СЕННОЙ МУЖИЧОК

В деревню Кушалино, сам того не ведая, его привёз на возу с сеном старик Севрюгин, и он же, продолжая не ведать, дал ему новое имя – Сенной мужичок.
Сенной мужичок был лохматым, круглым, с застрявшими в редкой шерсти сухими былинками, голову он имел большую, с высоким морщинистым лбом, коричневого цвета, как скорлупа лесного ореха, и такой же, наверное, твёрдости. По словам тех немногих, кому довелось видеть домовых, в облике Сенного мужичка чувствовалось нечто незыблемо древнее, веками не меняющееся, похожее на заросший мхом и лишаями валун.
До переезда в Кушалино он жил на опушках леса или в полях, ночуя и зимуя в стогах сена. Своими маленькими, цепкими и быстрыми ручками он вырывал из стога былинки, углубляя нору до самой сердцевины, где и устраивал себе лежбище. Так он и дремал зимой по нескольку недель кряду, пока не надоедали подбиравшиеся к стогу зайцы и лоси, не видевшие его, но чувствовавшие идущий изнутри незнакомый, пугавший их запах. Тогда он менял место. Приезжавшие зa сеном мужики не paз видели следы босых ног, начинавшиеся у одного стожка и ведущие к другому, а затем окончательно пропадавшие, хотя вокруг расстилалась нетронутая снежная равнина.
…Был канун новогодних праздников. После дувшей трое суток метели у ворот и калиток набило свежих сугробов, дома сделались ниже, приземистее, и на всём лежал слой снега. Даже борода старика Севрюгина распушилась, закучерявилась, теперь больше похожая на морозный узор на стекле, и со стороны казалась не настоящей, а, как у Деда Мороза, привязанной на верёвочках.
В общем, всё в Кушалине было готово к встрече гостей. И гости – сын Колька с невесткой и внуком Ваней – должны были приехать к бабке Карповой утром, но, видно, все сроки сметала метель, и встреча переносилась на вечер.
– Съезди к большаку, – попросила бабка Карпова старика Севрюгина. – А то в темноте сам знаешь как идти, да ещё с мальцом.
– Нет проблем, – преувеличенно бодро отозвался старик. У него был мерин Пугач. – Я гостей встречать люблю, они люди нежадные, не то что некоторые.
– Это кто же такие некоторые?
– Ладно, говорю. Считай, что уже съездил. У меня там стожок поставлен на полпути, так заберу попутно.
Метель действительно помешала гостям приехать вовремя. Сначала опоздал поезд, ворвавшийся на станцию весь убелённый, в снежных вихрях, крутившихся над крышами вагонов, и едва успел ссадить пассажиров, как вновь застучал колёсами, всё быстрее и быстрее замелькал окошками и сгинул за поворотом. Потом пришлось томительно ждать следующего автобуса и до вечера топить в промёрзшем автовокзальчике гудящую железную печку.
Когда гости наконец сошли с автобуса, в полях начало быстро смеркаться и вскоре сделалось темно, как в яме. Тут их и встретил Севрюгин с возом сена.
Малого Ванюшу старик усадил с собой, остальные расселись самостоятельно, и лошадь, слабая зрением в темноте, тронулась с места, определяя дорогу только по твёрдости наста и по редким вешкам, торчавшим из сугробов. От мягкого провального движения сено за спиной ворошилось, словно кто-то внутри пытался выбраться наружу.
– Ой, дедушка, а кто там у тебя в сене сидит? – испуганно спросил Ванюша.
– Кто в сене-то сидит? – погоняя лошадь, переспросил Севрюгин, который в этот момент думал о другом: поставит ему бабка Карпова за труды угощение или нет. Раньше могла и не поставить, но сейчас постесняется сына и невестки. И добавил уже с воодушевлением: – Там у меня, Ванюша, Сенной мужичок сидит. Вот кто.
Доставив гостей до места, старик завернул на свой двор. Пристроив на снегу зажжённый фонарь, он распряг лошадь и принялся сносить сено в сарай. Сенной мужичок стоял в некотором отдалении, чтобы не попасть в свет фонаря, поджимал то одну, то другую зябнувшие ноги, нервно почёсывался и дожидался окончания работ. Был он сейчас не в меру раздражён, не понимая, зачем его понесло в деревню, – вместо того чтобы спать в тёплом стогу, он торчит посреди чужого двора на жгучем морозе, прихватывающем пятки. Кажется, никто его сюда насильно не тащил, это он сам, повинуясь какому-то неясному желанию, уже на ходу заскочил в сани. И вот приехал…
Раздражение вызывал и бесконечно ходивший туда-сюда Севрюгин, мешавший ему сосредоточиться. В прежние времена он навёл бы на старика сглаз, порчу или хворобу, но сейчас это показалось ему слишком сильным наказанием. Правда, можно былo мелко напакостить, сделать так, чтобы старик споткнулся, или затушить, к примеру, фонарь. Но и тут какой прок, если это ещё больше затянет время.
Раздражение не прошло и позже, когда старик Севрюгин, подхватив, наконец, свой фонарь, в расстёгнутой шубе, метшей верхушки сугробов, удалился к себе в дом, и Сенной мужичок остался один. И хотя он привык к одиночеству, даже оберегал его, что-то сегодня было не так. Что-то не так было впервые в жизни, иначе он ни за что бы не перебрался в Кушалино.
Снова полезли в голову мысли, и вспомнилась давняя история с одним лесовиком, который к старости затосковал по людям, поселился у кого-то в подполе или на чердаке и тихонько скулил по ночам в ветреную погоду, просясь в горницу. Не такая ли судьба ожидает и его?
Подмораживало всё сильнее. Только что было темно, но вот засветился иней на верхушкаx деревьев, отражая небесный свет. Это над низкой щетиной лесов всходила луна. Вскоре в деревне будет светло как днём, и он станет беззащитен перед любопытным людским взором. Самого его, конечно, не увидят, он умеет отводить взгляды, но тень, отбрасываемую на снег, никуда не спрячешь. Следовало скорее искать ночлег, иначе эта тень на двух коротких ножках с удлиняющимся туловищем, невесть откуда взявшаяся посреди пустого двора, его выдаст. Сенной мужичок привычно огляделся, проверяя, нет ли поблизости опасности, и отправился в сарай устраивать себе на сеновале ночное лежбище…
Недели две или три Сенной мужичок мирно спал в сарае на сеновале, и ему даже приснился бестолково мелькавший сон. Снилось: стога, стога, и, как он понял, сон был связан с его первым появлением в Кушалине лет сто или сто пятьдесят назад, когда он был ещё молод. И только когда проснулся, это первое появление в селе предстало перед ним со всей ясностью, словно было вчера. Сколько тогда лошадей ездило по дорогам, какие тучные стада коров паслись на лугах, сколько стогов высилось вокруг, и если их сравнить со шлемами, то набралось бы целое войско.
С тех пор Сенной мужичок больше не появлялся в селе, и сейчас, проснувшись, дождался темноты. Выйдя из сарая, он вступил в снег и намочил ногу, почувствовав подошвой сковавший её холод, вступил другой раз и намочил вторую. Только тут он понял, что на улице оттепель. По деревне гулял влажный ветер, раскачивая голые сучья яблонь, снега осели, в оставленных в них следах, как в колодцах, скопилась вода, а на дорогах из-под снега тёмными пятнами проступили лужи.
Несмотря на ранний час, света в домах почти не было, и повсюду пусто чернели окна, придавая Кушалину нежилой вид. Это озадачило Сенного мужичка, привыкшего в прежние годы издали видеть Кушалино в огнях.
На улице он сейчас появился с единственной целью: присмотреть себе на случай отступления новый стожок или сеновал. Если Севрюгин станет его изводить или сено у старика закончится до нового покоса, надо было знать, куда податься в первую очередь.
Он брёл вдоль деревни, заглядывая через забор во все дворы и огороды, пытаясь уловить хотя бы слабый сенной дух. Пусть не тот, волнами расходящийся, не потерявший медвяного настоя аромат увядших цветов и трав, а только ломкое, пыльно-засушливое его подобие. Но ветер доносил лишь идущий снизу запах тающего снега и сырую горечь яблоневой и вишневой коры, а сенного запаха не было.
Наступило лето. Близился сенокос, самое благодатное время, и Сенного мужичка изводили сомнения. Эти сомнения, точно в листопад, пёстро кружились вокруг него, он, как мог, отпихивался, отводил их руками. Но они подлетали вновь, и от некоторых отмахнуться было невозможно.
Он успел выяснить, что другой живности, кроме мерина Пугача, в Кушалине по какой-то причине не проживало. Не было ни коров, ни овец и коз, и значит, в будущем ожидать сенокоса не приходилось. Но и настоящее было не лучше: сеновал, где он обитал зимой, почти опустел, редкие былинки едва прикрывали затёртые до чёрного блеска жёсткие доски. Хорошо ещё, что мерин выпасался на лугах за баней, обходился зелёнкой и засушенного корма не требовал.
И всё же Сенной мужичок ещё надеялся на чудо. Чудо это рождалось от одного вида необъятных просторов, где набирали силы обильные укосные травы. Не может же пропасть столько добра, кто-нибудь должен объявиться в последний момент, чтобы это богатство скосить и застоговать.
Старик Севрюгин раньше мало интересовал Сенного мужичка, но теперь у него появилась привычка осуждать его поступки. Иногда, появляясь во дворе, Севрюгин подолгу стоял с таким видом, словно не зная, зачем он вышел.
– Косу бы лучше отбил и грабли починил, борода сивая, – сердился Сенной мужичок и однажды ночью сложил у крыльца косу с оселком, грабли и вилы, чтобы вышедший утром из дома Севрюгин вспомнил о своём предназначении.
Однажды, впервые за месяц, Севрюгин запряг лошадь и на затарахтевшей телеге куда-то укатил. Вечером он вернулся без Пугача и телеги. И Сенной мужичок слышал, как он сказал соседу: «Всё, продал Пугача в соседнюю деревню, не прокормить мне его».
Осенью Сенной мужичок, собрав в охапку оставшиеся былинки, перебрался с сеновала на чердак. В новом жилище было сухо, пыльно, почти как в стогу, только очень просторно, и ещё от печной трубы, от замазанных пазов между потолочных плах пахло глиной, а не сеном, из чердачного окошка ему были видны летящие утки и гуси, и, словно только подождав их отлёта, начинал сеяться дождь, и мелькали, смешиваясь с дождём, белые снежинки – казалось, зима скалила зубы.
Сенной мужичок всё чаще впадал в наплывавшую туманом дремоту – предвестницу зимнего сна. Сон, как ни странно, долго не шёл, и вспоминалось и думалось уже о другом. Была у него заветная, тщательно им хранимая и оберегаемая тайна.
Тайна эта была – собирательство. Люди постоянно что-нибудь теряли на дорогах, а он подбирал, но самой большой радостью было найти монетку. Как он тогда ликовал, подбрасывал её на ладони, хранил по нескольку дней, держал за щекой, а потом тайно пробирался на сухой лесистый взгорок посреди болота и закапывал под приметным деревом.
Со временем собирательство стало его страстью, единственным занятием, кроме мстительного подшучивания над людьми. В желании добыть монеток побольше он дошёл до того, что стал прятаться у лесных дорог, поджидая одинокого путника, а когда тот приближался, ревел из кустов медведем, и не успевал стихнуть в отдалении испуганный крик убегавшего человека, как Сенной мужичок уже торопливо обшаривал разбросанную по сторонам поклажу, выуживая из кошелька заветные монетки. Бумажные деньги он никогда не брал, оставляя на месте, где их кружило и несло по дороге ветром.
За жизнь у него накопился целый клад, но самые дорогие находки выпали на молодые годы, когда он нашёл золотой десятирублёвик, выкатившийся из проезжавшей мимо коляски, а ещё лет через двадцать – тяжёлый серебряный рубль с изображением мужика, бьющего молотом по наковальне. Потом появились деньги без золота и серебра, но всё равно в них чувствовалась уверенная тяжесть меди и железа. В последние годы он находил какие-то легковесные ошлёпки, которые, сколько ни подкидывай на ладони, тяжести от падения не ощутишь. И если по виду денег можно понять, как меняется жизнь, времена и люди пошли легкомысленные и с ними творится что-то неладное.
…Жизнь в Кушалине тем временем шла своим чередом. Зимой старик Севрюгин топил печь каждый день. От трубы расходилось тепло. Сенной мужичок сидел на охапке былинок, прислонясь к трубе спиной, поджав под себя зябнувшие ноги, и снилось ему прежнее: стога, стога.
Автор : Владимир КЛЕВЦОВ