. В любовь она перестала верить лет так пять назад, ещё до первого прилёта на Кипр. Если только это не любовь к морю. Марго подтянула громоздкий синий чехол и освободила моноласту. Неугомонная Ленка уже натягивала гидрокостюм в бодрящей воде, сверкая округлыми буферами в бикини, косплея Афродиту и кляня волны. Залить шампунь внутрь куртки получалось так себе. Море издевалось над Ленкой, опрокидывая её вместе с намерением одеться без синяков. Фотокамера сверкала подводным корпусом рядом с севшей на камни Марго. Над долгим горизонтом чуть дымились у берегов Греции сливочные облачка.
— Уф! Я всё! А ты что расселась? Не хочешь русалочью фотосессию? — Ленка, наконец, справилась с костюмом и, похожая на фиолетового пингвина, пришлепала забирать Марго. Пришлось и той лезть в воду. Фотосессии она любила, и охотно согласилась помочь подруге настроить камеру перед важной работой.
Открытая пора притёрлась к коже, как собственный второй слой. Скоро под костюмом стало тепло и хорошо. Марго застегнула под капюшоном ошейник, набитый свинцовой дробью, вделась в калоши моноласты, оттолкнулась в невесомость и несколькими взмахами-гребками по воде догнала идущую в разножках Ленку. Мощь и скорость «русалочьего хвоста» впечатляли и в бассейне, но в море казались мифическими. Кристальная, освежающая синь Средиземки приняла Марго, как родную.
Неудивительно, что богиня любви появилась из моря. Для Марго ничто не было настолько наполнено любовью. В море забывались неудачи и сожаления, море дарило радость невесомого полёта и полной защиты. Кто-то однажды сказал Марго, что боится воды, ведь она смыкается плотной массой у лица и не даёт пространства для дыхания. Но для Марго вода и была пространством безграничной свободы, где жилось настоящей трёхмерной жизнью. А дышать — вовсе необязательно.
— Давай, поныряй метров на пять, а я тебя пофоткаю! — велела Ленка, берясь за камеру, как за штурвал.
Марго недоумевала, где для Чемпионата по нырянию в глубину можно на Кипре найти подходящие глубины. Вот и близ Петра-ту-Ромиу тоже дно не баловало отвесными уходами в запредельную синь. Пять метров не пятьдесят, так, развлечение. Марго продула маску, поболталась на волнах. Вдохнула поглубже, дослала воздух в уши, чтобы не сжало на глубине, и, перевернувшись, ввинтилась вертикально вниз. Ленка с камерой замесила ластами где-то рядом.
Петра-Ту-Ромиу изобиловал подводными скалами и глыбами, словно раскиданными в море сильной рукой. Марго изучала их, обплывая то с одной стороны, то с другой. Видел бы дедушка её, взрослую, играющую с морем, как с матерью! Гордился бы, наверное!
— А теперь сними капюшон и распусти волосы! — Лена прошлепала надутыми от маски губёхами.
— Запутаются!
— Ради такого солнца и красоты — можно!
Марго и не заметила, как отрастила их — цвета кофейной пены, густые и чуть вьющиеся — под стать волнам, где они с подругой нежились. На шевелюру ушли годы и тонны шампуня, но теперь Ленка считала их поистине сокровищем. «Распусти волосы!» в их фотосессиях был самый частый призыв.
Марго послушалась, и скоро целое облако, точно вылитый в воду капучино, обволокло её. Ленка под водой показала кольцо из пальцев. Волны забирались по затылку, холодя, Марго ныряла и возвращалась, ловя то один пробегающий мимо солнечный луч, то другой, но тут Лена указала пальцем куда-то в синий полусумрак и Марго ахнула. Мимо по своим делам шла крупная черепаха-бисса.
Лысая, а какая красивая! Путь её точно лежал на Акамас, где раскинулись черепашьи пляжи, и можно было дать жизнь новым поколениям одиноких странников моря. Даже рептилия следовала зову любви. Марго до того не видела вблизи черепах, и они с Ленкой на всех парах поболтали ластами к путнице.
Неторопливо плывшая черепаха, почуяв непоседливое внимание двух ныряльщиц, ускорилась, и Марго с Леной еле успели хоть что-то заснять.
Апельсиновое солнце падало в закат, на шапке искрясь диковинным зелёным. Несмотря на небольшую глубину нырков, на тело тяжёлым платком легла истома. Ленка выпустила загубник трубки изо рта и заключила:
— Лёха бы лучше снял. Надо было брать у него скутер!
Да, на подводном скутере дело пошло бы успешнее, согласилась мысленно Марго и, глядя на фиолетовые губы подруги, сказала заботливо:
— Ты задубела. Давай домой.
— Я бы съела целого осьминога, если его подают в кафешке на берегу! — поддакнула Лена, давно пристрастившаяся к поглощению морских гадов.
— Вот пока осьминог тебя не съел — погребли!
Как ни люби море, а жить человеку предназначено богами на земле. Марго снова вспомнила дедушку. И радостные, и грустные моменты с ним приходили на память всегда у пенящихся волн, неважно на каком конце света. Да и назвал её тоже он — Маргаритой, то есть, Жемчужиной. В переводе с греческого, между прочим!
— Агапова! Догоняй! Сама же предложила, да и ветер поднимается!
Нет комментариев