Зачем был обрезан Младенец?

{7}
«А когда исполнилось восемь дней и надлежало обрезать Младенца, Ему дали имя Иисус, которое было наречено ангелом прежде Его зачатия», – так предельно лаконично сообщает евангелист Лука о важнейшем для каждого иудея религиозном обряде (Лк. 2:21). Это произошло в Вифлееме, где Святое Семейство пребывало в течение примерно полутора лет до прихода персидских магов (волхвов) и последовавшего за этим бегства в Египет.
Необходимость совершения над Иисусом Христом этого ветхозаветного «таинства» с позиций христианского богословия обосновывается тем, что Он пришел не нарушить Моисеев Закон, но исполнить его (Мф. 5:17; Гал. 4:4), доведя тем самым до логического завершения («конец Закона – Христос», – скажет ап. Павел, – Рим. 10:4). Кроме того, «если бы Он не принял обрезания, то никто бы не признал в Нём обетованного Мессию, потомка Авраамова. Обрезание притом предуказывало на ту кровь, какую Христос должен был пролить со временем на Голгофе» [7. С. 137–138]. Св. Епифаний Кипрский († 403), полемизируя с еретиками (гностиками), отрицавшими реальное (то есть по плоти) боговоплощение, указывал, что «Христос Бог, сшедший с неба и пребывавший в утробе Девы Марии обычное для чревоносимых младенцев время, обрезан в восьмой день действительно, а не в призраке [плоти]» (Панарий, ересь 30, 27. – [21. С. 258]).
В Новом Завете, согласно ап. Павлу, «не имеет силы ни обрезание, ни необрезание, но вера, действующая любовью» (Гал. 5:6). Знамением спасительного вступления в Церковь Христову (как «Новый Израиль», – Гал. 6:16; Рим. 9:6) становится таинство крещения, заменяющее собой обрезание, хотя последнее и сохраняется у народов, имевших его до принятия христианства, – коптов, эфиопов, яковитов.
Православный Требник предписывает нарекать младенцу имя в восьмой день от рождения (при этом читается «Молитва во е́же назна́менати отроча́, прие́млющее имя в осмы́й день от рождения своего»), основываясь в этом на сообщении евангелиста Луки (см. об этом выше).
Праздник Обрезания Господня, логично входящий в цикл рождественских праздников (раскрывающих догмат Боговоплощения), впервые упоминается уже во второй половине IV века. На Востоке он долго входил в число важнейших влады́чных праздников (позднее названных двунадесятыми) наряду с Пасхой, Рождеством, Богоявлением и другими. Только в списке двенадцати праздников византийского историка Никифора Каллиста († ок. 1335) Обрезание Господне заменено Успением Девы, первым собственно богородичным двунадесятым праздником. В современном русском Православном календаре Обрезание Господне имеет статус великого праздника (как день Петра и Павла, Покров и др.) и совмещается с памятью св. Василия Великого, потому что он скончался в этот день (1 января 379 года).
В Римской церкви день Обрезания Господня является одновременно праздником Имени Иисусова (установлен в 1444 году по предложению Богословского факультета Сорбонны) и Октавой Рождества Христова (отдание Рождества). Кроме того, Обрезание Господне значится здесь первой из «Семи скорбей Божией Матери».
Из богослужения праздника
Тропарь Обрезанию. Ты, Иисус, сидящий в небесах на огневидном престоле с Безначальным Отцом и Божественным Твоим Духом, благоволил родиться на земле от Девы, не познавшей мужа, Матери Твоей; поэтому и был обрезан, как человек, на восьмой день. Слава всемилостивой воле Твоей, слава промышлению Твоему, слава снисхождению Твоему, Единый Человеколюбец!
Кондак Обрезанию и святителю Василию. Господь всех (т. е. всего существующего. – Ю. Р.) терпит обрезание и, будучи Благодетелем, обрезывает человеческие прегрешения, дарует сегодня спасение миру. Радуется же на Небесах и божественный таинник (греч. мист) Христа Василий, светоносный иерарх [нашего] Создателя.
Апостольское чтение на Литургии
(Кол. 2:8–12. - Зачало 254)
[Во Христе – полнота Божества телесно]
8Смотри́те, чтобы кто-либо не увлёк вас философией и пустым обманом по преданию людей, по стихиям мира, а не по Христу, – 9потому что в Нём обитает вся полнота Божества телесно. 10И вы нашли своё полное осуществление в Нём, так как Он – глава всякого начала и власти. 11В Нём и вы были обрезаны обрезанием нерукотворным через совлече́ние тела плоти, обрезанием Христовым. 12Вы, погребённые с Ним в крещении, в Нём же и совоскрешены были [с Ним] через веру в силу Бога, воскресившего Его из мёртвых.
Замечание к апостольскому чтению
«...Через совлечение тела плоти...» (ст. 11). – В Textus Receptus (с которого сделан Синодальный перевод): «...совлечением греховного тела плоти»; в переводе еп. Кассиана (Безобразова): «в совлечении тела плоти» [5. С. 400]. Буквально: «...в снятии тела плоти» [6. С. 1182]. Речь идет о совлечении этого тела, находящегося в рабстве у грехов плоти. Следует помнить, что тело (греч. σω̃μα, со́ма) в библейской антропологии – это человек в его цельности: никакой «души с крылышками» вне тела, как у платоников, библейское богословие не знает! Здесь противопоставлены понятия сома и саркс (плоть) (см.: [62. Кол. 802–807, 1163–1165]). Апостол Павел говорит о совлече́нии ветхозаветного плотско́го человека, раба грехов, и об облече́нии в нового человека, искуплённого Христом. (Замечание архим. Ианнуария.)
Евангельское чтение на Литургии
(Лк. 2:20–21, 40–52. - Зачало 6)
[Обрезание Христа. Его первая Пасха в Иерусалиме]
20И вернулись пастухи домой, славя и восхваляя Бога за всё, что́ им довелось увидеть и услышать так, ка́к им было обещано. 21А когда исполнилось восемь дней и надлежало обрезать Младенца, Ему дали имя Иисус, которое было наречено ангелом прежде Его зачатия. <...>
40А Дитя росло и укреплялось, исполнялось мудрости, и благодать Божия была на Нём.
41И ходили каждый год родители Его в Иерусалим на праздник Пасхи. 42И когда исполнилось Ему двенадцать лет, совершали они обычное паломничество в Иерусалим на праздник, 43и после положенного числа дней пошли назад; а Отрок Иисус остался в Иерусалиме. Родители этого не заметили, 44думая, что Он идёт с другими, и прошли дневной путь, а тогда стали искать Его среди родичей и знакомых. 45Не найдя Его, они вернулись для розысков в Иерусалим. 46И вот, через три дня нашли они Его в Храме. Он сидел посреди учителей, слушал их и задавал им вопросы, 47и все, кто слышал Его, дивились Его уму и ответам. 48И увидев Его, родители были изумлены, и Матерь Его сказала Ему:
«Сын, зачем Ты так поступил с нами? Посмотри, как отец Твой и Я в скорби искали Тебя?»
49И сказал Он им: «Что же вы искали Меня? Разве вы не знали, что Мне до́лжно быть в доме Отца Моего?»
50Но они не поняли сказанных Им слов. 51И Он пошёл с ними, и пришёл в Назарет, и во всём их слушался; а Матерь Его сохраняла всё это в сердце Своём. 52Меж тем Иисус возрастал, и возрастали Его мудрость и любовь к Нему от Бога и от людей.
Замечания к евангельскому чтению
«И вернулись пастухи домой...» (ст. 20). – Этот стих завершает литургийное евангельское чтения На́вечерия Рождества: о рождения Иисуса ночью на окраине Вифлеема, о ликовании ангелов и поклонении Ему пастухов, в чьём «хлеву» Он появился на свет Божий (см. выше в главе о Навечерии).
Поскольку об обрезании Лука говорит одной фразой, то составители нашего круга богослужебных чтений включили в евангельское чтение праздника Обрезания рассказ о первом посещении двенадцатилетним Иисусом Иерусалимского храма (с этого возраста мужчина принимал на себя «иго» Моисеева закона). Не имеющий буквального отношения к восьмому дню земной жизни Христа, этот рассказ полностью вписывается в богословие праздников рождественского цикла, поскольку подчёркивает возрастание и развитие Иисуса как человека, сознающего в то же время Своё Богосыновство.
«...Мне до́лжно быть в доме Отца Моего» (ст. 49); можно перевести: «...Мне надлежит быть во владениях Отца Моего» [5. С. 119]. – Здесь Иисус впервые являет Своё богочеловеческое сознание, заявляя в присутствии Своего «юридического» отца Иосифа, что Его Отец – Бог, «и Он должен прежде всего исполнять Свой сыновний долг по отношению к Нему... Это первое свидетельство того, что Он осознаёт Себя Богочеловеком» ([2. С. 2110]; а тж.:[12].
...
«ВЫ ЕСТЬ СОЛЬ ЗЕМЛИ»
✨ВАЛААМСКИЕ ПОДВИЖНИКИ.✨
+++++++++++++++++++++++++++++++
✨«Восхвалим убо мужи славны и отцы наши в бытии».
(Сирах. 44, 1).
***************
🎆«ИЕРОСХИМОНАХ АНТИПА»
------------------------------------------------------
Занимая в возникающем, общежительном скиту, по-видимому, незначительную должность, о. Антипа, по мере своих сил, ревновал о сохранении в нем общежительных правил во всей силе. Однажды о. Нифонт, будучи уже игуменом, в общей братской трапезе, благословил келарию приготовить для себя и какого-то прибывшего к нему гостя отдельное кушанье. Келарий не приготовил; игумен разгневался и велел встать ему на поклоны. «Поклоны я буду класть с радостью, – отвечал келарий игумену, – но прошу, батюшка, извинить меня, сделано это мной с благой целью, дабы не было претыкания и соблазну братии; так как самим тобой же начаты добрые уставы, по правилам св. отец; то чтобы тобой же не были оные нарушаемы, потому что настоятелю во всем надо быть самому примером для всех: тогда только будет твердо и надежно наше общежитие». После о. Нифонт благодарил о. Антипу за его ревность.
Дела по устройству скита побудили о. Нифонта года на три ехать в Молдавию; на все это время управление всеми отраслями скитского общежития возложено было на о. Антипу; ему же предоставлено было и право исполнять обязанности духовника.
С возвращением о. Нифонта на Афонскую гору, настало время для о. Антипы расстаться навсегда со священным местом многолетних его духовных подвигов; о. Нифонт назначил его экономом на их Ясское подворье. О. Антипа, прежде всего, старался и здесь, как и в минувшие дни в пустыне, во всей точности исполнять все схимническое правило по уставу Афона; так заповедал ему о. Нифонт, отправляя его в Яссы. На все, могущее вредно повлиять на душу подвижника, опытный воин вооружился мощным оружием – постом. Постоянно по два и по три дня, иногда даже по неделе, он совершенно не употреблял ни пищи, ни питья. При общем расположении к о. Антипе всех знавших его, дела его по управлению подворьем шли прекрасно; средства к содержанию подворья росли; самый сбор значительно увеличился. Так со всею ревностью служа на пользу Молдавского скита, о. Антипа постоянно сам стремился сердцем на пустынную Афонскую гору; часто он даже просил о. Нифонта о возвращении его на Афон: не то было на уме у о. Нифонта. Видя большую пользу от деятельности о. Антипы для их скитского общежития, сознавая множество неотложных нужд по устроению скита и скудность настоящих средств к их удовлетворению, о. Нифонт решился ехать за сбором подаяний в Россию и взять с собой туда и о. Антипу. «Не пускаешь ты меня на Афон, – сказал о. Антипа игумену, когда тот объявил ему свое решение, – берешь в Россию; а я чувствую, что как только мы перейдем нашу границу, я уже не буду более ваш, я буду русский».
Только первые шаги в России были сделаны о. Антипой под руководством о. Нифонта; вскоре о. Нифонт уехал в Молдавию, и о. Антипа, вовсе не зная русского языка, остался один среди русских. Как у родных помещен был он в одном благочестивом купеческом семействе. В отдельном домике, в саду, проводил он почти затворническую жизнь, посвящая почти все время молитве. Редко, и то по особому приглашению, выходил он из своего затвора. Между тем дела по сбору приношений шли очень успешно; приношения, по большей части, доставлялись к нему на дом. Вскоре обширные залы купеческого дома наполнились дорогими священно-служебными сосудами, облачениями, ризами, воздухами, пожертвованными от московских благотворителей в пользу Молдавского скита, всего с колоколами на сумму свыше 80 тысяч рублей. Когда все эти пожертвования были отправлены на Афон, то пароход, на котором они были отправлены, со всеми пассажирами и грузом погиб во время бури на Черном море. Получив об этом известие, о. Антипа, остававшийся в Москве, не упал духом, только московские благотворители потеряли усердие.
Во время затишья в Москве, собрана была о. Антипой в С.-Петербурге по сборной книге довольно значительная сумма. Между тем, мало-помалу забылось в Москве впечатление, произведенное катастрофой, и от ее обитателей стали снова поступать к о. Антипе разные приношения, обилием своим вскоре заставившие и его, и отцов молдавских совершенно забыть о минувшей потере.
Так успешно шли дела о. Антипы по сбору приношений. Этим успехом, главным образом, он обязан был тому глубокому чувству доверия и сердечной расположенности, которое питали к нему все знавшие его в России, как и прежде в Молдавии. И в Москве, и в С.-Петербурге люди благочестивые из всех слоев общества обращались к нему за духовными наставлениями. У него было много искренних учеников. Оба высокопреосвященные митрополиты – петербургский Исидор и московский Филарет – оказывали ему милостивое внимание и беседовали с ним о духовной жизни. Святителю московскому о. Антипа представлен был о. Нифонтом; святителю же петербургскому он сделался известен случайно. Однажды, прибыв из Москвы в С.-Петербург для получения сборной книги из Святейшего Синода, о. Антипа помещен был, как странник, в Свято-Троицкой Александроневской лавре, в одной келье с приехавшим по делам своим в столицу былым священником. Вскоре наступил великий пост. По своему обыкновению о. Антипа ходил ко всем церковным службам в святой лавре; в келье совершал днем и ночью всю постную службу на молдавском языке и исполнял схимническое правило; пищи и питья не употреблял вовсе: так что и ночь и день подвижника проходили почти в одной молитве. Миновал первый день поста, миновал второй, третий... все тоже! С удивлением смотрел на такую жизнь сообитатель о. Антипы; в конце недели, представляясь по своему делу, передал он, между прочим, все, его поразившее, высокопреосвященнейшему митрополиту Исидору: святитель обратил внимание на подвижника. Велико было это внимание архипастыря к о. Антипе: кроме постоянного милостивого отношения к нему, он взял его с собой в Задонск, на открытие мощей св. Тихона.
В первый год пребывания своего в России посетил о. Антипа Валаамский монастырь. Всей душой полюбил он тогда пустынные безмятежные кущи Валаама. И как только кончилось его дело по сбору подаяний в пользу Молдавского скита, с благословения своих молдавских старцев, 6 ноября 1865 г. прибыл он на Валаамские горы. Маленькая, уединенная келья в скиту Всех Святых приютила здесь ревностного любителя безмолвия и молитвы.
Велики были молитвенные подвиги о. Антипы в пределах святой Афонской горы и среди шума мирского в городах Молдавии и России; но там они развлекаемы были по необходимости то рукоделием с целью пропитания, то обращением с мирскими людьми по делам монастырским и по сбору: в уединении же валаамском молитва сделалась единственным и исключительным его занятием. Она наполняла весь день и почти всю ночь подвижника. Кроме неупустительного исполнения денночной службы по церковному уставу и множества поклонов по схимническому правилу, о. Антипа каждый день прочитывал два акафиста Божьей Матери, один – общий, и другой – ее успению, и ежедневно полагал 500 поклонов за живых и 500 поклонов за усопших. Помянник о. Антипы был очень велик. Поминал он всех благотворителей прежних, за многие годы, всех знаемых. Это поминовение продолжалось более часу. В определенное время между службами и поклонами, занимался он умной молитвой и ей же посвящал свободные от установленного молитвословия часы дня и ночи. Каждую субботу в скиту причащался он Божественных Тайн в алтаре, облачаясь, сверх мантии, в священническую ризу. Когда готовился он к причащению, или когда случалось ему быть или участвовать в соборном служении в монастыре, всегда он предварительно в келье совершал полную службу на молдавском языке и потом выстаивал без упущения и всю церковную службу в скитском или монастырском храме. Службу келейную совершал о. Антипа со вниманием полным. Не раз случайно замечали братия, какими горькими слезами обливался он на молитве. Мир молитвы был так сладостен для подвижника, что он всегда жалел, что у него для молитвы недостает времени.
В первую неделю великого поста о. Антипа вовсе не употреблял ни пищи, ни питья; в такой же строгости соблюдал он пост в понедельник, среду и пятницу в течение всего года и в навечерие праздников Рождества Христова и Богоявления. В эти два последних дня (сочельники) даже и в предсмертной болезни своей, когда от сильного внутреннего жара высыхал у него совершенно рот, не решился он облегчить своих тяжких страданий глотком воды. На четыре же не постных дня: воскресение, вторник, четверг и субботу, для постника была достаточна та пища, которую ему раз в неделю приносили на обед в субботу.
Так подвизался о. Антипа круглый год в скиту; когда же приходил он в монастырь, здесь уже он сообразовывался с общим чином монастырским; приходил же он в монастырь три раза в год – на Рождество Христово, на Страстную неделю, неделю Святой Пасхи и на всю неделю Пятидесятницы. Кроме этих определенных дней, приводила его в монастырь еще необходимость духовного собеседования с близкими ему лицами, приезжавшими собственно для него на Валаам. Хотя приезды этих лиц крайне тяготили любителя безмолвия, но на них он всегда отзывался со всею полнотой безграничного радушия. Здесь выражались его глубокая, самоотверженная любовь к ближним и его тонкое, благочестивое чувство, боявшееся чем-нибудь опечалить их. По целым дням тогда затворник находился в обществе женщин: пил чай, ел. Между почитателями о. Антипы были люди со средствами. По его предложению охотно делали они приношения на нужды монастырей в России и на Афонской горе.
Ничего не искавший на земле, о. Антипа с радостью переносил все огорчения, поношения, упреки. Глубокое смирение и всегдашняя готовность к самоукорению давали ему полную возможность всегда сохранят невозмутимым внутренний мир души. Жил он в нищете крайней. Келья его была совершенно пуста; не было в ней ни кровати, ни стула: стояли в ней небольшой столик, вместо аналоя, и деревянный жезл с перекладиной, на который в борьбе со сном в изнеможении упирался он во время всенощного бдения; на полу лежал войлок, на котором он сидел и на котором в утомлении предавался краткому ночному отдохновению. Живя сам в такой нищете, о. Антипа со всей любовью отзывался на нужды братии, если только открывалась ему к тому возможность. Полюбив всею душою Валаамский монастырь, с первого дня прибытия своего на Валаамские горы о. Антипа сохранит свою любовь к нему до конца. «Одно у меня сокровище, – говорил он, – это моя чудотворная икона Божьей Матери. Никому я ее не дам, кто бы у меня ее ни попросил: я оставлю ее только Валаамскому монастырю».
Многие годы проведя в строгом подвижничестве, о. Антипа нисколько не расстроил своего здоровья; вообще он обладал здоровым, крепким организмом. К лекарствам и к лекарям в случае болезни он никогда не обращался. Принимая болезнь от руки Божьей, от Божьей же руки ожидал он и исцеления. Судя по его бодрому виду, трудно было предполагать, что он так скоро переселится с гор подвижничества в селения горние. В течение одного года сильнейший кашель совершенно обессилил и иссушил его, и тихо привел его к мирному преставлению.
В год своей предсмертной болезни, Страстную неделю и неделю Святой Пасхи о. Антипа еще по обыкновению провел в монастыре. Болезнь быстро развивалась. По желанию о. Антипы его соборовали. Он видимо угасал. С любовью посещали его во время болезни братия; ближайшие же его ученики в последние дни были при нем неотлучно.
За два дня до кончины о. Антипы в монастырском храме шла вечерня. Вдруг что-то сильно стукнуло об пол. Это упал послушник, старичок из крестьян, пораженный апоплексическим ударом. Сказали о. игумену; тот, полагая, что послушник, вероятно, угорел, благословил взять воды из пономарской и освежить его. Оказалось, что он уже скончался.
В эту ночь, как и в предшествовавшие ночи, особенно страдал о. Антипа; под утро ему стало полегче, и он обратился к окружавшим его ученикам с вопросом: «Кто у вас умер в монастыре?» Так как в скит из монастыря еще никто не приходил, известия никакого получено не было, то ученики отвечали: «Никого!» «Нет, умер, – возразил о. Антипа, – умер простой старик... в церкви... ему было трудно. Игумен велел дать воды... не помогло... умер». В недоумении слушали старца его ученики; когда же около 11 часов утра в скит приехал о. духовник и рассказал о случившемся в обители, тогда только поняли, что о. Антипа прозорливыми очами ясно видел все, совершавшееся в монастырском храме, как бы оно совершалось в его присутствии.
В последние дни своей жизни о. Антипа открыл одному из ближайших учеников следующее явление. «В прошедшем году, в глухую осень, – говорил он, – стоял я на молитве. Вдруг сделался шум, и чудотворный мой образ Божьей Матери сам собой двинулся со своего места; другие иконы, бывшие на нем и около его, упали; образ Богоматери тихо шествовал по воздуху и остановился на моей груди. С радостью невыразимой и благоговейным трепетом принял я святую икону и поставил ее на место». Неудержимые слезы умиления орошали лицо старца при этих словах. «Если будете писать мою жизнь, – продолжал он, – прошу вас, напишите и об этом благодатном явлении, которого сподобился я, недостойный, по безмерной милости Царицы Небесной». Эту последнюю просьбу свою повторил о. Антипа несколько раз до самой своей кончины.
В последнюю ночь часто поднимал о. Антипа руки к небу и звал к себе своего любимого афонского старца, схимонаха Леонтия, мужа святого и подвижника великого. «Леонтий! Леонтий! Где ты?! Леонтий!» – часто повторял о. Антипа и потом как бы беседовал с пришедшим. «Батюшка, да с кем ты говоришь? Ведь никого нет», – наклонясь к о. Антипе, сказал ему его келейник. Пристально посмотрел старец на келейника и тихо пальцем постучал его в голову.
Под утро, чувствуя уже близость своего отшествия и желая быт причастником Божественных Тайн на литургии, совершенной в последний день его жизни, о. Антипа просил поспешить совершить святую литургию и причастить его. В полном разуме сподобившись принятия Божественных Даров, о. Антипа погрузился в тихую дремоту. Прошло два часа, ближайший ученик его прочитал девятый час и стал читать акафист Божьей Матери. Во время чтения акафиста, тихо замолк на веки, во всю свою жизнь ежедневно возносивший Царице Небесной акафистные хваления со всем усердием и живейшею верой, о. Антипа. Скончался он в воскресенье, 10 января 1882 г., на 66 году от рождения, и погребен, по его желанию, близ места его подвигов, за часовней, у скита Всех Святых.
Упокой его, Боже, со святыми!