Перед стартом (1947)
«Всё живет, всё хочет жить» - картины Татьяны Яблонской«Перед стартом» — светлая, жизнерадостная картина с печальной судьбой. Задорные розовощёкие школьницы, прозрачный морозный воздух, юность, спорт и оптимизм могли идеально вписаться в эстетику соцреализма, тем более после окончания войны, когда люди особенно нуждались в положительных эмоциях. Сама Яблонская рассказывает, что работала над этой картиной с большим удовольствием:
«Я работала над ней сразу после войны. Увлекалась японцами, импрессионистами, Дега. Была молода в искусстве, удачлива, работала с огромным увлечением.
Сама любила спорт, особенно лыжи, за тот простор, который они открывали…»
Влияние импрессионистов здесь чувствуется: «воздушный», почти акварельный, колорит картины, крошечные люди-пятнышки и едва намеченные кроны берёз на заднем плане, динамичные мазки, резкие тени деталей и складок одежды юных лыжников. Картина «Перед стартом» была продемонстрирована на одной из послевоенных выставок, её высоко оценили критики и искусствоведы. Но вместо признания и наград художница получила обвинения в формализме. Полотно надолго «похоронили» в фондах музея.
«… картина… „прозвучала“ на одной из послевоенных всесоюзных выставок. Она даже шла на Государственную премию. Ко мне уже приходили и репортёры, и фотографы. Вот-вот должно было выйти постановление… и вдруг поворот на 180 градусов — постановление о журналах „Звезда“ и „Ленинград“ об опере Мурадели… Удар по „формализму“…»
Удар дейсвительно оказался нанесён по многим «фронтам». В «Постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) Об опере „Великая дружба“ В.Мурадели» от 10 февраля 1948 года советских композиторов обвинили в «погоне за ложной оригинальностью»:
«Оргкомитет Союза советских композиторов превратился в орудие группы композиторов-формалистов, стал основным рассадником формалистических извращений… Руководители Оргкомитета и группирующиеся вокруг них музыковеды захваливают антиреалистические, модернистские произведения, не заслуживающие поддержки, а работы, отличающиеся своим реалистическим характером, стремлением продолжать и развивать классическое наследство, объявляются второстепенными, остаются незамеченными и третируются».
Хотя в постановлении речь шла только о музыке, оно затронуло всех советских деятелей искусства. Газета «Культура и жизнь» сразу же принялась «разоблачать» деятелей кино и театров, музыкальных критиков, живописцев и даже философов. Тогда же, в 1948 году Татьяна Яблонская уехала на летнюю практику в колхоз и начала работать над картиной «Хлеб». Через два года, в феврале 1950-го, она напишет заметку в ту же «Культуру и жизнь» , где скажет, что обвинения в формализме справедливы:
«… я совсем иначе стала смотреть на искусство. Основа формализма и натурализма лежит именно в отрыве художников от нашей социалистической действительности… До поездки в колхоз меня немного обижали упрёки в формализме. Теперь я соглашаюсь с ними».
Коллеги по цеху не оценили выступление Яблонской в прессе. И в поздних воспоминаниях художница жалеет об этой заметке, но говорит, что писала её совершенно искренне:
«Эта статья была принята как предательство. Мне и сейчас стыдно за неё, но тогда я была абсолютно убеждена в своей правоте…»
«Я тогда была ещё совсем молодая, недостаточно твёрдая в своих убеждениях, и поверила во всё то, что трубилось тогда об искусстве социалистического реализма»
Говоря о давлении властей, Татьяна Ниловна, тем не менее, отмечает, что свобода творчества, наступившая после распада СССР, привела к «полному развалу» в искусстве. Но заключает:
«Так что лучше? Гнёт? Нет! Всё-таки свобода!»
Нет комментариев