В 1980 году я устроилась работать медсестрой в отделение гинекологии районной больницы. О том, что стоит за словами «искусственное прерывание беременности», несмотря на начальное медицинское образование, имела смутное понятие. И теперь, увидев и осознав, что происходит в отделении, считаю долгом раскрыть весь ужас того, что стоит за словами «аборт» и «искусственные роды».
В круг моих служебных обязанностей входил уход за женщинами, которым сделали плановые аборты. На ночных дежурствах я помогала дежурному врачу. Ночью приходили те, кто за плату хотел быстро избавиться от ребенка или «по скорой» привозили так называемые «криминальные аборты» и женщин с начавшимся выкидышем.
Не раз слышала беседы врача с женщинами, готовившимися к аборту, о том, что «до 12 недель плод как человек еще не сформирован и представляет собой всего лишь сгусток крови». Признаюсь, думала и сама подобным образом. В одно из дежурств пришла женщина, попросила позвать врача, как выяснилось потом, хотела быстро негласно прервать 7-8 недельную беременность. Врач дал мне указание готовить инструменты. Тогда -то я впервые увидела, что это за «сгусток крови». Когда врач выскабливал полость матки, в таз, стоявший под женщиной, вместе с кровью плюхнулся маленький ребенок. Он был такой крошечный (6-10 см), что выпал целый, не поврежденный инструментом. У него было всё как у взрослого человека: ручки, ножки, личико, только не было ноготков и вместо глазок были щёлочки. Ребёнка вместе с содержимым таза отправили в канализацию. Детей, убитых на более поздних сроках беременности, выкидывали вместе с остальным мусором в мусорные контейнеры, где их растаскивали собаки.
Ещё ужаснее были искусственные роды от 4 до 7 месяцев беременности. Ребенок часто рождался жизнеспособным, кричал сучил ножками. Чтобы смерть наступила быстрее, младенца клали на пол, в коробку и открывали окна и двери, чтобы устроить сквозняк. О том, что я чувствовала, видя всё это, писать не буду. Приходя утром на смену, я бежала в абортарий, зная, что там должен лежать ребёнок после искусственных родов, крошка, оставленный умирать. Если младенец был жив, я заворачивала его в махровое полотенце, включала сухожаровой шкаф и укладывала ребёнка на него, чтобы согреть, потом разводила глюкозу и из пипетки кормила малыша. Часто дети выживали, я получала за это выговор, а за ребёнком приезжала «Скорая помощь» и увозила его в детскую больницу. Спустя некоторое время я звонила в больницу, чтобы узнать, что с ребенком, иногда дети оставались живыми и даже здоровыми.
Один-два раза в месяц к нам в гинекологию приходила на дежурство врач из городской поликлиники. Быстро познакомившись с женщинами, зная причину их прихода в отделение, она предлагала свои услуги: за «кругленькую сумму» «освободить» женщину от ребенка всего в течение нескольких минут. Многие соглашались, потому что успевали рано утром уже уйти домой, никем не замеченными. Делала врач всё сама, медсестру звала только, чтобы убрать оставшееся после аборта. Вскоре стало известно, как эта врач делала аборты женщинам с большим сроком беременности: вводила в полость матки специальный раствор и прямо рукой вырывала ребенка, причиняя при этом женщине непереносимые страдания. Своих детей у этого врача не было, и ей, вероятно, не было присуще чувство материнства, видимо именно по этой причине она никогда не уговаривала будущих матерей сохранить жизнь младенцу, и обращение её с женщинами и их детьми было крайне хладнокровным. Сейчас этого врача уже нет в живых. Мне не хочется называть её фамилию, так же, как и имена других врачей, которых я упоминала.
Пусть каждый, читающий мой рассказ, осознает сам весь ужас происходившего и происходящего в наших больницах до сих пор и принесёт покаяние Богу, пока ещё не поздно!
Анна, город Анапа. Из брошюры «Безмолвный крик»
#войнаПротивБеззащитных
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 5