Следы преступления были налицо! Серым мягким налетом они остались на подушечке пальца Егоровны после того, как она провела им по подоконнику.
— Ленка! — взвыла Егоровна, как раненая пума.
Крик вырвался из приоткрытого окна, прокатился по двору-колодцу, достиг апогея и медленно затих. В длинном коридоре послышались торопливые шаги.
— Ну что опять? — Лена появилась на пороге кухни в бесстыжем коротком халате и вырвиглазных розовых шлепанцах.
— Вот ты мне и скажи, что это? — Егоровна продемонстрировала Ленке замаранный серым палец.
— Пыль? — Ленка пожала плечиками.
— Именно! А почему она здесь?
— Потому что окно открыто, а за окном лето, а мы в центре города живем, и зелени в нашем колодце нет, — Лена загибала один наманикюренный пальчик за другим, перечисляя причины.
— Нет! — оборвала ее Егоровна. — Пыль у нас потому, что ты отвратительно убираешься. Тебе вообще наплевать на график дежурств.
По Лениному лицу было видно, что Егоровна попала в точку. Да, ей наплевать на эту дурацкую уборку в этой зачуханной коммуналке.
А кому бы в двадцать пять лет было не наплевать? Других дел навалом. К тому же, она честно исполняет свою повинность.
Конечно, не с таким фанатизмом, как Егоровна. Но той просто заняться нечем на пенсии. Вот и изводит всех соседей своей маниакальной чистоплотностью.
Но спорить с Егоровной себе дороже. Поэтому Лена взяла с раковины тряпку, намочила и, тяжко вздохнув, повозила ей по подоконнику.
— Полегчало? Вам бы, Анна Егоровна, хобби себе найти. Или зверюшку какую-нибудь завести. Глядишь, сами из-за ерунды переживать перестанете, и другим жить дадите.
— Ни за что! — задохнулась Егоровна. — Мало мне от вас грязи, так еще за зверюшкой убирать придется.
Она смерила Лену убийственным взглядом и удалилась к себе в комнату...
*****
Анна Егоровна любила свою коммуналку. Вся жизнь здесь прошла. В углах притаились воспоминания. Под лепниной потолка сплетались сны.
Это был ее дом. И она хотела, чтобы этот дом был в порядке. Чего же в этом плохого?
Хотя, наверное, перегибает она палку. Права Ленка: должно быть в жизни еще что-то, кроме бесконечного поклонения чистоте. А то ведь снаружи чисто, а жизнь какая-то серая, будто пыльная.
Раньше по-другому было, а теперь назначила себя хранительницей квартиры, дотошным ревизором или смотрителем старого музея...
Когда? Даже не заметила. Наверное, когда поняла, что жизнь проходит. И самое родное и близкое, что у нее есть – эта коммуналка.
Менялись жильцы: переклеивали обои, перекрашивали полы, вешали новые занавески на кухне. Но дух коммунальной квартиры оставался и грел Анну Егоровну. А она заботилась о нем. Больше-то не о ком.
Одна она на этом свете. Так уж сложилось. Недосмотрели там наверху. Не создали для Анны Егоровны половинку. Ну и пусть. Она привыкла.
Хотя последнее время частенько навещала ее печаль. Садилась на деревянный стул с высокой спинкой, притулившийся в уголке. Смотрела усталым взглядом, рождала смурные мысли...
*****
«Может, и правда, хобби завести? — подумала Анна Егоровна, берясь за ручку двери своей комнаты. — Только не очень грязное. Точно не рисование или там лепку какую-нибудь... Жаль пачкать в моей чистой комнатке».
Она открыла дверь и онемела. Комната не была чистой! Порядок был сметен неведомым ураганом. На полу валялась ваза, разбросав по половикам сухоцветы.
Корзина для бумаг лежала на боку, вывалив наружу содержимое. И в довершение, на белоснежном покрывале кровати красовалась тропинка следов неизвестного происхождения.
— Ленка! — привычно воззвала Анна Егоровна.
Потому как, кроме Лены, днем в квартире никого и не было. Это только она, бездельница, сидела целыми днями за компьютером, долбала по клавишам, изредка забегая на кухню, чтобы сварить кофе. При этом обязательно заливала плиту! Работница.
— Ого! — послышалось сзади. — Ну и бардак. А еще мне за пыль выговоры устраивает.
— Это чьих поганых ручонок дело? — пропустив замечание мимо ушей, набросилась Анна Егоровна.
— У меня алиби! — подняла руки Лена. — Я же с вами была.
— Точно... — сдулась Анна Егоровна. — Но тогда кто?
— Кот, похоже, — Лена кивнула на следы, пересекающие белизну покрывала.
— Какой кот?
— А я откуда знаю? Какой-то.
Анна Егоровна бросилась к окну, высунулась наполовину, рискуя вывалиться, обозрела каменный мешок двора-колодца и, конечно, никого не обнаружила.
— Нагадил, значит, и скрылся. Ну ничего, я ему устрою, — пообещала Анна Егоровна, при этом почему-то грозно глядя на Лену.
— Не надо, он, наверное, есть хотел.
— Мог бы попросить, а не громить мое жилище!
— Попросишь у вас, — пробормотала Лена себе под нос.
— Что говоришь?
— Ничего... Котику сочувствую.
Лена вышла из комнаты. А Анна Егоровна принялась за уборку. Под это занятие план мести зрел, обрастал деталями. И когда в комнате стало чисто, Анна Егоровна была во всеоружии.
*****
Пух залез в это окно из-за дамы. Все беды на земном шарике от этих женщин!
Дело было так...
Он влюбился в красавицу Ночь. Черную, статную, зеленоглазую и домашнюю. Стояло лето, окна были открыты, и великолепная Ночь частенько возлежала на широком подоконнике, соблазнительно свесив хвост с белым кончиком вниз.
Пух, когда увидел ее в первый раз, пропал на месте.
— Ого, какая мява!
— Не про твою честь, мява-то, — тут же вернул его с небес на землю приятель Мурзик. — Ты на себя посмотри: грязный, серый, шерсть в колтунах. Пух, называется! Это раньше ты был Пухом, а теперь валенок сибирский. А она – королева.
Мурзик был прав. С тех пор, как Пух ушел из дома, он и правда, поистаскался...
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев