ОНА ВЕДЕТ СЕБЯ ВЫЗЫВАЮЩЕ...

Она ведет себя вызывающе, иногда просто нагло. Может прийти без предупреждения, войти без стука. Не любит, чтобы о ее приближении узнавали заранее. Впрочем, как ни узнавай, к ее приходу трудно приготовиться, трудно расплыться в улыбке, открывая ей дверь. Как-никак она, смерть, — фигура важная и требует, чтобы говорили о ней, понижая голос, как в присутствии большого начальника.
Понимая, что встреча с ней неизбежна, я давно хотел вглядеться в ее черты. Узнаваемое зло не так страшно. Именно для пущей страшности зло одевается в тайну и неизвестность. Оно само боится прямого и немигающего взгляда в упор. Потому хотелось приподнять ее капуцин-ский, скрывающий лицо капюшон. Хотелось взглянуть в ее пустые скелетные глазницы и, может, с удивлением увидеть вместо зияющих в черепе дыр умные и красивые глаза, полные сострадания к тем, кого она вырывает из жизни, как морковь из грядки, ежесекундно.
Я не могу быть с ней игрив. Она не Гюльча-тай, и ей не скажешь: «Открой личико». Она — раба Божья и идет не туда, куда хочет, а куда прикажут. Люди, покорные Богу, ждут ее с молитвой, и только к ним она входит тихо и осторожно, потому как и сама боится Того, Кому эти люди служат.
Она носится вокруг нас, как ветер, она бы-стродвижна. В секунду времени ей нужно быть то у одной постели, то у другой, то возле аварии, то на поле битвы. Ей можно крикнуть: «Постой! Я знаю: ты рядом!» Но я не кричу. Страшно. Хотя мне есть о чем ее спросить.
Она забрала многих, кого я люблю. Она отделяла души от тела и целовала холодный лоб, который и я целовал, когда он был теплым. Она провожала души на суд. Спрашивать ее об их загробной участи глупо. Ведь смерть — не хозяйка вечности, а лишь привратник, переводящий души через порог.
Однажды она сама пришла ко мне, и вот что я помню из краткого того разговора. По моей спине пробегал колючий холод. Голос предательски срывался, и заметно подрагивали руки.
— Со мной не бывает дружбы, — сказала она. — Я так же бесстрастно приду к тебе, как и к другому, хотя ты говоришь со мной, а кто-то ни разу обо мне не думал.
— С тобой знакомят риск, скорость, экстремальный спорт?
— Это — глупость глупых. Я серьезна.
— А мистерии древних, египетские, тибетские книги, они важны?
_?!
— Ну все, кто хотел убежать от тебя, побороть тебя?..
— Один только победил меня. Он — мой Хозяин и твой. Ему служи, и Он о тебе позаботится.
— А те, которых я не могу забыть, как они умирали?
— Мы долго говорим. Меня уже заждались.
— Послушай, но...
— До встречи.
— Когда?
— До неизбежной встречи.
Она ушла, а я так и не поднял ее капюшон. И кистей рук ее я не видел, их закрывали рукава одежды. Но голос, голос я помню. Он не старушечий, не скрипучий и не могильный. В нем нет завываний. Спокойный, ровный голос, какой может принадлежать и юноше, и взрослой женщине.
Нужно было спрашивать о главном: о тех, кто встречал ее без страха, что нужно сделать, чтобы ее не бояться... Да мало ли о чем можно было у нее спросить? Но даже на первом свидании с девушкой лепечешь не то, что хочешь, и выглядишь полным идиотом. Тем более на первой встрече со смертью.
Мы с ней неминуемо встретимся снова. Она, исполняя долг, сделает вид, что меня не помнит, и, как мастер, приступит к делу. А мне до этого дня нужно будет многое исполнить и многому научиться, чтоб ее не бояться. Ведь отдавать себя в ее руки нужно так легко, как отдает таможеннику паспорт человек, улетающий за границу на отдых.
Точное имя ада — не «больно»,
не «страшно», А — «поздно».
Когда мы с тобой воскреснем,
Мы будем смотреть на звезды.
Богу в глаза посмотрят
Все люди. Все — без изъятья.
Когда мы с тобой воскреснем,
Я не разожму объятья.
Я буду самый счастливый,
Счастливей, чем все на свете
.Когда мы с тобой воскреснем,
С нами воскреснут дети.
Резиновый мяч, с усилием погруженный в воду, тотчас выскочит из воды, как только мы его отпустим. Точно так же мысль о смерти выскакивает из сердца, как только перестаешь ее туда с усилием погружать. Мысль о смерти чужда человеку, и в этом есть тайна. Для того чтобы понять, что ты обязан уйти из мира, как и все остальные, нужно столько же усилий ума, сколько тратит человек, начиная партию с «е-2 - е-4». Но в том-то и фокус, что логические операции — это не жизнь. Это — обслуживание жизни. Сама жизнь нелогична, вернее — сверхлогична. Страшно сказать, но мне иногда и дела нет до того, что одни уже умерли, а другие умрут. Чувство вечности, чувство личного бессмертия живет в моей груди, как цыпленок под скорлупой, и с каждым ударом сердца просится наружу. А что же смертный страх? Он есть? Да, есть. Но это страх суда, это боязнь уйти на суд неготовым. Это предчувствие того ужаса, который охватит грешника, когда надо будет поднять лицо и глаза в глаза посмотреть на Иисуса Христа. Для человека, который не любил Христа и всю жизнь умудрился прожить без Него, других мук не надо. Надеюсь, для любящего все будет иначе.
Трогательны слова акафиста:
Иисусе, надежде в смерти моей,
Иисусе, жизнь по смерти моей,
Иисусе, утешение мое на Суде Твоем,
Иисусе, желание мое, не посрами мене тогда…
Так, посреди шума костей, сустав к суставу соединяющихся друг с другом, посреди страха от разгибающихся книг и ожидания приговора человек, любящий Христа, будет смотреть на Него с любовью. «Что бы Ты ни сказал мне, — подумает такой человек, — куда бы Ты ни отослал меня, Ты — утешение мое на Суде Твоем».
Чем опасна цивилизация? Например, тем, что дает человеку многие блага и не показывает источник их происхождения. Вода из крана, свет из лампочки, хлеб из магазина... Это похоже на то, как фокусник на глазах малышни достает из бездонной шляпы кролика, курицу, разноцветные гирлянды. Чернокожие в ЮАР говорили в период апартеида: «Скоро мы раздадим всем цветным кредитные карточки, и они будут брать продукты в магазине даром».
Те не понимали, что за простой карточкой стоят сложные товарно-денежные отношения: зарплата, счет в банке и прочее. И современный человек все чаще не понимает, откуда что берется, но только пользуется товарами и услугами и разжигает все больше аппетит.
***
Пришел однажды человек на прием к кардиологу, а тот не нашел у него сердца. И трубочкой слушал, и на ультразвук водил — нет и все! «Где ваше сердце?» — спрашивает доктор. «Там, где мое сокровище», — улыбаясь, отвечает пациент. «Что-что?» — переспрашивает доктор. А пациент открывает Евангелие и показывает страничку, где написано: «Где сокровище ваше, там и сердце ваше будет».
«Мое Сокровище, доктор, из мертвых воскресло и одесную Отца на Небесах сидит. Там мое сердце». Сказал, надел пиджак и вышел из кабинета.