Это случилось в мои студенческие годы, когда я всерьёз решил, что хочу быть юристом.

Возможно, не совсем по велению сердца — по расчету, потому что мама говорила, что юрист — это «серьёзная профессия», а бабушка уверяла, что «с корочкой тебя никто не обидит». Как выяснилось позже — обижают всех. Просто в твоем случае — немного культурнее.
На четвёртом курсе я попал к одному знакомому адвокату в помощники. Он был человек обстоятельный, сухой, с бородавкой на шее и длинным опытом. Платил мне… а вернее, не платили. Называл это «школой жизни». Я, разумеется, соглашался — было бы странно в двадцать лет спорить с человеком, который носит запонки.
Мы ходили по судам. Слушали про чужие жизни, как другие слушают театральные постановки. И однажды попали на дело, которое начиналось, как скучный водевиль, а закончилось чем-то средним между греческой трагедией и плохим анекдотом.
Развод. Супружеская пара. Муж — состоятельный, уверенный. Говорил негромко, но по делу. Был вежлив даже с теми, кто ему не нравился. По виду — человек, который знает, что правда в жизни мало кому нужна, и потому не настаивает. У него был бизнес, какой — не сказали, но, судя по всему, стабильный. Одет строго, без выпендрёжа. Часы — дорогие, но не вычурные. Жену назвал по имени-отчеству. Подал заявление о разводе, указал причину — измена. При этом подчеркнул, что ни один из детей ни в чем не виноват. Их было трое: двенадцать, семь и три года.
Судья — женщина лет шестидесяти с холодным лицом и тетрадкой в клеточку — спросила, есть ли шанс договориться. Муж ответил: «Я готов платить алименты на двоих старших. С младшим — всё ясно». Сказал это без эмоций. Словно не о детях речь, а о счётах. Потом добавил, что просит обойтись без скандала. Для детей, мол, так будет лучше.
И в этот момент, как по сигналу, началась вторая часть спектакля.
Жена — молодая, ухоженная, с ярко накрашенными губами и каким-то неприятным блеском в глазах — резко подалась вперёд и спросила:
ПОКАЗАТЬ ПОЛНОСТЬЮ