В первые дни войны залы Русского музея опустели, привычная жизнь ушла и сотрудники решали задачи, которые поставило военное время. Картины снимали со стен, вынимали из рам, упаковывали. В этой работе принимали участие не только реставраторы, в чьи обязанности входит подготовка произведений искусства к транспортировке, а почти весь коллектив музея. Сотрудники музея описывали сохранность картин, укрепляли холсты осетровым клеем, прокладывали бумагой. Большие картины накатывали на деревянные валы, причем на один вал по несколько картин сразу. Валы для картин достигали длины до 10 метров, диаметр каждого колебался от 60 до 120 сантиметров. Затем их пеленали в чистые холсты и вкатывали в ящики. Так для эвакуации подготовили 7,5 тысяч живописных работ.

Основные произведения перемещали в подвальные помещения — там, где теперь расположен гардероб. Крупные скульптуры — «Анну Иоанновну с арапчонком» Бартоломео Растрелли и конную статую Александра III работы Паоло Трубецкого — решено было поместить в отрытые в курдонере ямы.

«Тихая, хрустально-прозрачная, белая петербургская ночь. И страшный, никогда не слыханный прежде вой первой тревоги… Бледные щупальца прожекторов. Торжественный и зловещий грохот зениток… Эвакуация музейных ценностей. В красивых нарядных залах — мерзость разрушения. Стены оголены. Люди ползают на четвереньках, накатывая на валы картины… Обмериваем “Чучело”, вернее “Пугало” П. Трубецкого. На засыпку всего пугала уходит почти целая баржа песку. Песок возим на тачках сами. На ладонях пузыри. Спину ломит. Работаем и ночью», — писал в эти дни в дневнике исполняющий обязанности директора Русского музея Георгий Ефимович Лебедев.

По приказу Комитета искусств часть экспонатов решено было отправить в эвакуацию. Работу по отправке и приему организовывал Петр Казимирович Балтун, директор филиала Русского музея в городе Молотове (Пермь). Все собрание музея было разделено на три группы, в первую категорию входили шедевры, и уже 1 июля 1941 года эшелоны с ними сначала отправились в Горький (Нижний Новгород), но потом местом назначения был выбран город Молотов, туда произведения искусства отправили на баржах. 14 сентября 1941 года баржа прибыла в Молотов, одну часть сокровищ разместили в пермском художественном музее, другую — в Троицком соборе в Соликамске. Сохранились рисунки распаковки произведений искусства в Молотове. Их делал заведующий отделом живописи Алексей Николаевич Савинов.

В отделе рукописей Русского музея хранятся письма Георгия Лебедева, которые свидетельствуют о системной работе, которая шла в музее по сохранению здания и прилегающих территорий, самих предметов искусства. В письме ушедшему на фронт заведующему отдела живописи Николаю Новоуспенскому он писал: «Вас, естественно, интересует музей и музейные крысы. Ответствую: а все-таки вертится! Несмотря ни на что — существуем, вероятно потому, что существует закон, открытый Михайло Ломоносовым… Материалы — представьте! — все целы, сказался конструктивный гений Росси, вот только корпус Бенуа немного оконфузился». Георгий Лебедев имел в виду, что здание Михайловского дворца во время обстрелов практически не пострадало, а вот корпус Бенуа и корпус Росси получили повреждения от бомбардировок.

Главный хранитель Русского музея Мстислав Владимирович Фармаковский также вел профессиональный дневник, по которому можно день за днем проследить деятельность музея в это время. В феврале 1943 года он составил подробный отчет о состоянии помещений, режиме хранения, состоянии художественных памятников. В его отчете есть запись и о том, как все деревянные конструкции здания дважды покрыли огнестойкой суперфосфатной кашицей и как тушили зажигательные бомбы. В холодном кабинете Мстислав Владимирович записывал: «Законопачивали окна, забивали их фанерой и картоном, переносили ящики (только одного прикладного искусства силами пяти научных сотрудников спущено в подвал свыше 300 ящиков общим весом не менее 300 пудов !)».

При этом в Русском музее продолжалась и научная жизнь, Мстислав Фармаковский проводил семинары, чтения, научные сотрудники писали фундаментальные труды по реставрации и консервации произведений искусства. В протоколе научных докладов 1943 года перечислены доклад о новгородской лицевой рукописи, о русской декоративной скульптуре ХVI–ХIХ веков, о сравнении русской и восточной истории искусств. Упомянут и доклад Фармаковского — «Причины выветривания красок по новейшим данным». Научные доклады проводились в кабинете директора и начинались в девять утра.

Как ни удивительно, в годы войны в Ленинграде проходили и художественные выставки. В 1943 году Русский музей показал произведения ленинградских художников на выставке «Ленинград в дни блокады»: 2 июля 1944 года в приведенных в порядок залах Русского музея открылась выставка 70 художников, находящихся в рядах Красной армии, затем, с 5 августа по 5 сентября проходила выставка к 100-летию Ильи Репина, ее посетили 15 тысяч человек, а в ноябре состоялась привлекшая большое внимание ленинградцев выставка пяти художников — Владимира Конашевича, Вячеслава Пакулина, Алексея Пахомова, Константина Ру­дакова и Александра Стрекавина.

14 октября 1945 года в Ленинград из эвакуации прибыл эшелон с музейными сокровищами из Молотова и Соликамска. 9 мая 1946 года состоялось торжественное открытие залов с произведениями искусства второй половины ХIХ века, в том же году в ноябре открылись залы с русским искусством ХI–ХIХ веков, а позднее — отдел советского искусства.

Текст: Михаил Борисов 

#петербург #спб