Вредная привычка

Баба Маша Пашку любила, как родного. И как его не любить, если вырос он на её руках? Маленький он ещё был, когда родители его переехали в посёлок.
Им, родителям- то Пашкиным, работать надо было, а родни никого и нет рядышком. Вот и стала она за ним приглядывать по соседски. Ей- то что? Она уже на пенсии, а с мальцом все поинтереснее. Хорошенькие они, ребятишки маленькие. Чистые, светлые, да любопытные. Жаль, что своих не довелось родить, так хоть чужих потетешкать.
Пашка тоже бабушку Машу любил. И в детстве, и в подростковом возрасте. Бывало, что к мнению родителей не прислушивался парень, а вот советы бабы Маши слушал внимательно, и мотал на ус, который едва- едва начал пробиваться сквозь нежную, молодую кожу.
Баба Маша, наливая большую кружку ароматного чая протягивала ее Пашке, и кивала головой на старую лавку, мол, пошли, побалакаем, соколик.
-Ты с Асташкиным- то не водись шибко, Павлуша. Я ведь их как облупленных знаю. Дурные они, гнилые, все до единого. Что дед Асташкин, покойничек, что отец ихний, что сами парнишки. Науськают парнишек, набедокурят, и в кусты, мол, я не я, и лошадь не моя. Они потом чистенькие из грязи выходят, а те, кто с ними якшался, так испачкаются, что вовек не отмыться. Ну ты сам посуди, Павлик: Аркашке Асташкину лет сколь? Вот то- то же, соколик, то-то же. Ему однако уж под тридцать лет, а он все с вами, подростками, якшается.
Пашка посидит, послушает бабушку Машу, подумает, да дойдет до него кой- чего. И то правда: 27 лет Аркашке, а пацанам из их компании лет по 15-16. И ведь подбивает их Аркашка на нехорошее, мол, давайте к бабке Макарихе ночью залезем, курей с пяток стащим, да на речке шашлыки пожарим. Андрюха у бати сэма сопрет, посидим, а то что вы все, как детский сад?
Пацаны помнутся чуток, но под натиском Аркашки сдадутся, да полезут к Макарихе в сарай. И сэма Андрюха сопрет, и посидят на речке, как взрослые. Только наутро ко всем, кроме Аркашки участковый заявится вместе с Макарихой. И Андрюха от отца получит по первое число, и Саня, и Юрка. Да что тут говорить! И его, Пашку, отец за ухо оттаскает, а Аркашка будто бы и не при делах. Еще и их обвиняет, мол, языками бы не трепали, и все бы было шито- крыто.
Кивнет Пашка головой, мол, понял, баба Маша, спасибо за чай. Встанет, да пойдет домой задумчивый. И мыслями своими с пацанами поделится. Вместе покумекают, прикинут кой- чего кое к чему, вспомнят все случаи, когда из-за Аркашки этого влипали по самое не могу, да и перестанут с ним водиться. Ну их, таких друзей! Даже поговорка про это есть, мол , таких друзей, за руку, да в музей. А может и не за руку, тут как получится.
И родители вздохнут наконец спокойно, да спасибо бабе Маше скажут. И как ей это удалось? Они- то и так, и этак, и ремнем махали, и глотки до хрипоты содрали, и все без толку.
Или вот еще: Пашка, когда взрослеть начал, стал и матери, и отцу грубить. Я, мол, большой уже, и вы мне не указ, без вас разберусь. И лень откуда- то взялась. Родители из сил выбились, и наказывали, и просили, мол, перестань, Паша, и поговорить пытались, и объясняли, а толку- ноль.
Баба Маша, что на лавочке сидит, да семечки лузгает, поманит Пашку пальцем, мол, пошли, соколик, вместе погреемся. Протянет ему горстку черных, блестящих, крупных семечек, и сидит, молчит, щелкает их. И Пашка сидит, тоже молчит, а сам думает, что неспроста его баба Маша к себе позвала, сейчас жизни учить станет. А баба Маша знай себе, только успевает кожурки от семечек в кулечек из газетки сплевывать. А потом, словно невзначай, спросит:
-Чем вас мать сегодня потчевала? Что вкусного готовила?
Глянет Паша на бабушку, улыбнётся, вспомнит, как с аппетитом уплетал винегрет, да картошечку толченую с котлеткой. Лапша ещё была, куриная, да неохота ему её было есть, когда толченка с котлетами есть.
Баба Маша, улыбнувшись, скажет, мол, какая Лариска- то рукодельница! И когда только успевает всё? И на работе, и дома. И в избе порядок, и еды наготовлено всегда, и в огороде ни соринки. Любо-дорого глянуть! И отец у тебя молодец, с руками мужик, хозяин в доме. Вежливый, обходительный, матери слова плохого не скажет, и во всём помогает. У меня, мол, аж душа радуется, когда вижу, как вдвоём они над грядками сидят. Ох и свезло же тебе, Пашка, у таких родителей родиться! И сыт, и одет, и обут, обласкан, в любви да заботе живёшь.
На иных глянешь- сердце кровью обливается. Вон, на Семеновых поглядеть! Ни одеть, ни обуть, ни в рот положить нечего. Танька с Гришкой пьют её, горькую, лаются, что собаки цепные, а дети- как трава сорная растут, ни к чему не приучены с мальства. Вот что видят они у таких родителей? Что с них вырастет? А ведь любят их ребятишки- то. В рот заглядывают, и перечить не смеют, а уж зубоскалить и подавно. Учись, Пашка, всему учись, покуда родители рядом с тобой, чтобы хорошим человеком стать. Гонор сбавь, да промолчи лишний раз, авось за умного сойдешь. Да гордись, что родители у тебя такие. У меня мамка с папкой тоже хорошие были, да только нету их уже давно, рано померли, я ведь с теткой своей росла, а тетка, хоть и не чужая, а не каждая матерью стать сможет.
Подумает Пашка, да поймет, что правильно баба Маша сказала. Хорошие у него родители. И отец хороший, и мама золотая. И все у него есть только благодаря им. А если вдруг не станет их, что тогда? От него ведь и требуют не так много. Чуть помочь, да не огрызаться.
Выйдет Пашка в огород, да с родителями станет травку дергать. А что, оказывается, что и в этом занятии свои плюсы есть. Отец так интересно о молодости своей рассказывает- заслушаешься. И мама тоже.
Захочет огрызнуться Пашка, да вспомнит про родителей Семеновых. У них- то дети родителям слова против не говорят, молчат. да слушают. Хотя, что там хорошего услышишь? Брань одна. А он что же, хуже Семеновых?
Промолчит Паша, до десяти посчитает, выдохнет, и головой кивнет отцу или матери, мол, хорошо, мам, ладно, пап.
Ой, да что говорить? Много таких случаев было. Умная она, баба Маша, хоть и в институтах не училась. Другим умом она умная, житейским, жизненным. Много чему научила она Павлушу своего, направляла потихоньку, помаленьку , в нужное русло его.
Только от привычки вредной не смогла она его отвадить. Ни разговоры не помогли, ни уговоры, ни басни с побасёнками, ни сказки с шутками да прибаутками. Как пристрастился Паша дымить, так и привык к папиросе.
Отучился, вернулся в поселок. Родители себе дом другой построили, а этот Пашке оставили, мол, ты молодой, живи, как знаешь. Тебе семью заводить надо, да и вообще...
Вот и остался Павлуша под присмотром бабушки Маши. Только теперь уже больше он за ней присматривал, чем она за ним. Поменялись местами. Старенькая уже соседка, трудно ей одной. А Паше не трудно помочь.
Баба Маша каждый день выходила на лавочку. Что зимой, что летом, и укоризненно качала головой, глядя на то, как Паша дымит у своего дома. Ведь хороший парень, работящий, руки золотые, а вот поди ж ты, как паровоз, ей- Богу!
-Испортишь здоровье, Павлуша, приговаривала она. – Да и какая девушка только замуж за тебя пойдет? И какая сладость тебе в этом, Паша? Бросал бы ты это дело, соколик!
Павлик, стыдливо отворачиваясь от бабушки только кивал головой в знак согласия, мол, брошу, баба Маша. Как время придет, так брошу.
Вопреки прогнозам бабушки Маши, невеста для Пашки нашлась. И то, что он курил, её совсем не смутило. Ну, разве что самую малость.
Вскоре сыграли свадьбу, и молодые зажили своей жизнью. Жили молодые хорошо, дружно, но жена Пашкина, Катя, тоже не одобряла Пашину привычку и постоянно гоняла его курить на улицу, мол, нечего мне тут дымом вонять!
Так и повелось. Вредить своему здоровью ходил Паша на улицу.
В ту зимнюю ночь Паша проснулся рано. Глянув на часы, он снова закрыл глаза. До будильника еще спать да спать. И чего проснулся в такую рань? Повошкавшись, он не смог уснуть, и решил выйти на улицу, дымнуть чуток.
Едва открыв дверь в сени, Пашка замер. Что за ерунда? Батюшки! Дом бабы Маши горит!
Не теряя времени, Паша бросился назад, в дом, вызвал пожарных и разбудил Катю.
-Беги по соседям, Катя! Буди людей! Баба Маша горит, -крикнул он жене и рванул к горящему дому. Через заднюю дверь сарая он пробрался внутрь и успел вытащить соседку, которая уже надышалась угарным газом и была без сознания.
Пока он пытался привести бабушку в чувство, уже и соседи подоспели, да и пожарные приехали быстро. Баба Маша только охала, глядя на то, во что превратилось ее жилище.
Дом пострадал не сказать, что не сильно, но хоть сама хозяйка жива осталась, цела, и невредима. Кухня частично выгорела, другие комнаты закоптились, да водой залили хорошо так. Жить в доме точно пока нельзя, а потому вздохнула баба Маша, мол, придется в кухню летнюю до весны переходить, что уж теперь поделать! Хоть живая, и то ладно. А уж летом, даст Бог, так отремонтирую, да вернусь в дом.
И Паша, нахмурившись, отрицательно покачал головой, мол, вот еще, удумала! Еще этого не хватало, чтобы ты в кухне летней ютилась, да мерзла! К нам перейдешь, и живи, сколько влезет!
Отнекивалась поначалу баба Маша, мол, еще чего скажешь? Чтобы я, чужая старуха, вам, молодым, обузой была? Не бывать этому! Да только разве поспоришь с Пашей? Сказал, как отрезал.
Баба Маша долго благодарила Пашу:
-Вот тебе и вредная привычка, Павлуша! Если бы не она, папиросина твоя, что на улицу тебя посередь ночи выгнала, не спас бы ты меня, и лежать бы мне сейчас в сырой земельке. Ох, Пашенька, спасибо тебе, соколик ты мой, за то, что спас бабку! Вовек не забуду! И за то, что приютили вы меня, низкий поклон!
А привычку- то свою ты все же бросай, нечего здоровье гробить.
Улыбается Паша, обнимает бабу Машу, мол, ну скажете тоже, спас! Не я, так кто другой бы подоспел, любой да каждый так поступил бы. А привычка- на то она и привычка, баб Маша! Привык я к ней. Может потом, как нибудь брошу.
А курить Паша в один день бросил, когда Катя сообщила, что у них скоро ребёнок родится. Молчком достал Паша пачку из кармана, и сразу же выбросил.
Ну разве дело это- дымом невкусным на собственное дитя дышать? На него отец не дышал дымом, и он, Паша, не будет.
Баба Маша не нарадуется на Пашу. Вон какой он молодец! И Катя- ну до чего хорошая! И умница, и красавица, её Павлуше, соколику, под стать. Дай-то Бог, отремонтируют домишко, да с маленьким ещё понянчится бабка. Это же считай, что правнук у неё скоро родится! И пусть кто скажет, что не родной! У кого язык повернётся такое сказать? Ближе иных родных они, Пушкины родители, сам Пашка, да баба Маша.
Автор : Язва Алтайская