Преподавание истории

Американская молодежь выказывает удивительное невежество относительно истории своей страны, что подтверждается результатами многочисленных тестов. Это одновременно трагедия и опасность для страны. Верховный суд не разрешает пускать религию в публичные школы, однако запретить детям изучать историю он не вправе. Родители и учителя должны добиться того, чтобы американская история в школах преподавалась на протяжении всех двенадцати лет и чтобы каждая книга, по которой она преподается, была предварительно прочитана родителями, дабы они убедились, что в этой книге действительно рассказывается о величайших достижениях американского народа. Ни одна нация не может соперничать с нами в величии нашей истории. Во всем мире знают об этом, пора бы узнать и американцам. Почти все дети, которых таким вот образом «погрузят» в историю, вырастут патриотами.
Президенту Бушу следует созвать конференцию по американской истории и пригласить на нее наших виднейших специалистов. Цель конференции – обратить внимание общества на скандальные провалы в историческом образовании молодых американцев и вывести преподавание истории в школах на качественно новый уровень. Этот проект в известной мере соответствует проекту президента Эйзенхауэра, который, после запуска русскими первого спутника Земли, обратился к нации с призывом изучать науки и уделять больше времени физическим упражнениям.
Национальный исторический конкурс (по аналогии с Национальным конкурсом правописания) мог бы заставить десятки тысяч детей более глубоко изучить прошлое их родной страны. Чем больше ребенок узнает о прошлом Америки, тем больше вероятность, что он не примкнет к людям, объявившим войну американскому наследию. Кроме того, дверь в историю распахнется для этих детей на всю жизнь, а история – замечательный мир, который никогда не устаешь исследовать.
После поражения англичан под Саратогой Адам Смит получил письмо от друга; в письме говорилось, что утрата американских колоний уничтожит Британию. Смит написал в ответ: «В нациях заложено множество катастроф»[649].Он имел в виду, что великие нации способны пережить поражения и даже «ампутации» и продолжить свое существование. В 1777 году Британия еще не испытала значительной доли грядущих торжеств – Трафальгара, Ватерлоо, Дюнкерка, «Битвы за Англию»…
Но каковы перспективы возрождения Запада?
Скажем честно – прогноз не слишком оптимистичен. Вполне вероятно, человечество переживает последний акт трагедии, начавшейся пять столетий назад. Тогда христианство, расколовшееся на православие и католицизм, сотрясаемое Реформацией, вырвалось из пределов Европы и устремилось покорять мир. С наступлением восемнадцатого века возник новый, куда более серьезный вызов, и не только Риму, но и христианству в целом, а также культурному и политическому порядку, который оно породило. «Есrаsez l’infame!» Вольтер завершал свои письма фразой: «Уничтожьте эту гнусность», разумея церковь[650].Дидро объявил: «Человечество не освободится, пока последнего короля не удавят кишками последнего попа»[651].Руссо прибавил: «Человек родился свободным, но сегодня он в цепях»[652].
Франция вняла призыву бумагомарателей. Монархия рухнула. Людовик Шестнадцатый, Мария-Антуанетта и французские аристократы отправились на гильотину. Церковь лишили имущества и разграбили. Разум восторжествовал над верой и привел к сентябрьской бойне, террору, Робеспьеру и диктатуре, Бонапарту и империи, а также к затянувшейся на четверть столетия паневропейской войне, из которой Франция вышла обессиленной и раздробленной.
Потом появился Дарвин, объяснивший, что человек – результат эволюции, а не Божественное творение. Маркс объявил религию «опиумом для народа», а Ницше хватило дерзости довести логическую цепочку до финала: «Бог мертв… и мы его убили»[653].Если Бог мертв, говорит Алеша в «Братьях Карамазовых», тогда все позволено. Если Бог мертв, логика ведет нас к следующему умозаключению: христианство – фикция, выдумка класса паразитов, и заслуживает немедленного искоренения за века обмана и преступлений против человеческого достоинства и прогресса. Искоренив христианство, мы двинемся за разумом и наукой и создадим на земле лучший из всех возможных миров, улучшим и усовершенствуем единственный мир, в котором нам выпало жить.
Однако если христианство породило западную цивилизацию и лежит в основе ее политического строя и этического сознания, сможет ли Запад пережить гибель христианства? Уилл Дюрант не мог «найти в истории, от Адама до наших дней, сколько-нибудь убедительного примера сохранения общества без содействия религии»[654].Как сказано в эпиграмме Беллока: «Вера есть Европа. Европа есть вера»[655].Но если эта вера гибнет, какие верования, какие объединяющие принципы, какие моральные авторитеты сумеют спасти Запад? Что вообще делает Запад уникальным? Что за узы стягивают воедино его народы и нации?
Кто-то может сказать – расовая солидарность. Но минувшие пятьсот лет заполнены кровавыми распрями европейцев между собой, а Первая и Вторая мировые войны подвели итог этому безумию. Кроме того, в течение этих пятисот лет великие враги западной веры, цивилизации и культуры покинули Запад. Америка – страна многонациональная уже сегодня, а страны Европы станут таковыми завтра.
Линкольн говорил от том, что народ объединяют «мистические аккорды памяти»[656].Но спросите англичанина, француза или поляка, объединяют ли их эти «мистические аккорды» с немцами или с русскими. Когда американцы вспоминают свою историю, некоторые восторгаются ее величием, а некоторые твердят, что она изобилует злодействами и постыдными делами. А с той поры как Америка и Европа открыли границы для миллионов жителей тех стран, которых американцы и европейцы в свое время колонизировали и угнетали, «мистические аккорды» памяти скорее разъединяют, чем объединяют людей.
Остается еще одна великая объединительная сила – демократия. Свободное предпринимательство, демократия, американские ценности – вот что мы защищаем и за что сражаемся. Но и демократия нас в данном случае не устраивает. Большинству американцев наплевать на то, кто и как управляет другими народами. Всеобщая вера в демократию слишком слаба, чтобы обеспечить Западу поддержку в других регионах земного шара. Демократия для большинства прочих народов – интеллектуальный концепт, взывающий к уму, а не к сердцу. Люди готовы воевать и умирать за семью, за друзей, за веру, за страну, за свободу – но за демократию? Джордж Буш рассказывал, как он возвращался с бомбардировки Японских островов – самолет подбит, второй пилот мертв,- и ему вдруг «полезли в голову мысли об отделении церкви от государства»; аудитория недовольно зашепталась. Если завтра правительство Индии, Франции, Италии или Бразилии падет жертвой военного заговора, сколько американцев сочтут это событие достойным гибели тысяч американских солдат?
Демократии недостаточно. Йейтс был прав: когда умирает вера, «все распадается, и центр не удержать»[657].Вероятно, как бывает с любой цивилизацией, время Запада действительно на исходе, его смерть предопределена обстоятельствами, и нет уже никакого смысла в прописыванин больному новых лекарств или болезненных процедур. Пациент умирает, тут уж ничего не поделаешь. Спасти его может только возрождение веры и «всеобщее пробуждение». Западный человек не исчезнет, но его присутствие на планете рано или поздно перестанут замечать…
Мы росли, зная, что холодная война будет выиграна. Лишь немногие из нас имели представление о том, насколько слаб соперник, как безжалостно его правители подавляли инакомыслие, скрывая за своей жестокостью пустоту, и только отдельные личности предвидели нежданный и стремительный крах 1989 года, однако мы верили в свою победу, верили, что одолеем врага, если нам хватит воли, уверенности в себе и если найдется достойный лидер.
Культурная революция преуспела там, где не вышло у коммунистов. Последние перестали привлекать к себе пополнение на Западе за два поколения до своего падения. А культурная революция вербует новых сторонников по сей день. Демократия в одиночку не способна с ней справиться, поскольку демократия беззащитна против идеологии, ориентированной на трансформацию демократии через новую элиту, новую веру и новый мировой порядок. На деле демократия способствует революции, как выяснили теоретики наподобие Маркузе. Гитлер показал, сколь ничтожно сопротивление демократии перед лицом истинной угрозы. Именно это подразумевал Элиот, когда писал в 1939 году:
«Термин «демократия» – я не устаю повторять это снова и снова – не содержит в себе какого-либо позитивного свойства в количестве достаточном, чтобы в одиночку выстоять против врагов – они без труда трансформируют демократию в то, что им нужно. Если вы отказываетесь от Бога (а Он – ревнивый Бог), вам придется поклоняться Гитлеру и Сталину»[658].
Как только идеология воцаряется в обществе, ее может искоренить лишь превосходящая сила – или превосходящая идеология. Веру можно победить только верой. А какая у Запада может быть альтернатива христианству? Снова Элиот:
«Политическая философия позаимствовала многое из этики, а этика из религиозных истин, поэтому лишь через возвращение к источнику этих истин можем мы рассчитывать на появление общественного организма, который не станет, даже на грани краха, игнорировать незыблемые законы реальности»[659].
Но если христианство утратило свою привлекательность, если христианство – «не тот выбор», революция будет ускорять свой темп, пока мы не врежемся в стену реальности. Быть может, Сирил Конолли был прав, когда писал, полстолетия назад: «И в западных садах уж гаснут фонари…»[660].
Америка представляет собой парадокс. Она остается величайшим на земле государством, страной великих возможностей, она обладает жизненной энергией, не присущей никакому другому народу. Мы, американцы,- благословеннейшие из смертных. Наши наука, техника, медицина вызывают зависть у всего человечества. Некоторые из нас живы до сих пор только благодаря хирургическому вмешательству, медицинским аппаратам и чудодейственным лекарствам, которых в дни нашей молодости не было и в помине. Нам есть, за что быть признательными своей стране. Никто не станет отрицать грубоватости ее манер, декаданса в ее культуре, отравы в ее душе, но Америка тем не менее остается страной, за которую стоит сражаться,- и последней утопией на этой планете.
Сидя в своем гробу в фургоне, который вез его через виргинские просторы к месту казни, старый аболиционист Джон Браун, как передают, проговорил: «Прекрасная страна»[661].Так оно и есть. Вот почему мы не должны ни в коей мере мешать тем, кто хочет вернуть ее людям.