Самой громкой кинопремьерой зимы 2019-2020 годов стал фильма Сэма Мендеса «1917». Реакцию на него многих критиков иначе как восторгом назвать нельзя. Уже сейчас «1917» записывают в величайшие фильмы, когда-либо снятые о Первой мировой войне. Попробуем посмотреть на это произведение глазами историка.

Столетние юбилеи событий Первой мировой войны существенно повысили интерес массовой культуры к этому историческому периоду. За последние годы Голливуд снял целый ряд фильмов, так или иначе затрагивающих тему «Великой войны», но мало какая из них привлекла такое внимание критиков и зрителей, как новая работа маститого режиссёра Сэма Мендеса под лаконичным названием «1917».

Фильм вышел на экраны в декабре 2019 года и уже успел получить престижные награды «Золотой глобус» в номинациях «Лучший драматический фильм» и «Лучший режиссёр». Британская киноакадемия вручила картине сразу семь наград, её отметили премиями американские Ассоциация кинокритиков, Гильдия кинорежиссёров и Гильдия продюсеров. Произведение Мендеса было номинировано на десять премий «Оскар».

Впрочем, у зрителя, хорошо знакомого с историей Первой мировой войны и её отображением в искусстве, при просмотре «1917» могут возникнуть некоторые сомнения в достоинствах этой работы. Сам режиссёр откровенно признаёт, что снимал скорее триллер, нежели «типичный военный фильм». По общему мнению, попытка удалась, что подтверждается восторгом рецензентов и заполонившими мировую прессу славословиями. И всё-таки мы попробуем высказать более скептичную точку зрения на «1917».

Что было в действительности

Действие фильма происходит на Западном фронте в апреле 1917 года. В центре внимания находятся события, связанные с так называемой Линией Гинденбурга, поэтому стоит в общих чертах напомнить, как обстояло дело в действительности. Ещё с осени 1916 года германское верховное командование готовило мощные укреплённые позиции в районе реки Сомма. В январе 1917 года было принято решение отвести войска на эти позиции, тем самым сократив линию фронта на 45-50 км и высвободив 13-14 пехотных дивизий. Это позволяло Германии сделать ставку на оборонительную стратегию.

В свою очередь, после битв на Сомме и при Вердене британцы и французы готовили наступательные операции на весну 1917 года. Размах оборонительных работ германской стороны было невозможно скрыть, информация о строительстве Линии Гинденбурга поступала с осени 1916 года. При этом воздушная разведка союзников оказалась малоэффективной из-за зимней непогоды и сильной германской ПВО. В частности, защита Линии Гинденбурга с воздуха была поручена элитной истребительной эскадрилье барона фон Рихтгофена. Из-за всего этого более или менее точное представление о германских укреплениях у союзного командования сложилось только в феврале 1917 года.

Организованное отступление германской армии на новые позиции, получившее название «Операция Alberich», проводилось с 9 февраля по 16 марта 1917 года, хотя на отдельных участках фронта манёвр затянулся до начала апреля. Германское командование целенаправленно применяло тактику «выжженной земли». Оставляемые траншеи, дороги, мосты и другие объекты минировались или затоплялись. Местное население принудительно эвакуировалось, ряд населённых пунктов был разрушен. Наступательные действия противника немцы довольно успешно парировали контратаками и артиллерийским огнём.

Британцы и французы начали преследование в середине марта, когда отход германских войск со старых позиций стал очевидным. Фактически на Западном фронте проходило первое с осени 1914 года манёвренное наступление, в котором помимо пехоты использовались кавалерия, бронеавтомобили, велосипедисты и т.д. Тяжёлые бои шли на земле и в воздухе, десятки тысяч германских, британских и французских солдат погибли или получили ранения. В первой декаде апреля 1917 года фронт стабилизировался по Линии Гинденбурга.

Попытки союзников с ходу прорвать германскую оборону привели к тяжёлым потерям при минимальных результатах. Для французской армии апрельское «наступление Нивеля» стало настоящей катастрофой, приведшей к массовым солдатским мятежам. В ноябре британцам удалось частично прорвать Линию Гинденбурга у Камбре благодаря массовому использованию танков. Успешное генеральное наступление на Линию удалось союзникам только в сентябре 1918 года.

Что мы видим в фильме

Первые числа апреля 1917 года, британские позиции на Сомме. Ланс-капралов Уильяма Скофилда и Томаса Блэйка вызывают в штабной блиндаж. Там молодых солдат поджидает некий генерал Эринмор (выдуманный авторами персонаж), который желает лично побеседовать с ними. Генерал посвящает парней в тайны высокой стратегии — оказывается, немцы внезапно оставили свои позиции и отступили, а британцы, соответственно, перешли в наступление. Забегая вперёд, скажем, что Скофилду и Блэйку вообще очень везёт на общительных офицеров. На протяжении фильма каждый попавшийся на пути командир будет относиться к парням как к лучшим друзьям, делиться с ними своим взглядом на войну и перспективы её окончания.

Исходя из слов генерала Эринмора, на врага наступают два пехотных батальона под общим командованием некоего полковника Маккензи. Этот бравый воин пришёл к выводу, что проклятые «гунны» наконец-то разбиты и в панике бегут. Он атакует, будучи уверенным, что два батальона решат судьбу войны. Однако отважный Маккензи идёт прямо в ловушку коварных тевтонов. Генерал только что получил информацию от разведки: немцы тайно построили новые оборонительные позиции, на которых поджидают полковника и его людей, чтобы всех их перебить. Телефонной связи нет, другие способы связаться с подчинённым генералу неизвестны, поэтому только Скофилд и Блэйк могут остановить наступление и спасти от смерти 1600 человек.

Генерал Эринмор особо подчёркивает, что среди потенциальных жертв — брат Блэйка. В высшей степени похвально, что он знает о родственных связях своих солдат. В противном случае капрал, возможно, и не пошевелился бы, но теперь вынужден внять просьбам генерала. Чтобы спасти брата, а заодно и всех остальных, Блэйк и его товарищ незамедлительно отправляются в путь, где их ждут опасные и удивительные приключения. К слову, каких-либо документов, подтверждающих полномочия, наши герои так и не получают. На протяжении всего фильма все встреченные британские солдаты и офицеры будут верить им на слово — мысль о том, что парни похожи на дезертиров или шпионов, никому и в голову не придёт.



Скажем прямо: уже завязка сюжета вызывает серьёзные вопросы относительно логики происходящего. Грешить буквоедством, конечно, не стоит, ведь художник всегда имеет право на творческое переосмысление событий. И всё же, если авторы открыто и сознательно привязывают свой сюжет к реальному историческому событию, то логично ожидать от них соответствия подлинным обстоятельствам. Даже с учётом художественных вольностей всё происходящее в картине Мендеса вызывает у сведущего зрителя вопросы, временами переходящие в недоумение.

Почему на Линию Гинденбурга наступают лишь два батальона? Почему остальные войска, как ни в чём не бывало, сидят в траншеях напротив опустевших вражеских позиций? Почему комбриг (или комдив) не работает со своим штабом, а вызывает двух простых солдатиков, которые должны помочь ему в беде? Временами в фильме отсутствует даже внутренняя логика. Мы видим британские аэропланы, которые играют определённую роль в сюжете, вполне успешно выполняя боевые задачи над нейтральной территорией. Почему на поиски «потерянного батальона» нельзя направить лётчиков? Поход Блэйка и Скофилда изначально показан смертельно опасным рейдом по тылам врага, однако за линией фронта герои встречают британскую автоколонну, спокойно передвигающуюся с непонятными целями. Если там уже есть дружественные части, тем более моторизованные, то в чём смысл скитаний двух капралов? Почему, почему, почему? Этот вопрос возникает слишком часто.

Отдельная проблема — это персонажи фильма. Всё происходящее вращается вокруг Блэйка и Скофилда, но даже главные герои, не говоря уже о второстепенных, не производят впечатления живых убедительных характеров, вызывающих интерес или симпатию. Зрителю дают понять, что Скофилд — уже бывалый фронтовик. Тогда откуда столько странного в его поступках? Уже в начале фильма, оказавшись в германской траншее, Скофилд (как и его товарищ) ведёт себя весьма неуклюже — в реальном бою он едва ли смог бы выжить. Например, герои заходят во вражеский бункер со штыками, примкнутыми к винтовкам, хотя в тесноте и темноте это доставляет им лишь неудобства. На брошенной ферме они тянутся к продуктам, в частности, к заботливо оставленному молоку. Даже странно, что оно не оказалось отравленным — воистину, коварство тевтонов не знает предела.

Из всего увиденного в фильме наиболее сильное впечатление оставляет рассказ о путешествии главных героев через линию фронта, занимающий примерно полчаса экранного времени. При минимуме действия реалии окопной войны на Западном фронте показаны живо и ярко, хотя и не всегда убедительно. Авторы фильма хорошо поработали над картиной британских и германских траншей, «ничейной земли». Выжженная бесплодная пустошь, изрытый воронками «лунный ландшафт», гниющие непогребённые тела — классические и хорошо узнаваемые образы Первой мировой говорят больше, чем любые слова. Именно в этом получасовом фрагменте лучше всего видны технические достоинства фильма, включая пресловутую «съёмку одним планом», приводящую в оргазмический восторг кинокритиков. Впрочем, недостатки можно найти и тут — например, взрыв растяжки в германском блиндаже влечёт за собой весьма странные последствия.

Минимум монтажных склеек — это, конечно, хорошо. Но когда Блэйк и Скофилд выходят из вражеских траншей и начинают поиск людей Маккензи, проблемы с драматургией и сюжетом появляются снова, чтобы уже не исчезать до конца фильма. Происходящее более всего напоминает компьютерную игру: герои получают квест и следуют от одной локации к другой. Локации, конечно, самые разные: вот вам уютная сельская ферма, вот разрушенный и горящий городок, вот река, вот лес. Нужно бегать, прыгать, стрелять и даже плавать. Декорации красивы, съёмки эффектны, но смысл и реализм в происходящем найти трудно.

На локациях героев поджидают враги, с которыми нужно сразиться, и друзья, которые помогут. Враги и друзья неизменно появляются по одному и тому же простому принципу — внезапно. Никогда не догадаешься, откуда появится кровожадный немец или где спряталась дружелюбная местная жительница, готовая мотивировать на подвиг. Добравшись до последней локации, придётся встретиться с финальным боссом — полковником Маккензи, — и тогда миссия будет выполнена.

Одна из главных проблем «1917» заключается именно в том, чем восторгаются кинокритики по всему миру. В любой хвалебной (а других пока нет) рецензии обязательно говорится одно и то же — какой это потрясающий аттракцион, полный захватывающих приключений и неожиданных сюжетных поворотов. А вот, например, что пережил на Линии Гинденбурга в апреле 1917 года британский фронтовой поэт Уилфрид Оуэн: «Двенадцать дней мы лежали в окопах, куда в любой момент мог прилететь снаряд. Думаю, худшее случилось одной дождливой ночью, когда мы залегли у железнодорожной насыпи. Большой снаряд ударил в насыпь всего в двух ярдах от моей головы. Я не успел проснуться, как взлетел в воздух! Бо́льшую часть следующего дня я провёл, лёжа в довольно крупной воронке, накрытый листом гофрированного железа»

К счастью, Оуэна нашли и вытащили из воронки. Он получил сильнейшую контузию и был отправлен в госпиталь, где полгода лечился от «снарядного шока». Есть ли в фильме Мендеса нечто подобное, заставляющее зрителя почувствовать и пережить «животный ужас окопов», страшные реалии Первой мировой войны? По большому счёту нет. За исключением разве что «картинки», ни игра актёров, ни сюжетные ходы не создают чувства достоверности происходящего. При этом фильм действительно наполнен приключениями и отличается эффектной техникой съёмок.

При чём здесь дедушка?

Нельзя не вспомнить один из главных аргументов в пользу фильма «1917», на который постоянно ссылается Сэм Мендес, и который неизменно звучит в хвалебных рецензиях. Дескать, всё показанное в фильме основано на рассказах деда режиссёра, ветерана Первой мировой войны, а недоброжелатели не понимают, какой это глубокий реализм и страшная правда. Пикантность ситуации в том, что героический дед рассказывал совсем не то, что мы видим на экране.

Альфред Мендес (португалец по происхождению, служивший в британской армии) воевал на Западном фронте в 1916-1918 годах. Он отличился в октябре 1917 года во время третьей Битвы при Ипре, более известной как сражение за Пашендаль. Три роты из батальона Мендеса заблудились в неразберихе наступления на «ничейной земле», и молодому солдату пришлось выступить в роли связного. С риском для жизни девятнадцатилетний парень разыскал командиров потерявшихся рот и помог собрать батальон воедино.

Как мы видим, Мендес-старший пережил весьма реалистичный и правдоподобный эпизод Первой мировой войны: такие случаи неоднократно описаны историками и мемуаристами. Если бы Мендес-младший решил показать нечто подобное в своём фильме, то сюжет получился бы намного более логичным и достоверным. Однако режиссёр выбрал путь типичного голливудского блокбастера — и, надо сказать, не ошибся, судя по восторгам публики и прессы. При этом картину упорно пытаются позиционировать как серьёзное правдивое высказывание на историческую тему, обманывая этим массового зрителя.

Исторической военной драмы из фильма «1917» не получилось, как бы его ни пытались затащить в этот жанр. Мендес снял приключенческий боевик в декорациях Первой мировой войны, очень вольную фантазию по отдалённым мотивам реальных событий. Фильм сделан весьма эффектно в кинематографическом плане и неплох как развлекательный аттракцион. Вместе с тем ставить эту картину в один ряд с лучшими фильмами о Первой мировой войне, чем сейчас массово занимаются кинокритики, — мягко говоря, не вполне правильно.

По скромному мнению авторов этой статьи, фильмы 20-30-х годов могут рассказать о Первой мировой войне гораздо убедительнее и правдивее, чем современные блокбастеры со всеми их технологическими чудесами. Например, весьма хорош американский «На Западном фронте без перемен» 1930 года