Из воспоминаний Мерзлякова В.П. об отце : Мой отец , Мерзляков Павел Николаевич, - участник Финской и Великой Отечественной войн. В 1940-м году, когда наши войска занялись шапкозакидательством, бросая на финские,- тогда уже немецкие,- пулеметы наших бойцов с винтовками, погибло очень много народа и оказалось, что через несколько месяцев у нас воевать почти некому . Тогда на пополнение выбитых частей стали набирать добровольцев из резерва. Отец был добровольцем. Прошел курсы переподготовки у наших специалистов в Гороховетских военных лагерях под Нижним Новгородом и был направлен на фронт. Первое воспоминание об участии отца в финской: он говорил, что во время этой войны они боялись финских снайперов-кукушек и приходилось прокладывать дорогу нашим войскам, поливая все леса из пулеметов, чтобы их уничтожить. И второе воспоминание: когда они шли через горные перевалы на Выборг, он упал с пулемётом в расщелину. Отец говорил, что если бы он упал один, то его, возможно, и не вытащили бы, а поскольку упал с пулеметом, - это все-таки материальная часть и пулемет был на строгом учете, - его вытащили вместе с пулеметом, поэтому он остался тогда жив. После окончания финской кампании отец уехал в г.Архангельск и поступил работать в трамвайное депо. Началась Великая Отечественная война. В октябре 41-го он прошел переподготовку и был направлен в 32-ю бронетанковую часть, которая участвовала в сдерживании фашистов на подступах к Москве. Ввиду очень сильных 40-градусных морозов в январе 42-го , поскольку в танках они были в обмотках и в ботинках, во время страшных продолжительных боев он отморозил ноги. Попал в госпиталь, где ему удалили половину пальцев на ногах. А уже потом во время службы в милиции, ему пришлось удалить и остальные пальцы. После лечения в госпитале отец , уже в звании сержанта, был направлен в 26-ю гвардейскую дивизию 77-ой гвардейский стрелковый полк, в котором он воевал до августа 1942 года в должности командира отделения станковых пулеметов. В его отделении было два станковых пулемета. О том военном времени отец говорил, что видел много чего, но такой мясорубки, как под Москвой, он не видел. Говорил, что были буквально горы мертвых фашистов, многие из которых были с золотыми украшениями, с часами. Однако никто из наших бойцов к ним не подходил, боялись, поскольку фашисты минировали тела своих же погибших солдат. В августе 42-го года, когда Западный фронт подошел к Ржеву, немцы, что называется, уперлись рогом. Под Ржевом погибло около миллиона как наших, так и фашистов. О последнем бое, в котором принимал участие мой отец, я узнал с сайта Министерства Обороны. В представлении моего отца к медали «За боевые заслуги» говорилось, что он, оставшись один в расчете, целый день, сдерживал натиск немцев, не давая им перейти в атаку. Во время этого боя он был ранен. Отец говорил, что его ранил снайпер в тот момент, когда он наклонился перезарядить пулемет. Пуля попала в коленный сустав, но предназначена была по всей вероятности в голову. Ранение оказалось серьезным, поэтому отца отправили в госпиталь .В результате из-за этого ранения отец был комиссован. Поскольку на тот период времени у отца в Тавде проживал единственный родной человек – сестра, он к ней и приехал. Сначала лечился: ему дали 2-ю группу инвалидности. В апреле 1943 года поступил на службу в милицию, где дослужился до старшины милиции. Хочу сказать, что в то время очень много фронтовиков работало в милиции. Все они получили ранения на фронте. Последние годы отец очень болел, раны давали о себе знать. Пожил совсем мало: умер в возрасте 42-х лет. Я его уже пережил: мне уже за 70. Но пример отца всегда был у меня перед глазами. Поэтому когда встал вопрос о службе в вооруженных силах, я подумал: если отец воевал, почему бы и мне не попробовать. В армии я прослужил 22 года, поменял 9 мест, 5 округов, в том числе 4 года прослужил на атомном полигоне, дослужился до подполковника. Вторая встреча личного состава состоялась с Ребецким Анатолием Максимовичем – сыном участника Великой Отечественной войны Ребецкого Максима Герасимовича, который с 23 сентября 1939 года по 15 сентября 1941 года был стрелком 145-го артиллерийского полка, а с 15 сентября 1941года по 23 июля 1942 года ручным пулеметчиком 3-го батальона 104-й стрелковой дивизии. Награжден Орденом Славы 3-й степени, медалями «За оборону Москвы», 20,25,30 лет Победы в Великой Отечественной войне, 40,50,60,70 лет Вооруженных сил СССР. С июля 1946г. по 1975г. проходил службу в Тавдинской милиции.

Из воспоминаний Ребецкого А.М. об отце: Отца призвали в армию в 1939-м году, когда ему было 20 лет. Он говорил, что впервые именно в армии надел сапоги и настоящие шерстяные брюки. Все были в лаптях. Армия тогда называлась РККА – Рабоче – крестьянская Красная армия. Когда я спросил отца о службе в армии, он ответил, что служба давалась легко, так как все были крестьянские парни, умели запрячь лошадь, посеять овес и т.д.. Служил он на Дальнем востоке, был такой город Ворошилов, я его сейчас на карте Приморского края не нашел. Во время службы было такое занятие – фехтование на винтовках, на штыках. Сейчас такого нет. Это было такое прикладное искусство, которое во время войны пригодилось. Перед войной он должен был демобилизоваться, но войной уже пахло, и все понимали, что дембеля им не видать. Так оно и случилось. Отец говорил, что когда началась война, начиная от Москвы и до Дальнего Востока, с ноября 41-го стояли 30-градусные морозы. Многие служили, обняв винтовку, на голове была фланелевая буденовка. Вы все знаете из истории, что по сообщению разведчика Рихарда Зорге Япония не собиралась в то время напасть на Советский Союз, поэтому Дальневосточные, Сибирские соединения были переброшены на Москву, так как все понимали, что страна наша находится на волоске от гибели. Приехала делегация военных с фронта, одетых в теплые полушубки. В командном порядке было предложено пойти добровольцами на фронт. Это происходило так: команда «добровольцы, три шага вперед!». Получилось так, что было 150 человек, 147 вышло вперед, а трое осталось. После чего эти трое, оглядываясь вокруг, тоже встали в общий строй. Что самое интересное : тут же им выдали белые теплые полушубки, ватные теплые штаны, валенки, шапки, двупалые рукавицы. Выдали ручные пулеметы, винтовки. После чего прямым ходом на фронт. Шли ночами, тащили с собой всю амуницию. Постепенно они пришли к месту назначения, которое им было отведено. Посмотрели, что творилось. На защиту Москвы встало ополчение. Что это такое? Это те, кто остался в тылу, кто вообще никогда не держал в руках оружие. Все военный были на фронте. Отец рассказывал, что помогло то, что стояли сильные морозы. Немецкая техника не работала: шмайсеры не стреляли, танки и машины не двигались, немецкие солдаты были в летнем обмундировании, так как не готовились к ведению войны в зимнее время, а рассчитывали на блиц-криг. Наши были обозлены и погнали немцев от Москвы. Когда стали освобождать города под Москвой, увидели так называемый «новый немецкий порядок»: наших повешенных мирных людей : стариков, женщин и даже детей. В то время вышла директива – пленных не брать. Поэтому раненых, не раненых, - всех попавших в плен фашистов уничтожали. Я спрашивал отца: ты тоже убивал? Он сказал, что он строчил из пулемета, сколько мог. А вообще были специальные ребята из Белоруссии, которые расправлялись с этими немцами. Все, кто остался жив в боях за Москву, были награждены медалью «За оборону Москвы», в том числе и мой отец. Когда отогнали немцев от Москвы довольно далеко, ожидали, что Гитлер предпримет попытку нового наступления. Однако тут наши просчитались: Гитлер повернул на Сталинград, чтоб захватить нефть, продовольствие, так как немцы рассчитывали использовать захваченное наше, но это не получилось. Отец со своей частью был переброшен под Воронеж, где наши ждали нового наступления гитлеровцев на Москву, а когда выяснилось, что фашисты резко изменили направление удара, все силы были брошены под Сталинград. Отец был пулеметчиком. Пулеметчики были в окопах за 300 метров от наших траншей. В их функции входило через 15-20 минут ночью по команде поливать очередью из пулемета налево – направо, высунувшись из окопа. Это было самым опасным, так как немецкие разведчики ходили в наш тыл и могли уничтожить наших пулеметчиков. Отец рассказывал, что за все время с весны и до сентября 42-го года он ни разу не видел наши самолеты, поскольку все силы были направлены под Сталинград, в то время как немецкие истребители их прямо донимали. Однажды его отправили за водой и, когда он возвращался, набрав в котелки воды, его стал преследовать немецкий истребитель. Тогда он случайно остался жив. Еще отец рассказывал, что в пулеметном расчете ему «вторым номером » дали земляка из Тюменской области ( тогда Тюменской области не было, была большая Омская область). Немцы постоянно скидывали листовки с призывом сдаваться. Этот «второй номер» стал предлагать ему сдаться немцам, говорил, что война почти окончена, надо только проползти до немцев 300 метров. Тогда отец пошел к командиру и попросил поменять «второй номер». Его спросили – почему? Он понимал, что если скажет правду, то этого земляка расстреляют. И он сказал: «Спит ночью». Командир все понял, и больше он этот «второй номер» не видел. Однажды немецкий мессер , возвращаясь и не израсходовав, видимо, боеприпасы, начал их долбить. Они упали на дно окопа и благодаря этому остались живы. Отец увидел, как самолет сделал полуразворот, а летчик погрозил ему кулаком. Отец сразу сообразил, что на следующий день немец обязательно прилетит и будет их добивать. Послал «второй номер» за бронебойными дисками. На следующий день примерно в это же время немец прилетел, стал заходить сверху. Напарник не выдержал, выскочил и побежал к нашим траншеям. Его тут же скосило. Тогда отец взял и ,как его учили , дал очередь по самолету. И началось: немец по нему долбит, а он по немцу. Потом услышал по звуку, как пули прошили обшивку самолета и увидел, как самолет задымил, задымил, задымил…, а потом упал где-то на нейтральной полосе и взорвался. Все наши это видели. Во время этих атак немца отец получил тяжелое ранение в руку. Его вытащили из окопа еле живого, удивлялись, что он остался жив, отправили в медсанбат. Когда он там находился, пришла депеша, что Ребецкий Максим Герасимович погиб. В обязанности командира роты входила выписка похоронок. Раз считалось, что он погиб, полномочиями командира батальона его представили к ордену Славы 3-й степени посмертно, похоронка была подписана М.И. Калининым и отправлена домой, о чем отец, конечно, не знал.. Из медсанбата отца эвакопоездом отправили в Подмосковье, а оттуда дней 10 он ехал до Свердловска. Рука за это время зачервивела, потому что столько времени никто ничего не делал. Из Свердловска отправили в Ирбит, где в то время работал известный на всю страну профессор Мальгин. Вернее на самом деле он не был профессором, просто его так звали за профессионализм. Несколько раз отцу предлагали ампутировать руку. Но то ли молодость сыграла свою роль, то ли искусство Мальгина, только руку отцу сохранили. А через три месяца, когда отец понял, что уже останется жив, сосед по палате написал в деревню, что отец жив и лежит в госпитале в Ирбите. После выписки из госпиталя отец вернулся домой, где в это время , кроме него, было еще девять детей. Моя бабушка тянула их одна, так как отчим умер еще до начала войны. Из-за божницы достали похоронку на него. С тех пор отец стал в какой-то степени символом: когда приходила на кого-то похоронка в соседских деревнях, всегда кивали на него , что вот, мол, тоже была похоронка, а он вернулся. В 1986 году отца навестили четыре его брата. Стали вспоминать, кто из округи после похоронки вернулся с фронта… Никого не оказалось. В начале войны собиралась на фронт и моя мать Ребецкая Анастасия Архиповна, 27 мая 1925 года рождения. На начало войны ей было 16 лет, росточка она была маленького и после окончания трехмесячных курсов медсестер её на фронт не взяли, сказали подрасти. Из 35 девушек-медсестер ни одна не вернулась с фронта… Через некоторое время отец с матерью поженились, переехали в Тавду. Сразу после постановки на военный учет отцу предложили работать в милиции. Тогда вообще работать было некому, а Тавда по тому военному времени была вся в «черных кошках», потому что кругом были лагеря порядка 20-30, поэтому было много бандитов. Мать, поскольку у неё было педагогическое образование, стала тоже работать в милиции и была первым инспектором детской комнаты. Отец работал простым милиционером. Он говорил, что было очень трудное время, приходилось и в засадах сидеть и патрулировать. Был такой знаменитый милиционер дядя Ваня Калтошкин. Он был награжден орденами Красного Знамени и Красной Звезды. Это был свой местный Жеглов. В 1979 году отца вызвали в военкомат и сообщили о том, что в 1942-м году он посмертно награжден Орденом Славы 3-й степени и вручили этот орден …. Почти через 25 лет… Несмотря на то, что служба отца пришлась на такое тяжелое напряженное время, я никогда в жизни не слышал от него ни одного бранного слова. НИКОГДА. Две его медали: «За оборону Москвы» и Сталинская «За Победу над Германией» с надписью «Наше дело правое, мы победили» затерялись. Отец вообще не любил не только рассказывать о войне, но и носить свои награды. Во время своих выступлений перед сотрудниками полиции дети своих отцов говорили о них , часто преодолевая комок в горле от подступивших слез из-за внутренних переживаний об их трудной жизни , выпавших на их долю тяжелых испытаниях . Несмотря на прошествие продолжительного времени после встреч с личным составом полиции , еще раз прошу прощения у Валерия Павловича и Анатолия Максимовича за то, что заставила вновь переживать события, связанные с нелегкой судьбой их отцов. Председатель ветеранской организации, член общественного совета при МО МВД России «Тавдинский » Надежда Терехова