Личная История

Платок свой цветастый на самые брови натянула, будто спрятаться хотела. Помялась, порог переступить не решается. - Проходи, Никитична, - говорю ей ласково. - Чего в сенях стужу разводить? Вижу, не за аспирином пожаловала. Она вошла, на табуреточку у печки присела, руки на колени сложила. Руки-то у нее всегда холеные были, а тут смотрю - кожа сухая, в трещинках, пальцы дрожат мелко-мелко. Молчит. А я и не тороплю. Налила ей чаю своего, с мятой да с липовым цветом. Поставила перед ней на стол. - Пей, - говорю. - Душу согреешь. Она чашку взяла, а в глазах у нее слезы заблестели. Не покатились, нет, гордость не пустила, а так и стояли, как вода в колодце. - Совсем одна я, Семёновна, - выдохнула она наконец, и голос у нее был чужой, надтреснутый. - Сил моих нет. Руку вот давеча подвернула, не сломала, слава богу, но ноет, чертовка, ни дров принести, ни воды. А спину ломит так, что ни вздохнуть, ни охнуть. И потекла ее жалоба, как ручеек весенний, мутный да горький. А я сижу, слушаю, киваю, а сама не ее нынешнюю беду вижу, а то, что пять лет назад было. Вспоминаю, как в доме у нее, самом справном на всю деревню, смех звучал. Сын ее единственный, Игорь, красавец да работник, невесту себе привел. Леночку. Девочка была - тихий ангел. Игорь ее из города привез. Глаза - ясные, доверчивые. Волосы русые в косу толстенную заплетены. Руки к любой работе привычные, хоть и тоненькие. За что уж она Игорю приглянулась - понятно. А вот почему Тамаре не угодила - этого никто в селе понять не мог. А не угодила, и всё тут. С самого первого дня Никитична ее есть поедом стала. Не так сидит, не так глядит. Борщ у нее, вишь ты, недостаточно красный, а полы недостаточно чисто вымыты. Компот сварит - «сахару перевела, транжира». Огород прополет - «всю крапиву для щей выдернула, безрукая». Игорь поначалу заступался, а потом сник. Он ведь маменькин сынок был, всю жизнь под ее крылом. Метался между ними, как осиновый лист на ветру. А Леночка молчала. Только худела и бледнела с каждым днем. Я ее как-то встретила у колодца, смотрю - а у нее глаза на мокром месте. - Что ж ты, дочка, - спрашиваю, - терпишь? А она мне улыбнулась так горько: - А куда ж мне деваться, теть Валь? Люблю я его. Может, привыкнет она ко мне, смилуется… Не смиловалась. Последней каплей стала старая вышитая скатерть, которую еще мать Тамары делала. Леночка ее постирала неосторожно, и полинял узор немного. Ох, что тогда было… Крику стояло на всю улицу. В ту же ночь Лена и ушла. Тихо, по-английски. Игорь наутро как с цепи сорвался, искал ее, а потом пришел к матери, глаза сухие, страшные. - Это ты, мама, - сказал он только. - Ты счастье мое сгубила. И тоже уехал. По слухам, нашел-таки свою Леночку в городе, поженились они, дочка у них родилась. А к матери - ни ногой. Ни весточки, ни звонка. Словно отрезало. Тамара поначалу хорохорилась. «И слава богу, - говорила соседкам. - Не нужна мне такая сноха, да и сын, видно, не сын, раз променял мать на юбку». А сама враз постарела, осунулась. В доме своем идеальном, чистом, как операционная, осталась одна-одинешенька. И вот, сидит теперь передо мной, и вся гордость ее, вся стать генеральская, слетела, как шелуха с луковицы. Осталась только старая, больная, одинокая женщина. Бумеранг-то, он ведь не со зла летит, он просто по кругу ходит и возвращается туда, откуда его запустили. - И никому-то я не нужна, Семёновна, - шепчет она, а по щеке ползет первая, скупая слеза. - Хоть в петлю лезь. - Грех такое говорить, Никитична, - отвечаю ей строго, а саму жалость душит. - Жизнь дана, чтобы жить, а не чтобы в петлю. Давай-ка я тебе укол сделаю, спину отпустит. А там видно будет. Сделала укол, растерла ей спину мазью пахучей. Она вроде и ожила немного, плечи расправила. - Спасибо тебе, Семёновна, - говорит. - Не чаяла я от кого-то доброты дождаться. Ушла она, а у меня на сердце камень. Лечить-то я лечу, но есть болезни, от которых нет ни таблеток, ни уколов. Болезнь эта одиночеством зовется. И лечится она только другим человеком. Пару дней я думала, маялась. Душа не на месте. А потом взяла и нашла через знакомых в райцентре телефон Игоря. Руки дрожали, когда номер набирала. Что я ему скажу? Как начну? А он взял трубку, голос знакомый, только повзрослевший, с хрипотцой. - Игорь, здравствуй, - говорю. - Это Семёновна из Заречья. Не отвлекаю? Он молчал с полминуты. Я уж думала, бросил трубку. - Здравствуйте, тетя Валя, - ответил наконец. - Что-то случилось? - Случилось, сынок, - вздыхаю я. - Мать твоя совсем одна. Сдает. Болеет, а виду не подает. Гордая ведь… Он опять молчит. Слышу, как в трубке жена его, Леночка, что-то спрашивает тихо. А потом ее голос, такой же нежный, только теперь сильный, уверенный: - Дай мне, я поговорю. - Здравствуйте, тетя Валя! Как она? Сильно плохо? И я ей все рассказала. Без утайки. И про руку, и про спину, и про слезы, что в глазах стояли. Лена слушала, не перебивала. - Спасибо, что позвонили, - сказала она твердо. - Мы приедем. В субботу ждите. Только… вы ей не говорите, пожалуйста. Сюрприз будет. Вот ведь, думаю, какое сердце у человека. Ее из дома выгнали, грязью поливали, а в ней ни капли злобы не осталось. Только жалость. Великая это сила, милые мои, - жалость, что сильнее обиды. И вот настала суббота. День выдался серый, промозглый. Я к Тамаре зашла с утра, давление померить. Сидит она у окна, в одну точку смотрит. В доме чистота идеальная, а уюта нет, холодом веет. Будто нежилой он. - Что, все в окошко глядишь? - спрашиваю. - Автолавку ждешь? - Да кого мне ждать, - отмахнулась она. - Смерть свою если только… А сама нет-нет, да и метнет взгляд на дорогу. Ждала. Каждая мать ждет, даже если сама себе в этом не признается. Я ушла, а сама на часы поглядываю. И вот после обеда слышу - машина у ворот Тамары остановилась. Не автолавка, легковушка. Выглянула я в окно, а сердце так и зашлось. Из машины вышел Игорь, возмужал, плечи раздались. Открыл заднюю дверцу, и оттуда вышла Лена, а за руку держит девчушку лет четырех, в курточке смешной, розовой, как зефир. Игорь постоял, на родной дом посмотрел, и видно было, как у него желваки под щекой заходили. А Лена подошла, взяла его под руку, что-то тихо сказала, и они пошли к калитке. Скрипнула калитка эта, ох, как она скрипнула… Будто заржавевшее время со своего места сдвинулось. Я не видела, что было в доме. Могу только представить. Но через час где-то смотрю - из трубы дома Тамары повалил дым. Густой такой, сытный. Значит, печку растопили. А к вечеру в окне зажегся теплый, желтый свет. И так он горел уютно, так по-домашнему, что я сидела и улыбалась сквозь слезы. На следующий день я не выдержала, пошла проведать. Будто давление померить. Захожу, а в доме… в доме жизнь. Пахнет пирогами с капустой и еще чем-то неуловимо детским. Игорь во дворе дрова колет, топор так и гудит в морозном воздухе. На кухне Лена хлопочет, а у печки сидит их дочка, Верочка, и с котенком играет. А сама Тамара сидит в кресле, укутанная в пуховый платок. И не смотрит, нет. Она… разглядывает. Смотрит на ловкие руки снохи, на сосредоточенное личико внучки, на широкую спину сына в окне. И на лице у нее такое выражение… Будто маску с нее сняли, жесткую, ледяную, а под ней - обычное лицо женщины, уставшее, с морщинками у глаз, но живое. Она меня увидела, и впервые за много лет улыбнулась. Не губами, а глазами. - Проходи, Семёновна, - говорит тихо. - Пирогами нас Леночка балует. Лена обернулась, тоже улыбнулась мне, как родной. - Садитесь за стол, тетя Валя. Чай пить будем. И вот мы сидели за столом. И не было ни неловких пауз, ни старых обид в воздухе. Была атмосфера, наполненная теплом печки, запахом сдобы и тихим детским смехом. Игорь вошел, сел рядом с матерью. И так просто, буднично, положил свою большую ладонь на ее высохшую руку. А она не отняла. Только вздрогнула и замерла. Они пробыли у нее неделю. За эту неделю дом ожил, наполнился звуками, запахами, суетой. Они и дров ей накололи на всю зиму, и погреб перебрали, и в доме все починили, что за эти годы пообветшало. А в день отъезда Тамара вышла их провожать. Стояла на крыльце, маленькая, сгорбленная. Верочка подбежала к ней, обняла за колени. - Бабуля, ты к нам приедешь? И тут Тамара не выдержала. Наклонилась, обняла внучку и заплакала. Не горько, не навзрыд, а тихо-тихо, как дождик осенний. И сквозь слезы все шептала: - Простите меня… Простите, дуру старую… Лена подошла, обняла их обеих. И сказала слова, которые дороже любого лекарства на свете: - Мы еще приедем, мама. Обязательно приедем. Если вам по душе мои истории, подписывайтесь на канал. Будем вместе вспоминать, плакать и радоваться. Ваша Валентина Семёновна. Записки сельского фельдшера Делитесь, пожалуйста, понравившимися рассказами в соцсетях - это будет приятно автору 💛

Работы в деревне было мало, так что каждый держался руками и ногами за свое место. Бабушка не стала устраивать скандал, напротив, притворилась, будто ничего не слышала. Маленькая Лида все никак не могла понять, почему бабушка не ругается. Вот будь она на месте своей бабули, то сразу бы все высказала и никогда бы с такой подругой больше не водилась. Ведь это совсем не честно, когда тот кому ты доверяешь, собирается тебя обидеть. Хотя раньше соседка Тоня Лиде очень нравилась. Женщина всегда относилась к девочке с добром, часто угощала чем-то и присматривала, если о том просила бабушка. Антонина жила совсем одна, переехала в деревню из города. Продала свою квартиру, чтобы помочь дочери закрыть долги. На оставшиеся средства купила старый дом. Ее дочь, получив желаемое, забыла про мать и пошла дальше совей дорогой. Тоня осталась одна в новом доме, который требовал капитального ремонта. В это же время она осталась без работы и не имела никакого источника дохода. Других родственников у женщины не было. Бабушке ее стало жаль, и она помогла соседке устроиться на маленькое предприятие, что находилось рядом с деревней. Так между ними завязалась дружба. Вообще соседка Антонина была хорошей женщиной, быстро обзавелась друзьями. Никогда ни с кем не ругалась и не говорила ни про кого ничего плохого. Женщину в деревне полюбили и приняли, как свою. Но вот теперь, когда появилась угроза остаться без работы, она решила подставить бабушку, чтобы обезопасить себя. И это было непонятным решением. Наверное, потому бабушка не спешила с обвинениями и решила сделать вид, что ничего не слышала и ничего не знает. Лида, хоть была и мала, но уже прекрасно понимала, что такое предательство. Но во взрослые разговоры решила не лезть и с широко открытыми глазами наблюдала за тем, как бабушка непринужденно сплетничает с подругой, будто десять минут назад не слышала гадких слов в свой адрес. Вечером того же дня бабушка рассказала папе, как вошла без стука и как узнала, что соседка хочет ее подставить. - И как мне поступить? – Спросила она, тасуя колоду карт. Бабушка любила вечером поиграть с отцом. Часто говорила, что это помогает ей успокоиться и подумать. Папа, посмотрев на ее руки, ответил: - Считайте, что у вас все козыри на руках. Лида совет отца не поняла, а вот бабушка задумчиво кивнула. В итоге под сокращение попала сама Тоня. Лида подслушала разговор бабушки и папы. - Я решила не изобретать велосипед, рассказала начальству все как есть. Тоню, можно сказать, за руки поймали. Да и мне доверились, ведь я давно работаю и знала, что произойдет. Впрочем, радости бабушка не испытывала. Вместо работы она потеряла подругу. И на душе у нее было гадко. Наверное, до последнего не хотела верить, что человек с которым она часто пила чай за столом, которому помогла обустроиться, решит ее так отблагодарить. Тоня же пришла с разговором. - Как ты узнала о том, что я собиралась сделать? – Спросила она у бабушки. - Подслушала. Без стука вошла и услышала твой разговор. Тоня ничуть не смутилась, напротив, словно испугалась. - Подслушивала значит! Могла меня и понять. Я одна у себя, а у тебя зять работящий. Мне место сохранить было важнее. - Возможно, - не стала отпираться бабушка. – Но если бы не твоя подлость... - А подслушивать не подло? Какое ты имела право? - С кем ты разговаривала по телефону? С кем с планами делилась? Но соседка не ответила, разозлилась. И Бабушка с Тоней рассорились так сильно, чуть ли не врагами друг друга объявили. Лида смотрела на двух женщин и не верила, что они могут говорить друг другу разные гадости. А еще сделала вывод: если бы бабушка в тот день не подслушала разговор, то ее бы уволили. Будучи ребенком, Лида часто играла с другими ребятами. Бегали по всей деревне и всегда забегали друг к другу в гости без стука. Банально для того, чтобы попить воды. На детей мало кто обращал внимания. Взрослые люди часто даже не меняли тему разговора секретничая и сплетничая друг с другом. Думали, что детям эти беседы не интересны. И никто не полагал, что маленькая Лида проявит небывалое любопытство к этим разговорам. Ей хотелось узнать кто готовил сговор против бабушки. Хотелось прийти домой и сказать бабуле с кем ей не стоит дружить. Так девочка стала узнавать много нового и интересного. Например, что сосед Коля изменяет своей жене Свете, а у них на минуточку трое взрослых детей и внучка, которую они на лето брали к себе в деревню. Это было удивительно, ведь дядя Коля в глазах Лиды был хорошим человеком, потому что раньше часто подвозил тетю Тоню и бабушку на работу. Также Лида узнала, что Тамара Васильевна заложила золотые сережки, чтобы свести концы с концами. А также то, что продавец Марина не ровно дышит к водителю Михаилу, но стесняется сделать первый шаг. Потому что ей кажется, что он ее отвергнет из-за того, что женат. Больше всего смутило Лиду признание тети Ларисы брошенное сгоряча кому-то по телефону, о том, что ее дочь беременна неизвестно от кого. Лида узнала еще вагон чужих секретов. Собрала сокровищницу чужих тайн и совершенно не знала, что с этим делать. В глубине души она понимала, что занимается плохим делом. Но так хотелось рассказать бабушке про то, кто против нее козни строил вместе с соседкой Тоней, что остановиться Лида уже не могла. Она представляла себя детективом, у которого стоит четкая цель найти второго предателя. Свою бабуля Лида обожала, как и отца. Мамы у нее не было. Умерла в родах. Случилось какое-то осложнение. Бабушка и папа стали держаться вместе и Лиду все устраивало. По маме не тосковала, так как не знала ее. Что же казалось заботы, то ее Лиде вдоволь хватало. Отец хоть и много работал, но всегда находил время, чтобы поиграть с ней. Бабушка содержала дом в чистоте, ухаживала и за Лидой, и за зятем, учила внучку готовить, стирать, заниматься хозяйством. Жили спокойно и дружно. И если беда приходила в дом, то шла откуда-то со стороны. Вот как с соседкой. Как-то вечером Лида решила составить список. Написала имена соседей и тайны, которые они хранят. Так вне подозрений оказался дядя Коля, который изменял жене. Марина, что была влюблена в грузчика. Лариса, которой не до кого не было дела из-за беременности дочери. Под подозрением осталась тетя Тамара, что сдала золотые сережки. Женщина работала вместе с бабушкой и попала под сокращение. Испытывала трудности с деньгами и тесно общалась с соседкой Тоней. Но о своей догадке Лида решила пока молчать. Хотела убедиться в том, что права. А аргументы были очень слабыми. В дом к Тамаре Васильевне попасть было несложно. Ее младшая сестра Анна работала в местной школе и являлась для Лиды учительницей. Относилась к девочке с теплом. Вообще в деревне все относились к Лиде с теплом. Жалели, что растет без матери. Но особенно внимательной к ней была Анна. Лида очень любила свою молодую учительницу. И иногда притворялась будто не понимает новую тему. Делала это для того, чтобы Анна с ней лишний раз позанималась. Анна виделась Лиде доброй, красивой и умной женщиной. Хотелось на нее ровняться. И иногда девочка думала о том, что если бы могла выбрать сейчас себе маму, выбрала бы Анну Васильевну. Лиду очень расстраивало то, что папе не нравится учительница. При виде нее он начинал запинаться, не мог связать и двух слов. Как-то вообще назвал ее товарищем, позабыв имя. Лиде тогда стало стыдно за отца. В ее детском представлении товарищем мог быть только мужчина. Потому слова папы ей показались чуть ли не оскорблением. И впервые разозлившись на него, она сказала: - Анна Васильевна тебе не товарищ! - А кто? – Опешил отец. - Она, она... - Теперь уже растерялась Лида. – Она тебе женщина. Посмотри, как следует. Неужели не видно? Отец покорно посмотрел на Анну Васильевну и весь покраснел. Учительница смутилась и быстро извинившись, ушла. Вообще Анна Васильевна при виде отца Лиды всегда опускала глаза, краснела, робела, пыталась уйти. Когда люди друг другу нравятся, они стараются проводить больше времени вместе, узнавать, делить интересы, общаться, встречаться. А по поведению учительницы и отца, Лиде было ясно, что те неприятны друг другу. А иначе почему избегают общения? Почему не могут связать и пару слов, когда находятся вместе. Это огорчало, но ничего поделать с этим Лида не могла. Время шло, а второго предателя Лида так и не могла найти. Чужие секреты тяготили, утомляли, иногда шокировали и огорчали. Очень хотелось поделиться с бабушкой или отцом о том, что узнала. Сказать, что не все люди в их деревне порядочные и добрые, как казалось раньше. Показать тетрадь, в которую почти ежедневно записывала чужие тайны. Но проблема была в том, что как только собиралась признаться, постоянно что-то мешало. Наверное, Лида понимала, что бабушка с отцом ее не похвалят. Приходилось ждать, когда кто-нибудь из соседей признается, что обсуждал вместе с тетей Тоней сговор против бабушки. А пока надо было молчать. Придя в дом к учительнице, Лида честно постучала в дверь. Анна Васильевна была вне подозрений. Ей девочка полностью доверяла. Но женщина не открыла, и Лида решила зайти без приглашения. Почему-то подумала о том, что Анне Васильевне могло стать плохо. Так уже было с одной женщиной, которая не проснулась из-за проблем с сердцем. А люди решили, что ее просто нет дома. Однако Анна Васильевна была дома и разговаривала с сестрой, они слушали музыку и были так увлечены спором, что не услышали, как вошла девочка. По привычке, которая выработалась у Лиды за последнее время, она не сразу сообщила о своем приходе. Женщины ее не видели, зато Лида слышала их прекрасно. И узнала то, что ее шокировало настолько сильно, что из дома учительницы она не просто выбежала, а выскочила. Ей не терпелось поскорее рассказать отцу и бабушке о том, что узнала. Случайно услышанный секрет был очень важен. Лида буквально захлебывалась от переполнявших ее эмоций. Слова Анны Васильевны поразили до глубины души. Лида просто не ожидала, что обманывалась насчет учительницы все это время. Но до дома Лида не добежала. Споткнулась и упала прямо перед домом тети Тони. Наступать на ногу было больно. Да так сильно, что слезы потекли из глаз. Лида поняла, что не дойдет сама. Пришлось стучать в калитку и просить о помощи. Тетя Тоня долго не открывала и Лида стала переживать, что ей не помогут. - Кто там? - Это я, - пролепетала Лида, стараясь не рыдать. Женщина, увидев перепачканную девочку, испытала облегчение и тут же засуетилась. Помогла дойти до скамейки. Она была не одна. Дядя Коля тоже тут был. - Я уж было думал всё. Попались. Песенка спета. -Нервно засмеялся он, поправляя ремень на штанах. От боли Лида плохо соображала, не поняла почему они должны попасться. Подумалось, что дядя Коля пел песни и боялся быть услышанным. Тетя Тоня, вместе с дядей Колей отнесли Лиду домой и передали ее отцу. Бабушка, охая и ахая, стала осматривать ногу внучки. - Наверное, связки растянула. Но без снимка так и не скажешь. Как тебя угораздило-то? - Я бежала, — хныкала Лида. – Спешила и упала. Мне надо было рассказать секрет. - Какой секрет? - Ну, про Анну Васильевну. – Лида окончательно расплакалась. Поняла, что больше не хочет никого подслушивать. Рассказала бабушке и отцу о том, чем занималась в последнее время и что успела узнать. Все секреты выдала. А самый главный и важный оставила напоследок. - Анна Васильевна любит папу. Я слышала! Но она стесняется что-то делать. Боится, что папа будет думать, будто она добра ко мне из-за него. И занимается уроками со мной для того, чтобы он обратил внимание. Но это не так. Ей нравится меня учить, но еще и папа нравится. Вот! И она не знает, смотрит ли он на нее как на женщину. Папа, ты смотришь на Анну Васильевну, как на женщину? Отец переглянулся с бабушкой, но комментировать слова Лиды они не стали. Занялись ногой. После посещения врача, стало ясно, что некоторое время Лиде придется побыть дома. Ногу требовалось держать в покое. Школу временно девочка посещать не могла. Отец набрался смелости и заявился с цветами к Анне Васильевне. Просил позаниматься с дочерью. Она не отказала. Согласилась сразу. Папа и Анна Васильевна еще долго смотрели друг на друга и улыбались. Чувствовали, что что-то между ними зарождается. Что же касалось чужих секретов, то бабушка провела с Лидой беседу. Давно многое знала, в том числе про подругу Тоню и ее роман с Колей. Но в чужую жизнь не лезла и внучку учила тому же. Ведь в погоне за чужими секретами нет ничего хорошего, можно не успеть остановиться и очень больно ушибиться. Но Лида уже это и сама знала. И от тетрадки с тайнами решила избавиться. Правда выкидывать свои труды было жалко, оставила ее на большом камне. Потом передумала, вернулась, но тетради уже не было. Автор: Adler Делитесь, пожалуйста, понравившимися рассказами в соцсетях - это будет приятно автору 💛 Чтобы получать новые Истории на свою страничку, присоединяйтесь к моей группе:

Про себя думал, как ловко обвел ее в очередной раз вокруг пальца. Сравнивал С Юленькой. Та была такой стройной и шикарной! Талия как у дюймовочки. Сейчас он не вспоминал об Юленьке. И о ее талии тоже. Он вдруг почувствовал, как сильно задрожали руки, откуда-то снизу противно лез страх. - Люсенька... Люсь, ты чего, ты зачем это? Люся. Ты давай, вставай. Я... же не могу без тебя. Дома-то знаешь, плохо без тебя. Ты чего придумала, Люся? Разболелась вот. Мы ж с тобой океан хотели поглядеть, ну Люсь, ну открой глаза-то! - Юрий гладил жену по плечу, шептал бессвязные слова, пока не был выдворен из палаты докторами. Сидя в коридоре и обхватив голову руками, он думал о том, какой же был дурак. Только сейчас, осознав всю серьезность ситуации, он понял главное - кроме жены ему никто не нужен! Он чувствовал себя барином, потому что Люся была рядом. Надежная, всегда поддерживающая. Любимая. Как оказалось. Зазвонил сотовый. "Юленька", - появилось на экране. Досадливо сбросил. Телефон не замолкал. - Да! - рявкнул он. - Привет, бегемотик! А чего ты не звонишь своей тигрице? - раздался бархатный голос. - Да иди ты! И не звони мне больше! Все! - Юрий выключил телефон. Повернул голову в сторону. Какую-то женщину выписывали. С ней рядом гордо шел муж, держа пакеты. Целовал мать сын. Та им счастливо улыбалась. Улыбались и они. И в эти минуты больше всего на свете Юрию захотелось, чтобы на их месте были они с Люсей. Чтобы жена открыла глаза и сказала привычное: - Ты опять побриться забыл? Ох, ты, непутевый мой. Пойдем кушать, я котлеток сделала. А потом кино поглядим, да чайку попьем! И весь раньше казавшийся таким ненужным и надоевшим семейный быт вдруг стал для него самым дорогим в жизни. - Если Люсенька... Да я больше никогда... Господи, помоги! - шептал Юрий. Он обманывал свою Люсю. Заядлый рыбак, однажды познакомился с женщиной. Закрутился страстный роман. Не мудрствуя сильно, Юра стал чередовать: одни выходные на рыбалку едет, вторые - будто бы на рыбалку. А сам к Юленьке. Привычно одевался, брал снасти, все честь по чести. В полной экипировке уходил. Потом покупал рыбу у торговцев на улице. Размораживал у Юленьки. И потом довольный, шел домой. Люся встречала с неизменной улыбкой, хлопотала. С восхищением жарила рыбу. Ели уху и пирожки. - Добытчик ты мой! - целовала мужа. Тот, не покраснев, чувствовал себя довольным. В очередной раз разговорился о своей изобретательности на рыбалке с товарищами... ...ПОКАЗАТЬ ПОЛНОСТЬЮ 

Лида на цыпочках пробралась к выходу из отделения, и бросилась бежать в низ по ступеньках. Оказавшись на улице, женщина прибавила скорости. Она бежала быстро и без оглядки, ей все время казалось, что за ней гонится мед персонал, вместе с ребенком. Минут через двадцать, Лида почувствовала себя в безопасности и остановилась. В халате и тапках, женщина выглядела нелепо и подозрительно. Ей пришлось спрятаться в подъезде, и дожидаться темноты. «У меня получилось!» — вздохнула с облегчением. «Сейчас главное уехать по быстрому из города, туда, где меня никто не найдет!» Вскоре стемнело, и Лида перебежками добралась до общежития. — Лида! Михеева! — окликнула дежурная. — Ты почему в таком виде? — Потом, теть Шура. Все потом... — махнула рукой женщина, и побежала в свою комнату. В общежитии, никто не догадывался о ее беременности, кроме девочек-соседок. Но те дали слово хранить молчание, и сдержали его. Лиде приходилось несколько месяцев втягивать живот и носить просторную одежду, что бы скрыть свое интересное положение. — Лидочка? Что произошло? Где твой ребенок? — спросила ошарашенная соседка. — Нет ребенка! И никогда не было! Забудь! — произнесла со злостью, и бросилась собирать вещи. Одевшись, Лида подняла сумку и вздохнула с облегчением: — Ну вот и все! Прощай, подруга! — Лида, объясни толком, что произошло? Ты сбежала из роддома? — допытывалась Томочка. — Прости, мне действительно некогда. Может, свидимся когда-нибудь..., — заплакала женщина, и обняла Тому на прощание. На улице шел снег. Вокруг все было чистым и белоснежным, только на душе у женщины было грязно. Она понимала, что никогда не простит себе этого поступка. Ей придется всю жизнь жить с большим камнем на душе. Приехав на железнодорожный вокзал, Лида взяла билет на ближайший поезд, и терпеливо ждала его. Она не чувствовала себя в безопасности, ей казалось, что сейчас в зал ожидания ворвется главврач, с ее сыном на руках, и начнет позорить ее на весь вокзал. Лида понимала, что оправдания ее чудовищному поступку не было. Но другого выхода из ситуации, у женщина не видела. Она росла без матери, отец всю жизнь сам воспитывал её. Николай Егорович, занимал высокий пост в своем поселке, он никогда бы не принял Лиду, вместе с ребенком. Молодая женщина, до конца надеялась, что ее любимый человек одумается, и женится на ней. Но уже перед самими родами, Лиде стало известно, что Андрей — отец ее сына, женился на другой... Лида решила ехать на БАМ. Женщина хотела забыть о своем прошлом, и начать новую жизнь. Может быть когда-то, она сможет выучиться на доктора-педиатра, ведь это была мечта всей ее жизни. А пока, ей пришлось бросить институт, и бежать куда глаза глядят. Вскоре объявили посадку на поезд. Лида взяла сумку, и буквально побежала к перрону. Только после того, как поезд тронулся, женщина почувствовала себя в полной безопасности и немного успокоилась. Закрыв глаза, Лида погрузилась в тяжелые воспоминания. Третий день, Лида тряслась в поезде. Ей казалось, что эта поездка будет длится целую вечность. Душевное состояние молодой женщины, было близко к помешательству. Она уже много раз пожалела о своем поступке, о том, что бросила новорожденного сына в роддоме. Ночами Лида не могла спать, ей постоянно слышался детский плач. И лишь днем, женщина забывалась в тревожном, коротком сне. Несколько раз, она хотела выйти на станции, и вернуться обратно, к своему ребенку. Но у Лиды не хватало духа. Она понимала, что зашла уже слишком далеко... Лида, часто вспомнила слова Андрея. Молодой парень клялся ей в любви, и обещал, что они никогда не расстанутся. Но после того, как выяснилось, что Лида ждет ребенка, любимый резко поменял свое мнение. «Лида, у меня другие планы на будущее. Я не собирался женится на тебе, поэтому, не обессудь... » — это был их последний разговор, после которого у молодой женщины, что-то оборвалось внутри. Она перестала чувствовать радость и печаль, стала безразличной ко всему происходящему вокруг. — Собирайтесь! Через полчаса прибываем! — крики проводницы, вывели женщину из раздумий. «Наконец-то! Неужели я сойду на землю!» — вздохнула с облегчением Лида. И в тот же момент, женщину окутал страх. Ведь впереди была полная неизвестность, куда ей идти и что делать дальше, она ничего не знала... — Эй! Красавица! Тебе в поселок? — окликнул водитель автобуса. — Да. Наверное... — несмело ответила Лида. — Так заходи быстрее! Следующий, только утром будет. На работу к нам, или в гости к кому? — поинтересовался общительный мужчина. — Да. На работу. У вас там есть места? Нужны работники? — спросила женщина. — Конечно! У нас работы всем хватит! Не бойся, сейчас приедем на место, проведу тебя к бригадиру. Он мужик толковый, вмиг решит твой вопрос! — подбодрил водитель. — Спасибо! — прошептала Лида, со слезами на глазах. Прошли годы... Лидия Николаевна, закончила прием, и приводила в порядок документацию. Женщина работала в местной поликлинике, педиатром. Единственная ее мечта сбылась, она стала доктором, и лечила деток. Это наверное было наказанием, за ее страшный грех. Лида всю жизнь имело дело с малышами и счастливыми родителями, но сама так и не стала больше матерью. Женщина была замужем, но муж бросал ее, как только узнал, что Лида не сможет родить ребенка. После развода, женщина уехала в Хабаровск, где удачно поступила в институт. Она осталась одинока, и всю свою жизнь посвятила работе. Лет десять, женщина видела страшные сны. Почти каждую ночь, Лиде снился брошенный сын. Он плакал, и просил взять его на ручки. Женщина бросалась к нему, но в этот момент, между ними вырастала стена... Лида молилась каждую ночь, просила господа помогать ее ребенку. — Лидочка Николаевна! Вы снова хотите опоздать на автобус? — улыбнулась санитарка. — Выходите из кабинета, мне убраться нужно. Эх, не бережешь себя! — Так мне же в радость работа. А что в пустой квартире одной делать? — грустно спросила Лида. — Замуж тебе нужно! Ведь еще не старая женщина! — посоветовала старушка. — Нет, я уже это проходила... Лучше уж одной. Лида попрощалась, и вышла из кабинета. Остановка была пустая, один лишь паренек сидел с большим букетом роз. — Добрый вечер! Давно ждете автобус? — поинтересовалась женщина. — Только подошел. Но ждать придётся долго. Автобус недавно был, я к сожалению не успел, — улыбнулся паренек. На какой-то миг, Лиде показалось, что у нее земля уходит из-под ног. Перед ней сидел Андрей, тот самый, который разрушил ей жизнь, двадцать лет назад... «Нет, этого не может быть. Андрей ведь сейчас взрослый мужчина, а этот парень, совсем еще юный» — пронеслось в голове. — Присаживайтесь, — подвинулся парень. Лида увидела коротенькую золотую цепочку у парня, с тем самым кулоном, который ей отец заказал у ювелира на совершеннолетие. Это был образ Божьей матери. Сзади должна быть надпись «Спаси и сохрани. Лида» Именно этот кулон, женщина одела своему сыну, когда бежала от него в роддоме. — У вас очень красивый кулон... — Да. С ним связана какая-то тайна, но мать не говорит, какая именно, — сказал парень. — Мать? У вас есть мама? — хриплым голосом спросила Лида, опустив голову. — А как-же! У каждого из нас есть мать, — засмеялся паренек. — Так какая-же за тайна у вашего кулона? — не унималась Лида. — Мать говорит, чтобы я никогда не снимал его, ведь это мой оберег. Хотя, сзади написано женское имя. Странно все это... — Какое имя? Если не секрет. — Там написано: «Спаси и сохрани. Лида». Но я ведь не Лида, меня Саша зовут! — улыбнулся парень. У Лиды потемнело в глазах: «Боже мой! Ведь это мой сын! Что же делать?» — у женщины началась паника. — Красивый букет. К невесте спешите? — спросила Лида. — Нет. К маме. У нее юбилей сегодня, а я вот опаздываю! Все гости ждут меня, волнуются... Лида сглотнула ком подкативший к горлу. «Нет, я не могу. У меня нет права разрушать его жизнь...» — А вот и автобус! — радостно сказал Саша. — Пойдемте, что же вы сидите! Вам случайно не плохо? — парень подошел поближе. — Нет. Все, нормально! Вы езжайте. Мне нужно вернуться на работу... — Возьмите, это вам! Не грустите! — улыбнулся Саша, и вытянув розу из букета, протянул Лидии. Парень побежал в автобус. Уже в дверях, он оглянулся и еще раз посмотрел на странную женщину, которая смотрела ему вслед со слезами на глазах. «Будь счастлив сынок! Прости, я не имею права... » — прошептала Лида вслед уезжающему автобусу, и зарыдала навзрыд. Автор Милана Лебедьева Делитесь, пожалуйста, понравившимися рассказами в соцсетях - это будет приятно автору 💛 Чтобы получать новые Истории на свою страничку, присоединяйтесь к моей группе:

Приятельница всегда пользовалась успехом у лиц противоположного пола, не то что Алена. Та была хохотушкой, веселушкой, видимо этим и брала. И муж обеспеченный достался- сразу с дачей, большой квартирой, да еще и не с одной. Алена с Инной поделилась наболевшим вопросом , та возьми и скажи, что у них квартира в новостройке пустует. - Хочешь, поговорю с мужем. Много с тебя не возьмём, чисто символическую сумму. Нам главное, коммуналку оплачивать. - Инна, ты меня сильно выручишь. Мне как раз нужно жилье недалеко от работы и чтобы парк был рядом. А у вас, на удивление, как раз такое. Неудобно, конечно, пользоваться чужой добротой, но выхода у меня нет. - Ты о чем? Все равно она пустует, а ты и цветочки там польешь и показания счетчиков передашь. - Буду ждать от тебя добрых вестей, надеюсь твой супруг согласится, - с надеждой ответила Алена. На другой день вечером Инна позвонила сокурснице и радостно сообщила, что ее Гоша совсем не против заселения молодой девушки в эту квартиру. Алена сразу настояла на подписании стандартного договора аренды. Она очень переживала, что денежные отношения могут повредить их женской дружбе. Вокруг нее гуляло много историй, когда деньги становились камнем преткновения в отношениях между людьми Первые звоночки начались через месяц- другой после переезда. Инна неожиданно позвонила в разгар рабочего дня и попросила разрешения заехать в арендованную квартиру. - Представляешь, гуляла со своим младшим в парке и он весь извазюкался сладким мороженым. Мы заскочим с ним буквально на пять минут, чтобы пятна на одежде застирать? Алёне эта просьба показалась довольно странной, но отказать приятельнице она не решилась.Если честно, то было немного неуютно того, что кто- то зайдет без нее в квартиру, увидит ее разбросанные впопыхах с утра вещи и не помытые в раковине чашки. Придя поздно вечером домой, заметила фен, валявшийся на полу. Поняла, что Инна им сушила застиранные вещи своего малыша. Взяла фен без спроса, да еще не положила на место. В душе остался неприятный осадок, но Алена успокоила себя тем, что все- таки Инна не совсем чужой ей человек и не надо делать из мухи слона. Подумаешь зашла и устроила беспорядок, ну и что. Зато и квартиру эту предложила, не пришлось искать жилье и бегать на показы. Через пару недель новая неприятность. Вернувшись с работы пораньше, Алена увидела, как в прихожей разбросана ее модельная обувь. Решила тут же набрать подругу по сотовому. - Ой, не забивай голову. Шла мимо твоего дома и решила снять показания счетчиков, чтоб тебя не утруждать лишний раз.А то думаю, надоела тебе с этими просьбами -высылать каждый раз фото этих злополучных счетчиков. - А обувь моя почему разбросана по всей прихожей? - Так не одна я была, а с пятилетней дочерью. Пока снимала показания, она все твои туфли перемерила, озорница. Вот станешь матерью, тогда меня и поймешь. Справиться с такими непоседами, талант нужен! И этот очередной выверт подруги Алена тоже проглотила. Но то, что случилось через месяц, вывело ее из себя окончательно! Уезжала Алена на три дня в рабочую командировку. Вернувшись,открывает входную дверь и на пороге встречает ее незнакомец с голым торсом. Она чуть в обморок не упала от страха. Но тут из комнаты в прихожую выходит полуголая Инна с тюрбаном из полотенца на голове. Оказывается воду горячую у них дома отключили, вот и пришла семья помыться и детей, заодно, накупать... ...ПОКАЗАТЬ ПОЛНОСТЬЮ 

Я осторожно провела пальцем по его тёмным волосам. Малыш не шелохнулся, не заплакал — только моргнул. В его крошечном кулачке был зажат листок бумаги. Я аккуратно разжала пальчики и прочитала записку: «Пожалуйста, помогите ему. Я не могу. Простите». — Надо звонить в милицию, — нахмурился Михаил, почесывая затылок. — И в сельсовет сообщить. Но я уже подхватила малыша на руки, прижала к себе. От него пахло пылью дорог и немытыми волосами. Комбинезон был потрёпанным, но чистым. — Анна, — Миша с тревогой посмотрел на меня, — мы не можем просто так взять его. — Можем, — я встретилась с ним взглядом. — Миша, мы пять лет ждём. Пять. Врачи говорят — детей у нас не будет. А тут… — Но законы, документы… Родители могут объявиться, — возразил он. Я покачала головой: Не объявятся. Чувствую, что нет. Мальчик вдруг широко улыбнулся мне, словно понимал наш разговор. И этого было достаточно. Через знакомых мы оформили опеку и документы. 1993 год был временем непростым. Через неделю мы заметили странность. Малыш, которого я назвала Ильёй, не реагировал на звуки. Сначала думали, что он просто задумчивый, сосредоточенный. Но когда соседский трактор прогрохотал под самыми окнами, а Илья даже не шелохнулся, сердце сжалось. — Миш, он не слышит, — прошептала я вечером, уложив ребёнка спать в старой люльке, доставшейся от племянника. Муж долго смотрел на огонь в печи, затем вздохнул: Поедем к врачу в Заречье. К Николаю Петровичу. Доктор осмотрел Илью и развёл руками: Глухота врождённая, полная. На операцию даже не надейтесь — это не тот случай. Я плакала всю дорогу домой. Михаил молчал, сжимая руль так, что побелели костяшки пальцев. Вечером, когда Илья уснул, он достал из шкафа бутылку. — Миш, может, не стоит… — Нет, — он налил полстакана и выпил залпом. — Не отдадим. — Кого? — Его. Никуда не отдадим, — твёрдо сказал он. — Сами справимся. — Но как? Как учить его? Как… Михаил прервал меня жестом:- Если надо — ты научишься. Ты же учительница. Придумаешь что-нибудь. Той ночью я не сомкнула глаз. Лежала, глядя в потолок, и думала: «Как обучать ребёнка, который не слышит? Как дать ему всё, что нужно?» А под утро пришло осознание: у него есть глаза, руки, сердце. Значит, есть всё необходимое. На следующий день я взяла тетрадь и начала составлять план. Искать литературу. Придумывать, как можно учить без звуков. С этого момента наша жизнь изменилась навсегда. Осенью Илье исполнилось десять. Он сидел у окна и рисовал подсолнухи. В его альбоме они были не просто цветами — они танцевали, кружились в своём особенном танце. — Миш, взгляни, — я дотронулась до плеча мужа, входя в комнату. — Опять жёлтый. Сегодня он счастлив. За эти годы мы с Ильёй научились понимать друг друга. Сначала я освоила дактилологию — пальцевую азбуку, затем жестовый язык. Михаил усваивал медленнее, но самые важные слова — «сын», «люблю», «гордость» — выучил давно. Школы для таких детей у нас не было, и я занималась с ним сама. Читать он научился быстро: алфавит, слоги, слова. А считать ещё быстрее. Но главное — он рисовал. Постоянно, на всём, что попадалось под руку. Сначала пальцем по запотевшему стеклу. Потом углём на доске, которую Михаил специально для него сколотил. Позже — красками на бумаге и холсте. Краски я заказывала из города через почту, экономя на себе, лишь бы у мальчика были хорошие материалы. — Опять твой немой что-то там чиркает? — фыркнул сосед Семён, заглядывая через забор. — Какой от него толк? Михаил поднял голову от грядки:-А ты, Семён, чем полезным занимаешься? Кроме как трепать языком? С деревенскими было непросто. Они не понимали нас. Дразнили Илью, обзывали. Особенно дети. Однажды он вернулся домой с разорванной рубашкой и царапиной на щеке. Молча показал мне, кто это сделал, — Колька, сын главного на деревне. Я плакала, обрабатывая рану. Илья вытирал мои слёзы пальцами и улыбался: мол, не стоит переживать, всё в порядке. А вечером Михаил ушёл. Вернулся поздно, ничего не сказал, но под глазом у него был синяк. После этого случая никто больше не трогал Илью. К подростковому возрасту его рисунки изменились. Появился свой стиль — необычный, словно пришедший из другого мира. Он рисовал мир без звуков, но в этих работах была такая глубина, что захватывало дух. Все стены дома были увешаны его картинами. Однажды к нам приехала комиссия из района проверить, как я веду домашнее обучение. Пожилая женщина в строгом костюме вошла в дом, увидела картины и замерла.- Кто это рисовал? — спросила она шёпотом. — Мой сын, — ответила я с гордостью. — Вам нужно показать это специалистам, — она сняла очки. — У вашего мальчика… настоящий дар. Но мы боялись. Мир за пределами деревни казался огромным и опасным для Ильи. Как он там будет — без нас, без привычных жестов и знаков? — Поедем, — настаивала я, собирая его вещи. — Это ярмарка художников в районе. Тебе нужно показать свои работы. Илье уже исполнилось семнадцать. Высокий, худощавый, с длинными пальцами и внимательным взглядом, который, казалось, замечал всё. Он нехотя кивнул — спорить со мной было бесполезно. На ярмарке его работы повесили в самом дальнем углу. Пять небольших картин — поля, птицы, руки, держащие солнце. Люди проходили мимо, бросали взгляды, но не останавливались. А потом появилась она — седая женщина с прямой спиной и острым взглядом. Долго стояла перед картинами, не шевелясь. Потом резко повернулась ко мне: — Это ваши работы? — Моего сына, — я кивнула на Илью, который стоял рядом, сложив руки на груди. — Он не слышит? — спросила она, заметив, как мы общаемся жестами. — Да, с рождения. Она кивнула:-Меня зовут Вера Сергеевна. Я из художественной галереи в Москве. — Эта работа… — женщина задержала дыхание, разглядывая самую маленькую картину с закатом над полем. — В ней есть то, что многие художники годами пытаются найти. Я хочу её купить. Продолжение >>Здесь 

Но Николай Петрович тут же насторожился, знает он эти штучки жены. Она с дочерьми всё заранее обсудит, а ему в последний момент неожиданно преподносит, да ещё и не всё, а полуправду. Знает, что Николай с ними всеми замучился уже, сначала младшая Лена родила без мужа, а потом Маринка развелась со своим Геной, дочку одна растит. Как же устал Николай Петрович со своими девками, куда же мужики то нормальные подевались? И ведь дочки у него не уродины, получше многих будут. Алёнка невысокая, но фигуристая, в бабку свою, мать Николая. Когда влюбилась в того подлюгу, всё прикрывала его, что мол папа, Стасик работает много, он на квартиру нам хочет заработать, поэтому и прийти знакомиться никак не успевает. А потом, видите ли, любовь прошла у них, а ребёнок остался! А Маринка вроде и мужика выбрала на вид не плохого, оба ладные, статные, а он такой обходительный был поначалу. Но лентяй знатный оказался, как поженились - Гена к ним переехал и стал работу искать, но всё неудачно. По дому тоже делать не хотел ничего, а потом стал к младшей сестре жены Алёнке подкатывать, они же все в одной трёшке оказались, другого жилья у них с женой нету. Марина это заметила, сначала на сестру наехала, а потом Гену выгнала, когда разобралась. Недолгим было её замужество, но дочка Ксюша теперь растёт, скоро в школу ей идти. Вот ведь попал Николай в бабье царство на старости лет. Ему уж на пенсию скоро, да видно до конца жизни с этими девками работать придётся, помощи ждать не откуда... Ирина так громко ворочала кастрюлями, что Николай понял - не всё сказала! - Ну-ка договаривай, что ещё там? - строго спросил Николай. А жена глаза прячет, и как бы между прочим говорит, - Кстати пирожки не только с капустой и повидлом, с мясом тоже есть! - Не об этом тебя спрашиваю, про Маринку договаривай, что уж там? - Да хочет она Ксюшу у нас временно оставить, её жених в свою квартиру зовет, он на вентилятором заводе работает и живет на другом конце города. Ксюшке по осени в первый класс идти, что ей на полгода садик то менять? - Вы кого из меня делаете? Она и потом не захочет дочку забирать, а скажет, что мать на пенсию пусть выходит и помогает, тоже придумала! - возмутился Николай. - Да пусть она личную жизнь устраивает, может что-то путное хоть у одной выйдет! - Ирина в сердцах с грохотом поставила на стол тяжёлую миску, полную с верхом пирогов, и тут вдруг раздался звонок в дверь. Николай открыл и отпрянул, на пороге стояла Марина, а рядом с ней - полноватый парень ниже её ростом. - Здравствуйте, Ирина Максимовна, Николай Петрович, я Феликс, - протянул руку парень, едва успев перешагнуть порог дома. - Мам, а ты что, Ксюху из сада не забрала? - тихо спросила Марина. - Да я так тебя поняла, что вы по пути её сами заберёте, - тоже тихо ответила Ирина Максимовна, но парень это сразу услышал и к Марине повернулся, - Ну что ты не сказала, поехали скорее за ребёнком, мы мигом! И Марина с женихом быстро вышли из квартиры. Ирина и Николай растерянно друг на друга посмотрели, вот это жених! Но буквально через десять минут Марина с Феликсом уже вернулись, а Ксюша уже висела на нём и что-то выпрашивала, видно они уже давно знакомы. За ужином Феликс хвалил и кабачки фаршированные и пироги, а Ксюша его угощала, - Вот ещё тебе пирожок, вкусно бабушка готовит, да? Ешь хорошо, вырастешь большой! Феликс рассмеялся, - Я не вырасту, ну если только в ширину, а ты давай собирайся, скоро переезжать будем, мы же с мамой женимся, у нас семья! Кстати, Николай Петрович, Марина сказала, что у вас машина в ремонте, если что, я вас на дачу могу отвезти и помочь, если что-то надо. А Ксюша с нами будет жить, Марина хотела её оставить на время, но это не дело, ребёнок должен жить с родителями, да, Ксюха? - Даааа, - обрадовалась Ксюша и обняла его за шею... Когда Феликс вечером уехал к себе, Ирине Максимовне показалось, что их дом осиротел, так стало в нём тихо... ...ПОКАЗАТЬ ПОЛНОСТЬЮ 

написать. Когда просил подписать бумаги, то обещал, что она как жила дома, так и будет жить. Но на деле оказалось по-другому, они сразу всей семьёй переехали к ней и началась война со снохой. Та была вечно недовольна, не так приготовила, в ванной после себя грязь оставила и многое другое. Сын поначалу заступался, а потом перестал, сам покрикивать начал. Потом Анна Петровна заметила, что они стали о чем-то шушукаться, а как только в комнату заходила – замолкали. И вот как-то утром сын завёл разговор о том, что ей надо отдохнуть, полечиться. Мать, глядя ему в глаза, горько спросила: — В дом престарелых меня сдаешь, сынок?. Он покраснел, засуетился и виновато ответил: — Да что ты, мама, это просто санаторий. Полежишь месяц, потом обратно домой. Привёз её, быстро подписал бумаги и торопливо уехал, пообещав скоро вернуться. Один раз только и появился: привёз два яблока, два апельсина, спросил как дела и не дослушав до конца, куда-то умчался. Вот и живёт она здесь уже второй год. Когда прошёл месяц и сын за ней так и не приехал, она позвонила на домашний телефон. Ответили чужие люди, оказалось, что сын квартиру продал и где его теперь искать неизвестно. Анна Петровна пару ночей поплакала, все равно же знала ,что домой её не заберут, что теперь слёзы лить. Ведь самое обидное, что это она в своё время, обидела дочь ради счастья сына. Анна родилась в деревне.Там же и замуж вышла, за одноклассника своего Петра. Был большой дом ,хозяйство. Жили небогато, но и не голодали. А тут сосед из города приехал в гости к родителям и стал Петру рассказывать, как в городе хорошо живётся. И зарплата хорошая и жильё сразу дают. Ну Петр и загорелся, давай да давай поедем. Ну и уговорил. Продали все и в город. Насчёт жилья сосед не обманул, квартиру дали сразу. Мебель купили и старенький запорожец. Вот на этом запорожце и попал Петр в аварию. В больнице на вторые сутки муж скончался. После похорон Анна осталась одна, с двумя детьми на руках. Чтобы прокормить да одеть, приходилось в подъездах пол мыть по вечерам. Думала дети вырастут помогать будут. Но не получилось. Сын попал в нехорошую историю, ей пришлось деньги занимать, чтобы не посадили, потом года два долги отдавала. Потом дочь Даша замуж вышла, ребёнка родила. До года все нормально было, а потом часто сын болеть стал. Ей пришлось с работы уйти, чтобы по больницам ходить. Врачи долго не могли поставить диагноз. Это потом уже какую то болячку у него нашли, которую только в одном институте лечат. Но там такая очередь. Пока дочь по больницам ездила, от неё муж ушёл, хорошо хоть квартиру оставил. И вот она где-то в больнице познакомилась с вдовцом, у которого дочь с таким же диагнозом была. Понравились они друг другу и стали вместе жить. А через лет пять он у неё заболел, нужны были деньги на операцию. У Анны деньги были, она хотела их сыну отдать на первый взнос за квартиру. Ну а когда дочь попросила, ей стало жалко на чужого человека тратить, ведь родному сыну деньги нужней.Ну и отказала. Дочь на неё сильно обиделась, и на прощание сказала, что та ей больше не мать, и когда той трудно будет, чтобы к ней не обращалась. И вот уже двадцать лет они не общаются. Мужа Даша вылечила и они забрав своих детей уехали жить куда-то к морю. Конечно если бы можно было все назад повернуть, Анна бы по другому сделала. Но прошлого не воротишь. Анна медленно встала со скамейки и потихоньку пошла в пансионат. Вдруг слышит: — Мама! Сердце заколотилось. Она медленно повернулась. Дочь. Даша. У неё ноги подкосились, чуть не упала ,но подбежавшая дочка подхватила её. — Наконец-то я тебя нашла… Брат не хотел адрес давать. Но я ему судом пригрозила, что незаконно квартиру продал, так сразу притих... С этими словами они зашли в здание и сели на кушетку в холле. — Ты прости меня, мама, что так долго с тобой не общалась. Сначала обижалась, потом все откладывала, стыдно было. А неделю назад ты мне приснилась. Будто ты по лесу ходишь и плачешь. Встала я, а на душе так тяжело стало. Я мужу все рассказала, а он мне езжай и помирись. Я приехала, а там чужие люди, ничего не знают. Долго я адрес брата искала, нашла. И вот я здесь. Собирайся, со мной поедешь. У нас знаешь какой дом? Большой, на берегу моря. И муж мне наказал, если матери плохо, вези её к нам. Анна благодарно прижалась к дочери и заплакала. Но это уже были слёзы радости. Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе. (Книга Исход 20:12) Автop нeизвecтeн... Чтобы получать новые Истории на свою страничку, присоединяйтесь к моей группе

Северодвинский детский дом находился в получасе езды от его завода. Володьку мучила спина, был он вялым и собирался идти на больничный, но на работе нужно было закончить проект, и он держался. Ближе к обеду Наташа, прихватив папку с документами и мельком глянув в зеркало, направилась на остановку. Наверное, в документах необходимости сейчас нет, но за время оформления всех выписок и справок для усыновления, она уже привязалась к этой папке. Бумажная волокита была позади, но помимо воспоминаний о беготне, вызывала теперь и гордость – там в этой папке собрано все, что нужно, и даже больше. В зеркало она глянула тоже не случайно. Оттуда на нее взглянула высокая молодая женщина с длинными русыми волосами, красиво спадающими из-под бежевой шапки, мягкое лицо с чистой белой кожей, широко расставленные серые глаза. Ничего пугающего в этом лице не было. Скорее – наоборот. Дело в том, что "смотрели ребенка" они второй раз. В первый раз ехали воодушевлённые, нарядные, волнующиеся и собранные. Ехали к мальчику – на предварительную встречу. Тучный бородатый Володя, муж, и лёгкая миловидная Наталья вошли в игровую. Там был один мальчик Паша с воспитателем. – Привет! Какой ты симпатичный. Давай знакомиться, – наклонилась Наталья к ребенку ещё в дверях. И тут мальчик взревел, бросился к воспитателю, спрятался за белый ее халат. Воспитатель тоже была удивлена. Они ещё долго просили мальчика не бояться, познакомиться. Даже вышел из игровой Володя. Они подумали, что испугался ребенок его размеров и бороды. Но испуг мальчика был настолько сильный, что пришлось воспитателю ребенка увести. Во второй раз Наталья приехала одна – результат тот же. – Не его типаж, – объяснила им опытная психолог детдома Елена Николаевна, – Понимаете, они все подспудно ждут маму. Наверное, Вы на нее совсем не похожи, а может похожи на человека, который его обидел. Мы не знаем, что происходило у детей в семьях. Все они психологически травмированы. – И что делать? Может нам приезжать, проводить с ним время. – Я б не советовала. Ему нужна другая мама. Не переживайте, лучше немного обождите. Но, если есть у вас время и желание, давайте попробуем и с Пашей. Они приехали ещё несколько раз. Паша плакал, даже если кругом были дети. И сегодня они ехали на предварительную встречу с другим мальчиком. Ему было шесть, звали его Коля. С неба сыпалась колючая холодная крупа, она таяла на тротуарах, блестящих и скользких. Наташа думала о муже. Тяжело ему по гололеду будет идти. Весил он под сотню килограмм, а тут ещё и спина. Но он уже ждал ее на парковке. Детский дом снаружи был очень похож на детский сад. Вокруг здания –запорошенные клумбы. Когда приезжали они летом, тут во дворе носилась ребятня. А сейчас никого не было – погода. Они прошли в кабинет директора. На этот раз их просто отвели в игровую. Детей тут было немного. Сдержанный, все понимающий, смотрел Коля на них поначалу пытливо. Поговорил с Натальей, устал, начал оглядываться – спешил к дружку. На скамейке сидела темноволосая девочка. Пока общалась Наталья с Колей, девочка разглядывала Володю. Смотрела на него широко открытыми глазами, и глаза эти были такими взрослыми, что Володе вдруг стало не по себе. Что-то таилось в этих глазах. Боль, страх или какая-то надежда? Они ещё посидели тут, понаблюдали за детьми, за Колей. Они не боялись отсталости его развития. У Коли оно было налицо. Директор им сразу сказала, что здоровых детей у них нет. – Если ищите идеального ребенка, не получатся из вас усыновители. Здоровых у нас нет, и идеального не найдете. Усыновление - это проблемы на голову. И если вы к ним не готовы, нечего и начинать. – Мы готовы, – ответил тогда Володя за обоих. Они и правда были готовы. Обоим к сорока, позади борьба за рождение своего собственного ребенка, неудавшиеся ЭКО, молитвы, мотание по больницам. Когда Володя понял, что Наталья подорвала здоровье, глотая бесконечные пилюли, когда сам он от волнений, забот и какого-то курса лечения превратился в толстого борова, он решил – стоп! Им нужен ребенок, и где-то есть тот самый ребенок, которому нужны они – родители. Они прочитали кучу статей о детях из неблагополучных семей, они знали каверзы усыновления, они не спали ночами, обдумывая, нужна ли им эта нервотрёпки и забота. – Мы готовы! Наталья наблюдала за детьми, за Колей, за той темноволосой девочкой в застиранном платьице. В облике девочки чувствовалось что-то – не то кавказское, не то цыганское, она была чернобровая, с чуть вздернутым носиком. Но главное, что притягивало, так это взгляд темных глаз, такой проницательный и, отчего-то, терзающий чувства. Девочка не играла. Она лишь наблюдала за детьми. Они ехали домой, оба были, в общем-то, довольны встречей. – Большой, конечно. Но...мы же справимся, Вов? Муж, крутя руль, морщась от боли в пояснице, задумчиво ответил: – Должны. Сама знаешь – возвращать нельзя. Они читали отзывы родителей, которые возвращали усыновленных детей. И ничуть не осуждали. Понимали, люди старались изо всех сил, как они тогда с мальчиком Пашей ... Но есть обстоятельства, справиться с которыми и жить с которыми просто невозможно. Усыновители писали, что дети, попав в семью, вдруг становились неуправляемыми, они сами себя ставили в опасные условия, доводя родителей до отчаяния. Нужно было быть готовыми и к этому. – Ты на работу? – Домой. Уколешь меня? Отпросился. Все важное сделали на сегодня, а спина... просто кошмар какой-то. – Разотрём сейчас, уколем, полежишь. Володька, худеть надо. – Надо. Сам на себя смотреть уж не могу. И кому это понравится? Оба замолчали. Через пару минут Володя покосился на жену. – Чего ты? – спросила Наташа. – А ты? О чем думаешь? Не о том же, о чем и я? – А ты о чем? – Я – бородатый толстяк, а сегодня один человек смотрел на меня как-то по-особенному. С надеждой что ли... – Володь, ты о той девочке? Да, и я о ней думаю. Ты угадал. – Про нее ничего тебе не говорили? – Нет. Но ведь мы и не спрашивали. И теперь уж поздно. Мы же берём Колю. – Может двоих возьмём? – Ох... Вов, я не знаю. Это перебор, наверное. Мы с одним ещё справится не попробовали. Но девочка эта... Да, она удивительная какая-то. Девочку звали Надя. Надежда ... В детском доме она всего пару месяцев. Опеку на нее оформить можно. А вот удочерить пока нельзя. Ожидается суд над матерью и по всем канонам ее должны лишить материнских прав – судили женщину за гибель второго ребенка, годовалого мальчика. Жили они в далёкой деревне, в которой органы опеки никогда не появлялись. Ребенка уже мертвым обнаружили соседи. Женщина была для деревни неместная, говорили, что цыганка. Родни нет. Отцов детей тоже найти не удалось. Правда, соседи утверждали, что мужья ее были русскими, и второй ушел от нее совсем недавно. Робко рассказала Наталья вечером мужу о своем звонке. И уже по глазам поняла – заинтересовался. Решили – берут двоих. И это решение было судьбоносным. Потому что в усыновлении Коли вскоре им отказали – нашелся у него отец. Ещё несколько раз побывали они в детдоме. Девочка на контакт шла плохо, отвечала на вопросы однообразно, была напугана лишним вниманием к себе. Но и не убегала, не бросалась в слезы. Хотелось узнать о ней побольше. – У нас только официальные данные, но я могу вам дать телефон опеки ее района. Позвоните. Правда, отвечают на подобные вопросы они неохотно. Этика, знаете ли..., – ответила ей Елена Николаевна. Удочерение – дело ответственное. А Наталья привыкла – уж если за что берется, то подходит серьезно. Уговорила мужа, и как только он немного поправился, они поехали в Лешуконский район на встречу с Татьяной, сотрудницей, которая изымала Надю из семьи. По дороге мела позёмка, мчались навстречу ели и сосны. Дорога не близкая, но Наталья была уверена – им нужно знать о девочке больше. Договорились, что встретятся с Татьяной в кафе, какое она указала. Ещё заканчивался октябрь, но тут уже намело снега. Кафе порадовало – уютное, теплое и вкусное. – Лишать надо таких! – твердо и с ожесточением говорила Татьяна. Была она практически их ровесницей, – Я б ещё и стерилизовала тварей! – Что? Там так все плохо было? – сначала даже неприятно стало от такой открытой злости. – Плохо? Плохо не то слово. В сарае лучше. Мы с полицией приехали. Они мать сразу забрали. Дом крепкий такой... живи – радуйся. А заходим: гнилой запах перегара, немытых тел, шерсти палёной какой-то и ещё черт знает чего... И чудо это одутловатое, синюшное, щеки в сиреневых прожилках, вылезает... Такая пьяно-радостная – нас увидела, гостей. Улыбается беззубо. Ещё один там у нее валяется в пустых бутылках. А потом вспоминает, видать, лицо, как яблоко печеное, сморщила, завыла: "Ребёночек у меня помер". Сосед, такой же пьяница, к ней зашёл, а потом жене сказал, мол, парнишка у Лидки помер. Она – "Как помер?" Спрашиваем ее: "А дочка где?" Она давай искать! То на печку, то в кладовку, во двор покричала. Ходит, орет, зовёт. А девочка уж тоже давно у соседей. Сутки. Она и не заметила пропажи. Руками развела и говорит: – Тоже померла что ли? Вот гадина! Я в дом больше и не заходила – там дышать нечем. Вот скажите, как после этого не реветь? Менять надо работу, не могу я..., – Татьяна выхватила салфетку, утерла глаза. Наполнились слезами и глаза Натальи. Володя пошел за кофе. – Надя замкнутая очень, – Наташа втянула носом, сдерживая слезы, – Как будто прячется. – Можно понять. От такой жизни точно захочется спрятаться. Неужели повезет девочке – возьмёте вы ее? Господи, как хорошо, что вырвалась она из этого кошмара, уцелела. А вот братика ее жаль – не успел ребенок. После этой встречи ещё больше захотелось забрать Надюшу. И им это удалось. В коридоре детдома пахло гороховым супом, когда они приехали забирать Надю. Пока – в гости. У Володи потели ладони, Наталья все время перебирала что-то в сумке. Волновались... Вспоминали разговор с директором и психологом. – Мы не знаем, что там происходило в семьях наших детей. Понимаете? Но Надя очень хорошая девочка. Это-то и пугает. – Пугает? Почему? – удивилась Наталья. – Она пытается быть тенью... – Это как? – Володя уточнял. – Она пытается быть незаметной. Ходит по стеночке, никого не касается руками, игрушки в руки не берет, на занятиях так переживает, что ей становится плохо, приходится ее просто сажать в сторонке. – Но она не плакала при виде нас. Не шарахалась, – они оба боялись, что будет, как в тот – первый раз. – Понимаете, первое время, когда дети попадают сюда, они едят, едят, воруют из кухни хлеб... Проходит месяц-два и они забывают об ужасе, из которого их зачастую привозят, привыкают к свежим постелям, начинают понимать, что это место – другое. Надя не успела привыкнуть, наверное. Или травма психологическая была особая. Она очень старается быть хорошей. И вывод она сделала такой – чтобы быть хорошей, надо быть незаметной: ничего не делать, не брать в руки, спрятаться, в общем... – Ее били? Вы думаете ее били за какие-то проделки? – Наталью этот вопрос интересовал. – В ее деле травм нет. Но все может быть. Ведь ребенка можно не только физически травмировать. В общем, я не знаю... Нужно время... Мне кажется, именно время будет играть на вас. И любовь, конечно. И любовь... Надю привели к ним, в кабинет директора, уже собранную. Наташа купила ей славный пуховичок – черный с оранжевыми человечками. – Надюш, – Наташа села на корточки, – Тебе сказали, что ты поедешь с нами, в гости? Они уже были знакомы. Глаза девочки были слегка напуганы, руки напряжены, но она кивнула. Вздохнула тяжело, оглядываясь на воспитателя и няню как-то обреченно, когда спускалась вниз по лестнице. Да, все усыновляемые волнуются и ведут себя поначалу идеально. Наташа села с нею в машине сзади, пыталась показать Надюше красивый, уже украшенный к новому году город, рассказывала, казалось, занимательные вещи. Но вскоре поняла – Надя только делает вид, что слушает – волнение захватило ее. Она боится. – Надюш! Ты чего? Если хочешь, мы поедем обратно. Хочешь? Сейчас повернём... Девочка замотала головой – нет. – Тогда успокойся. Ты так волнуешься... – Я больше не буду, – произнесла Надя шепотом. – Да нет, ты не так меня поняла..., – Наталья поняла, что эти слова ещё больше разволновали Надю, – Волнуйся, конечно, если тебе так хочется. Но тебя там ждёт чудесная комната и много нового и интересного. Мы очень хотели, чтоб ты к нам приехала. Ждали. Надюшка кивала. – Тебе жарко? – спрашивал Володя. Девочка мотала головой – нет. – Может шапку снимем? Нет. – Хочешь конфетку. Нет... Припарковались. Выходя из машины, замешкались с сумкой. – Постой, – велела Наташа. Володя не слышал этого. – Надь, чего ты встала тут, иди к тете Наташе, – он прикрыл со стуком багажник. У Нади подкосились колени, она оглянулась на Наталью: – Я больше так не буду, – она шла к Наталье, в глазах стоял страх. Наташа хотела схватить ее на руки, но Надя не далась, упёрлась в грудь. – Надюш, Надюш, ты чего? Дядя Вова не ругается, нет. Ты чего? Он просто так говорит громко. – Надя, я не хотел тебя обидеть. Прости... Простишь? Надя мотала головой в отрицании, пятилась от них к сугробу. Вот, ещё не приехали, а уже испугали ребенка. Наташа не знала, что и делать. Бросаться уговаривать? Успокаивать? Психолог сказал, что Надя пытается быть незаметной тенью. Тенью... – Володь, пошли. – В смысле? – Володя готов был на руках нести девочку, сейчас он не понимал жену. – Сделай вид, что ничего не случилось. Они медленно направились к своему подъезду. Надюшка огляделась и побрела за ними. Подъезд открыли, Володя зашёл, а Наташа придержала дверь, пока не зашла Надя. По ступенькам шли молча. Они – чуть впереди, Надюшка – следом. – Надь, ты умеешь раздеваться сама? – спросила Наташа в прихожей. – Да. Нет, – неопределенно ответила Надюшка. В общем, выбирайте сами – какой ответ вам больше нравится. – Разрешишь, я помогу тебе сапожки снять? – спросил Володя. Надя кивнула. – Вот, смотри. Или сюда, – Надя почему-то неохотно давала руку, поэтому перед ней просто открыли комнату, – Это твоя будет комната. Нравится? Голубые обои с корабликами, детская мебель, о которой так много было меж ними споров и рассуждений, детский уголок с домиком Барби, светлый ковер и даже велосипедик. Надя смотрела на все с напряжением. Глаза ее бегали, казалось, что она что-то искала или пыталась запомнить. – Нравится, Надь? – Наташа спрашивала уже без улыбки, совсем не такую реакцию ждала она от ребенка. Столько сил потратили они на эту комнату. – Да, – кивнула девочка. – Тогда располагайся, проходи. Здесь все твое. Кроватка, диванчик, шкаф, книжки. Вон, смотри какая кукла. Наташа подтянула Надю к дивану, дала ей в руки кудрявую красавицу-куклу. Надя держала ее осторожно, а потом аккуратно положила на диван и, казалось, выдохнула. Наталья опять решила, что нужно оставить ее одну. Пусть освоится. – Мы с дядей Вовой в соседней комнате сейчас переоденемся и все будем кушать. Хорошо? Надя кивнула. Когда минуты через три заглянули они в комнату, Надю не увидели. Меж книжным шкафом и кроватью была щель сантиметров в тридцать пять. Туда и залезла Надя. Она сидела на полу, охватив колени и со страхом смотрела на них. – Надюшка, ты чего тут? – Наталья уж и не знала, что предпринять, совсем расстроилась. Володя лег на спину и заехал под кровать. – Ааа... Чего я придумал! Классное место! У нас тут шалаш будет. Да, Надюха? Мы тут будем от тети Наташи прятаться. Ладно, Надь? Надя кивнула. Тут же дала Наталья плед, простынь, на пол положили подушку от дивана из зала. Володя соорудил занавес. – Володь, ты чего? – шептала Наталья, – Ее адаптировать к пространству надо, к нам, а ты отгораживаешь. Она и так в угол свой забитая. – Пусть адаптирует хоть угол. А потом... Хочет человек жить в углу, так пусть. Не мешай ей, Наташ... Вскоре в этот угол засунули матрас с кровати. – Подкроватная жизнь какая-то, – пожимала плечами Наташа. Она была готова ко многому, но не к тому, что ребенок отгородится совсем. Володя взял пару выходных. Спина болела, да и такое событие – в семье появился ребенок. На работе с делами поутряслось, он не скрывал от коллек информацию о том, что взяли девочку из детдома, его легко отпустили. Но дома, с приездом Нади, сложилась какая-то напряжённая атмосфера: они с женой шепчутся меж собой, решают как поступить в той или иной ситуации лучше, а Надюшка живёт под кроватью. Она ходит в туалет самостоятельно, закрываясь там, делает свои дела. Быстро кушает на кухне, стараясь убежать в свой угол, как только позволят, отвечая на вопросы однозначно – да...нет... А ещё вскоре обнаружилось, что Надя прячет у себя в углу потихоньку утащенные с кухни продукты. Наталья нашла там куски хлеба, мандарин, конфеты и даже раздавленную картошину. – Говорила тебе – не надо ее отгораживать! – винила мужа Наталья. – Она там чувствует себя уверенней, понимаешь? Наташа Надю купала, но было ощущение, что купает насильно. Девочка в ванну сесть не согласилась, на заигрывания и шутки Наташи не реагировала. Все время цеплялась за край ванны, пытаясь скорей закончить эту муку. Струй душа пугалась, от ополаскивания ковшиком приходила в ужас. Когда мыли голову, вцепилась в руку Натальи в какой-то страшной панике. Наташа почувствовала всем своим нутром, как боится она воды. – Надюш, вылезаем уже... Давай, хватит. Не домыла, не получила удовольствия, насмотрелись на страх ребенка и быстро вытащила из ванной. – Что ты, что ты, моя хорошая... Купаться, это ж так весело. Вон бомбочки не попробовали, утяток не помыли... Ну, в следующий раз. Хорошо? Надя кивала. Ей хотелось в свой угол. А Наталья вошла в зал со слезами. – Что? Худо..., – уже догадывался муж. – Ей бы голову просушить, но я как представлю, что включу фен... Володь, ну как она с сырой головой опять там на полу? – Ничего. Там теплый пол. – Но не в этом углу. – Не переживай, подстилка, матрас... Я слазаю к ней. "Слазать" для Володи было делом трудным. Спина ещё болела, вес мешал. Но минут через пять он взял простую мозаику и полез под кровать. – Тук-тук! К вам можно? – он приоткрыл занавеску. Надя сидела, прислонившись к подушке, перебирая мокрые волосы. – Надь, с лёгким паром. Давай-ка поиграем, – он открыл коробку, начал втыкать кнопочные мозаинки в дырочки, – Помогай мне, вот по краям красные втыкай. Надя играть хотела, на игрушку смотрела внимательно, но по всему было видно – боялась. Она несмело взяла красную мозаинку, нажала на нее, и когда она вошла, резко отдернула руку. – Здорово у тебя получается. Ещё давай, а я вот жёлтое солнышко посредине выложу. Надя начала играть, но стоило Володе мозаику перевернуть, она опять забилась в угол, и больше играть он ее так и не упросил. Через десять минут под кровать полезла Наташа с уговорами – пойти на кухню, покушать. Так и прошли первые дни. Володя вышел на работу, а Наташа осталась наедине с Надюшкой, не вылезающей из своего угла. Надя словно воздвигла стену, отгородилась от них и от внешнего мира, и изо всех сил старалась не позволить их теплу и свету проникнуть внутрь… Чем больше тепла они пытались вдохнуть, тем сильнее становилось ее отторжение. – Никак, Елена Николаевна. Мы – сами по себе, она – сама по себе. Знаете, как Снежная королева, безучастная, – Наталья жаловалась психологу детдома. – Я же говорила, что серьезных психологических заболеваний мы не обнаружили. Но все же проконсультируйтесь с хорошими психологами. Могу порекомендовать... – Ох, таскать ее по врачам, по чужим людям – сами понимаете... Пока подождем. Было жаль девочку невероятно, сидит там, как щенок брошенный, в своем углу. И эта жалость вынуждала делать ошибки. Наташа навязывалась, Надя все больше отворачивалась от нее. День рождения Нади – 31 декабря. Ей исполнялось пять лет. Они уже и правда шутили, что у девочки льдинка в сердце, а день рождения это подтверждал. Наталья раньше была полна идей относительно дня рождения будущих своих детей. Какой чудесный праздник можно организовать. Но нужен ли он Наде? – Нет, Наташ. Ей не нужно этого. Она не простая девочка. Ты же понимаешь... Испеки свою Прагу, да и все... Отметим тихо. – Володь, ну, хоть шары, да и цветы ей... Ну как? Надя должна понять, как дорога она нам. Должна... – Смотри сама. Но мне кажется – рано пока. Хотя ...ты знаешь, на днях стал вылезать из угла, спину прострелило. Говорю ей, крем там на тумбочке, принеси. Так она мигом полетела, все нашла, принесла. Ты её к делам приобщай, проси помочь. – Так ты ж видишь, что она бросается помогать, а у самой ужас в глазах – вдруг сделает что не так... – Все равно. Эта взаимность должна помочь вывести ее из подполья. Но даже профессиональному психологу было б трудно предугадать, что поможет Наде, а что отпугнёт. Новогодние праздники приближались. За все время пребывания у них Надя ни разу не плакала. Вот только и не смеялась – ни разу. Попытки переложить ее на кровать не удались. Наталья пыталась спать с нею, удержать в постели, Надя послушно лежала с ней до поры до времени, но как только оставалась одна – переходила в свой угол. Наташа чесала ей спинку, рассказывала сказки, а Надя, как отбывала наказание – казалось, ждала, когда Наталья уйдет. Даже мышцы ее были напряжены – вот-вот вскочит и убежит. Как-то раз, когда Володи дома не было, после обеда, чтоб подольше удержать Надюшку рядом с собой, Наталья попросила: – Подай чашки, Надь. Поставь сюда. Надя была мала ростом. Чашка съехала со стола прямо под ноги девочки и звонко ударив о пол, разлетелась на кусочки. – Ох! – от неожиданности выдохнула Наталья. А Надя замерла, лицо ее сделалось бледным. – Я больше не буду... – Чашка? Это к счастью. Мне она давно не нравилась, у нас столько красивых... Но Надя уже умчалась в свой шалаш. Наталья вытерла руки, аккуратно перешагнула осколки и вошла в комнату девочки. Но стоило ей открыть занавес, как Надя дернулась, зажала голову в колени. Наталья прикрыла занавеску, и, прижавшись к ножке кровати. – Надь, ты не порезалась? – Нет... И тут Наталья начала говорить. Наверное, это был разговор с собой. Пятилетнему ребенку навряд ли можно объяснить то, что чувствовала она сейчас. – У меня никогда не было дочки. А я так хотела. Молилась Богу, ходила по врачам. Много лет, Надюш. Мечтала...и дядя Володя мечтал, хоть и не очень часто говорил об этом. Мы хотели, чтоб она росла и радовала нас. Просто так радовала. Она не обязательно должна быть самой хорошей. Нет. Но мы её все равно будем любить, – Наталья помолчала, – А вот сейчас, наконец, у нас появилась ты. Мы тебя очень любим. Очень. И теперь ты – наша дочка. Но теперь так хотим, чтоб и ты нас полюбила тоже. Мечтаем... А чашка это такая ерундовина... Я сама их, знаешь, сколько перебила. Наталья ещё что-то говорила, про себя в детстве, про Володю, про свою маму. Потом поднялась с пола и направилась на кухню. Она убирала осколки, а руки дрожали, слезы почему-то текли из глаз. Напряжение последних дней давало о себе знать... Как себя вести? Как в этой ситуации доказать ребенку, что они его любят? Психолог сказала – создавать теплую уютную атмосферу. Но они ее создают уже второй месяц, но с мертвой точки ничего не сдвигается. Продолжение >>Здесь 

Может живой, ежели не снится, али сгинул уже давно, хучь бы косточки прибранные лежали, — вытирает намокшие глаза старуха. Под утро сон начал морить... Небо сереть стало, вот-вот выйдет солнышко, покажет сначала самую маковку свою, а потом уже выкатится яблочком наливным, осветит весь мир. В здравом уме старуха. Господь смилостивился над ней, не стал разума лишать, а не то...как бы она, старуха, жила-то. Оёёёй, как подумает, вон Лида Ивнова, такая бабочка была, она и младше будет, её, старухи-то, так что творила, что творила, как с ней Катя измучилась сноха-то... А ведь не сдала никуда, хучь и предлагали ей, сама тянула лямку. Как усопла, сердешная, так сама отмучилась и других отмучила...Охо-хо, за ней-то старухой приглядывать некому было бы, да теперь уже и не к чему. - Хучь бы глазком на сыночка взглянуть ба, одним глазиком, — шепчет старуха...где же ты, сыночек...Валерушка... *** Идёт по тайге человек, человек - лесник, таёжник, как смеётся пятилетняя внучка Верочка, ты же мол, деда в тайге живёшь, значит таёжник. Пошёл владения свои обойти, где-то сенца лосям положить, да соли, силки проверить, капканы. Браконьеров поймать, с этими самыми силками и капканами. Идёт осторожно ступая на своих тяжёлых лыжах, а зачем нарушать покой. Вон там в стороне, старая берлога медвежья, там потом барсук жил, теперь пустая стоит, все жители выехали. Человек понимает, что-то не то, отмечает краем глаза шевеление в старой берлоге... Неужто шатун, вот так ну... Слышит вроде стон какой... Человек? Так откуда ему здесь взяться? Следов не видно... Ах, да, снег три дня шёл, вернулся, так и есть, человек, лежит, стонет, снегом припорошённый. Беглый что ли? Так не было ориентировок, а простому-то человеку как тут быть, откуда взяться? - Слышь, человече? Жив хоть? Кто ты? -Я... Я... Геолог...заблудился, помоги... - Геолог...ну что же, идём, геолог. Дотащил до зимовья геолога лесник, три дня выхаживал, рана-то пустяковая, да загнила... От неё и воспаление, и жар... -В больницу бы тебя, паря надо, — говорит лесник геологу. - Не надо в больницу...заживёт, как на собаке... Спасибо отец... Век не забуду... Идти мне надо. - Куда тебе, слаб ещё, да и метель завьюжила, слышь...воют серые... - Пусть...меня не тронут, отец... - Заговоренный что ли? - Ну да, заговоренный... Ладно, отлежусь чуток, время есть, а то скоро тут воронья налетит... - Ну, ежели на крыльях, то да, налетит, а так не пройдут. - Сколько? - Что сколько? - Не пройти сколько могут? - Теперь месяца два точно. - Мало... - Маало? Ну кому как... Так и живут в тайге, лесник, да геолог, зимнюю стужу, да бураны пережидают. Поправился геолог. Волосы отросли, а взгляд настороженный, исподлобья, так и есть. Геолог, думает лесник, ну-ну, видали мы таких геологов, спрашиваю откуда рана, говорит на сук напоролся, шутник. Как начало солнышко поярче греть, образовываться наст стал, заходил геолог, то в окно глядит, то выйдет и на небо долго смотрит, зашёл как-то, сел на лавку, руки меж колен опустил, заговорил своим тяжёлым, хриплым голосом. - Видно пора мне, отец, спасибо за хлеб да соль. - Ну пора, так пора, тебе тоже спасибо, мил человек... - Мне-то за что, — усмехнулся. - Нууу, не скажи...зиму со мной пополам разделил, доверился. -А мне то что было? Как не довериться, век тебя помнить отец буду, хоть века - то того мне...раз-два и обчёлся. - Да что ты такое говоришь? - изумился лесник, — что ты, милый... Тебе ещё жить, да жить, детей поднимать, есть дети -то? Мужчина поднял голову с ёжиком отросших волос. Усмехнулся. - А то, ты отец, не понимаешь кто я? Какие мне дети? А уж если и есть где...то рад буду, лишь бы не в меня пошёл... - Может помощь моя надобна? - Спасибо, отец... Ты мне и так помог, шибко помог. - Зовут-то тебя как? А то я всё парень, да геолог тебя кличу. - Вот так и зови, отец...не надобно тебе больше ничего знать, не надо, а как будешь у себя дома, зайди в церковь и помолись за рабу божию Анастасию... - Хорошо сынок...жива ли? Или за упокой? - Не знаю отец...не знаю...ничего не знаю. Утром встал лесник, а квартиранта его и след простыл, потом снег три дня опять шёл, лесник ходил, смотрел мало ли... Но нигде не было и следа. Они приехали через неделю, лесник с обхода возвращался, большие, хмурые. - Илья Ильич. - Да, кому обязан? -Я В***, — хмурый назвал своё немалое звание, видно по важному делу, если сам... - Пройдёмте, — пригласил В***лесника в его же избушку. - Вопрос у меня к вам, не буду ходить вокруг да около, знаком вам? - показывает фотокарточку геолога, он это, сразу его узнал лесник, моложе только... - Знаком - не знаком, а встречались, ночевал у меня даже заплутал, от своих отстал. Имя не подскажу, не спрашивал, переночевал и ушёл. - Куда? Когда это было? - Да по началу зиму ещё. Как раз метель прошла. - Куда ушёл? -А кто его знает? Утром встал, а его нет... - Врёшь, врёшь, гнида, — подскочил к леснику один нервный, что приехал с В***, схватил старика за грудки и начал трясти, — подельничка прикрываешь, говори...куда он пошёл? - Пустите его, — морщится В***, — выйдите товарищ майор на улицу, проветритесь. Илья Ильич, ну мы же не мальчики с вами, ей-богу, ну зачем весь этот цирк с конями? - Вы о чём? Какой цирк? Я видел этого геолога, ушёл он сразу... - Да ранен он был ранен...не мог он сильно далеко уйти понимаешь? Мы по следам его шли, снегоход сломался, а потом пурга эта, метель... Скажи, когда он ушёл, вчера? Сегодня? Ну? Говори... - Вы о чём толкуете? Может это и не тот был... Я откуда знаю, у того...геолога пальца на руке не было... - Пальца? А не врёшь? - Неее, точно говорю. Ран я не видел, крови тоже, а вот пальца не было, вот этого, — показывает лесник средний палец вошедшему с улицы майору. - Ты что старик, охамел, — ревёт майор и кидается к леснику. - Или этого, как ни в чём не бывало говорит старик и показывает указательный палец В***. Так ничего и не добившись, гости уезжают. Как же звать величать тебя, мил человек, что же ты такого натворил в жизни, что вот так тебя... Так думает лесник, он понимает, что бок о бок с ним не простой человек жил, а с судьбой поломанной. *** Ориентировка. Розыск. Срочно. Особо опасный преступник, Шикалев Валерий Васильевич, по кличке Шакал, самовольно покинул.... при задержании поступать по обстоятельствам. *** Продолжение >>Здесь