20 декабря 1965 года Даниил Мигачев был пострижен в монашество наместником лавры архимандритом Платоном (Лобанковым) с наречением имени в честь преподобного Зосимы Соловецкого. 29 августа 1971 года рукоположен во иеродиакона архиепископом Сергием (Голубцовым), 4 марта 1973 года им же рукоположен во иеромонаха. Где-то в 1980-х годах отец Зосима был возведен во игумена.
В лавре в то время был один человек, которому советская власть дозволяла бить монахов. На отца Зосиму он нападал, видимо, по той причине, что тот пользовался народной любовью, в частности, за раздачу милостыни. Батюшка рассказывал:
«Заведет в подвал, а в нем 145 кг. Во мне 95, однако я обладал такой крепостью, что убил бы его одним ударом, но ведь нельзя же, Евангелие запрещает. Вот он меня в очередной раз побил, я собрался уходить из монастыря на приход: все-таки прихожане меня уважали. Уже взялся решительно за ручку двери. Вдруг сверху на мою руку легла другая рука и раздался голос: “Не уходи, потерпи еще немного. Если ты претерпишь до конца, станешь настоящим монахом”».
Батюшка даже заплакал, поняв, что это преподобный Сергий запрещает уходить из его святой обители. Он ощутил в своей душе утешение от происшедшего случая и остался в монастыре, а человека, избивавшего монахов, потом перевели в другое место.
Будучи отцом 11-ти детей, обладая богатым жизненным опытом, пережив лагерь, тяжелое ранение, батюшка как никто понимал людские скорби
В монастыре отец Зосима нес, в основном, послушание духовника. По своей великой любви к страждущим людям он ходил на исповедь не по расписанию, а каждое утро. Подробно вникал во все беды и напасти, с которыми приходили паломники. «По духовному-то я не очень, а по земной жизни – хорошо разбирался!» И действительно, будучи отцом одиннадцати детей, обладая богатым жизненным опытом, пережив гонения, лагерь, тяжелое ранение, батюшка как никто понимал людские скорби, и неудивительно, что поток жаждущих получить совет, утешение и благословение многоопытного старца не иссякал.
Игумен Филипп рассказывал, как однажды к батюшке пришла женщина, которая не могла забеременеть и сильно из-за этого скорбела. Старец помазал ее святым маслом.
«Где это происходило, я не знаю, – вспоминал отец Филипп. – Но видел, что когда батюшка принимал людей у себя в келье, то он их помазывал так: сначала молился угодникам Божиим – великомученику Пантелеимону, святителю Николаю и другим, – затем брал кисть, опускал в соборное масло, которое было смешано с маслицем из разных чудотворных мест, наносил мазок на ручку святого, изображенного на иконе, и потом уже помазывал с молитвой страждущего. Так, наверное, он поступил и с той женщиной. И чудо свершилось! Она забеременела, родила мальчика, Сережу. Однажды я видел, как она приезжала к батюшке со своим сыном».
В 1984 году, во время тяжелой болезни, отец Зосима был пострижен в великую схиму с наречением имени Селафиил, в честь одного из архистратигов бесплотных воинств Небесных. Братия тогда пришла на постриг в лаврскую санчасть – помолиться за болящего старца. Вот что об этом рассказывал сам батюшка:
«Душа – она как вода в стакане. Подкатится к горлу и ‟фук!ˮ, выдохнешь ее. Я так уже умирал! Приготовился, руки сложил и уж хотел выдохнуть ее, но тут стали за меня молиться. И она опять закатилась обратно. Я так расстроился тогда!»
Насельник лавры игумен Василиск (Горбуль), будучи еще студентом Московской духовной семинарии, нес послушание келейника старца. Вспоминая удивительную кротость и смирение отца Селафиила, он привел в пример назидательный случай:
«Однажды мы с батюшкой причастились, и после литургии он решил сделать морс из клюквы, которую ему передали духовные чада, после чего попросил меня помыть грязные банки. Банок было много, и приходилось бегать к раковине, которая находилась довольно далеко. Бегая туда-сюда, я порядком устал и начал роптать на батюшку: мол, как же мне надоели эти банки! Отец Селафиил сел, вздохнул и замолчал. Было видно, что он очень расстроен. Я же впал в ступор и вместо того, чтобы просить прощения, тоже сел и замолчал. Понимал, что огорчил старца, но ничего не мог сказать или сделать. Через пару минут батюшка поднял голову, посмотрел на меня по-доброму и вдруг сам стал просить прощения: ‟Прости меня, мы с тобой причастились, все было так хорошо, и вдруг мне вздумалось этот морс варить – как же я был неправ!ˮ Это был для меня удивительный пример смирения, ведь прощения должен был просить я, а не он! Хороший батюшка преподал мне тогда урок».
С особым вниманием отец Селафиил относился к исполнению монашеского келейного правила и поминовению имен из синодиков
С особым вниманием отец Селафиил относился к исполнению монашеского келейного правила и поминовению имен из синодиков. Отец Василиск свидетельствовал, что, бывало, утром он собирается на занятия в семинарию – батюшка начинает читать правило и открывает синодик. Возвращается с занятий около трех часов дня – батюшка только заканчивает поминать имена из синодика.
Еще один удивительный случай, о котором поведал отец Василиск, свидетельствует об особой близости старца к Горнему миру:
«Когда отец Селафиил тяжело заболел, мы с отцом Варнавой (Федоровым) по очереди ночевали в келье батюшки. Однажды отец Варнава заснул, и стал ему сниться какой-то страшный, нехороший сон. И вдруг он услышал голос отца Селафиила: ‟Что ты его слушаешь – гони его от себя, он тебе на ухо шепчет!ˮ Отец Варнава открыл глаза, смотрит – батюшка стоит рядом, крестит его и говорит: ‟Все, не бойся, уже ушелˮ».
Великим постом 1992 года в трапезной Варваринского корпуса совершалось Таинство Елеосвящения для братии обители. Зная немощь отца Селафиила, служащие священники по очереди поднимались на второй этаж и помазывали его келейно. Когда пришел черед архимандрита Лаврентия (Постникова), он поинтересовался: «Как чувствуешь себя, старец?» Батюшка поскорбел о своих телесных недугах и признался, что очень тяжело ему стало напрягать жизненные силы. Отец Лаврентий рассудил просто: «Если не имеешь силы – проси кончины». Слово архимандрита прозвучало для схимника авторитетно. Он принял его как от Бога и потихоньку стал настраивать душу на исход.
В пасхальную ночь отец Селафиил последний раз побывал в храме. Он молился в алтаре Троицкого собора, облачился в пасхальные ризы и причастился Святых Христовых Таин. После праздника Святой Троицы стало окончательно ясно, что дни его сочтены. Старцу по-прежнему кто-то звонил с проходной, духовные чада передавали пакеты с гостинцами, чтобы поддержать угасающую жизнь. Но отец Селафиил слабел. На его теле уже не оставалось живого места: на спине он не мог лежать из-за дырок в голове после ранения; на левом боку давило сердце; на правом болели пролежни, которые появились выше бедер; левая нога чернела от гангрены, которая поднималась от пальцев к коленному суставу.
Батюшку стали причащать ежедневно. Игумен Филипп поделился своими воспоминаниями о последних часах жизни старца:
«На улице жарило солнце. Даже вечером было тепло и сухо. Лучи заката проникали в окно батюшкиной кельи. Мы с отцом Августином (Бузаковым) находились у кровати, молились. Отец Августин вдруг заметил, что пальцы на батюшкиных руках становятся фиолетовыми. А это – признак скорой смерти! Испугавшись, я поспешил к отцу Кириллу (Павлову) и сообщил, что схимник, кажется, отходит. Батюшка Кирилл немного постоял у кровати старца. Молча, помню, молился и совершенно спокойно произнес: ‟Да, уже скоро отойдетˮ. И ушел. Я встревожился еще больше от услышанного и от того, что отец Кирилл так буднично посмотрел на уходящего отца Селафиила. Но ведь наш духовник уже видел столько смертей – переход души отца схиигумена в вечность для него был естественным, важным и необходимым событием. А для меня это была первая смерть, которую я видел воочию.
Пришел отец Диодор (Дидковский), помощник благочинного, и начал читать канон ‟На исход душиˮ. Я тихонько подпевал ему. Отец Августин не выпускал из рук ладонь отца Селафиила. В это время дыхание батюшки перешло на хрип. Он надрывно вздымал могучую грудь, как бы сражаясь за очередной вдох или уже пытаясь выпустить душу из уз тела…
Где-то на шестой песне канона хрип прекратился, и в воздухе повисла тишина. Вся келья была полна вечернего света. Но вдруг стены стали будто раздвигаться. Стало так хорошо и уютно, будто мы очутились на невесомом облаке и мерно покачиваемся на нем. Какое великолепное и поистине тишайшее блаженство!»
После блаженной кончины в его келье нашли синодик, в который было внесено около пятисот имен
Комментарии 13