Нынче, от представителей известной семитской религии, часто можно услышать, в адрес изучающих этнические верования, прозвище "елдыжники".

Но, прилагаемое научное исследование описывает аналогичные казачьи прозвища и топонимы, по отношению к себе — казакам, отнюдь не соответствующие "иудеохристианскому благочестию".
-------------------------------------------------------------------------------
Городок Стыдное Имя (Часть 1).
Королёв В.Н.
Ростовский государственный университет
Недавно нам довелось познакомиться с листовкой, которая сообщает об исторической «научной сенсации XXI века»: «Около 400 лет царские, советские, “демократические” историки скрывали и продолжают скрывать... старинную казачью столицу... В 2002 году... В.П.Хопёрский нашел зарубежный атлас Исаака Массе (так в тексте; следует: Массы. – В.К.) от 1633 года, благодаря которому была... найдена казачья столица Всевеликого Войска Донского “Атаманский городок”. В связи с тем, что это научное открытие ещё до конца не изучено.., казаков ждёт ещё много сенсационной исторической информации». Далее следует знак копирайта, а перед текстом помещен фрагмент карты Массы [Научная сенсация, 2002].
Сообщение довольно загадочно, хотя бы потому, что перед тем некоторые газеты уже извещали об этом же «открытии», но приписывали его другому лицу. В статье А.Лезвина под заглавием «Аксайские краеведы перекраивают древнюю карту Дона» можно прочитать: «Обнаруженные историком Владимиром Гладченко архивные документы (речь идет о картах. – В.К.) называют новый адрес первой казачьей столицы... Находка сенсационна... Аксай здесь... обозначен надписью – Великий Атаманский Город... Новый, доселе неизвестный статус Аксайской станицы убеждает, что издревле это было нерядовое поселение... Какие тайны ещё откроет Великий Атаманский Город Аксай?.. Но что главное – не Аксай ли первая столица донского казачества?» При статье опубликован фрагмент «первой карты казачьего Дона» – той же карты Массы [Лезвин, 2002].
Наконец, сам В.Д.Гладченко в статье «Великий Атаманский город» сообщает, что «стараниями археологов и историков доподлинно установлено, что Великий Атаманский город, построенный в 1570 году, располагался на землях нынешнего города Аксая и находился на территории охранной зоны памятника археологии Кобякова городища» [Гладченко, 2001].
Пока «первооткрыватели» выясняют, кто из них первее, скажем, что городок, которому посвящена «сенсация», уже многие десятки лет, с дореволюционных времён, упоминается в литературе. О нём писали В.В.Богачёв, С.Г.Сватиков, И.Ф.Быкадоров, С.Г.Кобяков, З.А.Витков, Н.А.Мининков, B.C.Сидоров и др., в том числе автор данного сообщения. Как ни удивительно, но упоминание городка находим и в статье В.Д.Гладченко, опубликованной хотя и в соавторстве, но за 14 лет до «открытия» [Гладченко, Нагорный, 1987, с. 129]. Разумеется, многие десятилетия известна учёным и карта Массы. Зато вопреки утверждению В.Д.Гладченко точная дата основания городка доныне неведома, а о его конкретном местоположении можно говорить лишь предположительно.
Тем не менее упомянутые публикации оказались для нас полезными, поскольку сподвигли систематизировать материал, относящийся к «сенсационному» городку.
Самый ранний из известных на сегодня перечней донских казачьих городков, обнаруженный А.А.Зиминым в Собрании Московской духовной академии и опубликованный в 1959 г., носит заглавие «Роспись от Воронежа Доном-рекою до Азова до Чёрного моря, сколько верст и казачьих городков и сколько по Дону всех казаков, кои живут в городкех» [Зимин, 1959]. Мы датируем этот документ концом XVI в. – очевидно, 1593 г. [Королёв, 1993, с. 240-246 ].
Третьим снизу поселением роспись показывает Черкасский городок, предпоследним, в 3 верстах ниже Черкасского, Монастырский городок, и самым нижним, в 5 верстах от Монастырского (и, следовательно, в 8 верстах от Черкасского), городок со странным названием «Стыдное Имя». О нём даётся следующая информация: «Ка[за]чьи городки судимы все тут, и атаман и есаул, и дьяки тут бывают. От Стыдново до Азова 50 вёрст Доном-рекою, а степью 25 вёрст». О Монастырском сказано, что в нём «съезжаются казаки изо всех городков, [ч]асовня тут, попов по 10 и больши и дья[ко]ны. А съехався, живут до Петрова дни (29 июня. – В.К.), потом [разъезжаются по городком» [Зимин, 1959, с. 229].
Следовательно, во время составления росписи центром Войска Донского являлся городок Стыдное Имя – там находилась войсковая администрация во главе с войсковым атаманом и рассматривались дела городков. Вместе с тем Монастырский представлял собой церковный центр Войска и место сбора казаков. Войсковые круги, однако, проводились не в Монастырском, а в Стыдном Имени, поскольку дела городков мог разбирать только высший орган казачьей власти. Таким образом, источник обрисовал контуры известного в донской истории «Главного войска», которое объединяло несколько городков, располагавшихся поблизости друг от друга.
Авторство росписи, о которой мы говорим, принадлежало представителям Московского государства, как и составление следующего по времени перечня городков. Он был обнаружен ещё в XIX в. в «Книге о посольских делах, или О Державе великих государей московских» и по датировке П.П.Сахарова, подтверждённой затем Н.А.Мининковым, относится, похоже, к 1594 г. [Архив РОМК, III, л. 347-351; Мининков, 1992, с. 47-48; Мининков, 1998, с. 42-43]. Здесь указаны те же три нижних городка, но два последних даны с другими названиями: «Черкаской, Нижней городок, Самой нижней последней от Азова в 20 верстах» [Архив РОМК, III, л. 348].
П.П.Сахаров заметил, что по терминологии конца XVI – начала XVII в Нижний – это Монастырский городок, который стоял от Азова дальше, чем на 20 вёрст, а в слове «Самой» буква «с» прописная, и потому Самой нижней – это не Нижний (Монастырский) городок, а особое поселение [Архив РОМК, III, л. 348]. Оно помещено на том порядковом месте, на котором в предыдущей росписи стояло Стыдное Имя.
На картах голландцев Гесселя Герритса (1614 г.) и Исаака Массы (1633 г.) отражавших, однако, ситуацию 1598-1605 гг. [Кордт, 1910, № 44, 45; Кордт, 1889, № 29, 30], а также в произведениях других западноевропейских картографов, по-видимому, заимствовавших у первых конкретные сведения, опять появляются новые названия самых нижних казачьих городков: на месте Монастырского стоит Красный Яр, а на месте Стыдного Имени (Самого Нижнего) – Атаманский городок.
Топонимы Стыдное Имя, Самый Нижний, да, собственно, и Атаманский отличаются от обычных названий городков и производят впечатление искусственности и выдуманности. Отсюда возникла задача понять причины появления и смысл необычных названий.
Наряду с авторами, которые воспринимали Стыдное Имя как Бог весть что за название, В.И.Вареник, например, писал о нём, как о «каком-то непонятном» наименовании [Вареник, 1996а], – были и те, кто пытался прояснить происхождение вычурного топонима. «Городок Стыдное Имя, – замечал З.А.Витков, – несомненно, идентичен Атаманскому городку карты И.Массы. Различие в его наименовании можно объяснить тем, что дьяки Посольского приказа, давая сведения составителям карты, сочли неудобным называть неупотребительное имя городка и заменили его другим, соответствовавшим его роли (Атаманский – от пребывания в нем атамана)» [Витков, 1970, с. 301]. Неизвестно, подозревал ли историк истинную суть дела, но из процитированной фразы вытекало, что эта суть заключалась будто бы в крайней редкости употребления названия Стыдное Имя, почему оно и было заменено для иностранцев другим, «функциональным» наименованием.
В.Д.Гладченко и В.А.Нагорный считали, что городок назывался Стыдным Именем потому, что там судились другие городки, и, не зная, что Стыдное Имя не дожило до разинских времён, высказывали ошибочное предположение, что название «связано с последствиями разинского восстания» [Гладченко, Нагорньй 1987, с. 129]. А.С.Козаченко показалось, что «красноречивое прозвище» Стыдное Имя «более сходно не с именем городка, а с поименованием особого урочища, предназначавшегося по войсковому приговору для особого действа», «при способленного для войсковых нужд», и потому-де, по автору, городок Стыдное Имя был «некорыстным», а атаманы и казаки бывали в нём якобы только «наездом» [Козаченко, 2000, с. 39-40].
Выражая несогласие с мнением З.А.Виткова и отмечая, что предположение В.Д.Гладченко и В.А.Нагорного не выдерживает критики, мы утверждали, что дел было совсем в другом: словами «Стыдное Имя» в московской росписи заменено подлинное нецензурное наименование городка у казаков [Королёв, 1993, с. 247]. Подобный взгляд стали высказывать и другие историки, что вызвало гнев краеведа В.В.Шумова, который опубликовал заметку «об одной попытке исказить донскую историю», где речь шла об «исказителе» А.В.Захаревиче [Шумов, 1994]. Заметку мало кто из историков прочитал: наши краеведы плохо читают историков, а те краеведов – и подавно. Но и прочитавшие остались при своём мнении, поскольку слишком очевидным был «неисторизм» самого полемиста В.В.Шумова.
Название Стыдное Имя, писал B. C.Сидоров, «придумали на Москве приказные дьяки как фиговый лист для “ненормативной лексики”. Хотя нормы официальной документации не отличались особым целомудрием, однако казаки именовали свою столицу совсем уж с первобытным простодушием. Что это было конкретно, выяснить пока не удалось, но по аналогии хотя бы с некоторыми прозвищами донцов и запорожцев, официально присутствующими в источниках, можно не сомневаться, что это из области, которую М.Бахтин философски-культурологически квалифицировал как “низ”» [Сидоров, 1994б, с. 124].
Говоря о Стыдном же Имени, Н.А.Мининков замечал: «Очевидно, что составители дорожника (росписи. – В.К.) не решились написать принятое на Дону наименование. В других источниках такое название содержится». И далее историк приводил это название, обнаруженное им в делах РГАДА, причём в двух вариантах: Эпок и Эбок [Мининков, 1998, с. 113].
Находка Н.А.Мининкова напомнила нам рассказ о том, как старики-казаки на вопрос Александра II, помнят ли они Наполеона, отвечали: «Как не помнить! Мы его и на Эблю провожали» [ГАРО, ф. 55, оп. 1, д. 1419, л. 56]. Эта Эбля одинаково указывает как на далёкую Эльбу, так и на подлинное имя городка. Эпок и Эбок тоже не являлись точным названием, но в данном случае искажение, по-видимому, намеренное, было лёгким и уже позволяло видеть, как на самом деле назывался городок.
Его подлинное наименование содержится в надписи на упомянутых картах – городок носил название Ебок. Сама надпись такова: «Ieboc vel Atamanskoi». Первое слово В.Д.Гладченко прочитал неверно как «leboc» (лебок) и, естественно, не понял его смысл, почему по-русски передавал многоточием («...»). Из “vel” же краевед произвел «Великий» (Великий Атаманский город) [Гладченко, 2001], тогда как это слово на латыни означает всего-навсего «или» или Атаманский).
Уже после анализа выяснилось, что, оказывается, едва ли не 100 лет назад В.В.Богачёв сообщал о присутствии на карте Массы городка «Jeboc seu Atamanskoi» [Богачёв, 1910, с. 256], а ещё через 20 лет И.Ф.Быкадоров, ссылаясь на «старинные иностранные карты», тоже упоминал наш Ебок, он же Атаманский [Быкадоров, 1930, с.132]. Правда, первый автор не перевёл латинские буквы первого топонима на кириллицу и ошибочно прочитал слово «vel», а второй историк дал в родительном падеже форму «Атаманского (Ебока)», тогда как явно следовало сказать «Ебка»: в документе, обнаруженном Н.А.Мининковым, предложный падеж этого имени – «Эбке», а не «Эбоке» [Мининков, 1998, с. 114].
Топоним Ебок, несомненно, является отглагольным существительным, и думается, что глагол, от которого оно произошло, здесь можно не называть. Отталкиваясь от аналогии с парами Бурлук – Бурлуцкий, Кагальник – Кагальницкий, Кумшак – Кумшацкий и Манок (Маныч) – Маноцкий, можно полагать, что казаки именовали своё главное поселение также и Ебоцким городком.
Почему возникло такое «непотребное» название? Вряд ли причина заключалась в первобытном простодушии (если замечание B. C.Сидорова понимать слишком прямолинейно). Простодушный – это значит бесхитростно-добродушный, наивно-доверчивый, но подобных определений применительно к казакам совсем нету современников, которые оставили нам их характеристики.
Донцы «имеют много ума, хитры», – писал адмирал К.Крюйс [Крюйс, 1824, с. 289]. Они, замечал генерал А.И.Ригельман, «хитры, остроумны... пронырливы и насмешливы» [Ригельман, 1992, с. 196]. Те, кто думает, что запорожцы «простаки», утверждал киевский митрополит Иов, ошибаются [Иов Борецкий, 1910, с. 149]. Запорожцы, читаем у Г. де Боплана, «смышлёны и проницательны, остроумны» [Боплан, 1901, с. б]. Характерна и самооценка казаков, отразившаяся в донских поговорках: «зипуны-то у нас серые, да умы бархатные», «у казака кафтан сер, да ум не чёрт съел» и др.
Нет, эти свободолюбивые и свободные люди по условиям тогдашних обстоятельств, в противостоянии гораздо более многочисленным неприятелям, были хитроумны и изобретательны. Смышлёные прагматики и сугубые реалисты, они не отличались «языковым ригоризмом», и удивительно ли, что и их юмор был хлёстким и безудержным? B. C.Сидоров, рассматривая в другом месте так называемые «пороки» – иронические прозвища, которые станицы давали друг другу, справедливо замечает, что хотя казаки в этом жанре зачастую представляют самих себя в самом невыгодном свете, «это-то и говорит об их духовном здоровье, небоязни сатирически преувеличивать и заострять общие свои недостатки» [Сидоров, 1994а, с. 6-7].
И названный автор совершенно прав относительно прозвищ отдельных донцов. В списке новоприборных казаков 1640-х гг. мы встречаем Максима Ебодёнка, Федора Пердуна, Ивана Дристунова и Григория Сранкина [Донские дела, 1903]. Правда, в данном случае прозвища были принесены из России, но на Дону народное творчество в этом жанре, кажется, развивалось «вглубь и вширь». В коллекции москвича С.В.Корягина, занимающегося донской генеалогией, представлены не только казаки Пердуновы, но и Пердуновсковы и Распердяевы, не только Дристуновы, но и Дристунцовы и Дристунчиковы, а также Бздилины и Бздунковы, Дураковы и Мудаковы, Жопины и Жопкины, Мохнажоповы и Худосраковы [Корягин, 2000, с. 91-94; Корягин, 2001]. Сам генеалог – потомок казаков Вислогузовых [Корягин, 2000, с. 91], т.е. Вислозадовых. Нам ещё встречались в источниках казаки Сиськины, Сукины, Шалавины и др.
С.В.Корягин, сочувствуя задним числом девицам Мохнажоповым по части их общения с современниками, говорит, что всё-таки наибольшее впечатление на него произвёл казак Распердяев, вынужденный в тридцатилетнем возрасте выйти в отставку «по недержанию мочи» [Корягин, 2000, с. 91]. Ну что тут скажешь? А ведь жили, общались, служили и, похоже, не имели особых «комплексов», связанных со своими фамилиями.
Продолжение здесь: https://ok.ru/knigolyuby/topic/69945948771835