Предыдущая публикация
Верни мне дочку.
Наталья Павлинова.
#вернимнедочкуПавлиноваубелки
Часть 3
Дима слышал, как где-то в глубине дома скрипнул стул. Эти секунды показались Дмитрию немыслимо длинными, его сковала робость.
Маша открыла дверь. Теперь она была мало похожа на ту уверенную в себе строгую девчонку, какая так нравилась ему. Дима думал, что Маша от неожиданности немного смутится, увидев его на пороге своего дома, но ни тени удивления не промелькнуло на ее лице, как будто ждала именно его.
Она приложила палец к губам и махнула ему рукой, чтоб заходил.
– Мама спит, со смены она. И Катька уснула, – шепнула.
Дима пальцами спросил, не уйти ли ему? Но она уже жестами велела раздеваться и идти за ней. Они закрыли дверь на кухню, и Маша, уже чуть громче спросила:
– Рыбный суп будешь? Я есть как раз собиралась.
– Давай, – пожал плечами Дима, есть ему хотелось, – Я мимо шел, дай, думаю, забегу.
Его "мимо" было ложью. Сегодня выдался у него выходной, и он собирался полдня. Он намывался, менял рубашки, нервничал, считая, что надеть ему совершенно нечего.
И теперь радовался простоте момента: на маленькой кухне с Машей, одетой по-домашнему – во фланелевый халат он ел суп с черным хлебом.
– Дим, а если я скажу, что мне твоя безвозмездная помощь нужна.
– Чего? А... Это запросто. Могу дров наколоть и сена накосить.
– Дурачок! – улыбалась Маша, – Где ж ты интересно сена-то накосишь под Новый год. Нет, мне в деле одном помощь нужна. В московском, – сказала уже серьезно, глядя ему в глаза.
– В московском? Интересно.
– Не очень. Просто подумала, есть же у вас в милиции возможности. Мне б об одном человеке узнать.
– Ну, не знаю. Я ж не следователь, простой сотрудник, сержант. Но у меня начальник – очень хороший следователь. Кстати, не намного меня старше. Только заявление нужно написать, – он поднялся, направился к раковине, начал мыть свою тарелку.
– Какое заявление?
– Официальное. Ну, чтоб узнать, как ты говоришь, о человеке. Он ведь тебе зачем-то нужен? – Дима сказал эту фразу бодро и вдруг осенила догадка, он потускнел, помолчал, обернулся, – Маш, это отец твоей дочки да?
Маша ответила не сразу, встала, взяла у него чистую тарелку, поставила в шкаф.
– И да, и нет. Всё очень сложно, Дим.
– Сложно? – он вытер руки полотенцем и очень серьезно произнес, – Маш, давай начистоту. Ты доверяешь мне?
– Я? – она подняла на него глаза, – Наверное. Тебе можно доверять, мне кажется.
– Можно. Тогда ты расскажешь мне всю правду, а я уж решу – смогу ли тебе помочь. Но в любом случае клянусь: всё, что расскажешь ты, останется между нами. Ну, а если понадобится помощь милиции, подключим Владимира, следователя. Доверяешь?
– Да. Только... Только давай лучше вечером пройдемся. Не хочу, чтоб мама услышала. Вот отдохнёт она, выспится, и я смогу ...
– Конечно. Не вопрос. Я сегодня выходной.
– Тогда часов в семь жду тебя. И Люда придет.
– Какая Люда? – замер Дима, он так надеялся, что будут они вдвоем.
– Потом расскажу, Дим. Вечером ...
***
Леонид и сам не понимал, что с ним происходит. Сейчас он вдруг понял, какую ошибку совершил. Когда платил деньги, мечтал о ребенке, не понимал, а теперь понял: в свой дом он самолично притащил живое доказательство своей измены.
И он вдруг испугался. Особенно пугало его то обстоятельство, которое рассказал ему Игорь – в больнице с Машей случилась истерика, она поняла, что ребенка ей подменили.
Леонид знал: Мария не глупа. А что, если найдёт она его? Что, если явится в их дом с претензиями.
Ясно, что есть у него доводы, всё у него схвачено, и положение его гораздо лучше, чем положение некому неизвестной провинциальной девчонки, но ... её можно заткнуть юридически, победить в борьбе, подключив связи, но есть ведь ещё правдолюбка Ирэна.
А Ирэну, да и всю ее семью, обмануть трудно. Она заподозрит, начнет выяснять. И неизвестно еще кому поверит: ему или Марии... Да, неизвестно. Разве что материнская любовь, с какой сейчас она пестает девочку, поможет.
Не отдаст она ребенка никому. Точно не отдаст.
И зачем он вообще придумал этот обман!? Зачем? Какая разница? Пусть бы росла чужая девочка. Ему-то что от этого, если вокруг ее крутятся мамки и няньки.
Да-а, не так он представлял наличие в семье ребенка. Совсем не так.
Ему почему-то было тяжело находиться рядом с новоявленной дочкой. Постоянно казалось, что все домашние смотрят на него подозрительно долго, как-то изучающе. Сравнивают?
Все время хотелось ускользнуть из дома. Он оставался в Москве, засиживался на работе пока не начинало рябить в глазах и ломить спину. Тем более, что сейчас рассматривали его на должность солидную – в Бюро совета министров машиностроения. Надо было соответствовать.
Девочка очень... очень была похожа на Машу. Ее синие глаза обвиняли и гипнотизировали.
Ирэна таскала дочку на руках ночи напролет – не дай Бог пискнет. В конце концов наняли ей медсестру-помощницу, женщину средних лет, опытную няню. Но Ирэне казалось, что управляется та слишком равнодушно, беспокойное сердце ее все равно не отдыхало.
– Мам, ну, она грубовата. Тебе не кажется?
– Ирэна, доча, но ты погубишь себя и ребенка! Нельзя же не спать ночи напролет, да и Анечка привыкла уже к рукам, оттого и беспокоится.
– А я вот думаю, мам, вдруг она чувствует, что я ей не родная. Есть же связь материнская...
– О, Господи! О чем ты говоришь! Думаешь, ты не плакала? Или Виктор? А у меня помощников не было, между прочим. Какая связь!
Ещё Ирэну беспокоил муж. После удочерения он как-то отстранился, поглядывал на дочку искоса, полностью доверив ее жене и теще.
Чувствует, что чужая?
Даже дед, казалось, относился к внучке теплее.
Ирэна при каждом удобном случае совала нарядного ребенка мужу в руки, тараторила о дочке, о ее проблемах, о том, что сказал врач... Но теперь Ирэне казалось, что Леонид стал меньше бывать в родительском загородном доме именно потому, что не хочет видеть дочку.
Понятно – ребенок чужой, сердце не может ещё принять. Иногда муж как-то особенно пристально вглядывался в дочь. Однажды застала она его над кроваткой. Анечка плакала, а он ничего не предпринимал, просто стоял рядом и смотрел на нее сощурившись.
– Лёня! Ты чего? Она же плачет, – подхватила ее на руки Ирэна, – Она на ручки к тебе так просится, а ты...
– Да? Я не знал, – сказал отстраненно и вышел из комнаты.
В квартиру перебираться она долго не решалась: здесь, на подмосковной родительской даче, были помощники, здесь была оборудованная детская, рядом – прекрасный парк. Здесь всё было родное. Беспечные детство и юность ее прошли здесь.
Но в последнее время решила Ирэна, что после празднования нового года, в московскую квартиру всё же переедет: надо, чтоб Леня видел дочку чаще.
Женщиной Ирэна была умной, всё понимала. Она уже всем сердцем прикипела к Анечке, теперь нужно было сделать всё, чтоб прикипел к девочке и муж. Да и как можно к ней не прикипеть: синеглазая, розовощекая, веселая и нежная малышка со смешным пушком на макушке. Просто ангел – их с Леонидом дочка!
Но, видимо, для Леонида она остаётся чужой. Почему он так присматривается к ней? Чего боится? Ведь врачи констатировали: Аня абсолютно здорова.
Вся родня сходила с ума от умиления, каждый мечтал понянчиться. Дед готов был каждый вечер катать коляску по закрытой веранде, периодично присаживаясь на вольтеровское вытертое бархатное бордовое кресло, прислушивался к звукам рояля "Бехштейн" – Ирэна решила вспомнить музыкальные моменты. Далеко ходить не позволяло ему больное сердце.
А Ирэна настояла на том, что пора гулять с Анечкой в парке. Тем более, что шикарный парк был через дорогу от их дома – ухоженный, расчищенный и великолепно освещенный. Что-то таинственное и притягательное было в этом парке. Ходила туда Ирэна с коляской вместе с няней.
***
– Леонид Саидович?
Возле кулинарии ресторана "Прага" на Старом Арбате, куда он зашёл за тортом для именинника начальника, его окликнул молодой человек в мохнатой большой шапке и короткой куртке.
– Я. Мы знакомы? – Леонид не собирался разговаривать, решил, что это один из его бывших подопечных.
Он уже открывал дверцу своей машины.
– Нет, не знакомы. Но нужно поговорить.
– Извините, молодой человек, спешу очень, – он поставил торт на сиденье, сел в машину, включил зажигание.
Молодой человек понял, что он вот-вот захлопнет дверцу, придержал ее, наклонился.
– Я по поводу подмены детей в родильном доме города Сокол.
Повисла пауза.
– Что? При чем тут..., – Леонид не ожидал, растерялся. Тут, на зимней улице Москвы, казалось, случайный прохожий заговорил о его самой большой тайне, – Я не понимаю, о чем Вы говорите.
Но уезжать теперь Леонид не спешил. Ладони его вмиг стали влажными, да и на лбу появилась испарина, несмотря не морозец.
– Нам надо поговорить, – парень смотрел на него спокойно.
– Вы кто? Вы кто такой? – стукнул по рулю Леонид.
– Это не важно. Хотя..., – парень достал корочки, показал, Леонид выдохнул: простой сержантишко, – Но я тут неофициально. Пока...
– Садитесь, – кивнул Леонид на соседнее сиденье, – Вы не против, если я поеду, я, правда, опаздываю.
– Не против. Мне спешить некуда.
– Так о каком Вы там ребенке? – Леонид смотрел назад, объезжая снежные бордюры, старался говорить лёгко и непринужденно.
– О ребенке Маши Левашовой и Вашем. Девочка, всего скорей, у вас. Да, она Ваша дочь, но похищена у матери.
– О, Господи! Прям страсти говорите! Похищена... И кто ж кого похитил? Извините...
Это "всего скорей" Леонида даже рассмешило. В общем, никаких доказательств у них нет. Просто этот странный угловатый парень, наверняка, хочет денег.
Но парень начал говорить обстоятельно, дотошно описывая доказательства, какие имел. Правда, о медсестре не сказал ни слова, называл ее – свидетельница.
Конечно, это был Дима. С другом следователем Володей, они уже знали о Гарине практически всё.
– Молодой человек, я сейчас вышвырну Вас из машины. Всё это ложь. Видимо, какая-то специально проведенная утка, чтоб подставить меня перед..., – он хотел сказать "перед вступлением в новую должность", но замолчал. Ещё не хватало, чтоб этот молодчик испортил ему карьеру, – ... Перед начальством и женой.
– То, что ребенок у Левашовой ей не родной очень легко доказать. И мы это сделаем. И большие неприятности я Вам гарантирую, Леонид Саидович.
– У какой Левашовой? Вы меня с кем-то путаете. Не знаю я никакой Левашовой. А ребенка мы с женой удочерили законно. Отказницу. Хотите, проверяйте, а сейчас..., – он притормозил на остановке, посмотрел на собеседника, – А сейчас до свидания, молодой человек. Дальше нам не по пути, – сказал жёстко, как умел, – И смотрите: на любые методы, есть антиметоды. Как бы вам там самим не поплатиться за содеянное. Я это так не оставлю!
Дима сказал в дверь:
– И мы не оставим. Вы вернёте ребенка! – дверь захлопнулась.
Руки Леонида дрожали, его жигуль чуть не въехал в носатый автобус, он ударил по тормозам, на минуту перекрыв движение, упал головой на руль. Что ж творится с ним? Всё же хорошо шло. Даже отлично... Где он опростоволосился? Может надо было предложить этому гаду денег?
Он завёз торт по адресу, но не остался, полетел домой. В квартире он набрал номер Игоря Горенко, долго разговаривал с ним. Говорили несколько завуалированно, но вполне понятно. Игорь утверждал, что ничего доказать невозможно, что все "винтики завинчены крепко". Но почувствовал Леонид нутром, что Горенко испугался тоже.
Они обсудили планы и ходы в случае неблагоприятно развивающихся для них обстоятельств, и в конце концов Леонид немного успокоился. Кто он! И кто они: никому неизвестная Маша, дохленький сержантик милиции и какая-то там непонятная свидетельница.
Да и что у них есть против него? Своей по крови родной дочерью Леонид Анну никогда не признает. А вот по закону она уже – его дочь. А та девочка, что сейчас у Марии, вообще отказница. И ее родительница, а точнее родители родительницы и слышать не захотят ни о какой экспертизе. А если ещё посулить им деньжат.
В общем, все слабые места нужно было подмазать рублем. И в Красногорском, и в Соколе. Вот только к Маше и к этому длинному молодчику с деньгами лучше пока не соваться – могут схватить за руку. Похоже, такие у нее дружбаны. И Леонид опять суетился, ездил, тратил деньги, перестраховывался.
Ведь деньги могут решить абсолютно все проблемы.
Часть 4.
– Маш, нужно съездить на экспертизу. Тебе с дочкой.
Дима взялся за дело ее так серьезно, что Маше становилось боязно. Казалось, что такую войну ей не осилить.
– Обязательно? – она нахмурилась.
– Да. И давай, наконец, проведем всё официально. Володька с Людой уже все приготовили, пока я ездил, осталось завести дело. Надо, чтоб ты написала всё.
Следователь Володя Баринов и Людочка очень быстро сдружились. И было уже ясно, что дружба их основана на взаимной симпатии.
– Страшно мне, Дим, – вздыхала Маша.
– Но ты ж хочешь вернуть родную дочь?
– Хочу. Только... Только ведь я и к Кате привыкла. Как я ее отдам? Не представляю. Мне дурно делается от всего этого... Иногда хочется махнуть рукой.
– Маш, не сдавайся. Нужно наказывать за такие преступления!
– Согласна... Дим, я вот что подумала. Ты только не удивляйся. А можно будет и нам с Катей пожить дня три у твоей тетки в Москве?
– Вам? Зачем? Ты что хочешь сама с ним встретиться?
– Не с ним. Я б на дочку посмотрела.
– Но она же... Они ж в Подмосковье живут. На даче родителей.
– Вот и хорошо. И район это Раменский. И тетка твоя там недалеко живет. Я знаю Москву. Ты ж сказал, что Гарин там не часто бывает. А меня там никто не знает. Мне б хоть ... одним глазком.
– Просто взглянуть и всё?
– Не знаю. Я не знаю пока. Но уверена, что если буду рядом, решение придет. Ты поможешь?
Как мог он не помочь?
В предпраздничные дни, когда в поездах совсем мало народу, они заносили в вагон красную коляску, грузились сами. С ними вызвалась ехать и Люда. Там училась у нее подруга. Она уж давно мечтала погулять по Москве, ради этого взяла отгулы. Да и помощь ее с ребенком была не лишней.
Размеренный стук колес, горячий чай в граненом стакане с подстаканником, сменяющие друг друга картины за окном и хорошая компания на время отвлекли от горестных дум.
Маша претворяла свой план в жизнь. Тот, который придумала ещё в роддоме. Казалось, все идёт как нельзя лучше.
Не учла она там, в роддоме, только одного – того, что Катя станет такой родной. Такой, что и думать об этом страшно.
***
Ирэна обожала эти прогулки. Сначала Анютка спала положенный ей час в коричнево-бежевой немецкой коляске, а потом просыпалась и они ее поочередно носили на руках. У няни Полины болели ноги, долго ходить она не могла, поэтому неизменно брала мягкое сиденье поломанного стула, чтоб сидеть не на сырой холодной скамье.
А Ирэна катила коляску по аллее, иногда встречалась со знакомыми и малознакомыми мамочками, такими же как она. Дети, замотанные как кули, почивали в закрытых колясках, а мамы говорили, конечно же, о них – о своих сокровищах.
Вот и на этот раз с Ирэной сравнялась милая девушка с красной коляской. Девушка была на голову выше Ирэны. Она улыбнулась ей.
– Я знаю, у Вас тоже девочка, – сказала девушка как будто волнуясь.
– Да-да. Девочка. Сыро сегодня, Вам не кажется? – ответила Ирэна, просто, чтоб начать знакомство, чтоб не скучно было катать коляску.
– Да, сыровато. Но парк тут красивый.
– Вы не местная?
– Нет, мы из Вологодской области.
– А рожали здесь?
– Нет, там же и рожала.
– И не страшно было с такой маленькой –в дорогу? А сколько вам?
Обычный разговор обычных мам. Только одна из них периодически покрывалась бурыми пятнами, опускала глаза и силилась начать разговор о самом важном.
– А можно? – Маша показала на коляску.
– Конечно. Тогда уж и я посмотрю Вашу крошку, – Ирэна тоже заглянула в коляску, – Надо же, Ваша покрупнее будет. Впрочем, я и сама вон не гигант.
Она оглянулась на собеседницу, девушка пристально смотрела на Анечку, закусив нижнюю губу и сжав руки в варежках в кулаки. Потом она перевела глаза на ее и, казалось, медленно выдохнула.
– Что? – как будто не слышала.
– Говорю, что наша помельче, наверное, хоть и ровесницы они. Такие щёчки! Какой вес у Катюши?
– Вес? А, семь килограмм уже.
– Ого. А Анютка ещё и до шести не дотянула.
Поговорили о питании. Выяснили, что одна из детей – искусственница, а другую кормят грудью.
– Вы как будто расстроены чем-то. Или мне кажется? Уж простите, если сую нос не в свое дело ..., – они шли по аллее и Ирэна вдруг заметила, как изменилась собеседница, побледнела, наморщила лоб. И это выражение лица показалось знакомым.
– Да нет. Мне как раз поговорить с Вами надо, Ирэна.
Ирэна резко повернула голову, подняла брови.
– Вы знаете мое имя?
– Да. А меня Маша зовут, если что.
– Очень приятно. Так о чем поговорить? – Ирэна уже немного напряглась, хоть и улыбалась мило. Такого поворота она не ожидала.
– Разговор очень сложный будет. Для нас обеих сложный.
– Господи, Маша, Вы меня пугаете. Говорите уже...
– Дело в том, что Ваша Анечка – моя родная дочь, а девочка, которую вы с мужем решили удочерить, в моей коляске.
После этих слов Ирэна начала озираться. Ей этот разговор очень не понравился.
– Простите, мне ... мне надо уйти. Я вспомнила кое-что...
Она развернула коляску и быстро покатила ее к сидящей на скамейке няне. Оглянулась, ещё раз извинилась и прибавила шагу. Маша осталась стоять на месте, смотрела вслед уходящей.
В бежево-коричневой коляске лежала маленькая копия ее. Она помнила себя такой на чёрно-белой фотографии на руках у мамы.
Как же напугала она жену Леонида! Так, что та мигом убежала. Наверное, не так нужно было начать разговор.
А как?
"Я – бывшая любовница Вашего мужа". В общем, как ни крути, разговор тяжёлый. Видимо, план ее рухнул. Глупо было надеяться, что не примут ее за сумасшедшую. А может и вообще – жена Леонида в курсе подмены.
Тем временем Ирэна с няней дошли до парковых ворот. Ирэна оглянулась. Девушка с красной коляской стояла на том же месте, чуток покачивала коляску, смотрела им вслед.
Пройдя метров пятьдесят от парка Ирэна вдруг остановилась:
– Полина, вы с Анечкой идите домой. А я задержусь чуток. По делу надо.
И она пошла назад. Маша стояла на том же месте. Она уже не смотрела в ту сторону, решила, что Ирэна ушла, думала о своем, поэтому даже вздрогнула, увидев вернувшуюся жену Леонида.
– Простите, я, наверное, некрасиво убежала...
– Да что Вы, – Маша покачала головой,– Уж кому просить прощения, так это мне. Я очень виновата перед Вами.
– Виноваты? В чем же?
Она стояла перед Машей такая маленькая, натянутая, не очень красивая, но ухоженная молодая женщина, старалась держаться гордо и независимо, но волнение ее было столь искренним, что скрыть его было невозможно.
– Ирэна, я прошу: выслушайте и не перебивайте, и не убегайте, пожалуйста. Вам будет трудно меня простить, но это мой шанс вернуть моего родного ребенка, и я не могла им не воспользоваться.
Лицо Ирэны изменилось: Анечку она никому не отдаст. Какая глупость – надеяться на это!
И Маша начала свой рассказ. Говорила медленно, о Леониде рассказала очень сдержанно, чтоб зря не ранить. О кавказцах, об угрозах, о маме, о родильном доме, о том, как любит Катюшу и теперь не знает, что делать.
И чем дольше она говорила, тем больше лицо Ирэны вытягивалось.
– Оставить бы всё, как есть. Но... Ведь она моя родная дочка. Она так похожа на меня. А как же Катя? Как мои близкие? Мне очень плохо, Ирэна. Очень ...
Ирэна молчала. Не могла поверить в услышанное.
– Я ... Я не верю, – прошептала...
– Скажите,– вдруг пришло Маше в голову, – А Вы не помните группу крови Леонида?
– Леонида? Помню. Третья.
– А у меня первая. Вот. А у Кати вторая. Как такое могло быть? Люда говорит, что группа крови исправлена. Ведь у Вашей Ани первая, как у меня, да?
– Да, но это же не доказательство, – ответила Ирэна не совсем уверенно.
– Наверное. Мои друзья в милиции готовы доказать, что Катя не родная мне. А я все никак не решусь. Думаю – зачем? Она же родная. Как и Вам – моя Аня ...
Ирэна молчала. Сейчас в голове творился ералаш. Ей нужно было все обдумать, проанализировать. Неужели это всё может быть правдой?
Неужели эта встреча – не страшный сон? Вся жизнь разделилась на "до" и "после". Полчаса назад была она счастливой женой и матерью, а теперь всё рухнуло.
– Я не верю, – повторила она, попятилась и пошла прочь из парка.
Машу трясло. Глаза застелила пелена. Она, не помня себя, направилась в кафе, где должны были ждать ее Люда и Дима. Но на выходе из парка кто-то забрал ее коляску, подхватил ее под руку. Она испуганно оглянулась и расслабилась: они были здесь, ее друзья. Такси, горячий чай, пироги тети Тани. Отлегло, но не отпустило.
На следующий день она опять была в парке. Правда, поехала без Кати, с ней осталась Люда. С Машей поехал Дима. Он был сторонником других методов. Но не спорил. В парке установили новогоднюю ёлку, горели гирлянды. Они провели там весь вечер, замёрзли. Маша с тоской смотрела на ворота парка.
Но никто не пришел.
Ребята не могли знать, что этот вечер Ирэна провела в московской квартире. Она приехала туда без Анечки, нужно было поговорить с мужем наедине. Он увидеть жену здесь не ожидал, пришел раздраженный и усталый, и разговор получился соответствующий.
Он все отрицал, кричал, что ее водят вокруг пальца. Но он забыл, что жена его достаточно умна. Он перегнул. Как раз эта излишняя нервозность и истерия и подтвердили – врёт.
– Ты так гадко врешь, Лёня. Так гадко.
Леонид сидел на диване, локти на коленях, низко опустил голову.
Как же устал он соответствовать этому идеальному семейству! Как устал! Он уже не понимал, жалеет ли, что женился на этой калеченной, в общем-то, женщине или нет.
– Не достоин значит, да? А я пожалел тебя вообще-то. Пожале-ел! – вдруг заговорил он.
– Что?
– Да, пожалел. Женился тогда из жалости. Думаю, бедная девчонка. И, знаешь, полюбил. Полюбил. Думаю – сделаю ее счастливой. Она же достойна. Вот и с ребенком этим – мечтал, что будешь ты довольна, что будет он здоровым, умным, потому что мой. Но и твой, воспитан тобой.
Ирэна оцепенела, слушая мужа.
– А ты, вы... Вам не понять меня. Никогда не понять, – он мотал опущенной головой.
– Так ты забрал Аню у матери? У этой Маши, да? У нас ее дочка?
– Я не знаю. Я уже ничего не знаю, – он встал, заходил по комнате, – Чего нам нормально не жилось? Давай забудем всё это и начнем сначала, Ирэн. Хочешь, я вас за границу отправлю? Поживете, всё тут утрясется. Давай?
– А как же она?
– Кто?
– Маша.
– А за это не волнуйся. Ничего она не докажет. Я всё уладил. Я для вас всё сделаю, Ирэн. Я ж люблю тебя. Обещаю, ты будешь счастлива. Мы вырастим нашу дочь.
Ирэна отвернулась к окну, смотрела на холодные огни новогодней Москвы.
***
Сегодня ночью они уезжали. Маша устала. Моральное напряжение не отпускало, сомнения и обида не давали спать ночами. Она виновата перед Ирэной ничуть не меньше, чем виноват Леонид. Наверное, она возненавидела ее и уже куда-нибудь уехала.
Но в последний вечер в парк они с Дмитрием поехали. Как-то по инерции.
– Смотри, – махнул рукой Дмитрий.
На скамейке, обхватив колени руками в тёплых белых варежках, сидела Ирэна. Рядом с ней стоял грузный мужчина. Она тоже увидела их, встала, пошла навстречу.
– Здравствуйте, Маша.
Дима тактично отошёл в сторону.
– Здравствуйте, Ирэна. Я уж и не надеялась... Мы уезжаем сегодня, – Маша так хотела расстаться по-дружески, так хотела просить хотя бы о переписке, но не знала, с чем пришла Ирэна.
– Уезжаете? А как же... Маша, я с предложением к Вам: мы с родителями приглашаем Вас с дочкой к нам на празднование Нового года. Сможете? Пожалуйста, не отказывайте нам.
Это было так неожиданно для Маши, она растерянно смотрела на Ирэну.
– А как же...
– Леонида не будет, если Вы об этом. Мои родители, я, Вы и дети. Ну, няня ещё с нами. Соглашайтесь, нам это обеим нужно.
– Нам? Я...я согласна, – она обернулась на Дмитрия.
Разговор он слышал, кивал.
Людмила и Дима уехали. Дмитрий очень переживал за Машу, а Людмила радовалась. Маме она написала письмо, просила прощения, что оставила ее одну на Новый год.
На следующий день за Машей к дому тетки Дмитрия приехала машина, водитель доставил ее на загородную дачу.
Целую неделю она провела в доме родителей Ирэны. Узнала, что с Леонидом Ирэна разводится. Осталась ему московская квартира, а вот новой должности и поддержки тестя он лишился. Впрочем, о нем говорили они крайне мало.
Девушки знакомились ближе, сближались с детьми друг друга. Дед катал на веранде две коляски. Мама Ирэны немного грустила.
Новогодняя суета, подготовка стола, встреча нового года, лирическое музицирование Ирэны... Маша немного стеснялась, но простота и добродушие царили здесь, она освоилась.
– Маша, пока ты здесь, надо сравнить прививки, сделать новые медицинские документы. У мамы подруга врач, хоть и выходные, но ..., – они сидели на диване, смотрели на девочек: Анютка – на качельке, Катя – на коврике.
– Что? Почему... , – Маша поначалу не поняла, потом резко обернулась, догадалась, – Ирэна! Ты...ты...
– Да. Я...вернее, мы так решили. Ты заберёшь Анечку. Только теперь она станет Катей. Твоей Катей. Дочка должна расти с матерью. Но мы будем на связи, Маш. Мне очень важно, как будет расти Аня. Вернее, уже Катя.
– Да? – почему-то спросила Маша, она растерянно посмотрела на девочек и вдруг бросилась к Ирэне в колени, обняла, заплакала.
– Ну, что ты, Машенька, что ты... Не плачь, не плачь, – Ирэна тоже хлюпнула носом.
Им вторя заплакали и девочки. Ведь дети чувствуют своих матерей точно также, как и матери чувствуют их.
Эпилог
С поезда встречал Машу Дмитрий. Встречал ее с родной дочкой. Маше ещё предстояло рассказать всю свою историю маме.
Мария понимала – мама тоже, как и она, будет тосковать по той, первой Катюше, которая стала теперь дочкой Ирэны Анечкой. Они расстались на даче, и Маше все казалось, что оставила она там частичку себя. Она смотрела в заднее стекло машины, пока дача не пропала из виду.
– Я буду заботиться о ней, – тихо произнесла рядом сидящая Ирэна об оставшемся на даче ребенке.
На руках она держала свою Анечку, родную Машину дочку.
А потом на перроне она никак не могла выпустить ее из рук, пока уже не попросила проводница отъезжающих подняться в вагон, пока отец не взял у нее ребенка, быстро передал Марии, махнул ей, чтоб шла в вагон, быстро попрощался, развернул за плечи дочь и повел к вокзалу.
– Ирэна, – крикнула Маша сквозь гудок тепловоза. Заплаканная Ирэна обернулась, – Я буду заботиться о ней!
Они вернули всё на свои места. Оставалось излечить раненое сердце.
Послесловие
Кажется, что всё это – всего лишь выдумка автора. Увы... В жизни случается и не такое. Да, иногда виновники выходят сухими из воды. Вот и в этой истории так.
Но бумеранг зла не заставляет себя ждать.
Врач-неонатолог роддома городка Сокол Аркадий Юрьевич Голованов вскоре попадется на неприятном деле, связанном с запрещенными веществами. Дело будет громким, из профессии он уйдет навсегда. На Игоря Горенко чуть позже будет заведено уголовное дело о растрате госсредств. Он получит срок.
Ну, а главный виновник этой истории Леонид в большие переплёты не попадет, но и карьеры в Москве не сделает. Он будет метаться, переезжая то в Ленинград, то в Минск, стараясь пробиться по лестнице служебной, и всю жизнь будет вспоминать Ирэну и ее семью. Жалеть, что так и не смог стать ее членом.
Видимо, было ему не дано...
https://dzen.ru/persianochka1967?share_to=link
Дима слышал, как где-то в глубине дома скрипнул стул. Эти секунды показались Дмитрию немыслимо длинными, его сковала робость.
Маша открыла дверь. Теперь она была мало похожа на ту уверенную в себе строгую девчонку, какая так нравилась ему. Дима думал, что Маша от неожиданности немного смутится, увидев его на пороге своего дома, но ни тени удивления не промелькнуло на ее лице, как будто ждала именно его.
Она приложила палец к губам и махнула ему рукой, чтоб заходил.
– Мама спит, со смены она. И Катька уснула, – шепнула.
Дима пальцами спросил, не уйти ли ему? Но она уже жестами велела раздеваться и идти за ней. Они закрыли дверь на кухню, и Маша, уже чуть громче спросила:
– Рыбный суп будешь? Я есть как раз собиралась.
– Давай, – пожал плечами Дима, есть ему хотелось, – Я мимо шел, дай, думаю, забегу.
Его "мимо" было ложью. Сегодня выдался у него выходной, и он собирался полдня. Он намывался, менял рубашки, нервничал, считая, что надеть ему совершенно нечего.
И теперь радовался простоте момента: на маленькой кухне с Машей, одетой по-домашнему – во фланелевый халат он ел суп с черным хлебом.
– Дим, а если я скажу, что мне твоя безвозмездная помощь нужна.
– Чего? А... Это запросто. Могу дров наколоть и сена накосить.
– Дурачок! – улыбалась Маша, – Где ж ты интересно сена-то накосишь под Новый год. Нет, мне в деле одном помощь нужна. В московском, – сказала уже серьезно, глядя ему в глаза.
– В московском? Интересно.
– Не очень. Просто подумала, есть же у вас в милиции возможности. Мне б об одном человеке узнать.
– Ну, не знаю. Я ж не следователь, простой сотрудник, сержант. Но у меня начальник – очень хороший следователь. Кстати, не намного меня старше. Только заявление нужно написать, – он поднялся, направился к раковине, начал мыть свою тарелку.
– Какое заявление?
– Официальное. Ну, чтоб узнать, как ты говоришь, о человеке. Он ведь тебе зачем-то нужен? – Дима сказал эту фразу бодро и вдруг осенила догадка, он потускнел, помолчал, обернулся, – Маш, это отец твоей дочки да?
Маша ответила не сразу, встала, взяла у него чистую тарелку, поставила в шкаф.
– И да, и нет. Всё очень сложно, Дим.
– Сложно? – он вытер руки полотенцем и очень серьезно произнес, – Маш, давай начистоту. Ты доверяешь мне?
– Я? – она подняла на него глаза, – Наверное. Тебе можно доверять, мне кажется.
– Можно. Тогда ты расскажешь мне всю правду, а я уж решу – смогу ли тебе помочь. Но в любом случае клянусь: всё, что расскажешь ты, останется между нами. Ну, а если понадобится помощь милиции, подключим Владимира, следователя. Доверяешь?
– Да. Только... Только давай лучше вечером пройдемся. Не хочу, чтоб мама услышала. Вот отдохнёт она, выспится, и я смогу ...
– Конечно. Не вопрос. Я сегодня выходной.
– Тогда часов в семь жду тебя. И Люда придет.
– Какая Люда? – замер Дима, он так надеялся, что будут они вдвоем.
– Потом расскажу, Дим. Вечером ...
***
Леонид и сам не понимал, что с ним происходит. Сейчас он вдруг понял, какую ошибку совершил. Когда платил деньги, мечтал о ребенке, не понимал, а теперь понял: в свой дом он самолично притащил живое доказательство своей измены.
И он вдруг испугался. Особенно пугало его то обстоятельство, которое рассказал ему Игорь – в больнице с Машей случилась истерика, она поняла, что ребенка ей подменили.
Леонид знал: Мария не глупа. А что, если найдёт она его? Что, если явится в их дом с претензиями.
Ясно, что есть у него доводы, всё у него схвачено, и положение его гораздо лучше, чем положение некому неизвестной провинциальной девчонки, но ... её можно заткнуть юридически, победить в борьбе, подключив связи, но есть ведь ещё правдолюбка Ирэна.
А Ирэну, да и всю ее семью, обмануть трудно. Она заподозрит, начнет выяснять. И неизвестно еще кому поверит: ему или Марии... Да, неизвестно. Разве что материнская любовь, с какой сейчас она пестает девочку, поможет.
Не отдаст она ребенка никому. Точно не отдаст.
И зачем он вообще придумал этот обман!? Зачем? Какая разница? Пусть бы росла чужая девочка. Ему-то что от этого, если вокруг ее крутятся мамки и няньки.
Да-а, не так он представлял наличие в семье ребенка. Совсем не так.
Ему почему-то было тяжело находиться рядом с новоявленной дочкой. Постоянно казалось, что все домашние смотрят на него подозрительно долго, как-то изучающе. Сравнивают?
Все время хотелось ускользнуть из дома. Он оставался в Москве, засиживался на работе пока не начинало рябить в глазах и ломить спину. Тем более, что сейчас рассматривали его на должность солидную – в Бюро совета министров машиностроения. Надо было соответствовать.
Девочка очень... очень была похожа на Машу. Ее синие глаза обвиняли и гипнотизировали.
Ирэна таскала дочку на руках ночи напролет – не дай Бог пискнет. В конце концов наняли ей медсестру-помощницу, женщину средних лет, опытную няню. Но Ирэне казалось, что управляется та слишком равнодушно, беспокойное сердце ее все равно не отдыхало.
– Мам, ну, она грубовата. Тебе не кажется?
– Ирэна, доча, но ты погубишь себя и ребенка! Нельзя же не спать ночи напролет, да и Анечка привыкла уже к рукам, оттого и беспокоится.
– А я вот думаю, мам, вдруг она чувствует, что я ей не родная. Есть же связь материнская...
– О, Господи! О чем ты говоришь! Думаешь, ты не плакала? Или Виктор? А у меня помощников не было, между прочим. Какая связь!
Ещё Ирэну беспокоил муж. После удочерения он как-то отстранился, поглядывал на дочку искоса, полностью доверив ее жене и теще.
Чувствует, что чужая?
Даже дед, казалось, относился к внучке теплее.
Ирэна при каждом удобном случае совала нарядного ребенка мужу в руки, тараторила о дочке, о ее проблемах, о том, что сказал врач... Но теперь Ирэне казалось, что Леонид стал меньше бывать в родительском загородном доме именно потому, что не хочет видеть дочку.
Понятно – ребенок чужой, сердце не может ещё принять. Иногда муж как-то особенно пристально вглядывался в дочь. Однажды застала она его над кроваткой. Анечка плакала, а он ничего не предпринимал, просто стоял рядом и смотрел на нее сощурившись.
– Лёня! Ты чего? Она же плачет, – подхватила ее на руки Ирэна, – Она на ручки к тебе так просится, а ты...
– Да? Я не знал, – сказал отстраненно и вышел из комнаты.
В квартиру перебираться она долго не решалась: здесь, на подмосковной родительской даче, были помощники, здесь была оборудованная детская, рядом – прекрасный парк. Здесь всё было родное. Беспечные детство и юность ее прошли здесь.
Но в последнее время решила Ирэна, что после празднования нового года, в московскую квартиру всё же переедет: надо, чтоб Леня видел дочку чаще.
Женщиной Ирэна была умной, всё понимала. Она уже всем сердцем прикипела к Анечке, теперь нужно было сделать всё, чтоб прикипел к девочке и муж. Да и как можно к ней не прикипеть: синеглазая, розовощекая, веселая и нежная малышка со смешным пушком на макушке. Просто ангел – их с Леонидом дочка!
Но, видимо, для Леонида она остаётся чужой. Почему он так присматривается к ней? Чего боится? Ведь врачи констатировали: Аня абсолютно здорова.
Вся родня сходила с ума от умиления, каждый мечтал понянчиться. Дед готов был каждый вечер катать коляску по закрытой веранде, периодично присаживаясь на вольтеровское вытертое бархатное бордовое кресло, прислушивался к звукам рояля "Бехштейн" – Ирэна решила вспомнить музыкальные моменты. Далеко ходить не позволяло ему больное сердце.
А Ирэна настояла на том, что пора гулять с Анечкой в парке. Тем более, что шикарный парк был через дорогу от их дома – ухоженный, расчищенный и великолепно освещенный. Что-то таинственное и притягательное было в этом парке. Ходила туда Ирэна с коляской вместе с няней.
***
– Леонид Саидович?
Возле кулинарии ресторана "Прага" на Старом Арбате, куда он зашёл за тортом для именинника начальника, его окликнул молодой человек в мохнатой большой шапке и короткой куртке.
– Я. Мы знакомы? – Леонид не собирался разговаривать, решил, что это один из его бывших подопечных.
Он уже открывал дверцу своей машины.
– Нет, не знакомы. Но нужно поговорить.
– Извините, молодой человек, спешу очень, – он поставил торт на сиденье, сел в машину, включил зажигание.
Молодой человек понял, что он вот-вот захлопнет дверцу, придержал ее, наклонился.
– Я по поводу подмены детей в родильном доме города Сокол.
Повисла пауза.
– Что? При чем тут..., – Леонид не ожидал, растерялся. Тут, на зимней улице Москвы, казалось, случайный прохожий заговорил о его самой большой тайне, – Я не понимаю, о чем Вы говорите.
Но уезжать теперь Леонид не спешил. Ладони его вмиг стали влажными, да и на лбу появилась испарина, несмотря не морозец.
– Нам надо поговорить, – парень смотрел на него спокойно.
– Вы кто? Вы кто такой? – стукнул по рулю Леонид.
– Это не важно. Хотя..., – парень достал корочки, показал, Леонид выдохнул: простой сержантишко, – Но я тут неофициально. Пока...
– Садитесь, – кивнул Леонид на соседнее сиденье, – Вы не против, если я поеду, я, правда, опаздываю.
– Не против. Мне спешить некуда.
– Так о каком Вы там ребенке? – Леонид смотрел назад, объезжая снежные бордюры, старался говорить лёгко и непринужденно.
– О ребенке Маши Левашовой и Вашем. Девочка, всего скорей, у вас. Да, она Ваша дочь, но похищена у матери.
– О, Господи! Прям страсти говорите! Похищена... И кто ж кого похитил? Извините...
Это "всего скорей" Леонида даже рассмешило. В общем, никаких доказательств у них нет. Просто этот странный угловатый парень, наверняка, хочет денег.
Но парень начал говорить обстоятельно, дотошно описывая доказательства, какие имел. Правда, о медсестре не сказал ни слова, называл ее – свидетельница.
Конечно, это был Дима. С другом следователем Володей, они уже знали о Гарине практически всё.
– Молодой человек, я сейчас вышвырну Вас из машины. Всё это ложь. Видимо, какая-то специально проведенная утка, чтоб подставить меня перед..., – он хотел сказать "перед вступлением в новую должность", но замолчал. Ещё не хватало, чтоб этот молодчик испортил ему карьеру, – ... Перед начальством и женой.
– То, что ребенок у Левашовой ей не родной очень легко доказать. И мы это сделаем. И большие неприятности я Вам гарантирую, Леонид Саидович.
– У какой Левашовой? Вы меня с кем-то путаете. Не знаю я никакой Левашовой. А ребенка мы с женой удочерили законно. Отказницу. Хотите, проверяйте, а сейчас..., – он притормозил на остановке, посмотрел на собеседника, – А сейчас до свидания, молодой человек. Дальше нам не по пути, – сказал жёстко, как умел, – И смотрите: на любые методы, есть антиметоды. Как бы вам там самим не поплатиться за содеянное. Я это так не оставлю!
Дима сказал в дверь:
– И мы не оставим. Вы вернёте ребенка! – дверь захлопнулась.
Руки Леонида дрожали, его жигуль чуть не въехал в носатый автобус, он ударил по тормозам, на минуту перекрыв движение, упал головой на руль. Что ж творится с ним? Всё же хорошо шло. Даже отлично... Где он опростоволосился? Может надо было предложить этому гаду денег?
Он завёз торт по адресу, но не остался, полетел домой. В квартире он набрал номер Игоря Горенко, долго разговаривал с ним. Говорили несколько завуалированно, но вполне понятно. Игорь утверждал, что ничего доказать невозможно, что все "винтики завинчены крепко". Но почувствовал Леонид нутром, что Горенко испугался тоже.
Они обсудили планы и ходы в случае неблагоприятно развивающихся для них обстоятельств, и в конце концов Леонид немного успокоился. Кто он! И кто они: никому неизвестная Маша, дохленький сержантик милиции и какая-то там непонятная свидетельница.
Да и что у них есть против него? Своей по крови родной дочерью Леонид Анну никогда не признает. А вот по закону она уже – его дочь. А та девочка, что сейчас у Марии, вообще отказница. И ее родительница, а точнее родители родительницы и слышать не захотят ни о какой экспертизе. А если ещё посулить им деньжат.
В общем, все слабые места нужно было подмазать рублем. И в Красногорском, и в Соколе. Вот только к Маше и к этому длинному молодчику с деньгами лучше пока не соваться – могут схватить за руку. Похоже, такие у нее дружбаны. И Леонид опять суетился, ездил, тратил деньги, перестраховывался.
Ведь деньги могут решить абсолютно все проблемы.
Часть 4.
– Маш, нужно съездить на экспертизу. Тебе с дочкой.
Дима взялся за дело ее так серьезно, что Маше становилось боязно. Казалось, что такую войну ей не осилить.
– Обязательно? – она нахмурилась.
– Да. И давай, наконец, проведем всё официально. Володька с Людой уже все приготовили, пока я ездил, осталось завести дело. Надо, чтоб ты написала всё.
Следователь Володя Баринов и Людочка очень быстро сдружились. И было уже ясно, что дружба их основана на взаимной симпатии.
– Страшно мне, Дим, – вздыхала Маша.
– Но ты ж хочешь вернуть родную дочь?
– Хочу. Только... Только ведь я и к Кате привыкла. Как я ее отдам? Не представляю. Мне дурно делается от всего этого... Иногда хочется махнуть рукой.
– Маш, не сдавайся. Нужно наказывать за такие преступления!
– Согласна... Дим, я вот что подумала. Ты только не удивляйся. А можно будет и нам с Катей пожить дня три у твоей тетки в Москве?
– Вам? Зачем? Ты что хочешь сама с ним встретиться?
– Не с ним. Я б на дочку посмотрела.
– Но она же... Они ж в Подмосковье живут. На даче родителей.
– Вот и хорошо. И район это Раменский. И тетка твоя там недалеко живет. Я знаю Москву. Ты ж сказал, что Гарин там не часто бывает. А меня там никто не знает. Мне б хоть ... одним глазком.
– Просто взглянуть и всё?
– Не знаю. Я не знаю пока. Но уверена, что если буду рядом, решение придет. Ты поможешь?
Как мог он не помочь?
В предпраздничные дни, когда в поездах совсем мало народу, они заносили в вагон красную коляску, грузились сами. С ними вызвалась ехать и Люда. Там училась у нее подруга. Она уж давно мечтала погулять по Москве, ради этого взяла отгулы. Да и помощь ее с ребенком была не лишней.
Размеренный стук колес, горячий чай в граненом стакане с подстаканником, сменяющие друг друга картины за окном и хорошая компания на время отвлекли от горестных дум.
Маша претворяла свой план в жизнь. Тот, который придумала ещё в роддоме. Казалось, все идёт как нельзя лучше.
Не учла она там, в роддоме, только одного – того, что Катя станет такой родной. Такой, что и думать об этом страшно.
***
Ирэна обожала эти прогулки. Сначала Анютка спала положенный ей час в коричнево-бежевой немецкой коляске, а потом просыпалась и они ее поочередно носили на руках. У няни Полины болели ноги, долго ходить она не могла, поэтому неизменно брала мягкое сиденье поломанного стула, чтоб сидеть не на сырой холодной скамье.
А Ирэна катила коляску по аллее, иногда встречалась со знакомыми и малознакомыми мамочками, такими же как она. Дети, замотанные как кули, почивали в закрытых колясках, а мамы говорили, конечно же, о них – о своих сокровищах.
Вот и на этот раз с Ирэной сравнялась милая девушка с красной коляской. Девушка была на голову выше Ирэны. Она улыбнулась ей.
– Я знаю, у Вас тоже девочка, – сказала девушка как будто волнуясь.
– Да-да. Девочка. Сыро сегодня, Вам не кажется? – ответила Ирэна, просто, чтоб начать знакомство, чтоб не скучно было катать коляску.
– Да, сыровато. Но парк тут красивый.
– Вы не местная?
– Нет, мы из Вологодской области.
– А рожали здесь?
– Нет, там же и рожала.
– И не страшно было с такой маленькой –в дорогу? А сколько вам?
Обычный разговор обычных мам. Только одна из них периодически покрывалась бурыми пятнами, опускала глаза и силилась начать разговор о самом важном.
– А можно? – Маша показала на коляску.
– Конечно. Тогда уж и я посмотрю Вашу крошку, – Ирэна тоже заглянула в коляску, – Надо же, Ваша покрупнее будет. Впрочем, я и сама вон не гигант.
Она оглянулась на собеседницу, девушка пристально смотрела на Анечку, закусив нижнюю губу и сжав руки в варежках в кулаки. Потом она перевела глаза на ее и, казалось, медленно выдохнула.
– Что? – как будто не слышала.
– Говорю, что наша помельче, наверное, хоть и ровесницы они. Такие щёчки! Какой вес у Катюши?
– Вес? А, семь килограмм уже.
– Ого. А Анютка ещё и до шести не дотянула.
Поговорили о питании. Выяснили, что одна из детей – искусственница, а другую кормят грудью.
– Вы как будто расстроены чем-то. Или мне кажется? Уж простите, если сую нос не в свое дело ..., – они шли по аллее и Ирэна вдруг заметила, как изменилась собеседница, побледнела, наморщила лоб. И это выражение лица показалось знакомым.
– Да нет. Мне как раз поговорить с Вами надо, Ирэна.
Ирэна резко повернула голову, подняла брови.
– Вы знаете мое имя?
– Да. А меня Маша зовут, если что.
– Очень приятно. Так о чем поговорить? – Ирэна уже немного напряглась, хоть и улыбалась мило. Такого поворота она не ожидала.
– Разговор очень сложный будет. Для нас обеих сложный.
– Господи, Маша, Вы меня пугаете. Говорите уже...
– Дело в том, что Ваша Анечка – моя родная дочь, а девочка, которую вы с мужем решили удочерить, в моей коляске.
После этих слов Ирэна начала озираться. Ей этот разговор очень не понравился.
– Простите, мне ... мне надо уйти. Я вспомнила кое-что...
Она развернула коляску и быстро покатила ее к сидящей на скамейке няне. Оглянулась, ещё раз извинилась и прибавила шагу. Маша осталась стоять на месте, смотрела вслед уходящей.
В бежево-коричневой коляске лежала маленькая копия ее. Она помнила себя такой на чёрно-белой фотографии на руках у мамы.
Как же напугала она жену Леонида! Так, что та мигом убежала. Наверное, не так нужно было начать разговор.
А как?
"Я – бывшая любовница Вашего мужа". В общем, как ни крути, разговор тяжёлый. Видимо, план ее рухнул. Глупо было надеяться, что не примут ее за сумасшедшую. А может и вообще – жена Леонида в курсе подмены.
Тем временем Ирэна с няней дошли до парковых ворот. Ирэна оглянулась. Девушка с красной коляской стояла на том же месте, чуток покачивала коляску, смотрела им вслед.
Пройдя метров пятьдесят от парка Ирэна вдруг остановилась:
– Полина, вы с Анечкой идите домой. А я задержусь чуток. По делу надо.
И она пошла назад. Маша стояла на том же месте. Она уже не смотрела в ту сторону, решила, что Ирэна ушла, думала о своем, поэтому даже вздрогнула, увидев вернувшуюся жену Леонида.
– Простите, я, наверное, некрасиво убежала...
– Да что Вы, – Маша покачала головой,– Уж кому просить прощения, так это мне. Я очень виновата перед Вами.
– Виноваты? В чем же?
Она стояла перед Машей такая маленькая, натянутая, не очень красивая, но ухоженная молодая женщина, старалась держаться гордо и независимо, но волнение ее было столь искренним, что скрыть его было невозможно.
– Ирэна, я прошу: выслушайте и не перебивайте, и не убегайте, пожалуйста. Вам будет трудно меня простить, но это мой шанс вернуть моего родного ребенка, и я не могла им не воспользоваться.
Лицо Ирэны изменилось: Анечку она никому не отдаст. Какая глупость – надеяться на это!
И Маша начала свой рассказ. Говорила медленно, о Леониде рассказала очень сдержанно, чтоб зря не ранить. О кавказцах, об угрозах, о маме, о родильном доме, о том, как любит Катюшу и теперь не знает, что делать.
И чем дольше она говорила, тем больше лицо Ирэны вытягивалось.
– Оставить бы всё, как есть. Но... Ведь она моя родная дочка. Она так похожа на меня. А как же Катя? Как мои близкие? Мне очень плохо, Ирэна. Очень ...
Ирэна молчала. Не могла поверить в услышанное.
– Я ... Я не верю, – прошептала...
– Скажите,– вдруг пришло Маше в голову, – А Вы не помните группу крови Леонида?
– Леонида? Помню. Третья.
– А у меня первая. Вот. А у Кати вторая. Как такое могло быть? Люда говорит, что группа крови исправлена. Ведь у Вашей Ани первая, как у меня, да?
– Да, но это же не доказательство, – ответила Ирэна не совсем уверенно.
– Наверное. Мои друзья в милиции готовы доказать, что Катя не родная мне. А я все никак не решусь. Думаю – зачем? Она же родная. Как и Вам – моя Аня ...
Ирэна молчала. Сейчас в голове творился ералаш. Ей нужно было все обдумать, проанализировать. Неужели это всё может быть правдой?
Неужели эта встреча – не страшный сон? Вся жизнь разделилась на "до" и "после". Полчаса назад была она счастливой женой и матерью, а теперь всё рухнуло.
– Я не верю, – повторила она, попятилась и пошла прочь из парка.
Машу трясло. Глаза застелила пелена. Она, не помня себя, направилась в кафе, где должны были ждать ее Люда и Дима. Но на выходе из парка кто-то забрал ее коляску, подхватил ее под руку. Она испуганно оглянулась и расслабилась: они были здесь, ее друзья. Такси, горячий чай, пироги тети Тани. Отлегло, но не отпустило.
На следующий день она опять была в парке. Правда, поехала без Кати, с ней осталась Люда. С Машей поехал Дима. Он был сторонником других методов. Но не спорил. В парке установили новогоднюю ёлку, горели гирлянды. Они провели там весь вечер, замёрзли. Маша с тоской смотрела на ворота парка.
Но никто не пришел.
Ребята не могли знать, что этот вечер Ирэна провела в московской квартире. Она приехала туда без Анечки, нужно было поговорить с мужем наедине. Он увидеть жену здесь не ожидал, пришел раздраженный и усталый, и разговор получился соответствующий.
Он все отрицал, кричал, что ее водят вокруг пальца. Но он забыл, что жена его достаточно умна. Он перегнул. Как раз эта излишняя нервозность и истерия и подтвердили – врёт.
– Ты так гадко врешь, Лёня. Так гадко.
Леонид сидел на диване, локти на коленях, низко опустил голову.
Как же устал он соответствовать этому идеальному семейству! Как устал! Он уже не понимал, жалеет ли, что женился на этой калеченной, в общем-то, женщине или нет.
– Не достоин значит, да? А я пожалел тебя вообще-то. Пожале-ел! – вдруг заговорил он.
– Что?
– Да, пожалел. Женился тогда из жалости. Думаю, бедная девчонка. И, знаешь, полюбил. Полюбил. Думаю – сделаю ее счастливой. Она же достойна. Вот и с ребенком этим – мечтал, что будешь ты довольна, что будет он здоровым, умным, потому что мой. Но и твой, воспитан тобой.
Ирэна оцепенела, слушая мужа.
– А ты, вы... Вам не понять меня. Никогда не понять, – он мотал опущенной головой.
– Так ты забрал Аню у матери? У этой Маши, да? У нас ее дочка?
– Я не знаю. Я уже ничего не знаю, – он встал, заходил по комнате, – Чего нам нормально не жилось? Давай забудем всё это и начнем сначала, Ирэн. Хочешь, я вас за границу отправлю? Поживете, всё тут утрясется. Давай?
– А как же она?
– Кто?
– Маша.
– А за это не волнуйся. Ничего она не докажет. Я всё уладил. Я для вас всё сделаю, Ирэн. Я ж люблю тебя. Обещаю, ты будешь счастлива. Мы вырастим нашу дочь.
Ирэна отвернулась к окну, смотрела на холодные огни новогодней Москвы.
***
Сегодня ночью они уезжали. Маша устала. Моральное напряжение не отпускало, сомнения и обида не давали спать ночами. Она виновата перед Ирэной ничуть не меньше, чем виноват Леонид. Наверное, она возненавидела ее и уже куда-нибудь уехала.
Но в последний вечер в парк они с Дмитрием поехали. Как-то по инерции.
– Смотри, – махнул рукой Дмитрий.
На скамейке, обхватив колени руками в тёплых белых варежках, сидела Ирэна. Рядом с ней стоял грузный мужчина. Она тоже увидела их, встала, пошла навстречу.
– Здравствуйте, Маша.
Дима тактично отошёл в сторону.
– Здравствуйте, Ирэна. Я уж и не надеялась... Мы уезжаем сегодня, – Маша так хотела расстаться по-дружески, так хотела просить хотя бы о переписке, но не знала, с чем пришла Ирэна.
– Уезжаете? А как же... Маша, я с предложением к Вам: мы с родителями приглашаем Вас с дочкой к нам на празднование Нового года. Сможете? Пожалуйста, не отказывайте нам.
Это было так неожиданно для Маши, она растерянно смотрела на Ирэну.
– А как же...
– Леонида не будет, если Вы об этом. Мои родители, я, Вы и дети. Ну, няня ещё с нами. Соглашайтесь, нам это обеим нужно.
– Нам? Я...я согласна, – она обернулась на Дмитрия.
Разговор он слышал, кивал.
Людмила и Дима уехали. Дмитрий очень переживал за Машу, а Людмила радовалась. Маме она написала письмо, просила прощения, что оставила ее одну на Новый год.
На следующий день за Машей к дому тетки Дмитрия приехала машина, водитель доставил ее на загородную дачу.
Целую неделю она провела в доме родителей Ирэны. Узнала, что с Леонидом Ирэна разводится. Осталась ему московская квартира, а вот новой должности и поддержки тестя он лишился. Впрочем, о нем говорили они крайне мало.
Девушки знакомились ближе, сближались с детьми друг друга. Дед катал на веранде две коляски. Мама Ирэны немного грустила.
Новогодняя суета, подготовка стола, встреча нового года, лирическое музицирование Ирэны... Маша немного стеснялась, но простота и добродушие царили здесь, она освоилась.
– Маша, пока ты здесь, надо сравнить прививки, сделать новые медицинские документы. У мамы подруга врач, хоть и выходные, но ..., – они сидели на диване, смотрели на девочек: Анютка – на качельке, Катя – на коврике.
– Что? Почему... , – Маша поначалу не поняла, потом резко обернулась, догадалась, – Ирэна! Ты...ты...
– Да. Я...вернее, мы так решили. Ты заберёшь Анечку. Только теперь она станет Катей. Твоей Катей. Дочка должна расти с матерью. Но мы будем на связи, Маш. Мне очень важно, как будет расти Аня. Вернее, уже Катя.
– Да? – почему-то спросила Маша, она растерянно посмотрела на девочек и вдруг бросилась к Ирэне в колени, обняла, заплакала.
– Ну, что ты, Машенька, что ты... Не плачь, не плачь, – Ирэна тоже хлюпнула носом.
Им вторя заплакали и девочки. Ведь дети чувствуют своих матерей точно также, как и матери чувствуют их.
Эпилог
С поезда встречал Машу Дмитрий. Встречал ее с родной дочкой. Маше ещё предстояло рассказать всю свою историю маме.
Мария понимала – мама тоже, как и она, будет тосковать по той, первой Катюше, которая стала теперь дочкой Ирэны Анечкой. Они расстались на даче, и Маше все казалось, что оставила она там частичку себя. Она смотрела в заднее стекло машины, пока дача не пропала из виду.
– Я буду заботиться о ней, – тихо произнесла рядом сидящая Ирэна об оставшемся на даче ребенке.
На руках она держала свою Анечку, родную Машину дочку.
А потом на перроне она никак не могла выпустить ее из рук, пока уже не попросила проводница отъезжающих подняться в вагон, пока отец не взял у нее ребенка, быстро передал Марии, махнул ей, чтоб шла в вагон, быстро попрощался, развернул за плечи дочь и повел к вокзалу.
– Ирэна, – крикнула Маша сквозь гудок тепловоза. Заплаканная Ирэна обернулась, – Я буду заботиться о ней!
Они вернули всё на свои места. Оставалось излечить раненое сердце.
Послесловие
Кажется, что всё это – всего лишь выдумка автора. Увы... В жизни случается и не такое. Да, иногда виновники выходят сухими из воды. Вот и в этой истории так.
Но бумеранг зла не заставляет себя ждать.
Врач-неонатолог роддома городка Сокол Аркадий Юрьевич Голованов вскоре попадется на неприятном деле, связанном с запрещенными веществами. Дело будет громким, из профессии он уйдет навсегда. На Игоря Горенко чуть позже будет заведено уголовное дело о растрате госсредств. Он получит срок.
Ну, а главный виновник этой истории Леонид в большие переплёты не попадет, но и карьеры в Москве не сделает. Он будет метаться, переезжая то в Ленинград, то в Минск, стараясь пробиться по лестнице служебной, и всю жизнь будет вспоминать Ирэну и ее семью. Жалеть, что так и не смог стать ее членом.
Видимо, было ему не дано...
https://dzen.ru/persianochka1967?share_to=link
Следующая публикация
Комментарии 3