Истории, которые влияют на нашу жизнь!

Ну давай, давай ещё поплачь, - недовольно думаю я. Мы подъехали к дому, сидит в машине, о боги, надо же ей дверь открыть, точно... Смотрю, сама карабкается, ну вот, что за человек, со злостью открыл дверь, дёрнул ручку ,чуть не упала, неповоротливая. Проводил до квартиры, занёс пакеты, поставил у порога. Подождал пока она заковыляет в квартиру. Сказал, что буду поздно. Развернулся и вышел. Поехал колесить по городу, мне надо отвлечься, надо отдохнуть. Набрал Андрюхе с работы, тот позвал в гости, обкатывает новую игру, позвал сделать это вместе, приехал... Как -то, слово за слово разговорились, ну я ему и выложил всё, что страсть ушла что быт заел, жена пилит, просто ест мозг чайной ложкой, про Наташку из третьего отдела, которая ходит, то плечом заденет, то ещё чего. Легко с этой Наташкой, поболтать, посмеяться, как-то забываешь обо всём... Надежда Я спросила у него, почему мы не едем в отпуск в июне, а он психанул, начал кричать, стучать по рулю. Он сделался вдруг таким злым. Отвернулась, смотрю в окно, слёзы так и текут. Что я сделала не так? Я же просто спросила, в последнее время стал какой-то нервный, дёрганый. Катька предположила может есть у него кто? Говорит у её Вадика так было, завелась там одна на работе. Давай ему знаки внимания оказывать, молодёхонькая, тот и поплыл, хвост распушил, как павлин... На Катюху, говорит, чуть ли не драться кидался, она ему слово, он ей десять. Стал одеваться модно словечки какие -то модные, молодёжные появились. Кринж там всякий, лол... Катюха говорит, со стыда чуть не сгорела, когда к сыну друзья пришли, все такие мальчишки хорошие, прилично одетые, ну не всем же с фиолетовыми волосами ходить. А тут Вадик, со своими ха-ха, хи-хи, кринжами да лолами, какую-то ерунду нёс, сыну тоже стыдоба... В общем, взяла Катюха, да долбанула его хорошенько, а потом ещё чемодан — вокзал — до свидания, ему устроила. Позвонила свекрови, и сказала, что сына назад возвращает на довоспитание, у него подростковый период начался, а у неё своих трое детей, где же ей, ещё за чужим дитём присматривать. Свекровь у неё с юмором. Ответила, чтобы Катюха его в детский дом везла, мол, не нужен им такой...А если там не возьмут то можно и вжёлтый дом... Потом сыночке позвонила таких моралей ему прочитала, всё...вся дурь из Вадика вышла, глаза, говорит, просветлели, стал нормальным... Катюхе легче... С моим такое не прокатит... он другой, да и нет у него никого, я чувствую, пока нет. Николай Я сидел у Андрюхи, а сам думал о Наде, ну что с ней случилось, почему она стала такая...неинтересная, пресная. Вечно в каких-то заботах, исчезла лёгкость в отношения, с отпуском этим привязалась... Что-то вспомнилась Наташа, вспомнил её задорный смех, как она смеялась моим шуткам сегодня в кафе, после работы... А потом позвонила Надя, попросила её забрать с работы и по дороге надо было заехать в магазин за продуктами, испортила своим звонком всё, весь флёр. Наташа так смотрела на меня, когда я сказал, что должен уйти. Вот Надя, а. Ну, кто её просил переться на работу с больной ногой, она подвернула ногу и нога распухла, надо было сидеть дома, нет же... Без неё там не справятся. Рука сама потянулась к телефону, кручу в руках телефон, думаю набрать ли Наташе...набрал... а тут Андрюха. -Ты чего такой? -Да так... - Наташке звонишь? Я быстро скинул, отчего -то стало неудобно. -Я пойду наверное, Андрюх... -У меня тоже была, вот такая Наташа...Только Лена. Из-за неё и семью разрушил, дочку по выходным только вижу, жена замуж вышла, вроде бы счастлива. Я тоже был счастлив, Коль, да только недолго, понимаешь, не то принял за счастье, не то...А когда понял, то поздно было. Вот живу один, играю в игрушки. Прощение просил у жены, знаешь сколько. Она простила, жена, так и сказала, что простила, да только...понимаешь, сказала, что жить с предателем уже не сможет... Может и пафосно звучит, просто поставил себя на её место, спросил себя, а ты бы смог? Ты бы простил? Я мужик, - отвечаю себе, - это другое...А потом подумал...Ду р а к ты, а не мужик... Вот так брат, Николай... Подумай, прежде чем звонить... Я попрощался с Андрюхой и пошёл...Зазвонил телефон, Надя подумал я, но нет...это была Наташа. -Алёёёё, ты звонииил? -Я? Нет, Наташ, может нечаянно... -А может ты завернёшь ко мне? Совершенно нечаянно, через магазин, я люблю красное полусухое... И, что-то мне так неприятно стало, так противно, самому от себя...Я сбросил звонок. Она позвонила опять и опять, я сбрасывал, сидел в машине и сбрасывал звонки. Она записала голосовое, обвиняла меня трусости, говорила что я веду себя, как ребёнок, я ничего не ответил, просто удалил номер её телефона и поставил в блок. Пакеты так и стояли на полу, не разобранные, Надя сидела без света, у стола, смотрела в окно. Я сел напротив неё, она не шелохнулась. -Надяяя, - позвал я. Жена повернула опухшее от слёз лицо. Сердце защемило. -Надь...надо поговорить...Нам надо поговорить. -Да, я слушаю, - сказала тихо. Я начал говорить, что-то бессвязное в чём-то оправдывался, о чём-то сожалел, в чём-то упрекал. Она всё выслушала. -Я поеду к маме, поживу у неё, взяла больничный...А ты подумай, Коля, подумай и реши, что тебе нужно в этой жизни. Я не ставлю тебя перед выбором, лишь хочу чтобы ты сделал как тебе лучше, -сказала жена и тихонько вышла. Я остался один на один со своими мыслями, со своим непонятным состоянием. Жену я не разлюбил, это точно... Тогда, что со мной происходит? Может я заболел? Я просидел всю ночь в раздумьях... Надя Я долго думала, его не было часа три. Что происходит с ним? Что происходит с нами? Так страшно разломать то, что строилось годами, так больно. Наверное смешно слышать от сорокапятилетней тётки такое, но...Видимо он меня разлюбил, устал от меня, я ему не нужна. Я взрослая уже, у него видимо вторая молодость, вряд ли я захотела бы, например, родить ещё ребёнка, размышляю я, если нашему сыну двадцать три года, а дочери восемнадцать... А он может ещё жениться и стать отцом, и жена у него будет молодая красивая с упругим телом, будет постить фото в соцсети и пить смузи... А он с такой, с благородной сединой, с белозубой улыбкой и с бежевым свитером на плечах...будет держать толстого розовощёкого пупса...своего нового сына. Счастливая семья. Я вспомнила, как орал сын, когда у него были колики и резались зубки...Почему у этих новых мамаш такой цветущий вид и такие спокойные, улыбчивые младенцы? Такие счастливые и понимающие мужья. Я вспомнила сколько раз мне пришлось лежать с маленькой дочерью в больнице... Наверное его новый ребёнок будет не таким, он будет как с лубочной картинки. В год будет читать стихи, в три года знать пять языков, а в школу пойдёт с дипломом об окончании крутого университета... Почему так несправедливо? Почему он может повторно всё прожить, а нет... Конечно, я расплакалась, ныла нога, мне было жаль себя, жаль ушедшей молодости, жаль потерять всё... Что я сделала не так, билась в голове мысль... А потом поняла. Да всё так. Просто... Просто у всего есть свой срок, вот и у наших отношений тоже оказался срок, у кого-то они бессрочные, а вот у меня... Я заплакала ещё громче, слёзы сожаления так и лились из меня потоком. Хлопнула дверь. Он пришёл. Сказал, что надо поговорить. Говорил много и ни о чём, не винил меня нет...А о чём-то говорил и говорил... Я сказала, что поеду к маме... И уехала. Маме сказала, что...мы травим тараканов, Коля поехал к другу, я к ним, дети у нас живут в другом городе, они студенты... - Каких тараканов, Надя, - удивилась мама. - Больших, мама, очень больших. -Ты, что плакала? Говорю же тебе, травила тараканов, реакция такая, видно аллергия... -Мать, да отстань ты от девки, иди доча ужинать будем... Я села за стол. Мама принесла таблетку, от аллергии. Ох, эта мама... -Мам, не надо...пап, есть настойка? -Там вино, - начала мама. -Есть дочь, - сказал отец глянув на маму, - есть... Мы молчали с отцом и пили. Мама суетилась рядом, пыталась подложить нам закусок, пыталась сказать, что уже хватит...И вообще...что это такое, какие -то тараканы... Я уже не хотела плакать. Я слушала папку, его рассказы о службе, об армейских друзьях, он попросил маму принести армейский альбом и я на тысячный раз, смотрела фотографии и восхищалась папкиными историями. Потом, отец принёс гитару и мы с ним тихонько пели и пили на кухне, а потом я захотела спать. Меня отпустило нервное напряжение и ложась в свою кровать, я слышала, как мама тихо спрашивает на кухне у отца, не рассказала я чего... Что ответил отец я не слышала. Я проснулась рано, многолетняя привычка вставать... Тихонечко встала, услышала какие-то голоса на кухне. -Коля, да что там у вас, целый зверинец, что ли? Ты ешь блинчики-то, вот сметанка ешь, Надежда про тараканов говорила, ты про каких-то клопов... На кухне сидел мой муж, он уплетал мамины блины... -Привет, Надюха, я вытравил последних... -Тараканов? -И клопов тоже. -Ты хорошо посмотрел? -Лучше некуда, я даже всё проветрил...И это Надюш...я продукты в холодильник все положил, из тех пакетов. -Хорошо, - я закрыла глаза... Николай и Надежда -Давай, никогда больше не будем травить, ни клопов ни тараканов, а Надюш? -Давай, Коль...Только знаешь...чтобы их не травить, их не нужно заводить... -Я согласен...нужно следить за этим, правда? -Правда... Николай Я как представил, что она ушла навсегда и её никогда не будет...Представил на месте моей жены — другую женщину, другие руки, глаза, голос, запах. Я совсем не романтик, бываю груб, но здесь...меня так скрутило, что зубами в руку себе вцепился...Едва утра дождался, и к родителям жены поехал. -Клопов травили...Надя спит ещё? -Спииит, - ответила тёща и странно посмотрела на меня, блины будешь, я тесто завела. -Буду, конечно... Надежда Всё прошло, мы встряхнулись, извлекли какие -то уроки...Уж не будет по старому, но и плохого тоже не будет... Срок нашим отношениям не вышел, просто они перешли на другую стадию, пошёл другой этап нашего жизненного пути. Автор: Мавридика д.

- И мне понравилось… Я весь магазин облазила, думала, уйду без покупок! И в самый последний момент увидела это платье! Я в него влюбилась! Летом на день рождения Маринки в нем пойду. - Нет, в нем не ходи, - сделав серьезный вид, произнес Федор. - Почему? – расстроенно спросила Арина. - Потому что тогда ты будешь красивее именинницы. А так нельзя. Арина рассмеялась, а Федя подумал, какой красивый смех у его жены. - Да ну тебя! Женщина подошла к зеркалу, еще раз любуясь обновкой. Небесно-голубое платье и впрямь ей шло, на его фоне серые глаза Арины казались ярко-голубыми. Федор тоже любовался своей женой и чувствовал, как на душе становится тошно. Он все еще ей не сказал… Не знал, как это сделать. Надеялся, что все наладится… - А мы когда в отпуск собирались? – посмотрев через зеркало на мужа, спросила Арина. - В сентябре… - охрипшим от волнения голосом ответил муж. - В сентябре… Надо будет к этому времени купальники посмотреть. А то у меня только два. Этого будет мало. Федор прикрыл глаза. Нет, нельзя и дальше скрывать правду. Ему хотелось ее уберечь, но он понимал, что не выйдет. Придется рассказать. - Ариша, сядь, пожалуйста, - проговорил мужчина. Женщина развернулась, все еще улыбаясь. Но затем увидела серьезное лицо мужа, и улыбка померкла. - Что случилось, Федь? – испуганно спросила она, присаживаясь рядом со своим супругом. - У меня плохие новости… - Господи… Не томи, что такое? Все живы-здоровы? Мама в порядке? - Все здоровы! – успокоил ее Федор. А затем, взяв ее руки в свои, проговорил, - моя фирма обанкротилась. Арина смотрела на супруга, пытаясь осознать сказанное. Поженились они пять лет назад. Федор был старше Арины на десять лет, но девушка на тот момент безумно в него влюбилась. И возраст не был помехой. Тогда дела Феди только-только пошли в гору, и никто не смог бы обвинить Арину в том, что она с ним из-за денег. Да и все, кто знали их пару, видели, как супруги любят друг друга. Говорят, что некоторые браки заключаются на небесах. Это был их случай. Они были, как две половинки целого. В их совместной жизни не было никакой грязи. Не было ни лжи, ни обмана. Федин бизнес после свадьбы полез в гору. Он начал сразу много зарабатывать, и супруги быстро сменили маленькую двухкомнатную квартирку на большой дом. Обзавелись машинами, стали часто летать на отдых. И их и так безоблачная жизнь стала еще лучше. Федя считал, что если мужчина вступает в брак, он априори берет на себя обязательства по содержанию семьи. Жена может работать, но ее деньги не должны быть основным доходом. Поэтому он даже не знал, сколько получает Арина. Обычно, она все тратила на себя: салоны красоты, магазины, всякие милые женские штучки. Порой Арина закупала продукты, оплачивала какие-то небольшие счета, но все это было по ее желанию. Основная роль добытчика была на Федоре. Ему так было комфортнее. А теперь он вынужден признаться в провале. И в своей слабости. Федя даже подумал, что, если после краха его бизнеса, Арина захочет уйти от него, он ее поймет. Ведь он не выполнил свою задачу. - Как давно все плохо? – тихо спросила Арина. - Несколько месяцев. Думал, что выплыву, но нет. Сегодня компания официально объявлена банкротом. Мне жаль… Федя опустил голову. Ему было стыдно смотреть любимой женщине в глаза. - Почему ты мне об этом не говорил? – несколько обиженно спросила Арина. - Не хотел тебя в это втягивать. Надеялся, что сам справлюсь. - Федя! – возмутилась жена. – Мы же семья. В горе и в радости, помнишь? Неужели ты думал, что я буду тебя любить в радости, но не поддержу в горе? - Я просто не хотел взваливать это на твои хрупкие плечи, - вздохнул он. - Ладно, - с улыбкой погладила его по плечу Арина. – Мы справимся. Что ты планируешь делать? - Не знаю, - произнес Федор, вздыхая. – Надо подбить счета, понять, сколько у нас денег. Устроюсь куда-нибудь на работу. Потом, может, получится заново открыть свое дело… - Так, - встала с дивана Арина. – Платье я верну. - Даже не вздумай! – подскочил Федор. – Оно тебе так идет, и так тебе нравится. - Ничего, - успокоила его жена. – У меня целый гардероб платьев, да и к Маринке на день рождения в нем неприлично идти, ты же сам сказал. Федя улыбнулся, чувствуя, как у него щемит сердце. - Его стоимость равна стоимости продуктов на полмесяца. Нам это сейчас важнее, - добавила Арина. – А потом, когда все наладится, я куплю себе другое, еще лучше. Вечером супруги подбили бюджет. Если немного затянуть пояса, да и с учетом зарплаты Арины, полгода они точно смогут спокойно жить. - В крайнем случае, продадим одну из машин, - проговорила женщина. - Я с завтрашнего дня начну искать работу, - уверил ее Федор. – Если не удастся найти что-то приличное, то пойду грузчиком, курьером, таксистом… Да кем угодно! На твоей шее сидеть не буду. Арина молчала. Она думала о чем-то своем, словно подсчитывая что-то в голове. - Федь, ты говорил о том, что хочешь начать другой бизнес… - Да, у меня есть идеи, но, боюсь, сейчас нет финансовой возможности. Да и страшно снова прогореть. - Ладно, подумаем, - проговорила Арина. Полночи она не спала. Женщина знала, что Федор из тех, кто хватает удачу за хвост. В нем есть та самая предпринимательская жилка. И если он сейчас испугается, то и впрямь до конца жизни будет работать каким-нибудь курьером. А такая работа не для него. Ему нужно что-то постоянно развивать, придумывать, строить бизнес-процессы. И дело даже не в деньгах. Дело в том, что каждый должен заниматься своей работой, которая приносит помимо денег еще и удовлетворение. Утром Арина попросила рассказать мужа, какая у него идея для бизнеса. Выслушав, она решила, что это очень достойный вариант, и действительно все может получиться. - Сколько нужно денег для старта? – спросила она. Федор назвал цифру, и она была немаленькая. - Плюсом, в ближайшие месяцы прибыли не будет ожидаться. Там только-только затраты начнут окупаться, - грустно проговорил Федя. - Я подумала, давай мы обе машины продадим. И тогда денег для старта хватит, - уверенно заявила Арина. - Нет-нет, - тут же возразил мужчина. – Тебе до работы добираться не близко, без машины никак нельзя. - Знаешь, Федь, - улыбнулась супруга, - когда я была маленькой, я ходила в музыкальную школу. Находилась она на другом конце города. Три раза в неделю после школы я садилась на автобус, ехала на нем около получаса, а потом пересаживалась на трамвай и ехала еще минут сорок. И, что удивительно, для меня это было абсолютной нормой. Потому что других вариантов не было. И сейчас я не развалюсь, если какое-то время поезжу на автобусе до работы. К тому же там всего полчаса ехать. - И до автобуса еще минут двадцать идти, - хмуро проговорил Федор. - Я тут за зиму набрала лишних пять кило. Надо их сбрасывать. Поэтому, если ты считаешь, что сможешь осуществить задуманное, дерзай. - А вдруг не получится? – испуганно спросил мужчина. Вот вроде у него деловая хватка, в бизнесе он не уступает, да и может быть жестким в работе. А сейчас сидел, как испуганный мальчишка. Потому что не деньги боялся потерять, а доверие жены разрушить. - Не получится, значит, возьмешься за что-то другое. Я в тебя верю, любимый. Подруги Арины, узнав, что произошло, все, как одна твердили, что она дура. - Не дело это, мужика содержать. Пусть бы работать шел! А то ты пашешь, а он там бизнес-планы рисует! Да и одно дело уже загубил, сейчас и второе завалит, - говорила одна. - Зачем ты предложила машины продать? Я бы никогда свой автомобиль не отдала. Он сам обанкротился, пусть и думает, где теперь деньги брать, - утверждала другая. - Ох, девчонки, - лишь улыбалась Арина, - я своего мужа люблю и поддержу его в любой ситуации. А еще я ему верю и доверяю, как бизнесмену. А вас послушать, так для вас брак – это только безграничное счастье. И, знаете, мне жаль ваших мужей. На вас они положиться точно не смогут. Подруги тогда обиделись на Арину и со злорадством ожидали, когда их семья по миру пойдет, благодаря доброте и наивности подруги. Но этого не случилось. То ли поддержка жены и ее вера помогли Федору, то ли ему судьбой было предначертано управлять собственным делом. Уже через год их благосостояние вернулось в норму. А спустя еще некоторое время, даже приумножилось. Они снова купили по машине, и даже лучше, чем те, что были у них. А как-то днем, когда Федор шел из своего офиса на обед в ближайшее кафе, он наткнулся на витрину магазина. Там стоял манекен, и на нем было то самое голубое платье, которое его жене больше года назад пришлось вернуть, потому что у них не хватало денег. Федя ни минуты не думал. Он тут же купил его, а вечером подарил Арине. - Серьезно? То самое платье? – с восторгом спросила она. Признаться, она уже и забыла про него, столько всего за это время произошло. - Я считаю, что ты достойна самого лучшего. И на следующий день рождения Маринки иди в нем. Плевать на именинницу. Пусть все видят, что мне досталась самая лучшая женщина на свете. Автор: Юля С.

Иван не пил, вообще никогда не пил. Не кодированный был, просто не пил и всё. Насмотрелся в детстве на пьяного отца, вот и не пил. Хотя своих детей у него не было пока, да и жены тоже. Поэтому, когда остальные мужики, попарившись, да запив пар холодным пивом, а кто и чем покрепче, разомлели, ему стало скучновато. Нет, нельзя сказать, что компании состояла из заядлых пьяниц, ведущих разгульный образ жизни, ну собрались мужики раз в пятилетку отдохнуть, почему бы ни расслабиться. Сашка, брат Ивана, первый захмелел, понять можно, жена третьего ждёт, он на двух работах пашет, чтоб всё лучшее у семьи было. Марина, жена его, скандала по этому поводу не закатила, попросила только Ивана брата в такси погрузить. «Дома то я уж его у подъезда встречу. Хорошо, завтра в ночную ему, отоспится. Рассольчиком отпою, как новый будет» - рассмеялась она в трубку. «Повезло Сашке с женой. – Думал Иван – Мне б такую. И хозяйственная и весёлая. Детки, мал мала меньше, все под присмотром. И за деньгами не гонится, сколько раз твердила Сашке, чтоб вторую работу бросил. Это уж он сам, чтоб семью порадовать». Иван, хоть и был брата всего на два года младше, жениться не торопился. Да и не встретилась ещё та, которая б в душу запала. - Да это за Валерой жена приехала. – Пояснил один из приятелей. Иван оглянулся на того самого Валеру. Не первый раз они уже пересекались на таких вот мальчишниках, но друзьями не были. Валера Ивану не нравился: заносчивый, прихвастнуть любит, а если лишнего выпивал, что бывало практически всегда, начинал агрессивно правоту свою доказывать – кулаком по столу, а если кто спорить пытался, то и тому кулаками хотел пояснить. Да и другие Валеру недолюбливали, так, больше по старой памяти звали, учились когда-то все вместе. Да и сервис свой Валера держал, хорошие скидки на ремонт давал. - Валер, там жена за тобой приехала. – Сообщил Иван. - А я передумал. Ничего, подождёт, не переломится. – Хохотнув, ответил Валера. - Пусть зайдёт хоть, что в машине сидеть. – Не унимался Иван. - А я тебе сказал, не переломится! – Валера начал закипать. Иван понял, что связываться с ним бесполезно. Заварив чай, он вышел на улицу. - Добрый вечер. – Вежливо поздоровался он с женщиной, сидящей в машине. На вид она была лет на пятнадцать младше мужа. Круглые глаза на круглом лице испуганно посмотрели на Ивана, потом на ворота. - Спасибо. – Поблагодарила женщина и вышла из машины. Невысокого роста, полноватая, но всё равно симпатичная. – Как он там? – Спросила она, принимая, кружку с чаем. Иван пожал плечами: - Ехали бы вы пока домой. Вряд ли он скоро соберётся. - Нельзя. Вдруг выйдет, а меня нет. - Она опустила голову. – Волнуюсь, конечно. Дети дома одни остались. Старшему семь, а младшенькой три. Как бы чего не натворили. – Вздохнула. - Езжай домой. – Твёрдо сказал Иван, не заметив, как перешёл на «ты». – На такси доберётся. Она молчала. Не поднимала глаз, но и с места не двинулась. Ворота резко распахнулись, из них вывалился еле стоящий на ногах Валера. - Тебе кто разрешил?! Беседует она, шалава! – Заорал он, выдёргивая из рук жены кружку. В следующую секунду эта кружка уже с треском разлетелась об забор. – Быстро в машину! – Скомандовал Валера. Женщина сжалась ещё больше и поспешила выполнять приказ. – А ты чё?! – Валера перекинулся на Ивана, занося кулак. Но Иван был в лучшей форме, к тому же прицельность Валеры оставляла желать лучшего, поэтому вслед за кружкой на снег полетел он сам. – Убью. – Шипел он, пытаясь встать. На шум выскочили мужики, подняли, отряхнули, запихали рвущегося к Ивану Валеру в машину. Машина тронулась. - Дура, Ленка, связалась с этим мудилой. – Один из товарищей плюнул на снег. - Может, не надо было его в таком состоянии с ней оставлять. – Иван провожал взглядом машину. - Сами разберутся. – Махнул этот же товарищ рукой. Все вернулись в коттедж. Иван сел в машину и поехал следом за Леной. - Я тебе говорил, что ты моя только? Говорил? Место твоё где? То-то и оно! Ещё раз увижу, убью! – Выкрикивал Валера, то ли обнимая, то ли опираясь на жену, пока она вела его от машины до подъезда. Что отвечала Лена, Иван не слышал. Дверь подъезда захлопнулась. Иван поехал домой. По дороге он всё думал: как же так? Неужели можно такое терпеть? Да и Ленины большие глаза не выходили у него из головы. На следующее утро Иван, сам не зная почему, поехал к дому Лены. Хотел убедиться, что с ней всё хорошо. Но сидя в машине у подъезда он понял, что затея глупая, ну не пойдёт же он, в самом деле, к ним домой. Да и квартиры он не знал. Тут из подъезда вышла Лена, за руку она вела такую же большеглазую девочку, следом за ними торопился мальчишка. «Куда это они? Суббота, ни садика, ни школы». – Удивился Иван. - Лена, здравствуй. – Окликнул Иван, выходя из машины. Лена испуганно вздрогнула, обернулась, узнала Ивана и быстрым взглядом глянула на окно, где-то на третьем этаже. - Ты что тут? Нельзя. – Зашептала она и поспешила вдоль дома. Иван шёл за ней. Завернув за угол, Лена остановилась. - Данечка, покачай Ульяну, пожалуйста. Я сейчас. – Лена указала головой в сторону детской площадки в соседнем дворе. - Чего тебе? – Снова спросила она, когда дети отошли. - Хотел убедиться, что с тобой всё хорошо. – Растерялся Иван. - Убедился? Давай, пока. – Резко ответила Лена. Иван заметил, на распухшей Лениной губе ссадину, которую она старательно попыталась замазать тональником. - Лен, ты не подумай чего, но если тебе помощь нужна, ты скажи, я помогу. Это ведь он тебя ударил? – Иван не собирался уходить. - Никто меня не бил. – Настаивала Лена. – Уходи! – Лена повернулась, чтобы уйти. - Может, и правда, дура. – Сказал Иван вслед. - Дура? – Лена снова обернулась. - Не знаю, зачем тогда с таким жить. – Иван искренне не понимал. - А ты знаешь, как я до этого жила? И что меня ждёт, если уйду от него? Знаешь? – Лена уставилась на Ивана, круглые глаза прожигали его насквозь. Иван промолчал. Лена снова повернулась, чтобы уйти. - Сейчас-то вы куда? – Спросил Иван. - К подруге. Переждём. Вожжа под хвост попала, все выходные пить будет. – Уже спокойно, но как-то обречённо ответила Лена. - Рядом подруга-то? Пешком пошли. – Иван всё не мог отпустить её. - Нельзя мне машину без его разрешения брать. Доберёмся с пересадкой. - Давай подвезу. – Предложил Иван. - Дети, сболтнут потом ещё ненароком. – Развела руками Лена. - Скажи, такси вызвала. По дороге Иван с Леной не разговаривал. Наблюдал. Лена, проверив, чтоб детям было удобно, достала книгу и стала читать им сказку, чтоб отвлечь в дороге. Дети слушали внимательно, прижавшись к ней с двух сторон. - Телефон мой. Звони, если что. – Иван сунул Лене в руку клочок бумаги со своим номером, помогая выйти из машины. Лена не ответила, но сунула бумажку в карман. Чем запала Лена Ивану в душу, он и сам не понимал, то ли жалко её просто было, то ли глаза заворожили, но все выходные и всю следующую неделю она не выходила у него из головы. Ещё примерно через неделю Лена позвонила: - Привет. Неудобно просить, но ты не мог бы мне совсем немного денег перевести, рублей двести. Валера где-то в загуле неделю уже, деньги все у него, у меня было немного на карте… дети, еду покупать нужно, понимаешь. И подруга в отпуск уехала, недоступна. Больше и попросить не у кого. - Я всё привезу. – Ответил Иван. Через час он стоял у подъезда с двумя большими пакетами продуктов. Лена вышла его встретить. Глаза её заплыли от слёз. Она старалась не смотреть на Ивана. - Вот продукты и деньги, может, что-то не то купил. – Иван передал Лене пакеты и сунул в карман несколько купюр. - Спасибо. Я потом отдам всё. Выйдет из загула, отдам. – Пообещала Лена. - Не надо. – Отрезал Иван. – Может, всё же расскажешь мне? - Потом. – Лена кивнула головой и скрылась в подъезде. Вечером, когда дети уснули, она снова позвонила Ивану. История её была не весёлая. Лена выросла в деревне, в семье, где кроме неё было ещё четверо старших братьев и сестёр. Родители пили по-чёрному. Дети были предоставлены сами себе. Временами и поесть-то нечего было. И дела никому не было. Старший брат, как только ему исполнилось восемнадцать, подался в город. Лена его больше никогда не видела. Слышала, что позже посадили его, но за что не знала. Старшая сестра просто однажды не вернулась домой, не появилась и спустя неделю, но родители даже не спохватились – одним ртом меньше. Второй старший брат сбежал из дома, когда ему было шестнадцать, в восемнадцать его подрезали где-то в пьяной драке. Документов при нём не было. Искать его никто не искал. Так и похоронили, как неопознанного. Это Лена потом узнала, один из приятелей брата рассказал. Он же предложил Лене и её второй сестре подработать в городе. Лене тогда было пятнадцать, сестра на год старше. Подработка заключалась в ублажении мужчин. Лена наотрез отказалась, пыталась и сестру уговорить отказаться, но та согласилась: «Нам ли выбирать, по-твоему, лучше с голоду сдохнуть? Какую ты ещё работу найдёшь, даже если выберешься из этой дыры? Полы мыть за копейки?» Так Лена осталась одна. Однажды летом она продавала у дороги ягоды, собранные ею в лесу, чтоб хоть немного заработать. Тут-то её и приметил Валера. Невысокая, худенькая, это уж после вторых родов случился како-то гормональный сбой, и она поправилась, с огромными глазами на почти детском личике, хоть Лене и было ещё шестнадцать. Пожалел, денег дал, гораздо больше, чем те ягоды стоили. Потом ещё раз приехал, нашёл её в деревне, и ещё. Лене казалось, что он её понимает, жалеет. Любит… Долго уговаривать её не пришлось, Лена уехала с Валерой ещё до конца лета. Школу она не закончила. Первое время жили неплохо. Лена не могла сказать, что любила Валеру, но всё-таки была ему благодарна. Да и он её поначалу не обижал. Когда ей исполнилось восемнадцать, расписались. Не прошло и года, родился Данил. В заботах о сыне, Лена и не заметила, что отношение мужа к ней изменилось. Он всё чаще был раздражён, повышал на неё голос, понукал за малейший беспорядок в доме или за не вовремя поданный ужин. Дальше больше, начал пропадать неделями. Лена понимала, что у него другие женщины, но возразить боялась – куда ей с ребёнком, без денег, без образования. Потом он ударил Лену первый раз. На следующий день, правда, извинялся, клялся в любви, обещал, что такое больше не повториться, но… Повторилось, и не раз. Однажды Лена всё же набралась смелости и попыталась вразумить мужа, на что он напомнил ей, где её «подобрал»: - Ты моя собственность. Считай, купил тебя, вместе с ведром ягод. И обращаться с тобой я буду, как захочу. Потом Лена забеременела второй раз. После родов сильно поправилась. Теперь, ко всему прочему, и это стало упрёком: «Посмотри на себя, скажи спасибо, что я с тобой живу. Кто ещё на такую уродину посмотрит?». Хотя при этом Валера даже разговаривать с другими мужчинами ей запрещал. - Теперь скажи, как мне не жить такой жизнью? Уйду, он и детей отсудит. Это уж он мне чётко дал понять. У меня ведь ничего нет. Никого нет. Потом и меня со свету сживёт, а не сживёт, дак сама вздёрнусь, что одни они с ним остались. Так хоть только на мне зло срывает. Детей не трогает. Иван после недолгого молчания сказал: - Всё равно нельзя так. Выход обязательно должен быть. – Потом ещё немного помолчал и добавил. – У меня в деревне тётка живёт, старушка уже. Собирай детей. Отвезу вас туда. Ты за тёткой присмотришь, она за вами. Про тётку только брат с женой знают, но они не выдадут. Там он вас не найдёт, а потом придумаем, что-нибудь. - А школа как же? – Забеспокоилась Лена. - Пока придётся без школы. Заберёшь документы, скажешь, новую школу ещё не выбрали. А то ниточка потянется. Потом наверстает. Лена ещё сколько-то отнекивалась, а потом согласилась. Уже на следующий день Александра Петровна, тётя Ивана, встречала гостей. - Тёть Шур, ты не переживай, денег я дам. – Шептал на ухо тётке Иван, пока Лена с детьми разбирали вещи. - А я и не переживаю. Авось не пропадём. – Тётя Шура была рада новой компании. Старушкой она была бойкой, весёлой, скучно ей было одной, но так уж сложилось, что своих детей не было, хорошо хоть Иван часто навещал. - Лен, вы располагайтесь, а я каждые выходные навещать буду. Телефон отключи, потом новый привезу, пока через тётю Шуру связь. – Прощался Иван. - Спасибо тебе. – Поблагодарила Лена, глядя, с каким азартом малышня, под руководством тёти Шуры уже строили снежную горку. – Пойду помогать. – Лена первый раз улыбнулась. Улыбка ей очень шла – отметил Иван. Валера вернулся домой ещё только через четыре дня. - Найду, убью! – Ударил он по столу. Понятно было, что с Леной ничего не случилось, что она просто сбежала от него. Единственная Ленина подруга ничего об этом не знала. Больше спрашивать было не у кого. Валера злился, но поделать ничего не мог. Заявлять в полицию о том, что от тебя сбежала жена? – Вот ещё! Иван, как и обещал, приезжал каждые выходные. Его встречали счастливые глаза и улыбки. Тётя Шура, будто помолодела от новых хлопот, на щеках у ребят появился румянец, от свежего воздуха, Лена… Счастье Лене очень шло… Иван всё дольше тянул с отъездом, не хотелось прощаться. - Мне ведь в деревне нравилось, куда лучше, чем в городе. – Вспоминала Лена. – Ни за что бы не уехала, если бы … - Лена на секунду поморщилась. – Ты знаешь, я ведь работу нашла. – Вновь просеяла она. – Там на краю ферма есть маленькая, помощники нужны. Зарплату небольшую обещают, но всё же лучше чем ничего. - Ты б, Вань, и нам к весне козу купил. – Вклинилась в разговор тётя Шура. – Ребятам молоко. - И то верно. – Согласился Иван. И чуть сошёл снег, привёз молоденькую козочку и с десяток цыплят. Восторгу детей, которые крошечных цыплят только на картинках видели, и тёти Шуры, которая раньше, когда была помоложе, держала небольшое хозяйство, не было предела. - И мне в деревне нравится. Уезжать не хочется, как приеду. Ну и другая причина есть. – Признался Иван, глядя в стол, когда они с Леной остались одни на кухне. - Не уезжай. – Просто ответила Лена и положила ему на руку свою ладонь. Через два года счастливые Иван с Леной ждали третьего ребёнка, обещали мальчишку. К тому времени Иван продал квартиру в городе, сделал пристрой, к тёткиному дому. И работа для него в деревне нашлась. Лена развелась через суд. Валера грозился, конечно, приезжал с разборками, да толку. Лене теперь бояться было нечего. Она знала, что у их большой и дружной семьи впереди только счастливое будущее. Автор: Светлана Гесс.

Чай, уж не так и дорого ее-то окно будет– маленькое же. Одна ведь она. И работу пока не найдет. Хотя..., – мать задумалась, как бы засомневалась, – Соседи говорят – не больно-то помощи она рада. Не знаю... – Старушка что ли? – Не-ет, что ты. Девчушка, можно сказать. Хромоногая она. Мать ее померла вот недавно, жили на ее пенсию, болела мать-то, лежала уж. Может и помнишь ты – Софья, красивая такая женщина была. Почему-то мать считала, что Андрей должен был помнить тут всех. Но он уж давным давно из станицы уехал, появлялся тут редко, лишь по необходимости. Помнил он мало кого. – Не помню, мам. – А стекло-то уж давно фанерой у них закрыто зимой. Софья ведь, не выходя из дому, прожила несколько лет. Таське двенадцать было, когда она слегла, – мать вздохнула, – Мы все помогали. Всё сама девчонка. И пироги печет, и за хозяйством... До восьмого класса худо-бедно ходила ещё в школу. Ей бы работу сейчас... А где, инвалиду-то? Андрей ездил сюда не часто. Ездил – по обязанности. Матери окна сменил давно в доме, с ремонтом помогал. Но не своими руками, конечно, нанимал... Когда-то и они с другом Мишкой просто уехали отсюда в город, снимали комнату у старушки нанимались на любые работы. Стояла задача – выжить, устроиться в городе. И, чего скрывать, когда познакомился Андрей с Лизой, когда начинали они семейную жизнь, искренне радовался, что есть у нее свое жилье. Тогда с Мишкой, можно сказать, случайно начали раскручивать они свой бизнес. Глобальных планов не было, но когда дело пошло совсем неплохо, пришел и вкус денег. Буквально за четыре года они вдруг стали владельцами оконного бизнеса. Тогда, в начале двухтысячных, эта мода на пластиковые окна сделала их довольно обеспеченными людьми. Мишка женат не был, их райцентра ему уже было мало, и он перебрался в Подмосковье. Андрей тоже переехал с семьёй в Краснодар, но оконный бизнес его процветал по всему региону. Росла дочка. Больше детей жена не хотела. Прожили они почти десять лет, и разошлись по обоюдному согласию. Расстройства от развода не почувствовали – стали к тому времени чужими людьми. Лишь мать Андрея переживала о разводе, но и она со временем успокоилась. С внучкой и со снохой перезванивалась. Милена, дочка Андрея, пока была поменьше, приезжала к бабушке в гости. – Как ты один-то, Андрюш? – переживала мать, – Ведь и покушать приготовить некому. – Мам, я имею возможность и уборку заказать, и в кафе покушать. Не переживай. Есть ведь и доставка... Ехать сюда специально, чтоб ставить бесплатно кому-то чужому окна, Андрей совсем не хотел. – Мам, это ж... Специальная машина нужна, а тут расстояние, время, замеры... – Понятно, – мать вздохнула, в общем-то, понимая сына, – Ладно, я так просто спросила. Думаю – мало ли... Андрей сегодня решил остаться у матери, переночевать. Спешить нынче ему было некуда, с собой – ноут. Но работать не хотелось, да и у матери дел было немного. Неделю назад она наняла соседа, который давно уж подрабатывал, перекапывая огород под зиму. Стояли прозрачные осенние дни. Андрей решил прогуляться по станице. Он давно уж заметил, что когда у земли наступает короткая светлая предзимняя передышка, нападает на него некая задумчивость, как будто становится зорче сердце. А здесь, дома, особенно. Андрей прошел по улице, отметил что-то новое, а потом, чтоб пройти по кругу, свернул в проулок. Он опять шел там, где прошлый раз проехал на машине. И опять перед глазами – старый дом с разбитым окном. Замка на дверях, сквозь жердяной забор, он не увидел. Хата не походила на запущенную: во дворе чисто подметено, у сарая аккуратно, по-хозяйски сложен приметок сена. И Андрей вдруг ни с того, ни с сего глазами привычно начал замерять разбитое окно. Вероятно, это уже рабочая привычка. Раз разбито, раз старое – надо менять. А тут... Треснутое стекло, старательно заклеенное скотчем, ободранная рама со слоями отошедшей, высохшей краски, с выпавшими кусками замазки. Однако за этим окном – глиняные горшки с цветущими растениями, белые в голубой цветок ситцевые занавески. И в надломанном стекле играют лучи заходящего солнца. Андрей даже подумал, что у него, в огромной его четырёхкомнатной квартире, с высокими потолками и великолепными окнами, стекла грязнее. А ещё карниз упал, да так и лежит одним концом на полу. Андрей закрыл свое окно концом бархатной шторы, прицепив его за оставшийся штырь, да и забыл. На бархатных шторах давно скопились волны пыли. Давно собирался вызвать он мойщиков окон, давно собирался нанять клининговую службу, но ... Что-то в последнее время захандрил. Совсем ничего не хотелось... Хорошо, что мать не видит сейчас его жилище. На просторной его кухне, у одной стены копились пакеты хламья, плита представляла собой нечто отвратительное и липкое. Лишь картины, подлинники, которые покупал он за немалые деньги, напоминали о том, что когда-то в этой квартире было чисто, как в картинной галерее. Когда-то... И тут из-за угла тихо вышла женщина. Сначала Андрею показалось – хромая старушка. Тощая, в большой фуфайке, юбке, платке и калошах. В руке – лопата. Она тоже увидела, стоящего за забором Андрея, приостановилась, взглянула – лицо бледное, по-детски припухлое и немного курносое, выражает смесь растерянности, испуга и любопытства. – Здравствуйте, – уже вынужденно поздоровался Андрей. – Здравствуйте, – откликнулась тихо, отпустила платок ниже на лоб и двинулась к сараю. – А я смотрю – окно разбито, – оправдывал Андрей свое любопытство, идя с другой стороны изгороди в этом же направлении, что и хозяйка, – Это профессиональное, я – оконщик. Он ожидал, что девушка хоть что-то скажет, но она молчала, открыла сарай, зашла внутрь, а когда вышла, припадая чуток на ногу, Андрей, противореча своему предыдущему решению, зачем-то предложил. – А хотите, я Вам новое окно поставлю? Совершенно бесплатно..., – видимо, благодать осенних дней ударила в голову, захотелось сделать что-то хорошее. Иначе, как объяснить этот порыв? Девушка на мгновение замерла, взглянула на него большими глубокими серыми глазами, которые вдруг показались Андрею отдаленно знакомыми, а потом отмерла, как очнулась, щёлкнула щеколда, девушка помотала головой. – Нет, не нужно, – отказалась. – Так я ж... Я денег не возьму, не думайте. Мне б обмерять его только... – Спасибо Вам, но не надо, – она оглянулась уже заходя в дом. Скрипнула дверь, хлопнула и закрылась на какую-то внутреннюю железку. Боится? Неужели он ее так напугал? Дома, уж почти уснув, он вдруг ее вспомнил. Это ж она... Ага... Точно! Он даже привстал с постели. Как мог он забыть! "Косоногая сорока ходит просит пирожка" – кричали они ей вслед. Она маленькая ещё была совсем, а вот также смотрела на них своими большими глазенками, хотя выходила на улицу редко, но когда выходила... Они ждали этого, дразнили ее из-за отца. Его терпеть не могли в станице многие. Имел он свое ружье, и тщательно охранял свой сад. А росли у него какие-то исключительные груши, сливы и виноград. Все это он отвозил на базар, и тогда его считали жадным спекулянтом. Соляным разрядом из ружья однажды прилетело Мишке. Он потом целый день просидел в реке, вымачивая из ранок соль. Они мстили Таське за отца. Дразнили ее и в школе, и на улице. Это было неким увлечением и большой радостью. Соляной дробью их было не испугать, они мстили – строили козни, обдумывали планы очистки сада. И вот однажды, притаившись за малинником, решив, что дома хозяина нет, не рассчитали – стали свидетелями неприятной картины. Отец, держа Таську за тонкую ручонку, вытащил во двор и стал лупасить веником. Она тихо пищала, подвывала, но громко не кричала. Мальчишки застыли в кустарнике, боясь пошевелиться. Отец истязал девчонку так долго, что едва хватило сил, не броситься на защиту, а когда закончил, со злобой кинул веник, толкнул Таську и направился в дом. Она присела, где стояла, обняв красные исхлестанные ноги и тихо сидела так, подвывая и не шевелясь. Мальчишки подождали ещё несколько минут, и решили ретироваться. Она обернулась, услышав их, шмыгнула носом и тихо смотрела, как лезут они через забор, подсаживая и подтягивая друг друга. Андрюха всё ждал, когда кликнет она отца, боялся, что не успеют они смыться, оглядывался на нее. Но она все также сидела и смотрела на них молча. С тех пор Андрюха больше ее не дразнил, и других одергивал. – Да чего вы... Она-то тут причем, если папаня – козел. Того сада уж не было, может поэтому он не припомнил этот двор и сад. Там совсем все по-другому. – Мам, а у этой Таси хромоногой ведь раньше забор был огромный и сад, да? – Да, было... Так ведь сгорел их сад. Пожар был большой. Давно уж... Когда хозяин умер. Тогда даже говорили, что жена и подожгла. Да-а... Давняя история. Он ведь жестокий был, видать, терпела... Бедная женщина. Тася за ней столько лет ухаживала. Ох... Таська с малолетства, считай, и стряпает, и за хозяйством... – Мам, пошли сходим вместе, замеряю раму. Я предложил, но она отказалась. – Да. Такая она. Никогда ни у кого ничего не попросит. Разве что... Давай к тётке Анне сходим, соседке ее, с ней поговорим. Они, вроде, в дружбе. Баба Анна сходить к Таисье, как называла она девушку, пообещала сама. Но вскоре пришла с ответом отрицательным. Нет, бесплатно не примет. Но вот, коль с работой чего подскажете – будет Таисья благодарна. А то никак не найдет она работу. Образования, считай, нет, инвалидность, да и транспортные у них проблемы тут... Где и нашла – не поездишь. – Уборщицей она пошла бы, только чтоб не далеко, и график чтоб под наш транспорт, а то всем в шесть утра уборку подавай, а как доехать-то, коль первый автобус от нас в восемь. Вот и мается девчонка. На инвалидскую-то не больно проживёшь нынче, – ратовала баба Аня. Андрей пообещал узнать, хоть и понимал, что тут, в этом регионе, знакомых у него практически не осталось. Но попытаться что-нибудь найти было можно. Андрей уехал из станицы вовремя. Бабье лето, как капризная бабенка, обернулось и стало вдруг снежным. Бесился ледяной ветер, нахлёстывал стены мелкой водяной пылью, протяжно-нудил в водосточной трубе, которая висела рядом с окном спальни Андрея. Работа отвлекала. А ещё Андрей заказал маленькое окно. Заказал на глаз, без замеров. Но вечерами нападала неимоверная тоска. Серая мгла затягивала небо, закрывала видимые раньше крыши домов. Он лежал у себя в квартире и думал о том – как же дует сейчас в то старое оконце с разбитым стеклом. Впрочем, там примерно такие и другие окна. И если б хозяйка дала разрешение, он поменял бы ей окна во всем доме. Благотворительно – платой за украденные из ее сада в детстве фрукты. Странная она, эта Тася. Некрасивая, несчастная, совсем уж бедная, а такая гордая. Наверное, это сочетание качеств и вызывало у него интерес. Может, настолько чванливая и глупая? Или трусливая? Или ... Работу уборщицы ищет, а от новых окон в доме отказывается. Уборщицы... Тапки его прилипали к полу. Надо взять швабру... Вот и ему б уборщицу ... Окно легко зашло в его джип. И уж через неделю Андрей ехал в станицу к матери. Так часто он к ней никогда не ездил. – Мам, а я окно все же привез. – Какое окно? – Для Таисьи этой вашей. – Вот те на! – мать всплеснула руками, – Так она ж отказалася. – Ну, может, увидит, так понравится. – Не знаю, – мать качала головой, сомневалась, – Опять что ль к Анне идти? Так ты из-за этого приехал-то? – Не надо никуда ходить. Я сам. Я вот и работу ей нашел, спрошу заодно – согласна или нет? – А что за работа? – Уборщицей. Но в городе. С проживанием. Правда, временная. – Ох, не знаю, не знаю... Ну, поди. Коль получится... Андрей поехал на машине. Выгрузил окно, смело зашел в калитку. Ни одна хозяйка не откажется, увидев такое окно. Он специально взял именно само окно, а не инструмент, как делать привычнее и логичнее. Над печной трубой стоял дым, значит хозяйка дома. Морозило и этот морозец почему-то придавал уверенности и бодрости. Андрей постучал, но за дверью долго никто не откликался. Потом скрипнула дверь, шаркнула деревянная задвижка. – Баб Ань, ты? – раздался голос из-за двери. Половицы скрипнула, скульнула дверь, и все стихло. Андрей внёс окно в сенцы и встал перед комнатной дверью, не зная, что делать дальше. Он постучал в комнатную дверь и объяснил, что он вовсе не баба Аня. – Минуту... В комнате послышалось метание, слышно было, как хозяйка хлопает дверцей шкафа, наверняка, спешно натягивает на себя одежду. Андрей стоял в тёмных сенях, ждал. Наконец, решительно распахнулась дверь, серые боязливые глаза вцепились в него. Он даже не признал ее – каштановые волнистые волосы распущены, лицо такое нежное, почти детское. Сейчас перед ним она стояла не в длинной юбке и фуфайке, как в прошлый раз, а в трико и вязаной тонкой кофте. – Не бойтесь, грабить не буду, – выпалил он, – Разрешите? – он вытащил оконную раму, оклеенную защитной бумагой, – Вот, – он поставил раму на пол. – Что это? – Окно Ваше. Знаю, знаю...Вы отказались прошлый раз. Но ведь вон погода, что творит, и я подумал ... В общем... конечно, дом выстудим немного, не сезон сейчас для установки окон, но ведь и теплее будет. Это я Вам гарантирую. – Мне не нужно, я же говорила. Мне нечем Вам заплатить. Я без работы сейчас... – Так и не надо платить. У меня бизнес оконный. Почему я не могу помочь соседям матери? Считайте, что Вы стали победителем акции " Окно в подарок". – Нет, – девушка стояла перед ним и, по всей видимости, вид нового окна ее ничуть не заставил передумать, – Нет. Так нельзя. Очень жаль, но Вы зря... В общем, зря старались. Простите... – Да Вы что? – Андрей был искренне огорчён и удивлен, – Может Вы думаете, что это долго? Я выломаю старое и поставлю вам новое окно за пару часов, и, я взял все, для откосов, если позволите. Ваши цветы... – Нет, я не могу так... Когда будут у меня деньги, я займусь домом, но не сейчас... , – она была так напряжена, что Андрей физически почувствовал это – она очень ждала, когда он уйдет. Он подхватил окно, вышел в сени. – Скажите, а могу я это окно у Вас оставить? Оно мне теперь не нужно, а Вы, когда надумаете..., – он уже собирался приставить его к стене. – Нет, пожалуйста заберите его, – девушка шла следом, припадая на ногу, как бы выпроваживая из дома незваного гостя. – Ой, я чуть не забыл, – Андрей притворился ничего не понимающим, поставил все ж таки раму на пол, – Я ж работу Вам нашел! – Работу? – она посмотрела уже мягче. – Да... Работу. Уборщицы. Пойдете? – Ну... Я... А где это? – В Краснодаре, но не пугайтесь. С проживанием и всего на пару недель, а может и меньше. В общем, фронт работ осилите, и можете возвращаться сюда, домой. Оплата – сорок тысяч, уборки много, сразу скажу... – Да? – она явно заинтересовалась, глаза забегали. – И ещё питание за счёт работодателя. – Интересно, а где уборка? Это что? Офис, производство или... – Квартира. Четыре комнаты, грязь неимоверная, хозяин – сущая свинья. Они встретились глазами, она поймала его лёгкую улыбку. – Это Вы о себе, да? Андрей не ожидал такой интуиции. – О себе, – повинно кивнул, – Но сразу скажу: хоть живу и один, но интим не предлагать, – пытался шутить, – Никаких ухаживаний и заигрываний, лишь деловое партнёрство. Плачу за уборку, ну, может и за готовку чуток... Но это на Ваше усмотрение. Она опустила голову, он не видел ее глаз, никак не мог понять, что она по этому поводу думает. Прошло несколько секунд, она подняла голову, помотала головой мелко: – Нет, простите. Но я не могу... – Почему? – Хозяйство и..., – она замолчала. – Ну, две недели и мама моя Ваше хозяйство присмотрит, или баба Аня, мы договоримся. Но мне очень уборка нужна, понимаете? Не хочется, чтоб свои знали, какой я там навёл ... в общем, разговоров не хочу. А Вы моему бомонду человек чужой, от Вас не улетит. Да и земляки, считай... Выручайте, Таисья. – Ну, я не знаю. Я не умею, наверное, как надо... – Вы? – он провел рукой вокруг, – Вы умеете. Видели б Вы мое хозяйство! В общем, я даю Вам время подумать до завтра. И очень надеюсь на Вашу помощь. Соглашайтесь, Таисья. Очень выручите. А то мне уж и домой идти не хочется. Только матери это моей не говорите. Он подхватил окно и направился к двери. – Постойте. Оставьте, оставьте окно-то. Если я соглашусь, пусть оно будет в счёт оплаты тогда. А если нет – завтра заберёте, – сказала, махнув рукой,– Я подумаю... В полдень дня следующего они выехали в Краснодар. – Скажите, Вы это из жалости что ли? – встретила она его утром, и получив отрицательный ответ, опять спросила, – Тогда зачем? Рядом сесть не захотела, сидела сзади. Запихнули ее большой, для двух недель, но лёгкий не по размеру, чемодан в багажник. Ехали молча. Андрей почему-то все еще переживал, как бы она не раз думала, не заставила его повернуть, а она, по всей видимости, его стеснялась. В большой машине, как летучая мышка, забилась в угол. Пуховик бежевый, в котором ее саму найти было трудно, платок, какие-то совсем не по сезону туфли из-под длинной юбки. Больше похожа на престарелую цыганку, чем на молодую девицу. А он ещё думал сводить ее для начала в кафе. Ладно, зачем ему это? Главное, чтоб дома навела относительный порядок. И ему – гора с плеч, и ей – заработок. А через пару недель свезет, как говорят у них в станице, ее обратно, поставит окно и гудбай. Хотя настроение Андрея, загоревшееся было по дороге на малую родину, когда вез он окно, потухло. Тогда думал он, что вот подарит человеку некую радость, и возрадуется сам... Но... особой радости от подарка он не увидел, скорее наоборот– неприятие. Да и сейчас Таисья ничуть не сглаживала ему тоскливую осеннюю дорогу, грустно смотрела в окно, односложно отвечала на вопросы и молчала. Наверное, угрюмая девица. Ещё бы, с таким-то папашей, с больной долгие годы матерью... Да, жизнь у девчонки – не приведи никому. Хотя... молодая ведь, все впереди, чего бы унывать-то? Ну, да – инвалид. Так и они – не мрачные личности. У Андрея на производстве работал парень без стопы – юморист от Бога. Он вспоминал свою жену, ее наряды, которые каждый год были уже устарелыми, и менялись на новые, ее желание казаться всегда жизнерадостной. Даже если на душе – тоска, она должна была казаться всем счастливой. Ее смысл жизни был в этой фразе – "казаться всем благополучной". От этого Андрей и устал. Но, как и все семейные пары, они взаимоопылялись, и сейчас и Андрей уж пытался соответствовать – казаться всем успешным, уверенным в себе и счастливым. Он любил добротную одежду, хорошие машины и рестораны. Счастливым не был, но об этом никто не догадывался. Гостей он в дом не звал – там его одиночество и тоска явно определялись. – Не пугайтесь. Пальто можно и в Вашу комнату, а то тут у меня ещё..., – вешалка его была завещана тряпьем, – Вот Ваша будет комната, располагайтесь. Уж простите, бардак, но поэтому Вас и привез. Она осматривалась очень спокойно, раздевалась. Достала из чемодана свои домашние тапки и пошла осматривать квартиру. Делала она это молча, и лишь возле картин остановилась, потрогала раму пальцами из длинных вытянутых рукавов свитера. – Как за ними ухаживать? Я не знаю. Такие... – Раму можно и влажной, а само полотно сухой, наверное, тряпкой. Да, не волнуйтесь. Если что, ругать не буду. Давайте, наверное, чаю попьем. Пироги тут мамины... – И я привезла, – хватилась она и метнулась в свою комнату, и оттуда уже крикнула, – А плита у вас работает? Андрей даже удивился – голос грудной красивый. – Конечно, только залита вся, не пугайтесь. – Ничего, – она появилась с пакетом пирожков, – Ничего, главное, чтоб включалась. Тут, в квартире, ей все было интересно. Она пила чай, крутила головой, как галка. Андрей понял – Таисья уже изучает фронт работ, анализирует, думает, с чего начать. И вопросы соответствующие – о горячей воде, о мусорных баках, о стиралке... Ужасается роботу-пылесосу. Казалось, она приступила б уже сейчас. – Так, объявляю. Вся работа с завтрашнего дня. Я с утра – уеду на свою работу, а Вы приступайте к своей. А сегодня – вечер отдыха. Могу предложить душ. Правда, там антисанитария. Белье постельное вроде есть в шкафу. А я... Я так устал, что лягу на диванчике, а в душ утром уж, перед работой. Он нажал на кнопку стодюймового своего телевизора, Таисья заморгала глазами, смотрела на экран, не отрываясь. Андрей косился на девушку – неужто есть еще люди, которых можно удивить большим телевизором? – Тась, а у вас-то телевидение дома какое. У матери триколор ещё. А у вас? – А у нас уж давно не работает телевизор. Стоит, но не включается. А я... В общем, я книжки люблю, вот и не ремонтировала. – Ясно. Если хотите, буду возвращать Вас, посмотрю. Я техникум закончил радиомеханический, так что... Это уж потом окнами начали мы заниматься. – А окна у вас какие красивые, – она смотрела на два окна его большого зала. На подоконниках навален мусор, даже сковорода засаленная стоит на одном. Карниз поломан, шторы – кое-как. Пара запыленных горшков для цветов с высохшими ветками и паутиной. Да ни каких-нибудь, а из европейского 3-d пластика, заказанные его помощницей откуда-то из Швеции. И все это на фоне, действительно, эксклюзивных арочных окон, сделанных по спецпроекту. – Да уж, красота окон сейчас у меня налицо, – отшутился Андрей. Таисья посмотрела на него скорее жалостливо, чем осуждающе. В первый вечер посидели они недолго. Таисья, вскоре ушла к себе в комнату, а Андрей так и уснул перед включенным телевизором. А когда проснулся ночью, почему-то очень обрадовался, вспомнив, что в квартире он не один. Видно устал он быть один. Утром проснулся на запах горячего кофе. – Я тут сварила Вам, как на пакете написано. Вы не против? – Ничуть, ооо... Я и не знал, что у меня есть такой кофе. Наверное, подарил кто-нибудь. Щедро оставив денег и предложив не экономить на моющих средствах, он уехал на работу. А вечером дома опять ждал сюрприз – тушёное с мясом рагу, отсутствие штор на окнах и мусорных пакетов на кухне, а ещё кучками разложенные по всему залу его вещи. Тут было все. И то, что давно нужно было выкинуть, что лежало в мусорных пакетах, и совсем новые вещи. – Извините. Я выносила мусор, а вот это ... Надо, чтоб Вы указали, что можно выкинуть, а что разложить по ящикам. Я видела хорошие ящики для таких вещей. Пластиковые. У вас и полки есть в спальне для этого. Она, в спортивных штанах, с убранными в пучок волосами, слегка взбудораженная уборкой, растрёпанная, выглядела удивительно привлекательно. Андрей улыбнулся, а потом схватился за голову – сколько ж она всего перелопатила за день. Вечер ушел на разбор вещей. – Всё- всё. Я сдаюсь, – они разбирали уже восьмую кучу. – Ну, пожалуйста, давайте разберём ещё вот эти железки. Иначе процесс мой собъется. – Выброси все, да и делов-то... – А если там окажется что-то нужное? – Купим новое! – Ну, пожалуйста, – она присела перед кучей барахла, обхватила коленки, и Андрей вспомнил ее, такую же маленькую, сидящую во дворе. – О, Господи! Ну, давай, – он уж и сам не заметил, как начал называть ее на "ты", – Сейчас повыбрасываем все нафиг. – Это же часы! Куда вы их в мусор? Они же идут! – Они мне надоели, старье. Хочешь, забирай! – Хочу. Заберу. Милые часы, зря Вы добром раскидываетесь. – Добро... Ох уж...Надо свозить тебя в музей часов. Есть тут у нас такой. А кстати, показать тебе Краснодар? Ты была тут? – Была, один раз, с мамой, – она сказала это как-то грустно, опустив глаза, – Но я совсем маленькая была, не помню... – Так. Записываю в планы – экскурсия по Краснодару. Таисья застенчиво краснела. Господи, совсем дитя, – думал Андрей, и сам ещё, в общем-то, молодой, тридцатитрехлетний, но, казалось, такой умудренный опытом мужчина. Вкусный ужин ждал его каждый вечер. Уже блестели окна, и белоснежной стала сантехника, которую он уж собирался менять. Неужели возможно было ее отмыть? Но муки Андрея не прекращались – ежевечерне Таисья ходила за ним по пятам с вопросами о вещах. – Вам всё бы выбросить! Ну, так же нельзя! Вы вообще останетесь без штанов! – Тась, ну, вот ты мне шесть мочалок суёшь, предлагаешь выбрать. Неужто сама не можешь? – Не могу. Вдруг тут есть самая любимая, а я выброшу! Я тут не хозяйка. – Ты ж некоторые из них под ванной нашла, как они могут быть любимыми, если они там три года лежат? – А вдруг вы искали какую-то из них, и не нашли, а она была любимая... – Ооо!!! Зачем я тебя привез? – Увезите! Но тогда погрязнете в бардаке, – бурчала себе под нос. Эта тонюсенькая девочка с серыми глазами уже, казалось, управляла им, а он подчинялся. В субботу он уговорил ее поехать с ним в кафе, а потом на экскурсию по Краснодару. Погода стояла мерзкая, тянул ветер, пробивало на изморозь, только что выпавший снег набухал, жалобно хлюпая на нечищенных улицах города под ногами. Порой они сидели в машине, пережидали хлынувший дождь со снежными хлопьями. И казалось Андрею, что совсем ему все равно, как одета Тася, и все равно, что рядом с ним, успешным и обеспеченным, хромоногая девушка. А когда разделась она в кафе, оставшись в широкой теплой цыганской своей юбке и вытянутом свитере, показалось, что она тут самая стильная, самая красивая. А Тася стеснялась, робела и не могла расслабиться. Казалось, она ждёт, когда ж закончится эта мука, и они уйдут отсюда. Вот только когда подошёл к нему старый знакомы Гена, случился казус– Андрей вдруг вернулся в себя прежнего. – О, привет, Андрей Федорович. С кем это ты, познакомишь? – Да... Да это знакомая моя с родины, домработница, – отмахнулся Андрей,– По делам ездили и вот... заехали перекусить. Тася сидела с прямой спиной, смотрела прямо на Андрея и на его знакомого. – Здравствуйте, – кивнула. – Ох, каких ты домработниц выбираешь! – цокнул языком Гена, а потом провожал взглядом ковыляющую Тасю. Андрею было стыдно перед Таисьей, а Тася как будто и не обиделась. В художественной галерее она вдруг разулыбалась, вздыхала и вдыхала вкус прекрасного. – Ты любишь живопись? – Я не знаю... Андрей все хотел сделать Тасе какой-нибудь подарок. Смотрел на ее туфли, понимал, что ноги ее мёрзнут, но, вспоминая историю с окном, не решался предложить зайти в обувной. Не хотелось все испортить одним вот таким предложением. Но все же затянул он ее в художественный магазин. Набрал масляных красок, кистей, взял мольберт и холсты. – Палитру берём тебе? – Мне? – Ну, да... Я вообще никогда не умел рисовать. – И я... Почему Вы решили, что я... – Вижу потенциал. И не спорь... В интернете есть уроки, займешься. – У меня нет интернета. – У меня есть. – Нет-нет. Я и так сегодня работу прогуливаю, очень много ещё дел. Я не уложусь в две недели. – Ничего, оплачу тебе – три. И это сказано было зря. Таисья сказала, что договор есть договор, и больше договоренного она не возьмёт все равно. Она косилась на пакет с художественным реквизитом, но в руки так ничего и не взяла. Зато квартира Андрея превращалась в домашний уютный рай. Здесь Тася была художником. Стиралось, отмывалось, вычищалось и выбрасывалось все долго, но тщательно. Он уж и забыл, как может сверкать хрустальная люстра! На окнах опять цвели цветы. Но не те, которые были когда-то принесены сюда дизайнером, а другие – приносящие тепло откуда-то из детства. Такие, вроде, росли у бабушки. И вечерами, по-прежнему, находились вопросы и дела к Андрею, но они его совсем не напрягали, а наоборот – летел он домой на крыльях. Здесь ждал его аромат теплого ужина, заботливая, немного излишне суетящаяся Тася, и уютная квартира. – Андрей, а Вы давно звонили дочке? – Да...вроде... Ну, да... Давненько... – Извините, я сую нос, куда не надо... – Надо. Спасибо, Тась. Сейчас наберу. Она будет с интересом смотреть телевизор, который никогда не включала без него. Смотреть широко распахнутыми глазами и тщательно скрывать свой интерес. – Давай фильм хороший посмотрим. – Как хотите. Может я пойду к себе? – Посиди ещё чуток. Мороженого хошь? Мороженое – была ее слабость. И смотрел он фильмы ее глазами, и один раз чуть не заплакал вместе с ней на фильме, который смотрел уж третий раз. Тася влияла на него как-то особенно. Оказалось, что она довольно начитанна. Гораздо начитаннее его. Дочь бабы Ани возила ей книги, и она перечитала всю классику, знала стихи. А ещё ему просто нравилось, когда он, вечером, усталый валяется на диване перед телевизором и видит в отражении большого зеркала в прихожей, как зашла она в ванную, как вышла оттуда, припадая на ногу, с полотенцем на голове в простом домашнем халатике. Такая светлая, мокрая и немного усталая. Ноги худенькие вызывали совсем не те ассоциации, какие вызывают женские ноги у молодых мужчин – он вспоминал эти же ноги, но детские, исхлестанные жёстким веником. И хотелось оберечь их, защитить, как тогда... И злился он сам на себя. Приближался день их отъезда, а он все придумывал и придумывал задачи. – Тась, ну, еще недельку. Вот привезут тюль, кто мне ее повесит? – Нет, договор есть договор. Если будет нужно, дела накопятся, я ещё приеду. А пока... Я уже бездельничаю. – Здрасьте! Стираешь, в магазин бегаешь, убираешь... Где тут безделье? Но Таисья, как всегда, стояла на своем. Он переночевал у матери, а утром уже был у нее – окно можно было сделать быстрее, но он не спешил. Рядом была привычная женщина – Тася, она готовила обед, играло радио России, за окном шел тихий снег. И не хотелось никуда уезжать. – Вот и готово. – Оставьте, я все тут сама уберу. – Ну, уж нет. Теперь я у тебя в работниках. – Кстати, надо рассчитаться. Сколько я должна за окно? – Сколько? Сейчас соображу..., – он подметал мусор возле окна, – Ага сообразил – ты должна будешь ещё раз ко мне приехать на две недели. – Дороговато берете, Андрей,– улыбнулась Таисья. – Так ведь и окно-то – загляденье. Снег за новым белоснежным окном и правда делал его сказочным. Они прощались. – Тася, я хочу сказать тебе, что ты – удивительная девушка. Я старше тебя на шесть лет, но я многому бы поучился у тебя. – Вы? У меня? Ну, что Вы! – она улыбалась. – Да-да... И многим бы следовало поучиться. Вот я уверен. Андрей ехал обратно, снег летел в стекло. Запорошенные поля, как будто в сказочном сне, мелькали за окном. И казалось – трасса, как мост, висит где-то в пространстве между небом и землёй. И Андрей тоже – висит. Он ехал домой, в чистую свою квартиру, но возвращаться туда не хотелось. И ясно было – почему. Нужно было время, чтобы разобраться в своих чувствах, желаниях, мыслях. Он влюблялся не раз. Ох, какое это было чувство! Будоражило, окрыляло, вдохновляло на подвиги. Хотелось доказывать свое достоинство, свою состоятельность и брутальность. А здесь... Здесь совсем другое. Таисья знала его как бы изнутри, со всеми его недостатками, грязным бельем, тайнами и капризами. Он прожил с женой долгих десять лет, но такой близости душ и у них не было. Они красовались друг перед другом даже дома, не было расслабления. Но и представить себя рядом с Тасей он пока не мог. Временами не мог. Что скажут люди, коллеги? Она не такая как все. Хоть куклой ее наряди, такой она не станет. И отметина эта – хромоногость, как знак. Да, она не такая, как его окружение, как женщины его окружения. Андрей промаялся целый месяц. Он несколько дней держался, не звонил ей. Но однажды вечером, выпив пива, не сдержался, набрал. – Тась, я скучаю по тебе. А ты? Она положила трубку. Господи, что он творит! Скорей набрал опять – она трубку не взяла. Через неделю позвонил опять. Трубку она взяла, молчала, а он болтал, молол какие-то глупости, рассказывал о проблемах в хозяйстве, хотел насмешить. Она слушала, и непонятно было – улыбается или серьезна? – Тась, ты здесь? Скажи, ты хотела бы, чтоб я приехал? Ты мне очень нужна, – он говорил как будто бы о хозяйстве. – Андрей, пожалуйста, не приезжайте. И не звоните мне больше. А для хозяйства, найдите другую женщину. Я Вас вот сейчас прошу, и больше не буду. – Тася, – он задохнулся ее именем, – Тась, но почему? – Вы же понимаете. Вы все понимаете. Пожалуйста, не просить объяснять то, что Вам и так понятно. Да, уже по телефонным разговорам она поняла, что отношение его к ней, не как к домработнице. И он полетел в станицу. Эти ее слова так испугали его. Только благодаря им он и понял, как страшно ему ее потерять. И все равно ему, что скажут люди, и все равно, как там будет дальше... Тася – его женщина, с детства, с тех самых пор, когда он начал за нее заступаться. Он даже не поехал к матери, остановился возле дома Таси, стучал, колотил в новое окно, пока не вышла из соседнего дома баба Анна, и не сказала, что Тася нашла работу где-то в районе, сняла там комнату и уехала. Ни адреса, ни места работы соседка не знала. – Оставил бы ты ее, Андрюша. Она человек с израненной душой. – Это почему? Потому что отец бил? – Ты знаешь чё ли? – Да видели мы как-то в детстве, – Андрей упал на холодную скамейку. – Да... И ее бил, и ножку он ей выдернул, сломал, когда маленькая была. Лечили, лечили тогда, да вот... И мать ее – бедная женщина. И померла от этого, хоть и унес ирода Бог уж. Столько страданий... – Люблю я ее, баб Ань. Чего делать-то мне? – Андрей сидел, опершись в колени, держался за голову. – Забудь. Постарайся забыть. Ведь изранишь, если разлюбишь, а она и так – подранок, считай. – Тогда и я подранком стану, – он пошел к машине. Он честно хотел забыть, уходил с головой в дела, чаще встречался с дочкой, пробовал завести роман. Но так и не смог. Весной заарканил знакомого программиста, и тот вычислил местонахождение Таси по новому номеру телефона, который он выклянчил у бабы Ани. Она работала кассиром в небольшом супермаркете, в Таганроге. Он приехал туда, долго смотрел на нее через стекло, а потом набрал разного мороженого не глядя, какое под руку попадется, встал в очередь. Она узнала его, лишь когда пробивала мороженое, в больших глазах вспыхнул испуг, но лишь на мгновение. – У меня нет холодильника. Куда мне мороженое деть? – спросил он. – Оставь, я уберу здесь. Мы заканчиваем в девять, – вот так просто, без ломания, без истерик. Просто констатация – ты меня нашел. До девяти он маялся в машине. Съездил, купил цветы. Он не понимал, что его ждёт. Представлял, как выйдет она из магазина, отдаст ему мороженое и отправится своей дорогой. Что тогда делать? Бежать следом, но она упрямая... Таська, Таська... Неужто не понимает она, как дорога ему? И когда в десятом часу, с большим пакетом она вышла из магазина с парой коллег, он не бросился навстречу с цветами, как собирался. Нашло какое-то оцепенение. Он медленно вышел из машины, и колени его дрожали. Она огляделась, попрощалась с женщинами и направилась к нему, прихрамывая и немного улыбаясь. – Не волнуйся так. Ты чего, Андрюш? Хорошо все. И мороженое цело, – она протягивала пакет. Руки его были мокрые. Они поехали в гостиницу, потому что она жила не одна, снимала квартиру с девушкой на двоих. Гостиницу предложила она сама. В первой гостинице не оказалось мест, и Андрей нервничал, что не подумал об этом раньше. Но как он мог подумать? А когда остановился перед второй гостиницей, вдруг застыл, не побежал на ресепшен. – Что случилось, Андрей? – тихо спросила Тася. – Тась, а я помню тебя маленькую. Я видел, как хлестал тебя отец веником. – Да, я знаю. Я всегда тебя помнила. И не забывала. Ты тогда все оглядывался, боялся, что выйдет отец. И потом помню – ты меня от мальчишек закрыл, когда они шишками пуляться начали. И ещё в школе – я с лестницы шла, запнулась, а ты меня ухватил. – Да? Я не помню, Тась... – Я догадывалась. Ты и не должен помнить. Твоя жизнь насыщена друзьями, общением, событиями. Разве упомнишь хромоногую девчонку из детства? А я не забыла. Мне ведь не так часто попадались такие, как ты. – Тась, я не пойму тебя... Тогда почему ты оттолкнула меня? Уехала, на звонки не отвечала... Если ты, если... – Любила. И сейчас люблю. Трудно объяснить, Андрюш. Но вот послушай, я тебе сказку одну расскажу. Она откинулась на сиденье и, глядя вперёд, начала рассказ: – Высоко-высоко в синем небе летели два лебедя. Они всегда летали только парой, и больше всего боялись потерять друг друга. В общем, такая лебединая верность. Куда лебедь, туда и лебёдушка. И вот однажды решили они взлететь в самые высокие выси. Но перед тем как отправиться в путь, собрались сил набраться и ещё раз вблизи на землю взглянуть. Но в траве был силок. Лебедь взлетел, а вот лебёдушка попалась – билась, металась, кричала, ломала крылья. Он летал над ней, звал. И она вырвалась всё-таки на волю. Да... Но только крылья она себе обломала – лететь не могла. И лебедь остался с ней жить в тихом болоте – затоне. Жили дружно и часто смотрели ввысь, метались и стонали от того, что мечта их не сбылась. Иногда лебедь не сдерживался, взлетал высоко, но камнем потом бросался вниз к своей лебёдушке. И вот со временем лебеди, живя на земле, перестали смотреть в небо. Они потеряли лебединую красоту и превратились в болотных гусаков. Тася замолчала. Андрей тоже все понял. Он молчал, глядя перед собой. – Тась. Мы не пойдем в гостиницу. Я отвезу тебя сейчас на квартиру, и завтра ты дашь мне ответ на вопрос – выйдешь ли за меня? Только учти, это я с обломанными крыльями сейчас. Это ты зовёшь меня ввысь, а я разучился летать. Я всю зиму пытался, но я не могу без тебя совсем. Это я очень нуждаюсь в тебе, и я тебя тяну в болото. Ты подумай, стоит ли оставаться со мной? Или все же ... лететь... Мороженое растаяло. Он так и сделал, отвёз ее на квартиру, а сам отправился в гостиницу. Сейчас он был, как иссохший старик. Хотелось выть на луну, и луна, подстать настроению, была хмурая с прозеленью, как недоспелая груша. Он смотрел на нее из окна гостиницы, она висела низко, чуть ли не меж ветвей деревьев, там, где сиротливо чернело обветшалое пустое гнездо. Уснул он лишь под утро, буквально на час. Проснулся и стал смотреть на часы. Звонить было страшно, и он выжидал и выжидал время. Примерно в одиннадцать она позвонила сама. – Ты спал? – Конечно. Крепко спал, и ты меня разбудила. – Так и будешь врать всю жизнь? – А ты готова слушать мою правду всю жизнь? Небольшая пауза, вздох и очень серьезно: – Только правду и готова. Он никак не мог сглотнуть ком, вставший в горле, молчал. – Андрюш, наверное, мне две недели придется отработать. – Не придется, я договорюсь, – наконец очнулся он. – Нет, нет... Так неловко, – и Андрей, вспомнив с кем имеет дело, согласился. Он готов был ждать..., – Андрюш, а ведь я рисовала твоими красками. Я тебе сейчас пришлю фото моей первой картины. На фото – дом с разбитым окном, очень похожий на дом Таси. За окном в осколках разбитого стекла бьётся лебёдушка, а над крышей летает ее друг – белый лебедь. Автор: Рассеянный хореограф.

Марина лежала отвернувшись к стене, может Ксюша подумает, что Марина спит... -Мама, ну что такое? Ты вообще ничего нет ела? Хватит уже...Сколько можно -то, а? Не умер же никто, подумаешь, мужик ушёл, вот горе -то...ещё неизвестно...кому повезло. -Конечно...хватиииит, - с надрывом говорит Марина, - давай, ругай мать, кричи на неё... -Мам, ты что? Ты "Любовь и голуби" пересмотрела? Там Надюха также за Васей убивалась. - Издевайся, давай, все, все смейтесь, конечно, я же...уууу. Ксюшка...А ведь Вася -то вернулся, - Марина вытерла слёзы и села на кровати, - как ты думаешь, может отец тоже...вернётся? -Мам, хватит уже, а. Не вернётся он. -А ты откуда знаешь, а? Говори, ты что к нему ходила? предательница, уууу... -Мам, ну хватит уже, взрослая тётка, а ведёшь себя, как... -Да чтобы ты понимала, Ксенька, я ж его люблююю, ууу... -Ах, вот как, да? А когда меня Петька бросил, что ты мне сказала? Не помнишь? Когда я пластом лежала, ты что мне сказала? Чтобы я вставала и шла в школу, а он, между прочим, со мной в одном классе учился. -Чего? Ты сравнила, - Марина с удивлением смотрела на дочь, - ты что? Издеваешься? Ты...ты...И я...уууу. -Ах, вот как. Ты у нас особая, да? У тебя одной любовь, а у других так, у тебя, значит душа, а у других балалайка, да мама? Да чтобы ты понимала, мне жить тогда не хотелось, уже десять лет прошло десять, мама, а у меня до сих пор болит. А ты ведь даже не поддержала меня, даже... - Доченька, доченька...да прости ты меня, я ведь не думала, прости доченька...А может он вернётся Ксюша...ну сил ведь нет, ууу, будто сердце взяли, выдрали вот так... рана там, кровоточит...сил нету... Плачут мама с дочерью обнявшись. -Что же так больно, Ксенька...Я ведь с ним с четырнадцати лет, я и других мужиков -то не знаалаааа, уууу, как он мог так. Говорит прости, Мариша...я другую полюбил, оооййй, полюбил он, а я как же? Кому я нужна на старости лет, уууу. Да я с ним всю жизнь, как я без него -то, Ксенька...Я жить не могу я дышать не могу... Ксения целую неделю возилась с матерью, и просила, и ругала, и уговаривала, всё было без толку. -Ба, приезжай к нам, - звонит Ксения бабушке, - сил нет, мне на работу идти надо, а я не могу, я как её оставлю -то? Она невменяемая. -Плачет, - озабоченно спрашивает бабушка. -Да не то слово, воет, как волк. Ксения была зла на отца и на мать. Взрослые люди, не могли как -то это всё разрулить что ли. Этот тоже хорош. влюбился он, чувствует себя пацаном. А она - то ещё и думает, с чего бы папа начал модой интересоваться, перед зеркалом крутится, какие -то вещи молодёжные стал носить. А оно вон чего, у него любовница, на два года моложе Ксении. Мало того, что моложе, она ещё и беременная, ну он так сказал. Отец слюни пускает, ой Ксюша скоро у тебя будет братик или сестричка, вот нормальный или нет? Что у человека в голове. Мама тоже хороша, бока наела, вся какая-то серая стала, нет, ну понятно не двадцать лет, но что теперь? Может ещё валенки наденет и на лавочке сядет, сплетни собирать, с бабульками. Так бабульки сейчас тоже, моднявые, в смартфонах сидят. Прошёл год. -Алё, Ксень, а ты не сможешь Фредика к себе на девять дней взять? Я бы к бабушке отвезла, так они с дедом опять его раскормят. Мол, глазки у него голодные, угу...а он же, как пылесос, всё подряд в себя всасывает. -Хорошо, - смеётся Ксения, как же я братика да не возьму, конечно возьму, как раз гулять с ним буду по утрам, а то два кэгэ наела, жру как Фредик... - Наела или внучонок может там завёлся? -Нее, ма...Мы с Вадиком решили ещё подождать...кстати, мы потом тоже хотим слетать на отдых, возьмёшь нашего Макса? -А то, ты же знаешь, как я обожаю это рыжее чудо, да и Фредик его любит. -Ну и славно, а ты в какую сторону, если не секрет? -Ой, с тёть Любой в ДубаИ, ха-ха-ха, она хочет найти кого- нибудь, а я отдохнуть, отвлечься. -Ну вы девушки даёте, по ДубаЯм значит разъезжаете? -Ага, слушай, устала, как конь. -Так правильно, нахватала работы. -Ну так как, Ксень, хочется же и самой пожить и тебе помочь. Как же Ксении хочется напомнить маме, как она выла волком и каталась по полу, не хотела жить, когда ушёл отец, а теперь, любо - дорого смотреть. Похудела, похорошела, энергия бьёт фонтаном, путешествует, строит планы, она будто проснулась... Бабушка все старается найти маме "приличного " мужчину подходящего возраста, ну так бабуля выражается. Ксения смеётся над противостоянием мамы и бабушки, вот и в прошлый раз опять, когда Ксения с Вадиком и мамой ездили к дедушке на день рождения, у них начался спор. Ксения слушала, как на веранде разговаривали мама с бабулей. - Марина, неприлично так себя вести. -Как мам, - Марина жуёт яблоко и заливисто смеётся. - Мариночка, кто на тебя приличный обратит внимание? - Приличный это как? Мама? А? -Ну серьёзный мужчина, твоего возраста. - Наверное ещё и богатый мам? -Ну, возможно, да. Почему бы и не быть ему богатым... - Ма-ма, милая моя мамочка, то есть ты хочешь сказать, что какой-то мифический хороший, положительный, умный, добрый, богатый мужчина, вдруг оказался один, не женат. И, он, такой замечательный, предпочтёт меня, пятидесятилетнюю, а как бы я хорошо не выглядела, мне пятьдесят, мама. Он предпочтёт меня? Меня с жизненным опытом, достаточно приличным пробегом по родной земле, хоть счётчик м скручен, мама, но запчасти-то поизносились. Думаешь, он предпочтёт меня умную, немного циничную, двадцатилетней акулке, которая за сережки из масс маркета будет ему в рот смотреть такому умному, богатому, щедрому. А он взамен, будет юзать...будет использовать её тело, мама. Молодое, упругое тело, ну так они говорят. Уж, прости, но это абсурд, мама. - Фу, Марина, ну как некрасиво и некультурно, женщина вообще не должна, не то что так говорит, но и думать... В наше время было позором быть без мужчины, если ты, господи, прости, не вдова. -Мам, что за ерунду ты говоришь, видела я фотографии вашей молодости, девчонки такие жопастенькие, с ляшечками, стоят в платьишках, чуть булки прикрыты. -Ну и что, да, ходили так, но вели себя...Тебе пятьдесят, Марина, а не пятнадцать, я даже представить себе не могу, чтобы моя мама или тётки в пятьдесят лет...вот так... -Угу, мне надо галоши с носками надеть, платок подвязать и шкрябать тихонько в сторону кладбища, да мам? А может дачу купить, картохой засадить...козу опять же купить. О, а может мне за соседа вашего выйти замуж, а что? Он всего три раза женат был, идеал всё ищет, Мишка -то, вот я и окажусь этим идеалом, как ты думаешь? Понравлюсь я тёть Ире, его маме, как сноха? -Прости его, - говорит неожиданно мама. -Чего? Кого? Маам, ты о чём? -Прости Егора. -Нет, об этом не может быть и речи. Марина даже слышать имя бывшего мужа не хотела. Он активировался недавно. Сначала начал приходить в гости к Ксении, потом ненароком так сообщил, что живёт один... -А как же молодая жена, - Ксения смотрела в упор на отца. -Да, что ты Ксень, ну так бывает, помутнение, ну... -А как же беременность, скорое рождение братика или сестрички? - Ксения ну что ты...девчонка, молоденькая, привыкла всего добиваться, вот захотела и увела меня, - будто с гордостью говорит отец, - придумала эту несуществующую беременность, ну что ты...ты же молодая сама, отец хихикает.- Ты бы это Ксень...поговорила с мамой, а? -Яяя? Ну уж нет. Сам... - Ксень, ну мы же взрослые люди, ну с кем не бывает, вот подожди...придёт такой возраст и может быть твой Вадим... -Папа, никто и ни от чего не застрахован, но знай, я поступлю так же, как мама. Что она тебе сказала? Ведь ты ходил к ней? - Ходил, но...Она, представляешь..такой бред. Сказала, что она счастлива, что ей никто не нужен, и...это немыслимо и бессовестно. Ты видела, видела, как она выглядит? Ксения смеётся. -А как она должна выглядеть, пап? - Поговори с ней дочь...Прошу. Ну подурили и хватит. -Пап, ты же ещё молодой, найдёшь себе какую - нибудь хорошую девушку. -Нет уж, не нужен мне никто... Отец обиженный ушёл. А Ксения позвонила маме. -Мам, что ты ему сказала? - Сказала, что чувствую себя прекрасно, живу в своё удовольствие как в том кино, хочу халву, ем, хочу пряники...Обиделся, обозвал эгоисткой да плевать. И вот, Ксения слышит, как бабушка говорит маме, чтобы она простила отца... -Мам...прошу тебя прекрати меня учить, хорошо. Я никого не прощу, у меня не хватит сил и здоровья, чтобы пройти через всё это вновь, когда он влюбится в очередную двадцатилетнюю. -Мариша, доча, да он больше не будет. Мы вот с папой пятьдесят три года живём всякое было. -Что-то не припомню, чтобы папа от тебя уходил к любовнице, а ты потом его приняла бы с распростёртыми объятиями. -Нет, но...вот он тогда, ты об этом не знаешь, он весь вечер ухаживал за Томой...мы так поругались, я хотела уйти...он просил у меня прощения, а я...я простила. И тем самым, сохранила семью. - Серьёзно? Ты хочешь со мной поскандалить мама? Всё, я не хочу ничего слышать. Ксения счастлива, что мама справилась. Она рада за неё. Да, ей жаль папу, очень. Ведь она одинаково любит и отца, и мать, но...Она никогда не скажет маме ничего. Ей так нравится наблюдать за мамой, как она живёт...Как светятся её глаза. Может быть, когда- нибудь, мама и простит отца, она ведь и правда его всю жизнь любила и оберегала, особенно когда Ксения ушла во взрослую жизнь, мама полностью зациклилась на папе. Пусть теперь живёт. И плевать, кто там что скажет, жизнь -то у нас одна...Почему папе можно было использовать этот свой шанс на новое счастье, а маме нет? - Пусть сами разбираются, да Фредик, да малыш, пойдём домой к нам, пусть мамочка отдохнёт. Кстати, собака,это мамина мечта с детства, думает Ксения, она рассказывала. Но сначала ей мама не разрешала, бабушка Ксении, а потом муж, как только мама пришла в себя первым делом купила Фредика. - Хоть немножко для себя поживу, Ксенька, что же такое- то, а? Я же дышать не могла без него, а тут смотрите - ка, а? Что же это делается, - смеётся мама. Да ничего, мамуль...так бывает, ты открыла другую дверь. Автор: Мавридика д.

Седенькая старушка с распушившимися волосами утерла пальцами глаза, сильно надавливая на них, махнула тонкой морщинистой ладошкой как-то не наотмашь, а нежно, как погладила. – Да что вы... Разе я поэтому... Не надо мне ничего. Просто подумала, что помру, а сынок и не узнает. Жалко его, бедного. Горевать станет... Соседки уже знали, что сын Клары Алексеевны работает на севере, на сейнере рыбу ловит. А там, как известно, рыба сезонная, рыболовецкие поселки переезжают, адрес сына меняется, вот и не знает мать, как сыну сообщить, что заболела. А недавно пообещали ей врачи, что сына постараются найти. Обнадежили, да только обещание не выполнили. Пришла врач их палатная, Ольга Сергеевна, развела руками – не нашли, нет возможности. Крайний север, знаете ли... А сама грустная... Вот и плакала теперь старушка. Уж лучше б и не обещали. Клара Алексеевна и не догадалась, что искали сына ее медики не столько из чувств милосердия, сколько из необходимости. Отделение это онкологическое. Больных отсюда частенько отдавали на поруки близким. Вот и ее бы домой ... Стадия последняя. И сына-то нашли. Нашли довольно быстро. И да, находится он на севере – в местах отдаленных. Сын Клары Алексеевны в колонии, сидит за убийство в драке. Сидит повторно, вторая судимость. Первая – нанесение тяжёлых телесных... Клара Алексеевна – бабушка "божий одуванчик" совсем не походила на мать рецидивиста, и, казалось, о сыне не врала. С собой в больницу она привезла его письма, читала всей палате вслух. Письма были хорошие. О снегах, о рейсах, об океане. Она отправляла свои послания на почтовое отделение до востребования в Салехард. И знала – письма сын получает. Правда, не всегда. Клара Алексеевна, посчитали медики, просто не знала о судимости сына. Решили они не "убивать" старую милую пациентку сообщением, или, правильнее в ее случае сказать – не "добивать". Умолчали. Никому не сказали, не узнали об этом и больные. – Не плачь, Кларочка, может и найдут. Ты надежды не теряй. Ты ж написала ему, молись, скоро и приедет..., – успокаивала добрая соседка. Клара Алексеевна и не теряла эту самую надежду. И казалось, что она ее и держит. Уж давно предсказывали врачи скорые ухудшения, но она, как будто, наперекор болезни жила, ходила, кушала – ждала... Телеграмм-канал автора Но вот однажды зимним хмурым утром в ординаторской зазвонил телефон. Трубку передали Ольге Сергеевне, речь шла о ее больной. – Что? Вы с ума сошли. Это онкологическая клиника... Нет, я не позволю! – потом вздохнула, – Приезжайте... Звонили из полиции. Сын Клары бежал из мест лишения свободы. Звонил следователь – у него поставленная командованием задача – поговорить с матерью рецидивиста. Ольга Сергеевна распереживалась: нет, нельзя старой больной женщине сообщать о том, что сын – преступник. Никак нельзя! – Да поймите Вы..., – нервничала она в разговоре со следователем, когда тот приехал в клинику, – Не знает она о сыне, в розовых очках она. А жить ей осталось от силы пару месяцев, и то при самом лучшем раскладе. Это Вы будете убийцей, если сообщите ей, – пускала в ход она уже угрозы... Следователь Егоров – мужчина лет пятидесяти, всё понимал. Понимал он и то, что разговор этот с матерью – всего лишь галочка в деле. Сюда сын никак не доберется, если и уйдет, то там, в тех ямальских краях. Но скорее всего задержат скоро. И не таких находили. – Думаете, не знает она? – с сомнением переспросил. Егоров недавно и сам похоронил мать. Сердце ещё болело. Приехал на похороны, а сестра ему: – Так ждала она тебя, Слав, так ждала. Чего ж пораньше-то не приехал? И что ответить? Надеялся, что поправится... – Точно не знает. Гарантирую..., – ответила врач, – Мы узнали, так пожалели, сообщать не стали, а вы тут..., – она была огорчена. – Ясно. Не переживайте, не скажу я... Отпишусь. Придумаю чего-нибудь, – согласился, почесывая лоб Егоров, – Вот подпись бы только мне ее... – Ну, какая подпись. Говорю же... Он махнул рукой, резко встал. – Ладно. Влетит мне, конечно. И тут Ольге Сергеевне жаль стало сотрудника. У них там ведь тоже – ого-го начальство. – Хотите, поговорите... Только представьтесь другом сына. Да..., – Ольга Сергеевна даже улыбнулась от пришедшей вдруг идеи, – Пусть письмо сыну продиктует. Вы напишете, а потом протокол беседы ей подсунете. Она плохо очень видит. Учтите, она считает, что сын работает на рыболовецком судне в океане. – Нарушение.... – Устава, но не жизненных ценностей. Знаете, как рада она будет весточке от сына! Пошли? Следователь тяжко вздохнул, быстро достал документы, и они направились в больничную палату. – Клара Алексеевна, а к Вам гости... Женщины привстали, повернули головы с любопытством – к Кларе никогда никто не приходил. – Гости? – Клара Алексеевна заморгала подслеповатыми глазами, приподнялась с подушки. Ольга Сергеевна помогла ей усесться. Следователь присел на придвинутый соседкой стул. – Здравствуйте, Клара Алексеевна. Я к вам от Саши, от сына. Вместе работаем. Писем нет, но большой привет привез. Я с поезда. Уж извините, что без гостинцев, – только сейчас, глядя на тумбочки соседок, Егоров сообразил, что в больницу ходят с гостинцами, – Он никак не может приехать. Хотел, да не отпустили его. – От Саши...от Саши, – говорила, как выдыхала старушка, чуть покраснев. – Да. Дела, знаете ли. Самый сезон работы. – Так ведь вроде у вас на сейнере нет отопления, как же в холод-то... – Сделали. Всё сделали. Теперь нам холод не страшен, – на ходу сочинял Егоров, поглядывая на врача. – Как там Сашенька мой? – Сашка-то? Отлично. Вот недавно грамоту дали, как лучшему...ну, лучшему... – Боцману, – помогла Клара... – Да, лучшему, значит, работнику. Здоров, весел, так что – не волнуйтесь. – Чай, стужа у вас? – а в глазах тепло материнское, готовое согреть целый рыболовецкий поселок. И Егорова от взгляда этого понесло. Он никогда не был на севере, но что-то читал в юности. Был такой детский интерес к краям северным. И теперь вдруг всплыло в памяти все, что, казалось, давно позабыто. Он рассказывал о бесконечности снегов, о стадах оленей, о косяках красной рыбы и лежбищах котиков, о жизни местных людей, о традициях и праздниках, о жилище, о юколе и строганине... Вся палата слушала его, затаив дыхание. И врач слушала. Клара Алексеевна тихонько улыбалась, лёжа высоко на подушках. Егоров так увлекся своим рассказом, что забыл о том, что нужно предложить матери написать письмо сыну. Напомнила Ольга Сергеевна. – Письмо? Ох... Как Вас зовут? ... Не задержу ли Вас, Слава? – как будто обрадовалась мать-старушка. Она начала диктовать. "... Ты не думай сынок, я ведь не в обиде. Я все понимаю. Главное, чтоб ты счастлив был ... А дуб наш нынче так покрыло снегом. Смотрю на него и думаю – как у Саши моего на севере – снега .... Мурку соседи забрали, присмотрят. Жалко ее, скучать будет .... Я б тебе носки передала, купила трое – теплые, вязаные. Так ведь дома. А я вот в больнице... Ты береги себя, Сашенька, и домой возвращайся. Я уж все приготовила а твоему приезду, и одёжку, и пену для бритья. Приезжай скорее. А за меня не волнуйся, лучше мне. Выпишут скоро..." Следователь писал с каким-то упоением, ждал продолжения, подсказывал. Они закончили. – А подпись? – подсказала доктор. – А, да..., – и Егоров сунул старушке продиктованное ею письмо. Ольга Сергеевна лишь подняла брови. В коридоре спросила: – Вы же хотели протокол беседы подписать. – Да Бог с ним... , – он отстраненно махнул рукой, – Я вот все думаю: как у подобной матери мог случиться такой сын. Ведь не может быть, что нет в нем и частички ее. А? – В жизни всякое бывает. И в одной семье рождаются и воспитываются совсем разные дети, – ответила умудренная опытом врач. Следователь ушел, а Кларе Алексеевне с этого дня почти ежедневно передавали гостинцы. Что-то сдвинула эта беседа в сердце Вячеслава Егорова. Как будто получил он послание от матери своей, как будто прощала. И служебные, и личные заботы не могли отвлечь. Он все вспоминал пословицу: "Если даже на собственной ладони приготовить яичницу для матери, то всё равно будешь в долгу перед ней." Он держал руку на пульсе – следил теперь за судьбой далекого сбежавшего рецидивиста, звонил Ольге Сергеевне, интересовался здоровьем его старушки-матери, навещал ее изредка. И делал это уже не по службе, а просто – для себя делал. Шло время. Клара Алексеевна угасала. Уже перевели ее в отдельную палату, уже не могла она вставать. Она ждала Славу, он был ниточкой, соединяющей ее с сыном. Иногда она сомневалась... Не все стыковалось в рассказах друга сына, иногда, казалось, что он просто сочиняет. Неужто, и правда, ложь во спасение, – думала она порой. Но потом гнала от себя эти мысли. Так хотелось думать, что у Саши, и правда, все хорошо, так, как рассказывает Слава. И вот наступил день икс. День, когда Вячеслав выгрыз, вырвал, превзошел все препоны закона и самого себя. Он добился – ему разрешили телефонный разговор с задержанным при проведении оперативно-розыскных мероприятий. Александра задержали. Был он в бегах две недели. – Александр Петрович, Ваша мать при смерти. – Я знаю. Я почувствовал..., – голос с хрипотцой. Ещё бы – столько времени бегать по тундре. – Вы можете с ней поговорить? Я добьюсь... – Я... Я... Да, могу, – сказал осипшим голосом. – Но, учтите. Она, с Вашего посыла, считает Вас боцманом рыболовецкого судна. – Да, я в курсе, только... – Что? – Только мне все время кажется, что она догадывается, что никакой я не рыбак, – прохрипел Александр на том конце. – Догадывается? Да нет... Мне так не показалось. Ну, в любом случае не надо ее разочаровывать. В ближайшее время нам разрешат разговор. Ждите... И вот уже утром дня следующего Вячеславу не сиделось в ординаторской. Он прилетел сюда час назад, боясь пропустить связь. И теперь расхаживал по вестибюлю. Его позвала медсестра. Процедуры у больной закончились, можно было пойти к ней. – Ее бы уколоть, но мы ждём звонка, колоть не стали. Тяжело ей без укола, так что скорее бы... – Я понимаю, но... Учреждение особое, колония... Не больно покомандуешь. Я тоже жду. Вячеслав зашёл в палату. Клара Алексеевна лежала высоко на подушках, голова повернута набок, цвет лица слился с больничным бельем, щеки совсем ввалились. Голова повязана платком, сухие ломкие волосы слегка выбились. Старушка дышала с лёгким присвистом, чувствовалось, что ей тяжело. Было ясно – дело идёт к концу. Однако, голову к нему она повернула. Платок немного съехал и отчётливо обозначились скулы и впадины на висках. Она застенчиво посмотрела на него, и чуть пошевелила пальцами руки, как будто махнула. – Славочка, Вы? – Я...я... Это я, Слава. Не разговаривайте, Клара Алексеевна, берегите силы, – он поправил ее платок, заправил волосы и начал нести какую-то пургу – сочинял на ходу, как они с Сашкой на упряжке собак мчались сквозь тундру. Говорил, а она чуть улыбаясь уголком рта, слушала. Вячеслав замолкал порой, смотрел на безмолвствующий телефон и думал: а что если, и правда, она догадывается о местонахождении сына, а что, если правда, что она понимает сейчас, что он врёт, а что если случится какая-то мелочь, и что-то помешает сейчас связи с колонией... Что если... Но он опять врал с неимоверным упоением, врал, как писал. Говорил о том, что ухаживали они за одной нанайкой, а она дала им от ворот поворот, говорил о том, что Сашка выигрывал его в карты и обгонял на снегоходе. Он даже вздрогнул от звонка. Схватил, подскочил на ноги, отошёл к окну, боясь, что Клара Алексеевна услышит представление сотрудника тюрьмы, а потом метнулся назад и громко, так громко, что наверное услышали в соседних палатах, закричал в трубку: – Сашка! А, Сашка! Привет! А я тут как раз у матери твоей, рассказываю, как мы с тобой на снегоходах гоняли по тундре. Да..да... Даю ей трубку. "Даю" – было сказано риторически. Старушка уж ничего не могла держать. Слава поднес ей трубку к лицу. Она вся вытянулась, рот приоткрылся, и, казалось, она забыла о дыхании. Слава глянул на дверь. Где эти медики, когда они так нужны... – Клара Алексеевна, Вы дышите. Это Сашка... Саш, говори... Мать слушает. В трубке тяжёлый хриплый вдох... – Ну, здорово, мамка! Здорово! – сказал Александр, и Слава почувствовал, что, несмотря на напускную грубоватость, и Александр тоже почти не дышит, голос дрожит, – Мам, ты как? – Сса... Сашень..., – выдыхала Клара. – Я, мам, я. Ты прости, что вот так, что не приехал, прости. Я хотел. Я очень хотел, веришь? Но не смог. Прости... – Что ты...что ты... Саша. Все хорошо. Тут Слава. И я – хорошо..., – дался этот монолог Кларе Алексеевне с трудом, она уронила голову на подушку, задышала тяжело. И тогда заговорил Александр. Голос его с задушевной хрипотцой звучал успокаивающе. – Я помню, мам, как я у соседа по коммуналке пельмени украл и тебе притащил. Помнишь? Ты тогда горевала, что денег нет, переживала – чем кормить меня будешь. А потом пришла с кухни и слюни сглотнула – там запах, ууу. А я увидел. Ну, я тогда и спёр, помнишь? Ох, как долго ты меня отчитывала потом. Никак забыть не могла. – Сашенька, сынок, милый мой... Помню. – А помнишь, какая поговорка меня так злила, что я с пацанами даже дрался? – Да.. Карл у Клары украл....Помню. – Да... все доказывал, что моя Клара не крала кларнет. А ещё помню твой плащ светлый, удлиненный. Ох, и любил я его. Гордился, что мамка моя – самая красивая. А ты, и правда, красивая, мам. Друг мой сказал, что такой и осталась до сих пор. Завидует он, что мамка у меня такая. Мне все завидовали. Жаль, что не рядом я, прости... Он говорил и говорил. Егоров сидел наклонившись, держал телефон рядом с ухом матери, он заметил, как порозовели щеки у Клары Алексеевны. Голос ее сына, пересекая горы и реки, меридианы и горизонты, летел с далёкого холодного обледенелого севера, из бетоно-проволочных заиндевелых заграждений колонии прямо сюда – в сердце матери. Он, как газовая струя, пронизывал холодное пространство, согревая всё на своем пути ... И похоже те, кто должен был ограничить время разговора тоже согрелись. Согрелись и заслушались. Уже пришла медсестра с капельницей, а потом и Ольга Сергеевна. Клара Алексеевна слушала голос сына и тихо улыбалась, глядя в далёкое пространство. – ... Я вернусь, мам. Домой очень хочется. Ты только выздоравливай. Заживем. – Я жду тебя, Саша... – Да, я вернусь. Тут ведь тоже – не сахар. Недавно вихрь был, так у нас крыши у бараков снесло. Но восстановили, мам. У нас ребята тут хорошие. Дисциплина. Но морозы нынче лютые, я чуть щеку себе не отморозил. И охрип чуток, слышишь какой голос? Слышишь, мам? Клара Алексеевна так и улыбалась, глядя в пространство. Вячеслав даже не понял, почему Ольга Сергеевна взяла ее за шею, а медсестра закрыла ей глаза. Зачем? – Телефон, Вячеслав, – врач вывела его из оцепенения, – У Вас ещё включен телефон. Клара Алексеевна умерла, передайте сыну. Вячеслав медленно поднес телефон к уху. – Але, мам. Что-то со связью. Я тебя не слышу! Але..., – хрипела трубка. – Она умерла, – произнес в трубку Вячеслав как-то по инерции. – Что? – Александр, Ваша мама только что умерла. Она ... Она слушала Вас слушала, и... Я... Я и сам не заметил..., – Вячеслав ещё был потерян, никак не мог собраться. – Мама! Дайте ей трубку... Что Вы сказали? Умерла? – Примите мои соболезнования, – наконец Вячеслав взял себя в руки, – Александр, она улыбалась, слушая Вас. Значит, все не зря... – Что не зря? – он помолчал и добавил, – Мама ... – Да, Александр, Ваша мама только что скончалась. Видимо, сын никак не мог поверить. Он замолчал, а потом протянул: – Даа... Вы правы – не зря. Я должен Вас благодарить... Я никогда это не забуду... – У меня письмо Вам от матери. Я передам. Я обязательно передам... Их разговор прекратили. Следователь Егоров вышел из палаты. Надо было взять себя в руки. Но эти самые руки дрожали даже, когда он закурил на улице. Клара Алексеевна дождалась. Дождалась... – Прости меня, мама, – прошептали его губы, он думал о своей матери. Он прошел пару кварталов и набрал Ольгу Сергеевну. – Ольга Сергеевна, я насчёт похорон... Я займусь этим. В виду имейте... Вячеслав взглянул на занесённые снегом улицы, достал письмо Клары Алексеевны: "... Ты не думай сынок, я ведь не в обиде. Я все понимаю. Главное, чтоб ты счастлив был ... А дуб наш нынче так покрыло снегом. Смотрю на него и думаю – как у Саши моего на севере – снега ..." (Автор Рассеянный хореограф) Группа Жизненные истории Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/lifestori (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺Спасибо за внимание❤

- Дочь, мама права, так будет лучше для всех. В первую очередь для самой бабушки, - невозмутимым тоном заявил Игорь Маркович, отец Али. - Сейчас же говорите адрес! - потребовала Альбина. Молодая женщина была в шоке от произошедшего и очень разочарована, она не ожидала от родителей такого поступка и равнодушия, хотя в глубине души осознавала, что они всегда были эгоистами, ставящими на первое место свои желания и свой комфорт... *** Альбина очень любила свою бабушку Розу, которая её вырастила, потому что родители девушки были слишком заняты своей карьерой и не могли (а, может, и не хотели) уделять дочери много внимания. Когда Аля родилась, Роза Рудольфовна сразу же уволилась с работы, чтобы заботиться о внучке. Нина, невестка, не хотела засиживаться в декретном отпуске. Она и рожать-то не особо хотела. Точнее, думала отложить рождение ребёнка на несколько лет, и когда забеременела, первой её мыслью было прервать беременность. Игорь особо не возражал, он и сам считал, что пока не готов к отцовству. И, скорее всего, Альбине не суждено было бы появиться на свет, если бы Роза Рудольфовна случайно не узнала о том, что невестка была на приёме у гинеколога. Подруга Розы работала медсестрой в поликлинике и, увидев Нину сидящей в очереди к врачу, сообщила об этом Розе. Та сразу же заподозрила неладное. Невестка терпеть не могла ходить по врачам, а, значит, только что-то неотложное и важное могло побудить молодую женщину отправиться на приём к гинекологу. Либо серьёзные проблемы со здоровьем, либо беременность. В первое верилось с трудом, цветущая и энергичная Нина никак не походила на нездорового человека. Оставалось второе. И Роза Рудольфовна прямо спросила у невестки не беременна ли она. Нина не стала отрицать, заявив, что они с Игорем пока не готовы стать родителями. - Не бери грех на душу, Ниночка, - мягко сказала Роза. - Оставь ребёночка, я тебе во всём буду помогать. - Ну не знаю, - засомневалась Нина. - У меня карьера в гору идёт, а ребёнок - это же бессонные ночи, подгузники, детские болезни... Нет, не хочу я пока становиться матерью... Может быть, потом, лет через пять... - Ниночка, я же говорю, что буду помогать тебе, за это не переживай. И потом, а вдруг, будут осложнения и не сможешь больше забеременеть... Всю жизнь ведь будешь себя корить за то, что не оставила ребёнка. - Что вы пугаете меня, Роза Рудольфовна! - воскликнула Нина. - Я молодая, здоровая женщина, какие ещё осложнения? - Не пугаю, Ниночка, а знаю о чём говорю... И хочу предостеречь тебя от неверного шага. После разговора со свекровью Нина задумалась, поговорила с мужем, и они приняли решение оставить ребёнка. Роза Рудольфовна была счастлива, и когда родилась малышка, почти все заботы о ней женщина взяла на себя. Нина уже через месяц после родов вернулась на работу, а по вечерам ходила в тренажерный зал и в бассейн, чтобы как можно скорее сбросить лишние килограммы и вернуться к прежней физической форме. Молодая мать даже не расстроилась, что быстро пропало молоко, ведь теперь она могла спокойно оставлять дочь со свекровью, которая кормила малышку смесью. Роза Рудольфовна, впрочем, догадывалась, что молоко пропало не само по себе, Нина боялась испортить грудь и изначально не была настроена на грудное вскармливание... Но высказывать свои подозрения невестке Роза не стала, она вообще не имела привычки вмешиваться в жизнь сына и его семьи. Единственный раз вмешалась, когда попросила Нину не прерывать беременность. Но это был особый случай, она хотела уберечь сына и невестку от ошибки, которая могла стать роковой... Аля росла болезненным ребёнком, и Роза Рудольфовна постоянно носилась с девочкой по врачам, несколько раз ложилась с ней в больницу, ездила в санатории, сама научилась делать внучке лечебный массаж, закаляла её, следила за питанием. Каждое лето Роза обязательно вывозила Алю на море. Иногда девочка ехала к мору с кем-то из родителей, но ей самой было комфортнее с бабушкой, девочка была к ней очень привязана. Благодаря стараниям бабушки, Альбина окрепла и годам к десяти стала гораздо выносливее, болела не чаще других. Девочка хорошо училась, ходила в музыкальную школу и на плавание. Роза Рудольфовна души в ней не чаяла, и Аля тоже очень любила бабушку, считая её самым близким человеком. Ведь именно бабушка Роза читала ей на ночь сказки, гладила животик, если он болел, ходила на все её выступления в музыкальной школе. Вечно занятым родителям было некогда, да и привыкли они, пожалуй, к тому, что их ребёнком занимается Роза Рудольфовна. Их это полностью устраивало. Альбина с отличием окончила школу и поступила в вуз на факультет международных отношений. А когда она училась на последнем курсе, вышла замуж за молодого перспективного преподавателя, вместе с которым на несколько лет уехала в другую страну, Дмитрию предложили там выгодный контракт. Роза Рудольфовна тяжело переживала отъезд любимой внучки. К этому времени ей было уже под восемьдесят, здоровье всё чаще подводило, но она старалась держаться и не унывать, радуясь, что у её дорогой внучки Алечки всё хорошо. Альбина звонила и родителям, и бабушке, скучала, и с нетерпением ждала, когда у мужа закончится контракт, и они смогут вернуться на родину... *** Известие о том, что мать с отцом определили бабушку в интернат повергло Альбину в шок. По телефону ей не было сказано об этом ни слова, и сама бабушка уверяла, что у неё всё нормально. Да, есть хвори, возраст всё-таки, но в целом всё неплохо. Теперь-то Аля понимала, что бабушка просто не хотела её расстраивать. Роза Рудольфовна была сильным по духу человеком и не любила жаловаться. И к тому же она знала, что Аля ждёт малыша и лишние переживания внучке ни к чему. Решение определить Розу Рудольфовну в интернат Игорь и Нина приняли после того, как пожилая женщина неудачно упала, сломав шейку бедра. Ни у сына, ни у его жены не было желания ухаживать за ней, а когда они услышали от врача, что Роза Рудольфовна уже никогда не встанет на ноги, пришли в ужас и тут же занялись поиском специализированного медицинского учреждения. - Там тебе будет лучше, мама, - уверял Игорь. - Мы же с Ниной не врачи, да и времени у нас нет, сама понимаешь... - Мы будем вас навещать, Роза Рудольфовна, - пообещала Нина, стараясь не смотреть в глаза свекрови. Чего больше всего хотелось Нине Сергеевне в этот момент, так это поскорее увезти мать мужа в интернат, избавившись от обузы, как она сейчас о ней думала... *** - Аля... Алечка... - слабым голосом воскликнула Роза Рудольфовна, увидев внучку. - Девочка моя... - Бабушка, почему ты мне ничего не сообщила? Ни про перелом, ни про то, что ты здесь? - Альбина не могла сдержать слёз при виде любимой бабушки. Она лежала на кровати, такая худенькая, постаревшая, но такая родная... Альбина прижалась к ней, а Роза Рудольфовна гладила её по волосам и плакала. И Аля плакала... *** Альбина и Дмитрий купили большую квартиру и сразу же забрали бабушку из интерната домой. Роза Рудольфовна отказывалась, боясь обременить внучку, которой предстояло вот-вот стать матерью. - Алечка, ну зачем вам с Димой такая обуза? Сколько мне ещё старухе осталось? И здесь могу свой век доживать, а у тебя ребёночек скоро родится, и так хлопот прибавится... - Не говори так, бабушка, - ответила Альбина, целуя морщинистую руку Розы Рудольфовны, - никакая ты не обуза, ты мой самый дорогой человек. Всем, чего я добилась в жизни, я обязана тебе. Ты вырастила меня, ночей не спала, заботилась, когда я болела. Ты научила меня не бояться трудностей, и добиваться поставленных целей... Я очень люблю тебя. - Спасибо, моя родная. Как приятно осознавать, что я вырастила такую хорошую, добрую девочку... Роза Рудольфовна прожила ещё несколько лет, и это, несмотря ни на что, были счастливые годы. Дмитрий и Альбина при помощи хороших врачей смогли поставить бабушку на ноги, она начала понемногу ходить, чему Нина и Игорь, вынесшие когда-то пожилой женщине приговор, были немало удивлены. Роза Рудольфовна была счастлива, что дождалась правнуков, её сердце радовалось за Алю, которой судьба подарила встречу с хорошим, любящим человеком, настоящим мужчиной. Пожилая женщина покинула этот мир спокойно, во сне. Она прожила долгую жизнь и умела быть благодарной за всё, что эта жизнь давала. Этому она научила и Алю. Альбина не часто общается с родителями, хотя те всячески пытаются наладить с ней отношения, стремятся к общению с внуками. Но Аля пока не может до конца простить им то, как они поступили с бабушкой, да и особой теплоты между ней и родителями нет, ведь когда-то они были слишком заняты собой и своей карьерой... А исправить ошибки прошлого бывает очень тяжело. Иногда, увы, совсем невозможно... Автор: Яна Н. Группа Жизненные истории Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/lifestori (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺Спасибо за внимание❤

Мы с мужем давно мечтали об отпуске. Не о таком, чтобы на даче работать на грядках и не о таком, чтобы на берегу реки в палатке с удочкой. Хотели съездить в отпуск хоть раз нормально, как "белые люди" - на самолете, на море. Мы с Эдиком работы не боимся, пашем с утра до вечера, а как получаем зарплату так плакать охота, не знаем какую дыру в семейном бюджете закрыть. Мама у меня умерла больше 10 лет назад, отец спустя время с женщиной сошелся. Мы поначалу с сестрой в штыки это восприняли, а со временем даже обрадовались. Он хоть не один, хоть под присмотром, накормлен, да за здоровьем его есть кому присмотреть. Да Галина неплохой женщиной оказалась, нам с Катей помогала, из садика её забирала. Катя её даже бабулей стала называть. А потом у меня отец заболел. Мы с сестрой видели, что он плохо выглядит, худеть стал. Я что не спрошу, а он отмахивался от вопросов, говорил, что это Галя готовит плохо - вот он и худеет. Это потом мы узнали, что всё очень плохо. Он просто не хотел нас сестрой расстраивать. А когда мы узнали, то было уже поздно что-то предпринимать, врачи ему давали не больше двух месяцев. Всё, что мы могли - так это почаще вместе собираться. А в тот день отец позвонил мне и попросил нас с Эдуардом заехать к нему вечером. Сказал, что Галя заберет Катюшу из садика и отведет к нам домой. Я поинтересовалась всё ли в порядке, к чему такая спешка? Он просто сказал: "Жду Вас вечером". Мы вечером приехали с Эдуардом к отцу. Он не стал ходить вокруг, да около. Протянул мне конверт с деньгами, сказал, что там 300 тысяч, потом добавил: "Дочь, я знаю как давно ты мечтала о поездке на море. Этих денег должно хватить. Но ты с поездкой не затягивай, покупайте путевку и через 1,5 месяца езжайте отдыхать." Странно все это звучало как-то. -А почему через 1,5 месяца? Отец так спокойно посмотрел на меня и говорит: -40 дней мне и отведете и езжайте. Я опешила, смотрю на него и говорю. -Пап, ты что помирать собрался? -Да, дочь, завтра уже и собрался. Я постаралась все перевести в шутку, а он не унимался. Смотрит на Эдуарда и говорит: - Ты запомнил, зятек, бери девчонок и на море, нечего Юльке дома сидеть сырость по мне разводить. Я перед уходом отца поцеловала, не думала, что слова его пророческими окажутся. Но на душе было очень не спокойно. На следующий день часов в 11 позвонила Галина и сказала, что папы не стало... Когда мы с сестрой приехали, то стали разговаривать. Оказалось, что он сестре моей тоже деньгами помог, они с мужем давно хотели машину поменять. А еще Галине 100 тысяч оставил, сказал на эти деньги его и похоронить мы смогли. До последнего не хотел никому обузой быть. Да и с деньгами у него всегда нормально было. Он же был военным пенсионером, ещё и работал. Галина протянула нам с сестрой конверт, говорит: "Пересчитайте". -Теть Галь, да что за глупости, мы Вам верим. Так тяжело и больно, просто слов нет. Ну как же так, ему ещё жить, да жить - молодой мужчина ещё совсем. Приехал похоронный агент, стал предлагать различные варианты похорон: гроб, венки, столовую для поминок. А потом говорит: -Давайте паспорт покойного, нужно документы оформить. Галина пошла за документами, все перерыла, возвращается с растерянным видом и говорит, что паспорта нет нигде. Ну как же так? Стали мы барсетку перерывать, по карманам полезли шарить. И тут в пальто, в кармане мы у него чеки нашли. Он накануне в Почта банке деньги снимал на похороны, да для меня и сестры. Пошли мы с сестрой в ближайшее к дому отделение. Заходим, там девушка молодая оператором работает. Мы с сестрой у неё спрашиваем, не снимал ли у них в отделении вчера деньги такой-то такой? Она сказала, что не имеет права раскрывать эту информацию третьим лицам. Мы расстроились, не понимаем где паспорт искать. А потом сестра говорит: -Да это мы про отца спрашиваем. Он у Вас случайно паспорт не оставлял. Девушка посмотрела на нас и говорит: -Да, точно, был такой мужчина. Вчера приходил. Шутил много, о жизни своей рассказывал. А когда я спросила зачем он снимает все деньги он, представляете сказал: "Так я завтра умру". Мы с ним посмеялись над этой шуткой. Девушка посмотрела на нас и продолжила: -Вы извините, я Вам не могу отдать паспорт клиента. Только ему лично в руки. Пусть сам приходит. - А он не сможет прийти, он сегодня умер... Девушка побледнела, постояла в ступоре около минуты, потом молча открыла сейф и достала оттуда паспорт отца. -Примите мои соболезнования. Бывает же такое - человек знал день, когда он умрет. Я с таким сталкиваюсь впервые. Отца мы похоронили, а потом у меня началась депрессия. Я не хотела ничего: ни на работу ходить, ни домом заниматься. С его уходом в душе образовалась такая пустота. Хотелось залезть под одеяло и чтобы тебя никто не трогал. А потом Эдуард мне говорит: -Собирайся, пошли в агенство путевку выбирать. -Я никуда не поеду, ты с ума сошел? Я только отца похоронила, мне не до поездок. -Юля, это была последняя воля твоего отца. Всё случилось, как сказал папа. Мы поехали в отпуск через 1,5 месяца после его смерти. Эта поездка действительно отвлекла меня от состояния глубочайшей депрессии. Думаю, отец бы не хотел видеть моих слёз и страданий. Да и Катюшка вон как радуется играя на берегу моря. Дедушка с небес, наверное, наблюдает за ней. Что не говори, но мне его жутко не хватает... Мы слушали эту историю с интересом. Бывает же такое. Я думаю о том, что, наверное, жутко знать дату своей смерти и готовится к этому дню. А может я ошибаюсь. (Автор Такая разная жизнь)

Катя всё никак не могла к этому привыкнуть и чувствовала себя ужасно одиноко. Катя запрокинула голову и посмотрела в небо. Осень только-только начиналась, небо ещё не было таким низким, как зимой, но Катя знала, что звёзды здесь так плохо видны не по этому. Она вспомнила, вот Кате лет шесть, лето в разгаре, в домах стоит духота, Катя капризничает. «Айда!» - Подмигивает дед, держа под мышкой большое лоскутное одеяло. Они забираются на сеновал. Здесь прохладно, и мягко, и пахнет простором, лугом и полем, на которых росла эта трава, а в большое отверстие под крышей видны звёзды, такие огромные, как глаза кота Васьки. «Дед, а можно долететь до звёзд?» - спрашивает Катя. «Можно. – Отвечает дед. – Всё можно. Ничего невозможного в мире нет. Главное идти и не останавливаться. Вот некоторые люди мечтают о чём-то, и всё ждут, а когда же мечта сбудется. Но ничего не делают при этом. А мечта всё дальше. А потом люди и вовсе забывают о ней и довольствуются тем, что есть. И сами не замечают, насколько они несчастны без мечты». Катя задумалась: «Это вот так: скоро я пойду в школу и мечтаю учиться на одни пятёрки, но если я сама не буду стараться, то ничего у меня не получится?». «Именно так» - одобрил дед. Позже Катя часто забиралась на сеновал. Особенно, когда было грустно. Она смотрела на звёзды и мечтала и верила, что если она не отступится от своих мечтаний, то всё у неё в жизни будет прекрасно. В пятом классе, когда учительница перед всеми ребятами похвалила Катю за сочинение, Катя стала мечтать, что когда вырастет, тоже будет учительницей. В седьмом, когда Катя влюбилась в соседа по парте Серёжку, новенького, который перевёлся к ним, потому что его папа выкупил часть заброшенного колхоза под ферму, Катя стала мечтать, что у неё будет большая семья, в идеале, если с Серёжкой. Хозяйство с размахом и много детей. Катя любила помогать дедушке с бабушкой, возилась с курами, козами, поливала огурцы и варила с бабушкой варенье. А в восьмом классе всё изменилось. Первый раз в жизни Катя поехала на море. Бабушка достала где-то для внучки путёвку в летний лагерь. Катя была в восторге. Море было таким необъятным. Катя добавила, было, в копилку своих мечтаний, мечту ездить всей семьёй на море каждый год. Но когда вернулась из лагеря, её ждали печальные новости. В их доме ночью случился пожар. Сгорели почти все постройки и часть дома, а бабушка с дедушкой погибли от угарного газа. Кроме них у Кати не было никого. Кате не было и трёх, когда её родители попали в аварию. Поехали в город, за подарками к Новому году. Началась метель, и отец не справился с управлением. Катя их совсем не помнила. Дед и бабушка был для неё всем. Оказалось, что у Кати есть какие-то дальние родственники, которые согласились забрать Катю к себе. Нельзя сказать, что тётя Нина и дядя Юра были плохими, просто они были чужими. Жиль другой чужой для Кати жизнью. У них был сын Кирюшка, семи лет. Тётя Нина работала половину дня, а потом водила Кирюшку на бесконечные тренировки, кружки и дополнительные занятия. Дядя Юра работал с утра до вечера, а иногда и в выходные. В субботу тётя Нина успевала сводить сына ещё на пару занятий, сбегать куда-нибудь на маникюр или по магазинам, воскресенье был день уборки и прочих домашних дел. Дядя Юра, если был дома, то перемещался целый день от холодильника к дивану или столику с ноутбуком. Кирюшка, дорвавшись, наконец-то до планшета, играл в какие-то игры. Они даже между собой мало разговаривали, а уж на Катю и вовсе не обращали особого внимания. Катя старалась помочь, чем могла, прибрать, приготовить, предлагала даже водить Кирюшу по секциям, после школы, но тётя Нина чаще отказывалась, почему-то морща нос. С новыми одноклассниками у Кати не сложилось. Поначалу над ней попросту посмеивались, дразнили деревенщиной. Катя, и правда, отличалась от них не только одеждой, но и манерой разговора, привычками. А потом к ней привыкли и тоже перестали обращать внимание. Катя училась ещё старательнее, у неё теперь было больше времени. И надеялась после 11 класса поступить в институт, на педагогический. Но в середине девятого класса тётя невзначай поинтересовалась о её планах. - Деточка, мне кажется, не в твоём случае выбирать. Самое верное, пойти в училище после девятого класса, к восемнадцати у тебя будет уже специальность. Сможешь сама себя содержать. Вот хоть в торговое. Продавцы всегда нужны. Катя поняла, что родственники с нетерпением ждут, пока Катя станет самостоятельной и съедет от них. Классный руководитель очень удивилась, когда Катя сообщила, что не пойдёт в старшие классы, но уговаривать не стала. Так Катя попрощалась с первой мечтой. Но запас мечтаний ещё был. Можно было встретить любимого человека, создать семью, стать хорошей матерью. Пашка стал за ней бегать ещё на первом курсе. Что ни говори, а Катя была красивой девушкой. Да и от деревенских повадок не осталось следа. Пашка был весёлым, душа компании. На втором курсе Катя согласилась-таки пойти с ним на свидание. Нельзя сказать, что она была влюблена, но всё же Паша казался ей неплохим. Сразу после окончания училища, Катя устроилась на работу, к тому же тётя Нина выдала ей небольшую сумму, которую, как оказалась, успела отложить с пособия, которое выплачивалось на Катю. Катя была благодарна и за это, и за всё время, которое провела у родственников, а особенно за то, что ей не пришлось жить в детском доме. Они сняли с Пашей небольшую квартирку. Паша тоже работал, а после работы любил потусить где-нибудь с друзьями, приходя под утро. Катя же пыталась создать уютное семейное гнёздышко. В итоге Паша просто приходил на всё готовое, но даже не обращал внимания на это. И если Катя пыталась поговорить с ним серьёзно на эту тему, или о дальнейшем будущем, то он отмахивался и неизменно говорил: «Не будь занудой». Через год Катино терпение закончилось. Она съехала. Ей было двадцать, но она уже мысленно попрощалась и со второй мечтой. «Хоть на море махнуть» - решила Катя, но заведующая отрезала: «Какой отпуск, работать и так некому. Подожди, наберём штат, там и пойдёшь». «В знойном ноябре?» - вздохнула Катя. Заведующая только покосилась на Катю исподлобья. И Катя как-то со всем смирилась. Работала всё лето, зевала, глядя на баночки с горошком, вечером приходила в пустую квартиру, иногда что-то читала, а иногда сразу ложилась спать. И так по кругу. «Ладно, когда-нибудь потом. Учиться никогда не поздно, да и любовь свою ещё встречу, я молодая, а то, что без отпуска, дак тоже плюс есть, заработаю больше» - говорила себе Катя. Катя посидела ещё немного на лавке и направилась в сторону дома. Подойдя к пешеходному переходу, она задумалась. Отвлёк её грубый окрик водителя: - Ну, чего стоишь?! – Водитель, соблюдая правила, остановился, чтоб пропустить её. «Стою. А ведь, и правда, стою. Почему я стою?» - снова задумалась Катя, махнув водителю, чтоб проезжал. Она вспомнила слова деда: «А мечта всё дальше. А потом люди и вовсе забывают о ней и довольствуются тем, что есть. И сами не замечают, насколько они несчастны без мечты». В первый же выходной Катя поехала в деревню. Она не была здесь давно. Несколько раз она ездила на кладбище, на окраине деревни, даже один раз с тётей Ниной, но в самой деревне ей делать было нечего. Она не хотела встречать знакомых, которым нечего будет рассказать о своей городской жизни, не хотела видеть остатки дома, который так много значил для неё когда-то. А теперь, наоборот, душа потянулась именно к дому, туда, откуда всё началось. Дом так и стоял обугленный с одного края, забор покосился, огород зарос, кое-где виднелись остатки сараев и того самого сеновала. Только баня, которая, как водится, стояла в другом конце огорода осталась целой. Даже спустя годы она выглядела добротно. Катя вошла в дом, а точнее в то, что от него осталось. Странно, ведь, она даже никогда не думала, что эти останки теперь её. Тётя что-то говорила об этом, но Катя не придала значения. Не хотела вспоминать. Теперь она бродила здесь, и ей казалось, что она слышит свой собственный детский смех. «Ох, егоза! Вот дед вернётся, я ему всё расскажу» - кричит с кухни бабушка. И Катя бежит на крыльцо, слыша, как дед уже кашляет в ограде, чтоб первой броситься к нему на шею и задобрить, пока бабушка не успела рассказать о её шалостях. Хотя дед никогда её в серьёз не бранил. Катя и сейчас выскочила на крыльцо, но в ограде, конечно же, никого не было. - Добрый день. Интересуетесь домом? – Услышала Катя. За забором стоял молодой человек. - Интересуюсь. – Катя улыбнулась. – Серёж, ты? Не узнал? - Катя... – Сергей, тот самый Катин сосед по парте, тоже удивлённо улыбнулся. – Столько лет никого не было, а тут еду мимо, смотрю, кто-то в дом зашёл, дай, думаю, посмотрю, мало ли что. А ты как тут? С кем? Как вообще жизнь? Ты надолго? - Я… да я проездом, можно так сказать. – Растерялась Катя. – Как тут у вас? Какие новости? - Новостей-то полно за столько лет. – Рассмеялся Сергей. – Юльку помнишь Летунову, которая во всех спектаклях школьных играла? В театральный в Москве поступила. А Генку? Он тоже в городе сейчас, на ветеринара учится, обещал вернуться потом. Да много кто в город уехал. У вас там совсем другая жизнь. - А ты почему не уехал? – Спросила Катя. - Мне тут хорошо. Я отцу помогаю. Дела неплохо идут. Зато простор, не то, что в городе. Как приеду туда, через час уже задыхаюсь. Ты же помнишь, какое поле у нас, а за ним река, а за рекой лес. - Помню. – Катя мечтательно посмотрела в ту сторону, где в конце села начиналось большое поле. Вспомнила, как бежали они ребятами со всех ног наперегонки и прямо с разбегу прыгали в речку. – Красиво сейчас там, наверное. - Красиво. – Согласился Сергей. – Хочешь, сходим? – Вдруг, предложил он. - Хочу. – Обрадовалась Катя. – Только я б поела чего-нибудь. - Там и поедим. – Подмигнул Сергей. – Термос с чаем у меня всегда с собой, а в магазине как раз свежие булочки. Ничего не изменилось, как и мы бегали в обед, так и сейчас. – Катя вспомнила, как в большую перемену почти вся школа бежала в магазин через дорогу, за горячими пирожками и булочками. В это раз до берега реки они не пошли через поле, проехали на машине. Уселись на старом поваленном дереве. Пили горячий чай вприкуску с пирожками. Серёжа всё тараторил, рассказывал об одноклассниках, а Катя думал, совсем не изменился. Смотрела на желтеющий лес, вдыхала особенный воздух детства, и ей было хорошо. - А ты как? Что-то я всё о наших. Расскажи о себе. – Сказал Сергей, подливая чай. - Да особо и рассказывать нечего. – Сказала Катя, а потом рассказала всё. – В общем, обнулиться приехала. Не так всё пошло, как хотелось. Хочу исправить, пока не поздно. - Молодец. Никогда не поздно. – Одобрил Сергей. Его телефон брякнул. Сергей посмотрел на экран. – Мне пора. – Сказал он, извиняясь. – Куда тебя довезти? На станцию? - К дому обратно. Ещё там побуду. – Попросила Катя. «К девушке своей торопится, наверное. Конечно, симпатичный такой и славный» - подумала Катя. Оставшись одна у дома, Катя решила обследовать баню. Баня была небольшой, но основательной. С просторным предбанником. Катя оглядела печь, попробовала растопить. К её удивлению, огонь занялся, дым тянуло по дымоходу, как будто ей пользовались только вчера. Очень быстро в бане стало тепло. Катя сидела, глядя на танцующие огоньки пламени, которые отражались в её глазах. От этого казалось, что в голове у Кати созрел хитрый план. И это было так. - Здравствуйте, тётя Галя. Не узнаёте меня? – Катя стояла перед прилавком поселкового магазина. - Катерина? – Прищурилась продавщица. - Я. – Улыбнулась Катя. – Вам сменщица не нужна? - Да нет, есть у меня. Одноклассница твоя, кстати, Таня Демидова. А ты что это, вернуться решила? - Решила. Работу вот ищу. – Огорчилась Катя. - Дак ты на ферме спроси у Валерича. У них всегда рабочие руки нужны. - Спасибо. – Ответила Катя и попрощалась. Николай Валерьевич – это и был папа Сергея. Ну вариантов не было. Катя зашагала в сторону фермы. - Катя, опять ты? – Обрадовался Сергей, завидев её. – А ты что ж не сказала, что к нам зайдёшь? Вместе бы поехали, я же как раз сюда торопился. У нас тут всё автоматически, но пригляд всё равно нужен. Вечерняя дойка. – Сергей развёл руками. «Не к девушке, значит, торопился» - подумала про себя Катя. И эта мысль её обрадовала. А вслух сказала: - Я остаться решила. Тётя Галя мне сказала, что у вас работа есть. - Есть. – Улыбнулся Сергей. – Пойдём к отцу, потолкуем. - Кать, ты здесь? – Услышала Катя тихий голос Сергея. - Здесь. – Катя выглянула из бани. - Я одеял тебе привёз, подушку. Помягче и потеплее. – Сергей стоял в вечерних сумерках. - А чай есть? – Катя тихонько рассмеялась. - Есть. – Рассмеялся в ответ Сергей. - Ничего, обживусь. Пока тут. Главное, что тепло, а там помаленьку и дом в порядок приведу. Долгов, наверное, накопилось. – Катя вслух строила планы. - Ты молодец. – Похвалил Сергей. – Смелая. Ты знаешь, я так рад, что ты вернулась. - Да? – Удивилась Катя. - Да. Я ж ещё тогда в седьмом классе в тебя влюбился. Думал, надо же, как повезло, с самой красивой девчонкой посадили. А потом всё думал, может, вернешься когда-нибудь. – Сергей посмотрел на Катю. - А я вернулась. – Ответила она и взяла его за руку. *** Катя выучилась потом заочно на педагогическом, как и хотела. Работает в той самой школе, где училась когда-то сама. Нагрузку, правда, большую не берёт пока, забот много. Хозяйство большое, трое ребятишек и муж умница, за всеми уход, да пригляд нужен. На месте старого обгоревшего дома давно стоит новый. С большой верандой. Катя выходит туда по вечерам и смотрит мечтательно в небо. «То ли ещё будет» - думает она. Вот только на море ездят редко. Ими тут хорошо. P.S. Всем добра и только тёплых историй) Заранее приношу извинения за ошибки, которые могут встретиться)) (Автор Светлана Гесс)

Жители двора, преимущественно пожилые, по старой привычке протягивали между тополями веревки, чтобы вынести таз, полный выстиранного белья. Людям этого поколения нравилось, когда от наволочек пахло настоящей свежестью. Они до сих пор боялись, что в белоснежные простыни запульнут грязным мячом дворовые мальчишки, или местная алкашня свистнет пару наволочек, чтобы поменять их на чекушку. Поэтому бабушки сидели на лавочках, карауля белье, хотя не было уже во дворах озорных футболистов, да и алкаши наволочки сто лет не воровали. Галину Сергеевну часто можно было встретить среди женщин. У них образовался своеобразный круг по интересам. И поговорят, и посочувствуют друг другу, и все местные новости узнают. А что им еще делать, этим городским старушкам? Не то что дети - внуки уже взрослые. У всех свои дела. Раз в неделю налетят тайфуном: мам, мам, мам! Кинут пакеты, полные ненужных деликатесов, в ухо чмокнут. Привет и пока. Все. Ни чаю попить, ни поговорить – заняты. Спешат. Присядут на минутку, мать начнет им что-то рассказывать, в глаза заглядывая. А в глазах – пусто, не слушают. От волнения у матери слова путаются, с пятое на десятое, беседа не клеится, и самое важное сказать уже не получается. - Ой, мам, ты такие глупости несешь! – огрызнутся дети, и след их простыл. Лучше уж с «девочками» во дворе. Там разговоры неспешные, обстоятельные, приятные… Летом их, местных бабушек, во дворе немного – большинство улетело клином на свои садовые участки. И ладно, зато общество сплоченнее и доверительнее. Настоящая дворовая дружба. В числе самых лучших подружек и была Галина Сергеевна. Ее ценили за рассудительность и огромный жизненный опыт. Сама Галя, небольшая, худенькая, отличалась миловидностью и особым качеством – располагала к себе любого. Улыбчивость ли, кротость во взгляде, приятный голос – непонятно, может быть все вместе, да вкупе с опрятностью в одежде и аккуратностью во всем облике Галины Сергеевны. Она умела помирить поссорившихся, успокоить расстроенных и поднять настроение любому, кто был не в духе с утра. О себе Галина особо не распространялась. Известно было, что у нее взрослая дочь и внучка, что жили они в Питере, и к Галине наведывались редко. Что муж у нее давно умер. Что она каждый вторник посещает собачий приют – носит туда какие-то продукты, что раньше ходила в клуб пожилых людей, но бросила, что… В общем, ничего такого интересного. Как у всех во дворе – скука смертная, хоть в петлю лезь. Правда, читала Галя очень много, и часто пересказывала «девочкам» содержание особенно понравившихся ей книг. В последнее время Галя посещала «клуб» редко. Сияющая, с блеском в глазах, объясняла свое отсутствие просто: ждала в гости внучку. Мол, она вышла замуж, не по-людски вышла, наспех. Они, молодые, прыткие сейчас: не встречаются чинно-благородно годами до свадьбы, предварительно с родителями познакомив, а сразу – с места в карьер – живут. Предварительный брак – так называются современные отношения. Вот, расписались наконец-то, приедут вместе, законной семейной парой. - Так и хорошо! – возразила Мария Александровна, кумушка с пятой квартиры, соседка Галины, - проверят друг другу, сходятся характерами или нет, а уж потом – в загс. Я вот смотрю на молодежь, завидую. Знала бы я раньше, что мой Колька таким придурком окажется, никогда бы за него замуж не пошла. - Да нормальный он у тебя был, - не согласилась с подругой Галина. - Для вас, может быть, и нормальный. А для жизни – никчемушный кобель! Коля много крови попортил Марии в молодости. Темпераменты не совпадали. Мария до постельных утех оказалась слишком… э-э-э-э… спокойной. А Коле нужны были африканские страсти. Ну и погуливал, конечно. Не монах ведь. Намучилась с ним Мария, наплакалась, настрадалась. А умер муж, лучше никого и не нашлось. Вот и ругала себя: надо было темперамент свой подхлестнуть. Или вообще за такого замуж не выходить! Галя не спорила. Какой смысл в обсуждении современных нравов? Все течет, все меняется. Ее мало волновало, законный муж или незаконный у Ирочки, внучки. Родной человечек, девочка ее, не забыла бабку! Значит, уважает. А может быть, соскучилась? Хотя чего там скучать: Ирочку дочка Таня увезла от бабушки в семилетнем возрасте. В школу надо было оформлять. А до семи лет Галя с Иришкой – не разлей вода. Она ее не за внучку, за дочку принимала. Танька, как родила, так и шести месяцев дома не побыла: работа-работа-работа. Спрашивается, зачем уезжать в другой город, чтобы сутками вкалывать, свету божьего не видя? Зачем тогда рожала, чтобы собственное дитя на бабку спихнуть? Что это за жизнь такая уродливая? Но дочь не слушала и не слышала мать. Ей этот Питер – свет в окошке. - Движение, мама! Развитие! Карьера! А тут – болото! – объясняла Гале пузатая Таня. На последнем месяце в родной город прикатила. - А что ты теперь-то делать будешь? Ребенок ведь! – сокрушалась тогда Галина. - Ничего. Рожу и тебе оставлю. Я руки развяжу, а ты будешь себя нужным человеком чувствовать! Вот так теперь дела решаются. Про здоровье и силы Таня маму не спросила. Неинтересно ей. - А потом – что? Что потом, когда ребенок подрастет, делать будешь? - Увезу в город. К тому времени у меня и квартира будет, и машина, и бизнес. В элитную школу определю. По крайней мере, дочка настоящую жизнь увидит! А тут – что? Сидишь в лесу – молишься колесу! Тоска. Давно ты богомолкой заделалась, мама? Продай ты эту икону и не смеши людей! От прабабки Галине осталась в наследство старинная икона. Она долго лежала в коробке (молодой Галина в Бога не верила). А потом, уже после смерти мужа, Галя вынула икону на свет божий и повесила в углу. Как-то легче стало, светлее, что ли… Эта икона – причина семейных споров между мамой и чересчур практичной дочери. Той все бы продать, загнать… - Мама, на эти бабки можно квартиру в Питере купить, сечешь? Галя «не секла». - Таня, прекрати дурацкие разговоры. Это – память. Память не продают! - Ну конечно, пусть дочь до смерти корячится. Целуй свою деревяшку дальше, коли совести нет! Галина Сергеевна, подумав, убрала икону обратно в коробку. Зачем лишний раз раздражать дочь? Пусть себе хранится. Вдруг и правда позарится кто на нее, время неспокойное нынче. *** Ирочка росла подле бабушки, в любви и ласке. Ни на секундочку не расставались. Матери, наезжавшей домой раз в месяц, Ира побаивалась. Та, энергичная, яркая, жесткая, в красном плаще и с красной помадой на губах, была похожа на красный смерч, врывавшийся в уютную однушку. Из-за него дома становилось тесно. Все пропитывалось Таниными резкими, похожими на мужской дезодорант, духами. Ира дичилась, старалась спрятаться от незнакомой и совсем неродной матери за спину Галины. Часто внучка доставала икону из коробки, разглядывала старинный оклад, водя пальчиком по чеканке, всматривалась в покойное лицо Богоматери. - Почему она такая грустная? - Так ей собственного ребеночка отдавать нужно, - объясняла Галина. - Куда отдавать? – не понимала девочка. - Чужим людям. Как понять ребенку, что младенчик на иконе – Бог? И его отдать нужно в жертву, на смерть, чтобы искупил людскую вину. Чтобы простились грехи всего человечества. Галина впервые в жизни пожалела, что так мало знает о вере. - Рано или поздно с детками придется расставаться, Ирочка. Такова жизнь. - И с мамой ты рассталась? - Да, детка. - И со мной расстанешься? Как ей все это сказать? *** Как плакала Галя, когда Татьяна забирала Иришку от бабушки! Забирала в мегаполис ребенка, не спросив, хочется ли ему туда, не поинтересовавшись даже душевным состоянием собственной матери – хуже фашиста какого! - Ирочка, девочка, не плачь, - дрожащим голосом пыталась успокоить свою девочку Галина. Иришка смотрела на нее, прижав заплаканный, красненький носик к стеклу дверцы кричаще красного автомобиля (Таня обожала красный цвет), смотрела, словно затравленный зверек, маленький несчастный котенок, которого увозят неизвестно куда, неизвестно зачем, господи! Таня раздраженно кидала в багажник сумки и пакеты: - Мама, я вообще не понимаю, зачем собираю это барахло! Шмотки я и в Питере куплю! А все эти альбомы, шишки какие-то, пластилин… Это выбросить надо было! И как ей, шумной, удивительно красивой, враждебной, объяснить – не шишки, а поделки, сделанные руками внучки… альбомы полны удивительных рисунков… а из пластилина слеплены чудесные звери. Что у Иришки – талант! Что ее надо устроить в художественную школу – творческое начало у Иришки развито необыкновенно! Что в другой сумке собраны бабушкины подарки, салфетки, вязаные вещи – память о бабушке! Что это не барахло, а свидетельство любви, глубокой и чуткой привязанности! Тане было наплевать на любовь. Как, как так случилось, что из чуткой, ласковой девочки выросла этакая мегера? И что-то ворохнулось тогда в душе Галины: Иришка, живя с матерью, вырастет такой же бесчувственной мегерой. Ее никто не научит сопереживать, сочувствовать, любить… Некому учить будет. В первые годы жизни в Петербурге Иришка еще приезжала на месяц-другой во время школьных каникул. Галя с тоской замечала – из ребенка лепили будущую «бизнес-вумен». Иришке постепенно надоедали волшебные сказки. Потом ей вообще стало неинтересно читать и рисовать. Зато поганое словечки «бабки», «шмот», «кринж», «лол» проросли в Иришкином лексиконе, как мерзкие, живучие, неистребимые сорняки. А потом Ира перестала приезжать. Подростку неинтересны какие-то там старухи. Да и город детства, «унылое г**но», был уже неинтересен. Галина смирилась с этим. Нет никакого смысла в страданиях и бесконечных самокопаниях. Жестокий мегаполис сожрал все, что было у Галины. Лучше принять этот факт и жить дальше. Например, ходить в собачий приют, помогать несчастным брошенным животным и их несчастным волонтерам, разрывавшимся между своими семьями и вот этими никому не нужными собаками. Помогать хоть чем-нибудь, хоть крупой, хоть консервами. Гулять с собаками по лесу и любить их всей душой. Отдавать любовь тем, кому она действительно нужна. А она нужна. И волонтерам, и собакам, и голубям, и даже вот этим старушкам-болтушкам, караулящим белье на веревке, в тихом дворике, под сенью лип, тополей и кленов… Конечно, Галя ужасно волновалась. Думать о том, что из Иришки выросла «бизнес-вумен» с вороньими повадками (ухватить побольше, урвать кусок пожирнее, прицепиться к земным благам покрепче) было невыносимо… И тем не менее, Галя ждала. Ждала и радовалась предстоящей встрече. Иришка с мужем должна была приехать шестнадцатого. Галина бегала по магазинам, выколачивала (к общему неудовольствию «девочек» - пылищи-то!) ковры, даже в парикмахерскую сгоняла. *** Ирочка гостила три дня. От бабкиных хлебосольных угощений вежливо отказывалась. Зато каждый день заказывала суши. Суши нравились Валере, мужу. Галя ничего в таких яствах не понимала. Да и дорого! Но молчала тактично. Бесед и разговоров ни с Валериком (накачанным, ультрамодным, в белой, обтягивающей все эти трицепсы и бицепсы футболке), ни с Ирой (вызывающе красивой, обесцвеченной и рафинированной) не сложилось. Похоже, они изнывали со скуки, практически не поднимая голов от телефонов. Уехали на третий день, кое-как попрощавшись. Галина Сергеевна даже вздохнула с облегчением – невозможно было крутиться возле двух взрослых людей, лежащих в обуви на диване, то и дело листающих ленту в гаджетах. Неудобно как-то. Был ребенок – и нет ребенка. Что происходит с людьми? Галине Петровне было муторно. Сосало под ложечкой. Она не спала от предчувствия чего-то плохого. До внучки не дозвониться – сердце ухало и прыгало по кочкам. Вдруг – авария? Дозвонилась до Татьяны. Та успокоила мать: «эти» добрались без приключений. - Ну? Как тебе муженек? - Да я не поняла… Наверное, нормальный. Не знаю… - Ну я же говорила! Урод! – Татьяна торжествовала. Она ведь говорила… *** К Пасхе Галина Сергеевна испекла кулич. Посетила храм. И так там ей было хорошо, так привольно и спокойно, что по дороге домой она все-таки решила: нечего икону томить в темноте. Хватит. Чего бояться? Чему быть, того не миновать! Коробка оказалась пустой. Икону забрали. Галина Сергеевна начала задыхаться. Не в деньгах, не в цене дело было. Просто… Как же так можно? Как можно так? Осознание того, что любимая внучка походя, не сказав ни слова, смогла украсть икону, сводило с ума. Будто Галину Сергеевну в чем-то липком испачкали, и от этой гадости никак уже не отмыться. И слезы, слезы лились из ее глаз сплошным потоком: Как? За что? *** Подружки заволновались. Галина Сергеевна уже сутки не выходила из дома. И не дозвониться, и не достучаться. Пришлось вызывать скорую и полицию. Дверь открыли. Мертвая женщина лежала на полу. Около нее валялась раскрытая коробка. *** Татьяна плакала у гроба матери. Она догадалась о причине смерти родного человека. Об этом Таня никому не сказала. Дочь до сих пор не выходила на связь, но в социальных сетях появились новые фото: Ирина и Виталик, загорелые и счастливые, наслаждались отдыхом на престижном морском курорте… Автор: Игорь Метальский.