Восьмой день.

Поуч. 1-е. Рождество Пресвятыя Богородицы.
(О том, как мы должны поступать во время посылаемых нам от Бога испытаний).
I. Родители Пресвятыя Богородицы Иоаким и Анна были благочестивы, добродетельны и праведны пред Богом. Имея достаточное богатство, они часть его уделяли на потребность богослужения во храм, а часть раздавали нищим. Жизнь их, по-видимому, со внешней стороны, была счастлива, если все счастие полагать в вещественном довольстве и в семейном мире, любви и согласии. А между тем они были очень несчастливы. Они несли на себе иго безчадия. Находясь в супружестве пятьдесят лет, они не имели детей. Это несчастие людям настоящего века мало понятно; ныне тяготятся более многочадием, чем безчадием, и счастливыми нередко почитают тех, у кого нет детей. Но тогда было не то. Тогда безчадие супругов считалось знамением наказания Божия за какие-либо тяжкие грехи. Почему так? Потому что в то время на земле ожидали явления Искупителя; и понятно, каждому, помимо естественного желания присущего не испорченным родителям, хотелось иметь детей и в тех видах, чтобы, если Богу угодно, сделаться прародителем Искупителя. У кого же не было детей, у того, следовательно, и не оставалось уже никакой надежды на то. Потому безчадие супругов и в глазах посторонних людей признавалось наказанием Божиим. Понятно отсюда, каким горем сопровождалось для праведных Иоакима и Анны их безчадие. Но горе это усугублялось еще посторонними укоризнами. Раз первосвященник во храме не принял от Иоакима жертвы, сказав ему с укором: «ты не стоишь того, чтобы принять от тебя дар Богу; будучи безчаден, конечно, не имеешь ты благословения Божия за какие-нибудь тайные грехи». А еврей, вместе с Иоакимом приносивший жертву, с укором заметил ему: «почто предваряешь меня, приступая к Богу? разве не знаешь о своем бесплодстве?» Итак, и внутреннее, сердечное горе, и посторонния укоризны в каких-то тайных преступлениях, которых между тем за праведными супругами не было, причиняли такое нравственное страдание праведным супругам, какое может быть понятным только людям, подобно им страждущим. Они скорбели в глубине своей праведной души; но вместе с тем не отчаявались в милости Божией. Они всю свою печаль возверзали на Бога, и с постоянством и усердием, мало понятным для людей, не уповающих на Бога, молились Богу, да дарует им Господь, хотя на старости лет, дитя, обещаясь посвятить его на служение Богу. Господь слышал их молитвы, но медлил исполнением их, дабы удивить на праведных старцах милость Свою дабы воспитать их в вере в живой Промысл Божий, надежде на Себя и любви к Себе.
Тяжелое испытание Божие несли на себе праведные супруги! Но за то какое и утешение послал им Господь по испытании!... Господь Бог посылает ангела Своего, чтобы обрадовать праведных старцев вестию, что у них родится дщерь преблагословенная, чрез которую дано будет спасение всему миру. И точно, у них родилась дщерь, которую они назвали Мариею, а Мария удостоилась стать Материю Господа; родители же Ея удостоились названия святых и праведных богоотец. Дивны дела Господни, обнаруживающияся в жизни человеческой!
II. Братия! и в настоящее время Господь посылает людям испытания, какие и кому Ему угодно.
Будем же терпеливы в перенесении испытаний. Сохрани Бог всякого человека малодушествовать в испытаниях на Промысл Божий.
Будем нести испытания с постоянством и надеждою на милость Божию, ни в каком случае до конца не оставляющею человека, и с верою в лучшее будущее, которое Господь несомненно устроит, если только мы окажемся достойными того.
Одушевимся в несении испытаний тою мыслию, что кого любит Господь, того наказывает, ради духовно-нравственной пользы самого же испытываемого и наказываемаго.
Видя испытуемых и наказуемых от Господа, не будем суетно мудрствовать, что Господь наказывает их непременно за какие-либо тяжкие грехи и тем паче укорять их. Пути Господни в отношении жизни людей неисповедимы; и мы не можем знать, почему Господь Бог с одним поступает так, с другим иначе. Не судите, да не судими будете.
Братие! предадим сами себя и всю жизнь нашу премудрой и всеблагой воле Господа, Который несравненно больше нам дарует, чем мы просим или о чем даже едва смеем помыслить. Будем безропотно, по примеру св. праведных богоотец Иоакима и Анны, переносить посылаемые на нас несчастия: чрез них, как золото чрез огонь, Господь очищает нас от всякой скверны греховной и соделывает нас несравненно более блаженными и в этой и в будущей жизни, нежели мы были бы блаженны без этих очистительных скорбей. (См. проп. прилож. к Рук. для с. паст. 1891 г. сент.).
А когда бедствия и разные скорби готовы по-видимому нас подавить, будем взывать о помощи к Тому, без воли Которого и волос не упадает с нашей головы, Который никогда не пошлет искушения превышающего силы наши. (Сост. Г. Д- ко с дополн. по указ. источн.).
..
СЛОВО НА РОЖДЕСТВО ПРЕСВЯТОЙ ВЛАДЫЧИЦЫ НАШЕЙ БОГОРОДИЦЫ И ДЕВЫ МАРИИ
Ныне мы празднуем Рождество Божией Матери... Родители Ее Иоаким и Анна были людьми праведными и богобоязненными. Они были знатного происхождения, ибо происходили из дома Давидова. Хотя они были и благочестивы, тем не менее они были очень несчастны, потому что не имели детей. Как вам известно, это бесчадие считалось великим пороком в народе иудейском у иудейских супругов. И вот дожили до глубокой старости эти благочестивые, ни в чем не повинные родители; они усердно молились Святому Духу, чтобы Господь даровал им детище. Когда однажды святой Иоаким пожелал принести жертву на алтарь, то первосвященник отказал ему в этом. Он ему сказал: «Ты недостоин, чтобы твоя жертва была на алтаре: ты бесчаден... У тебя, вероятно, есть какой-нибудь тайный порок...». И тут один молодой человек сделал ему упрек: «Чего ты идешь с жертвою? Разве ты не знаешь, что твоя жертва неугодна Богу?»
Праведный Иоаким вскоре ушел в пустыню и горько плакал; а святая праведная Анна тоже плакала и о своем муже, и о себе. Она завидовала птицам и зверям: «Птицы и звери и те счастливее меня: они имеют детенышей, а я не имею детища и должна терпеть великое поношение». И вот за веру, терпение Господь возвестил им великую радость: у них родилась дочь, которая сподобилась быть Матерью Самого Господа Бога Спасителя Иисуса Христа.
Да, великие скорби несли богоотцы Иоаким и Анна. Но, братья, кто из нас может сказать, что и его жизнь проходит без скорбей и страданий? Мир полон скорбей, страданий!.. Неожиданная смерть похищает близких нам, люди страдают, и страдания постоянно подстерегают нас. Все взывает к нам, что не здесь наша жизнь, а там, на Небе, здесь только призраки, приготовление к вечности; здесь мы должны готовиться к будущей жизни, должны стараться очищать свою душу от всего дурного, должны воспитывать самих себя и должны оберегать себя от дурной среды и, готовясь, как добрый воин на битву, молиться и всегда помнить, что здесь – начало, там – конец, здесь – посев, там – жатва! Здесь время страданий, борьбы с грехом – там время отдыха! Так взывает Господь Бог, так учит нас жить Христос в Евангелии.
К сожалению, как много теперь находится людей, которые смотрят на жизнь с другой стороны, говорят: «Жизнь дана на радость, на наслаждения: бери от нее как можно больше!..». Так сами они стараются жить и так учат других жить. Но всмотритесь, сама жизнь показывает, что она дает не одни радости, а и страдания. И чем больше люди стремятся к радостям и наслаждениям, тем более и более скорби постигают их. И вот в их душе зарождается ненависть, злоба, проклятие... Они тяготятся своею жизнью и часто прекращают ее; и после временного ада, который они сами себе устраивали здесь, на земле, переходят в вечный ад.
Но не так учит жить и смотреть на жизнь Иисус Христос. Он говорит: кто хочет быть Моим последователем, тот должен взять свой крест и нести свое бремя, то есть нести все скорби и страдания. Ведь страдания здесь необходимы для будущей вечной жизни. Здесь страдания временные, а там – Господь, и вечность, и покой: там получит такой и свет, и радость молитвами Божией Матери.
8 сентября 1907 г.
......
Ныне земля, освещаемая блеском благодати, сияет паче солнца, светит духовною ясностию лучше неба и украшается небом, превосходнейшим надземного неба. Она принимает на себя Небо рожденное, превосходнейшее, пресветлое, пространнейшее, представляющее миру Солнце не заходящее, но незаходящее, и испещренное не звездами видимыми, но пламенем духовных светильников. Вот что торжествуем мы ныне; вот что предложило нам блистательнейший пир; вот что собрало нас на нынешнее ликование; вот что, побуждая к слову, приглашает всех к наслаждению благами его. Отзовитесь же на голос звучащего с полным послушанием, чтобы никто из приглашаемых не лишился этой сладостной и всемирной радости. Никто пусть не лишает себя удовольствий и славы, общих всей природе. Все вкупе насладимся предложенным пиршеством. Оно равно предложено всем и учреждено для веселия и препрославленной славы.
Многочисленные и великие благодеяния получила уже от Бога природа человеческая. Она сподобилась различных даров, к которым Виновник благодеяний, произведши участников в них, присоединил общую роду человеческому славу. Но она никогда, если пересмотришь все, не была почтена таким великим даром и Божественным отличием, какого сподобилась ныне. Поэтому, предав забвению прошлое и оставив назади древнее, она любуется и вместе превозносится этою величественною славою. В самом деле, какой из даров, сообщенных ей Богом, можно бы отметить, как столь величественный, чтобы пристойно сопоставить его с настоящим? Великое ли дело – извести природу человеческую из ничего в сравнении с тем, чтобы облечься в нее, когда она уже растлилась, и снова преобразовать ее, воссоздав наилучшим образом? Что значит почтение образом в сравнении с усыновлением? Какое земное начальствование и властвование может сравниться с теперешним царствованием на небесах вместе с Владыкою всего? Что такое зрелище, явленное боговидцам в видениях, сониях и представлении гласа хлада тонка, перед тем, что нам явился Сам Созерцаемый и человеколюбиво обитал в нас? Какое, наконец, сравнение между избранием пророков и праведников и прибавившеюся чрез них к роду человеческому славою, и между тем, что от рода этого произошла Матерь Превожделенного Бога, слава естества нашего, и что чрез Нее доставлена нам столь величественная честь? Это-то именно и прославило нас чрезвычайно. Это-то и должны мы ныне все принять, обнять и почтить всевозможными славословиями.
Есть люди, которые говорят, что такое ликование и благодарение принадлежит Богоявлению Владыки, потому что оно сделало все это и стало завершением таинства и дарованных благ. Но выставляющие это на вид пусть знают, что приятность настоящего дня была виною приятности того дня и началом как примирения нашего с Богом, так и той радости, которая воссияла для нас чрез оное. Залоги, полученные по поводу примирения, служат знаком твердого мира и суть начало того удовольствия, которое мир доставляет примиренным благами своими. Женщина, выбираемая и приемлемая в супругу царя из среды подданных, служит для них вернейшим доказательством как родственного единения с царем, так и славы, имеющей произойти от того. Царица, находящаяся в частных имениях, своими новыми распоряжениями подает всем окрестным жителям несомненный знак, что туда прибудет царь, остановится там и дружески обойдется с начальником за его благосклонное и предусмотрительное попечение. Таково точно и относящееся к радости настоящего дня, предвозвестившее нам наступление вышней славы. Ныне представлен залог, избрана Невеста Неневестная, образован и приготовлен чертог царский, действительно даровано нам прочное основание благ, ожидаемых с пришествием и обращением с участвующими в них царя. Таким образом, настоящее торжество есть предтеча неизреченной радости, проистекающей от воплощения Христова, а предтеча оно не в том смысле, будто не соединено с воплощением тем, или отлично от него, но в том, что оно руководило к несомненности всего события и притом свойственным и приличным нам образом, потому что доставило нам совершеннейшую радость чрез Ту, Которая от нашего рода. Поэтому нужно, чтобы торжество это, как предпразднество и основание воплощения Христова, мы увенчали похвалами с веселою наружностию, а еще более с веселым душевным расположением, и во время его составляли радостные ликования, не столько телом, сколько духом прыгали от радости, соревновали в восторге мысленным и Божественным чинам и все возбуждали всю тварь к тому же самому.
Между тем, наше призывное слово предупреждают сонмы ангелов, и восхваляют ныне Ту, чрез Которую узрели исполнение тайны. Предупреждают его небеса, и отдают честь высоте этой новой тверди. Предупреждают и светила, и преславно освещаются лучами, испускаемыми облаком мысленного Солнца. Присутствует незванная земля, и достойно величается и превозносится своим произрастением. Ныне, говорю, все создания осмелились заявить свою смелость. Тем более, поэтому, я могу дружелюбно сзывать благороднейшие создания, громогласно восклицая так: приди ко мне всякий возраст и всякое достоинство, все какие только есть чины в мире и над миром, священники и цари, высшие и низшие, начальники и подчиненные, старые и молодые, девы, матери и неплодные, и младенчествующие незлобием; придите, примем спасительный день сей с Божественным веселием и превознесем его своими благохвалениями. Ныне родился предмет всеобщего похваления. Ныне из бесплодных чресл прозябло украшение священников, могущество царей, совершенство добродетельных, непоколебимое благочиние начальствующих и подчиненных, разумение младенцев, украшение дев, венец матерей, благочадие бездетных, разрешение неплодия. Ныне от бесплодной прозябло обилие благ; ныне от праведных произрос праведнейший плод.
Кто же и каковы эти лица? Да будет мне позволено рассказать о касающемся их, впрочем не с тем, чтобы превознести их похвалами сообразно достоинству их, но с тем, чтобы показать только, как они предпочтены роду человеческому и как, сделавшись причастными отменной благодати, стали виновниками одарения рода нашего блистательными дарами. Превознести их похвалами по-надлежащему есть труд, превышающий, по моему мнению, не только мои силы, но и силы всех. В самом деле, какая изобретательность, даже превосходных ораторов, в состоянии исследовать величие дел, кольми паче покусится изобразить должным образом славу их? Правда, хвалители, взяв во внимание деяния похваляемых и благодать, полученную ими чрез них свыше, усиливаются посредством похвал возбудить к предмету своему удивление или даже доставляют ему надлежащую славу; но где о заслугах праведников трубят щедрые дары, превышающие понятие, там какой можно представить опыт похвал? Какую необычайную оценку можно изобрести для того, что необычайнее всего? Что из всего, бывшего от века, можно избрать такое, что руководило бы похвалою надлежащим образом? Рассуди сам о избрании всех праведников и пророков, равно как и о тесном союзе их с избравшим их Богом, и ты увидишь несравненное превосходство Иоакима и Анны, увидишь, что они и препочтены и препрославлены безмерно. Создатель Бог избрал их для возобновления обветшавшего мира; от них Он приемлет Матерь, чрез Которую соизволил приготовить новую тварь; от кровей этих лиц, превосходивших добродетелями даже царское величие, Он облекся в царскую багряницу человеческого рода. Вот что сделало их высшими всех праведников, вот их право, превосходящее всякую заслугу: они избраны из среды всех, явились в должное время и приняты для осуществления тайны. Обрати же внимание на то, как касающееся их превосходит всякое сравнение. Об этом не слова сообщают, но самые события трубят. Впрочем, как для настояшего торжества, так и для уяснения преимуществ Иоакима и Анны, полезно будет объяснить хотя немногое из верного сказания, начинающегося речью о них: чрез это яснее просияет для нас истина повествуемого. Начнем же слово с начала.
В сказании том2 говорится так: «в историях двенадцати колен израильских был некто Иоаким, человек весьма богатый». Что значит «в историях»? Значит: в родословиях двенадцати колен израильских. Чрез это сочинитель показывает, что Иоаким происходил от предков по несмешанной царской линии, и что он, по соблюдению закона как предками, так и им самим, был знаменит и потому стяжал в коленах израильских известность и отличие. Далее, упомянув и о богатстве Иоакима, как о доказательстве его преимущества, писатель извещает об особенной праведности его, которою он отличался от всех единоплеменников своих. «Он, говорит, приносил Господу сугубые дары». Действительно, он славился сугубым богатством. Принося в жертву сугубые дары, он уменьшал настоящие и преходящие блага; но в тоже время умножал сокровища, непреходящие во веки. Впрочем, и оставляя из скоропреходящего богатства необходимое для ежедневного употребления, он не допускал того, чтобы оно скапливалось. Об этом говорит и упомянутая история: «он приносил Господу сугубые дары, говоря про себя: избыток мой пусть будет всему народу, а что в прощение меня, то пусть будет Господу Богу моему». Смотри, какое превосходство праведности в состоянии подзаконном! Приметь, что праведники эти отлично предначертали или, лучше сказать, превзошли образ жизни евангельской, начертанной апостолами. «Избыток мой пусть будет всему народу». Ничего излишнего, говорит, да не будет в том, что необходимо; что не необходимо для меня, то пусть достанется всему народу; что составляет у меня избыток, то пусть обратится в общую пользу всех. О пресправедливое намерение и суждение! О богатство, сокрытое в безопасных от разграбления сокровищницах! Так высока была добродетель Иоакима и Анны с самого начала! А из дальнейшего видно и другое превосходство добродетели их. Оставляя часть богатства для продовольствия своего, они из остального имущества все, предписанное в законе касательно новомесячий, обычных жертв, жертв за грехи и телесных очищений, приносили Богу всего. «А что в прощение меня, то пусть будет Господу Богу моему». Следовательно, они разделяли богатство свое не в такой мере, чтобы его достаточно было у них для себя, но в такой, чтобы самим терпеть нужду. Доказательством отменной добродетели их служат и слова: «говоря про себя»; ибо, кроме мудрого благоразумия, они показывают в говорившем так и превосходство добродетели. Так поступал человек не потому, чтобы обращал взор на других или устремлял мысли на какой-либо пример; но сам собою изобретал добро и исполнял его; не руководится также он в столь отличных деяниях и древними заповедями или законоположениями, но сам полагает начало деланию добра и становится деятельным законодателем для потомков. Заметь, как Иоаким и Анна достойно предпочтены были всем праведникам. Говорю же «достойно» не по отношению к дару, свойственному тайне (ибо благодать выше воздаяния за дела), но по сравнению их с одноплеменниками.
Полезно проследить и дальнейшее, находящееся в упомянутом сказании. В нем повествуется, что когда Иоаким в какой-то славный праздник приносил, по обычаю, дары, то был укорен одним из соплеменников за бесчадие. «Непозволительно, – сказано, – чтобы ты принес дары свои; потому что ты не произвел племени в Израиле». В некоторых списках читается: «непозволительно, чтобы ты первый принес». Справедливо было, чтобы Иоаким, как муж праведный и отличавшийся сугубым благородством, первенствовал как во всем, так и в принесении даров; но людям завистливым это казалось несносным. Поскольку же у них ничего не было такого из его жизни, за что можно было бы опорочить его, ибо он не только был беспорочен, но по превосходству добродетели слыл чуждым всякой опасности подвергнуться обвинению: то в предлог к тому, чтобы он не поступал по предписанному законом, представляют его бесчадие. Но это, именно то, что праведники до настоящего времени оставались без потомства и что они возбуждены были к получению дитяти посредством молитвы, было делом Всевышнего Промысла. Первое обнаружило их надежду на Бога, ибо когда они помолились, то исполнение прошения их не было отложено на время; а последнее показало, что тайна благодати осуществилась в определенное Богом время. Оскорбленный, как-бы прогнанный, праведник предается большой печали, но не потому, чтобы поражен был укоризненными словами или потерпел бесславие, но потому, что пришел в опасение, не навлек ли он на себя это отвержение Богом каким-либо небрежением о заповедях Божиих, пришедшем в известность чрез людей. Так и в то время, когда последовало ему истинное откровение, он, прибегая к загадочным явлениям (Ос.3:4)3, заботился не о чадородии, но о примирении с Богом. До такой степени строг был он в требовании отчета у себя как относительно исполнения закона, так и относитсльно таин совести! Так он во всем, касающемся его, полагался на промысл Божий! Поэтому-то он не вступил в прение, не стал противоречить, не сделал возражения, что доселе никогда не встречал запрещения приносить обычные дары, потому ли, что жил безукоризненно, или же потому, что приносил дары безукоризненные, но перенес оскорбительную укоризну терпеливо и вместе с тем прибегает к Испытателю таин Богу и удаляется в пустыню, как удобнейшее для собеседования с Богом место, не показавшись своей супруге и единомысленной и не поручив попечения о внешних делах домашним. Кто даже в наше время обнаружил столь твердое упование на Бога и презрение к своему имению? Тем более, кто показал это в те времена, когда трудно было исполнять даже умеренные и предписанные законом добродетели?
Представим теперь славные подвиги патриарха Авраама. Некоторые могут подумать, что Авраам, как по древности времени, так и по высоте праведности превосходит не только древних, но и Иоакима. Но если кто захочет сравнить деяния первого с деяниями последнего, то поймет, что деяния, о которых говорим, превосходнее деяний Авраама. В самом деле, Аврааму как о переселении, так и о земле, в которой он имел обитать, было наперед возвещено. Наперед же возвещено было ему и прекращение бесчадия и неплодства Сарры. Конечно, обладая этим по обетованию, он и надежду подкреплял и дух ободрял к получению обещанного молитвою; ибо может ли быть что-нибудь сладостнее обетования Божия? Между тем Иоаким, не получив еще никакого обетования, поверил, что Всемогущий силен совершить даже и невозможное и преобразовать природу, и, утвердив надежду свою на сокровенном Промысле Его, оставляет, таким образом, попечение о домашнем и предается постоянной молитве к Богу. Далее, Авраам, чтобы не сомневаться ему относительно будущего обладания землею и умножения своего потомства, имел нужду в верном знаке и доведывался, каким образом могут исполниться обетования Божии. Между тем, Иоаким как во время молитвы выказал несомнительный дух, так и после, когда был услышан и получил от ангела добрую весть о рождении потомка, не доведывается, каким образом исполнится возвещенное ему, и не требует знамений, которые объяснили бы, как уврачуется немощное естество: почитая самое откровение о обетовании исполнением оного, он, при твердом убеждении в получении потомка, догадывался, что возвещено известное одному Богу и по этому угадывал знамения. Наконец, прилично представить и рассмотреть здесь и чудное жертвоприношение. Именно: Авраам предпринял жертвоприношение по повелению Божию, а Иоаким – по собственному произволению; тот избрал в жертву действительное дитя свое единородное, а этот – то, которое только еще обещано было ему; тот привел жертвенное свое и снова получил оное, а этот действительно принес обреченное на жертву во всесожжение, отдав Богу; наконец, жертвенным у того был патриарх племен и праведных, а у этого – Матерь Божия и Всеправедная Владычица патриархов. Преславное деяние это поистине выше не только настоящего, но и всякого сравнения. Видишь ли, как превосходны преимущества праведного Иоакима?
Рассмотри также и пребывание его в пустыне, и воздержание его, превышающее силы природы (такую жизнь справедливо назвать жизнию ангельскою), и то, как он стал странником и необычайным, – сравнишь ли его дела или слова! Сказание передает, что он провел в посте сорок дней и сорок ночей, питаясь только молитвою и надеждою на Бога. «Иоаким постился сорок дней и сорок ночей, говоря: не сойду отсюда ни есть ни пить». У нас есть особенно спорливые люди, из коих одни почитают это невероятным, а другие даже невозможным. Действительно, подвиг этот превышает силы человеческие; потому что один Творец сохраняет природу достаточною для предопределенной цели. Ее-то и представлял праведник в полное распоряжение Божие и усильным сопротивлением требованиям тела сподобился получить от Бога же как благодать подвигов, превышающих силы природы, так и благодать даров, превышающих ожидание. Так и Моисей изумляет пощением своим в продолжение сорока же дней. Да, и его подвиги изумительны. Но если кто пожелает рассмотреть воздержание Моисея и Иоакима с большим тщанием, то именно найдет, что пощение их отличается одно от другого. Моисей воздерживался и потому, что так определил Бог, и потому, что охранял скрижали, и потому, что дожидался Законодателя: что и доставляло ему наилучшее подкрепление и вместе с тем облегчало как тяготу продолжительного времени, так и требования природы. Между тем Иоаким отдается пустыне, подъемлет на себя подвиги и изливает напряженную молитву не получая ободрения ни от чего, но укрепляясь одною необманчивою надеждою на Бога. Кто не изумится такому обстоятельству и не почтет его превышающим всякое слово, когда оно величием своим поистине превосходит всякое разумение? Подумает иной, что настоящие слова мы говорим преувеличенно. Таковый пусть сам представит себе события в том виде, каковы они есть, и присмотрится, действительно ли они таковы, что никто не в состоянии прославить их, хотя бы он стяжал красноречием своим громкую известность, тем более превознести их гораздо больше, нежели как они заслуживают. Таковы деяния праведного Иоакима!
А как велики и чудны деяния супруги его и одинаковой с ним по качествам Анны! Они не только не меньше даров супруга, но и превосходят их. Ей надлежало выдержать сугубый подвиг терпения. С одной стороны, ей неизвестно было отбытие супруга и место пребывания его, а с другой – ее осаждала обида по поводу неимения детей, причиненная ей с супругом. Анна боролась с обоими этими обстояниями, и при помощи веры и надежды вышла из них победительницею. Притом, укоризну за неимение детей она встречала с двух сторон: во-первых – от своих единоплеменников, во-вторых – от своей служанки; а это делает укоризну действительно несносною: ибо укоризны, причиняемые посторонними, не так поражают, как укоризны, наносимые домашними, особенно когда наносящие их бывают из среды подчиненных или слуг. Как же держит себя благороднейшая женщина? Так, что ничто из сказанного не сокрушает ее долготерпения. Напротив, она отвергает некстати поданное ей украшение, снимает печальные одежды, надевает на себя, вместе с одеянием души, чистую и брачную одежду и, убравшись на молитву по телу и по душе, стоит наряженная в сугубую одежду, как чистая, пред Пречистым. А воссылать молитву свою к Богу всего она идет не во внутренность храма, но избирает для этого спокойное и удаленное от всякого шума место в саду, и здесь-то, как в неподозрительном тайнике, тайно изливает молитву свою с душевною скорбию. Так поступила она потому, что, желая возносить молитву в сердце и долгое время, не хотела показаться на глаза поносителей. Ибо последние непременно почли бы ее, как древнюю Анну (1Цар.1:9–14), или пьяною или пустомелею. В самом деле, кто в прежние времена с издевкою напали на ту, которая молилась Богу в урочное время, те не отпустили ли бы более жестких колкостей той, которая возносила бы продолжительную молитву не в обычное время? Вот почему не она только, но и великий духом Иоаким не пошел в храм возносить молитву свою, относительно которой оба они справедливо заботились, чтобы непременно была приятною, нетревожимою, тихою и безмолвною. Если же высказать причину этого более пристойную и основательную, то она состоит в том, что оба эти праведные и на деле и по имени были предтечами и провозвестниками благодати; ибо Иоаким значит предуготовление, а Анна – благодать: они сами собою представляют неописанную обширность ее тем, что не идут в храм, но молятся Богу всего на всяком месте. Таков смысл сказанного о них!
А какого уважения достойны молитвы, воссылаемые ими обоими! В них они упоминают о всех великих делах Божиих, как произведенных Богом из ничего, так и чудно введенных Им вновь при преобразовании природы вещей. Так они говорят о благодеяниях, оказанных Богом праведным Аврааму и Сарре, Анне и Самуилу, испрашивают себе равную благодать и с ревностию и усилием молятся, чтобы даровано было им приличное их положению. А молитва, которую изливала потом блаженная Анна в саду, с одной стороны, отлична от прочих молитв ее, а с другой – проникнута таким сокрушением сердца, что была услышана. Ибо Анна не удовольствовалась словами и смыслом молитвы, но, проливая слезы, с глубоким смирением исповедывала свое убожество, ставила себя ниже всех тварей и наименовывала те предметы, которые воспользовались благословением Творца. Такими указаниями и речами, и притом более ими, нежели произносимою от себя молитвою, она обрисовывала богатый щедротами Промысл Создателя. «Я, высказывает целомудренная жена, я хуже всех тварей. Они, Владыко, покорны повелению Твоему, а я совершенно лишена благословения и благодати раждать, я не достойна счастливой доли женского пола. Он у Тебя плодороден и самым делом доказывает, как я ниже его. Я не имею способности рождать, общей многоразличным животным, а животные действительно сподобились этого счастия. Плодоносна и земля, согласно повелению Твоему постоянно приносящая обильный плод; приносят плод и луга; приносят благовременный и приятный плод и прекрасные растения, и чрез благодарение пользующихся ими отдают Тебе дань славословия. Я не имею благодати их и сама сознаю, что недостойна быть причисленною к этим произведениям Твоей благости». Не показывают ли слова эти высочайшего смирения? Какое сокрушенное сердце может сравниться с душею, высказывающею такие мысли? Возможно ли же, чтобы любящий добро Бог не одобрил такого благорасположения паче всякого благоухания и приношения? Возможно ли, что бы не внял такой молитве, паче всякого всесожжения, Тот, Кто услаждается особенно такими жертвами? Ведь «жертва Богу – дух сокрушенный» (Пс.50:19).
Таковы преимущества и рассказанные подвиги праведных Иоакима и Анны. Эти яркие отличительные черты добродетелей их осветили благородство и зрелость души их, блистательнейшие тех, которыми славились жившие прежде. Действительно нужно было, чтобы дар, несравнимый ни с чем сотворенным, последовал от наизбраннейших; нужно было, чтобы пресвятое богатство истекло из запаса, обильного добродетелями; нужно было, чтобы таковой плод принесен был таковыми трудами, чтобы благороднейшая отрасль произросла от благородного корня, чтобы отличная лоза виноградная выросла из хороших недр. Высоки долженствовали быть те, от которых надлежало произойти вечно зеленеющему украшению рода нашего, прекраснейшему ростку природы, тому высокому дереву таинства, выходящий из которого цвет бессмертия издал вечное благоухание и плод которого – жизнь, нетление и вечное пребывание для тех, кои приобщаются оного.
Молитва праведных, принесенная с такими трудами и в таких словах, оканчивается Божественным ответом. Являются ангелы и возвещают, что молитвы услышаны и что последует неожиданное рождение. Ангелы благовествуют рождение Той, Которая достоинством Своим превосходит самых ангелов. Ангелы предвозвещают разрешение неплодия и предсказывают разрушение средостения греха чрез оное. Ангелы предрекают неожиданное зачатие Той, Которая нововвела зачатие необыкновенное и неизреченное. Ангелы предупреждают о явлении на свет Той, чрез Которую прекратились скорби прародительницы. Шествие Той, Чье рождение необыкновенно, превышает ожидание. От земледелия, от которого ничего не ожидалось, получается Плод, превосходящий понятие. Неплодие предвозвещает обновление естества, и рождение дитяти, самая необычность рождения его представляет подтверждение самого необыкновенного таинства. Дитя это в себе самом получает самые верные признаки чудного рождения. В чуде родителей оно изучает тайну неизглаголанного чуда. Ибо первое предвозвещает последнее и самым исполнением своим наперед говорит о несомненном сбытии предвозвещаемого. Здесь безплодная, лишенная свойственного природе; там Дева, огражденная неприкосновенною непорочностию. Здесь долговременные узы; там неподдельный бессмертный способ. Здесь плод заслуг и молитвы; там новое неизъяснимое зачатие за несравненную и преимущественнейшую добродетель. Здесь ангел возвещает прекращение невыносимых скорбей; там архангел благовествует сверхъестественное зачатие.
А обещание ныне возвещенного весьма ясно предвозвестило о касающемся Ее. «О рожденном тобою, – сообщает Анне предвестник, – будут говорить всем». Оно будет на устах всех и возвестится всем, не на земле только, но и на небесах; не людям только, но и небесным силам возвестится то, что должно говорить о рожденном тобою. Заметь, что об этом предрек Давид, что он наперед возвестил об имеющем последовать как о настоящем, высказав неотвратимость будущей истины в прошедшем времени. «Преславное, – говорит он, – изрекли о тебе, град Божий»(Пс.86:3). Изреченное славнее всякой славы: оно славно для сил горних, драгоценно и любезно для людей, вожделенно для патриархов, священно для прародителей, наперед описано и исследовано пророками. Ради этого радуется вся тварь; этому сорадуются ангельские воинства; этим величается весь мир; этим восхищаются земнородные: славословя это, они торжествуют предпразднество величайшего спасения, наперед приветствуют то торжество, которое доставило совершеннейшую радость. Ибо этот день рождения предвозвестил возрождение человечества; он предозначил воззвание от заблуждения и возобновление обветшавшаго; он предпоказал превращение бесплодности нашего неведения в плодоприношение Богопознания; он проложил нам путь ко входу к благодати; он наперед отверз двери спасения; он положил основания примирению; он принят в посредничество; чрез него мы, принадлежащие к одному роду, имеем ныне дерзновение; чрез него мы получили приличнейшее состояние; чрез явление чертога на свет мы причислены к царскому браку; чрез произведенное ныне блистательнейшее и вместе обширнейшее солнце мы приписаны к небесной жизни; чрез родственное благословение мы наслаждаемся евангельским удовольствием.
Ты же, Посредница настоящего и будущего веселия, Похваление дерзновения к Тебе и почитания Тебя, за пирование в торжества Твои воздай небесным пиром, и за усердие, с которым совершаем оные, преисполни нас дарами Своими. Укрась настоящее собрание как чувственною, так и духовною радостию; приведи в порядок собравшийся по мановению Божию хор; вдохни в него стройный напев и подай ему песнь празднующих на небесах. Призри на намерение каждаго; испытай пламенное желание и благоприятно покажи оное испытующему тайны совести Владыке; представь расположение наше Тому, Кто ясно видит сокровенное. Несомненно, как знающий все невидимое, Он знает и совершенно видит и расположение к Тебе песнословящих Тебя ради Его; но величайшей благости Его угодно, чтобы песнословия наши приносились и исполнялись при помощи ходатайства Матери Его. В этом Твое похваление к Нему и наше похваление Тобою; в этом доказательство милости, стяжанной у Него чрез Тебя родом человеческим. На это-то опираясь надеждою, мы с презрением смотрим на униженное положение свое и предаем забвению низкий и земляный образ жизни. Вследствие этого-то мы жаждем отрешиться от земного и поспешить к небу. Поэтому-то мы несомненно надеемся на уготованные блага; поэтому-то мы ожидаем вечных благ. Поэтому-то, совершая настояший преславный и Божественный праздник с сердечным расположением, воссылаем благодарение Христу, предуготовившему все для собственной славы, для прославления Матери Своей и для спасительного украшения покорных Ему, Виновнику и Подателю благ; ибо Ему принадлежит честь, поклонение и славословие со Отцем и Святым Духом ныне и всегда и во веки веков. Аминь.
* * *Рождество Божией Матери
(21 сентября 1981 г.)
В Своем Евангелии Господь и Бог наш говорит: Когда наступает время младенцу родиться, то бывает скорбь: когда же родится – пребывает одна радость, ибо новая жизнь вошла в мир... И когда рождается ребенок, окружающие дивятся: какова будет судьба этого младенца? Рождение младенца – только первый день его; какова будет долгая чреда дней, составляющих человеческую жизнь? И каков будет последний день, который подведет итог всему, что было жизнью этого человека?
Сегодня мы празднуем рождение Божией Матери, и наша мысль обращена к Ней. Она родилась – снова, как говорит Евангелие, – не от хотения плоти и не от хотения мужа; Она родилась от Бога. Она родилась как последнее, заключительное звено длинной цепи людей, мужчин и женщин, которые на протяжении всей человеческой истории боролись: они боролись за чистоту, боролись за веру и полноту, боролись за цельность, боролись, дабы на первом месте в их жизни был Бог, и они поклонились бы Ему в истине и послужили Ему со всей верностью. В этом длинном ряду людей были и грешники, в жизни которых, может быть, была только одна черта, искупающая их существование; были в нем и святые, в чьей жизни едва сыщется какой недостаток. Но всем им приходилось бороться, и у всех них одна черта была общей: они боролись во имя Божие – против самих себя, не против других – для того, чтобы восторжествовал Бог. И постепенно, из столетия в столетие, они подготовили Наследницу своего рода, Которая должна была родиться, как и всякий младенец, в ряду добра и зла, греха и святости, но была бы таким ребенком, который изберет добро с самого начала и будет жить в чистоте и во всецелой верности своему человеческому величию...
Сегодня родилась Божия Матерь; сегодня начинается преодоление того разделения, которое существовало между Богом и человеком с момента падения; родилась Та, Которая станет Мостом между Небом и землей; Та, Которая станет Дверью Воплощения, дверью, раскрывающейся на Небо. Будем радоваться сегодня, ибо начало спасения пришло; станем думать о Ней с лаской, дивиться на Нее и просить Ее научить нас – может быть, не уподобиться Ей, потому что большинство из нас не может на это надеяться, но – любить Ее с благоговением, поклоняться Ей так, чтобы стать достойными быть одного с Ней рода: рода человеческого, от которого родился Бог, потому что Она явила такую совершенную верность. Аминь.
.......
Неделя 15-я по Пятидесятнице. Какая наибольшая заповедь?
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Сегодня Христос дает нам или, скорее, напоминает нам о двух основных заповедях: о том, чтобы любить Бога всем нашим сердцем, всем нашим умом, всеми нашими силами, (то есть всей властью и способностью любить, какие нам даны) и ближнего своего любить, как самого себя.
Когда мы слышим слово заповедь, мы всегда воспринимаем его как приказ о том, что мы должны сделать, а если не сделаем, то понесем ответственность, последует возмездие: но это слово имеет более широкий смысл. Оно означает завещание Божие нам, когда, сотворив нас, Он одарил нас свободой, способностью стоять на собственных ногах, дал нам власть выбора и власть следовать нашему призванию или отвернуться от него. И вот, это не приказание от Бога: это как бы напутствие или завещание в том смысле, в котором человек, когда умирает, оставляет завещание, чтобы его наследники его выполнили.
Было бы во мне желание уметь любить Бога и умом, и сердцем, и всей силой любви, какая только может сыскаться во мне!.. Но я знаю, что даже не стремлюсь любить Его с таким совершенством, с такой полнотой самоотдачи. Как странно и как печально – быть любимыми так, как нас любит Бог, и отзываться двоящимся сердцем... Он так нас любит, что призывает нас к бытию, и берет на Себя риск, потому что Он отдает нам Свою любовь, зная, что она может быть отвергнута. А мы все знаем, что значит открыть свое сердце человеку – и быть отвергнутым: ты мне не нужен; может, ты и любишь меня, – мне-то что?! Я хочу быть свободным, я хочу быть самим собой, к чему мне твоя любовь...
Мы также можем познать меру Божией любви к нам по дару Его нам во Христе: Он стал человеком, Он стал одним из нас, Он называет нас Своими братьями и сестрами, Он отдает Свою жизнь за нас! Если кто-либо (он, она) положит свою жизнь за друга, за глубоко любимого человека, тем более за человека, который даже не отдает себе отчета об этой жертве, мы были бы озадачены и потрясены, мы бы остановились и задумались, мы поставили бы себе вопросы: Как же возможно, что мне нечем, что во мне нет ничего, чем ответить на дар Христов, – на то, что не только предложено, но и дано такой ценой?! И тем не менее, я знаю о себе самом, что это так; и я думаю, что нет среди нас никого, кто не отдавал бы себе отчета, что даже и не стремится поистине любить Бога всем своим умом, всем своим сердцем, всей силой любви, всей мощью, какая только есть!
И вот дальше нам дано слово, предостережение святого Иоанна Богослова в одном из его Посланий: если кто говорит я люблю Бога, но не любит своего ближнего, тот лжет; потому что как может он говорить о любви к Богу невидимому, неосязаемому, когда он даже неспособен любить своего ближнего, который конкретен, осязаем, чья нужда вопиет к нему, чья любовь предложена, подчас так щедро, подчас так робко?
И вот вторая заповедь Христа, второе слово жизни, которое Он нам предлагает: если ты хочешь научиться, как любить Бога, хотя бы зачаточно, – научись любить своего ближнего. Но как? Тотчас же, в нашей заносчивости, мы думаем, как бы нам возлюбить ближнего великодушно, героически, жертвенно: Христос же говорит: Люби ближнего, как самого себя. Что это означает?
Прежде всего, на самом простом материальном уровне, это означает, что чем бы ты ни обладал, чем бы ты ни пользовался от жизни, позаботься, чтобы хоть один человек, один-единственный человек получил бы от тебя столько же, сколько ты берешь от жизни... И это может нас повести очень-очень далеко, потому что ничего подобного мы не делаем. Если подумать о том, сколько мы берем, и берем, и берем, и требуем, и снова требуем, а потом сказать: Хорошо! Каждое мое требование – требование моего ближнего; все, что я беру – должно быть дано той же мерой моему ближнему, хотя бы одному человеку! – то как щедра была бы жизнь! И если мы научимся этому, то очень возможно, что мы научимся любить и Бога.
И сегодняшнее Евангелие нам дает указание об этом: любить нашего ближнего, любить даже самого дорогого из ближних всем сердцем, щедро мне (и каждому из нас) мешает моя сосредоточенность на себе самом. Нет другого пути, чтобы научиться любить кого бы то ни было, кроме как отрешиться от себя.
И именно это говорит Христос: отвернись от себя! Отвернуться от себя означает именно это: вместо того чтобы жить для себя, не глядя ни на что другое, не сосредотачиваясь ни на чем другом – отвернись, посмотри, как широка жизнь, как глубока, как богата! Отвернись от себя и посмотри; вглядись в человеческие лица, вглядись в человеческие обстоятельства: вглядись в человеческие нужды, вглядись в человеческую радость ! Посмотри и увидь! – и оторвись от себя самого. И тогда ты сможешь увидеть других, какими они есть, видеть их нужду, видеть их голод, их радость, их нищетность, – и тогда ты сумеешь дать, дать. Сначала немножко: а потом чем больше ты будешь давать, тем больше сможешь давать, и любить, как любишь самого себя, той же мерой. Каждый из нас жаждет полноты жизни, исполнения, чуда жизни, – дадим его другому!
И когда мы научимся отворачиваться от себя, чтобы давать другим, мы увидим, что наше сердце стало способным повернуться к Богу открыто, любовно, благодарно, радостно!
Это начало: эта заповедь Христа люби ближнего, как самого себя, дана слабейшим из нас, потому что каждый из нас, в конечном итоге, никого не любит лучше, чем самого себя, самоё себя. Так что вот самая простая мера. Мы знаем, что нам делать! Мы знаем, как, сколько, с какой полнотой – так сделаем же! И тогда, освободившись от порабощения, от рабства самим себе, мы увидим, как широко наше сердце, как сильно и как многих мы можем любить, и как мы можем начать любить Бога истинно, всем нашим умом, всем нашим сердцем, всей нашей силой любви в нашей хрупкости. Потому что не сила составляет сущность любви, а хрупкость, уязвимость того, той, кто отдает себя щедро, застенчиво, радостно. Аминь.
1 октября 1989 г.