Предыдущая публикация
Отпусти свою печаль на волю.
Хельга.
Глава 1
1944 год
Маруся присела на пол и стала собирать расыпанную соль.
- Её мало, а ты еще и рассыпаешь, - недовольно проворчала Аглая Петровна. - И примета плохая, беде быть. Вот что ты натворила? Криворучка!
- Я что, нарочно? - спросила Маруся. - Рука дрогнула, вот и просыпалось немного. А в приметы я ваши не верю, всё это от суеверия.
- А ты ни во что не веришь, - махнула рукой свекровь.- Будто ни разума, ни души, сердца нет у тебя. Вот не забуду я никогда, что ты ни слезинки о Феденьке не проронила.
- Я все слёзы выплакала пока с ним жила, пока он другим бабам подол задирал, покуда я его сына носила. Угораздило замуж за него пойти, - проворчала Маруся и выпрямилась во весь рост, собрав всю соль, которую удалось поднять с пола без сора.
- Ты чего? Ты чего такое говоришь? - Аглая Петровна посмотрела на неё сердитым взглядом. - Как у Христа за пазухой жила! В дом тебя, голытьбу, приняли. Федька на руках носил, я мамкой тебе стала, Варька сестренкой родной, а ты? Как на Федю похоронку получила, ни слезинки не проронила. Что же ты за жена такая?
- Я-то нормальной женой была, - Маруся, которая ранее всегда молчала и лишь вздыхала, слушая замечания свекрови, решила теперь дать отпор. - Хорошей я была ему женой. И ребенка спустя год после свадьбы родила, и дом в чистоте держала, и настирывала на всю семью, и огородом занималась. И это всё помимо работы в поле. А что дал мне Федя? Ну да, сперва, как вы выразились, Федька меня на руках носил, но едва пузо на нос лезть стало, побежал по сельским девчатам. Или вы думаете, я о вдовушке Галке не знаю ничего? Или про то, как Лизу Савельеву, покуда её муж на заработках был, он окучивал? Или про Нину вам рассказать, которая ему письма на фронт присылала? Обо всех знаю. Молчала только, терпела ради сына и ради семьи, думала, образумится. Или вам напомнить, как он пить начал с мужиками, да до утра гулять, а потом шуметь? Коли не война, спился бы! А письма его? Спросит живы ли здоровы в одной строке, а остальное на пол-листа просьбы прислать табак да сухари, да носков побольше.
- Ты просто пристроиться хотела, а сына моего никогда не любила, - упрямо ответила Аглая, не желая признавать правоту невестки.
- Хотела, да только не пристроиться, а жить с любимым мужем по-человечески и детей растить в мире и ладу. Только вот любовь мою он всю изничтожил, пока гулял. Нет её, не осталось больше. И вас терпела, оттого, что жалела.
- А чего тогда здесь живешь? Чего не уходишь?
- А вот уйду. Возьму и уйду. Варька пусть тут дальше сама хозяйничает. А с меня хватит.
- И куда же ты? - Насмешливо спросила Аглая Петровна. - Куда пойдешь?
- А придумаю чего-нибудь, - Маруся сняла фартук, повязала косынку и вышла из дома.
Увидев шестилетнего сына, сидевшего на лавочке и грызущего яблоко, она велела:
- Пойдем со мной.
- Куда, мам?
- Куда надо. Сперва в колхоз, ежели там ничего не получится, то в сельский совет.
- А зачем?
- Надо. Не задавай вопросов, топай рядом молча.
Маруся не хотела оставлять Гришу одного с бабушкой. Когда случалось, что Аглая Петровна на неё сердилась, а это было часто, она старательно громко причитала, что пригрели сиротинку, а она неблагодарная оказалась. Не хотела Маруся, чтобы лишний раз он это про мать слушал, и так уж начал задавать вопросы почему бабушка на неё сердится.
Она и правда была сиротой, отец её в Гражданскую погиб, когда ей едва годик справили. А матери не стало в начале тридцатых. Шестнадцатилетняя Маруся осталась с бабушкой и дедушкой, но и они вскоре один за другим покинули этот мир.
Ей было девятнадцать в 1937 году, когда к ней посватался Фёдор. Молодая и одинокая девушка влюбилась в него, как ей казалось, без памяти. Он красиво ухаживал и довольно быстро позвал замуж. Не прошло и два месяца, как начали гулять вместе, а вот она уже в своём лучшем платье "на выход" стоит в сельском совете и, смущаясь, ставит свою подпись. Ни свадьбы, ни гулянки. Просто роспись...
Правда, вот мать Фёдора будто не такую невестку себе хотела. Всё губы поджимала, сироткой называла, да бесприданницей.
Дом, в котором жили мать и бабушка с дедушкой Маруси, отдали в колхоз. Вскоре туда семья почетная въехала - учительница из города и её муж, врач. В селе были рады, Маруся и сама не роптала - она жила в доме мужа, и думала о том, что скоро в их селе будет не только начальная школа, но и общая, куда будут ходить её дети.
Забеременела она быстро, но уже на половине срока Фёдор проявил себя во всей красе. Оказалось, что он был довольно ветренным, не думающим о других. А Аглая Петровна никак её не поддерживала.
В июне 1941 года началась Великая Отечественная война, а уже 17 июля и Фёдора призвали. Какие горькие слёзы лила Аглая Петровна! Оно и понятно, матери больно сына отпускать на борьбу с врагом. Маруся уж за врачом хотела бежать, но всё обошлось. Сама она не могла рыдать. Страшно ей было, беспокойно, но вот будто всю любовь в её сердце он выжег своим поведением.
В марте 1943 года на Фёдора пришла похоронка. Рыдали трое - Аглая Петровна, её младшая дочь одиннадцатилетняя Варвара и Нинка, девица, посылающие ему письма на фронт. И только лишь Маруся, которая хоть и чувствовала скорбь и печаль в своем сердце, не проронила ни слезинки, спрятав своё горе внутри себя. Не могла она плакать, все слёзы были уж давно выплаканы, за что свекровь её и укоряла. А она терпела, плакала лишь по ночам, но не по Федьке, а от несправедливости судьбы к ней. Но потом, будто устыдившись, вставала с кровати, поправляла одеялко у сына Гриши и целовала его в румяную щечку.
Было тяжело, голодно порой, особенно в прошлом году, но она никогда не унывала, не опускала руки. Работала, воспитывала сына и слушала упрёки. Но сегодня будто бы порвалась какая-то струнка в душе.
Дойдя до управления колхоза, она постучала в дверь кабинета.
- Леонид Макарович, разреши войти?
- Заходи, Иванова. Чего пришла?
- Сейчас объясню. Гришка, сядь вон там, - она указала на стул у стены, сама уселась напротив председателя колхоза. - Жилье хочу стребовать для себя и для сына.
- На кой тебе, Мария? - удивился он. - Или тебя Аглая из дома гонит? Так скажи, я поговорю с ней. Этот дом за Федором числился в колхозе, а у него вдова, считай, осталась, и сын малолетний.
- Да только вдове его и сыну жить там более невыносимо. Леонид Макарович, хоть хатенку какую выдели, хоть домишко покошенный, век благодарна буду. Я ведь беспрекословно подписала документы, когда колхозу понадобился дом деда и бабушки. Али я работник плохой и колхоз не может меня поощрить?
- Хороший ты работник, ты вон с доски почета не слезаешь. Только вот не положено, есть у вас жилье.
- Не положено... - тихо проговорила она. - И чего, Леонид Макарович, делать прикажешь? Невыносимо уже, хоть в петлю лезь. А ты представляешь, ежели я, когда это проклятая война закончится, решу судьбу свою устроить, то что будет? Да ежели хоть один мужик на меня глянет, меня же Аглая со свету сживет. Не могу я уже с ней, не могу! До белого каления доводит она меня. Ты ведь знаешь её нрав. Она на ферме чужим людям покоя не дает, а уж представь, как она невестку родную шпыняет. Ту, которая и ответить ей стесняется. Вот только сегодня уже всё терпение лопнуло. Не дашь жилье, пойду в лес, возьму лопату и землянку рыть себе стану. Буду с Гришкой там жить.
- Это шантаж, - покачал головой Леонид Макарович, качая головой и ухмыляясь.
- Думаешь, так не сделаю? - она вскочила со стула и пошла к двери. - А вот прямо сейчас и начну рыть. Всё, по горло я сыта той жизнью.
- А ну, стой, Иванова! - окрикнул он её. - Сядь обратно на стул.
Маруся послушно села, глядя как Леонид Макарович карандашом стучит ритмично по столу. Затем он открыл шкафчик, достал оттуда папку и тихо произнес:
- Уехать готова?
- Уехать? Куда? - удивилась Маруся.
- В Сибирь на лесопилки набирают людей.
- Так я же ничего не умею.
- Готовить можешь? Больше ничего и не надо. Там хоть в основном работники колонии и заключеные, но они тоже люди - есть хотят, в чистом ходить. Вот и будешь поварить или стирать. Только вот проблема есть одна, - он поглядел на Гришу. - Возможно, придется переезжать часто. Куда пошлют, туда и поедешь. А малец у тебя в школу пойдет на следующий год, как его таскать будешь?
- Ничего, как-нибудь справимся, - махнула она рукой, обрадованная возможностью уехать от свекрови.
- Трудно будет. Платить сейчас будут мало, сама понимаешь, какое время. Но еда и одежда у вас будет, а самое главное - крыша над головой. В сельский совет уведомление пришло, что от нашего села кого-то надо на бригады отправить, и мы с председателем совета головы ломаем, кого отправить. Никто не соглашается - кто мужа с войны ждет, у кого родители тут, кто-то с места уезжать не хочет. А шибко молодых и я отправлять не хочу, толку не будет от них. Да и контингент там, сама понимаешь... многие боятся. Заключенные и ссыльные ведь разные бывают.
- Ничего, разберусь. Так когда ехать?
- А вот подпиши и завтра можешь уж вещи собирать. Чем быстрее в город прибудешь, тем лучше.
- А вот я завтра и поеду, - кивнула она.
- Ну погоди, дай хоть документы подготовить, - проворчал Леонид Макарович.
- А вот вы с председателем совета и займитесь этим сейчас.
Она взяла сына за руку и пошла в сторону дома.
- Вернулась? Вот и хорошо. А то вздумала тут калитками хлопать, да норов показывать. Будто я тебе зла желаю, - нахмурила брови Аглая Петровна.
- Так вы и добра мне никогда не желали, - ответила Маруся. - Всё время, что у вас тут была, в прислугах ходила, да выслушивала от вас, какая я криворучка. Хоть бы раз слово доброе сказали. Но теперь всё, сами справляйтесь с Варварой. Где она, кстати? С подружками гуляет? Отчего же грядку не полет, или меня ждете?
- Пусть ребенок нагуляется, успеет еще наработаться.
Маруся, усмехнувшись, вошла в дом, раскрыла створки старого шкафа и, взяв мешок, стала закидывать в него свои вещи. Затем взяла второй мешок, куда сложила и вещи Гриши. Аглая Петровна сидела во дворе и что-то рассказывала Грише, потом вдруг встрепенулась и побежала к крыльцу.
- "Узнала, значит," - вздрогнула Маруся и приготовилась к отпору.
- Это что же? Это куда вы собралися? Это правда мне Гришка говорит, что вы в леса уезжаете?
- Правда. Вот, вещи уж собрала. А что не так? Вы же никогда меня не любили, так хоть поживете без ненавистной невестки, - усмехнулась, пытаясь унять дрожь, Маруся. Как бы она не храбрилась, а побаивалась этой властной женщины.
- Не отдам Гришку! - закричала она. - Сама катись куда хочешь, а внук со мной останется!
- Не вам решать, - стараясь соблюдать спокойствие, ответила Маруся. - Это мой сын и он поедет со мной. Документы подписаны, вещи собраны.
Аглая Петровна до самой ночи то грозилась, то ругалась, то плакала, но это не помогло переубедить Марусю. Едва Гриша проснулся, она тут же покормила его и, взвалив мешки с вещами, произнесла:
- Ну, счастливо оставаться. Письма писать буду, про Гришу всё рассказывать. А как подрастет, может быть сам захочет к вам приехжать, но я многое сделаю, чтобы ноги моей здесь больше не было. Устала я от такой жизни...
Она старалась не слушать, что кричит ей Аглая Петровна. Она шагала в новую жизнь, а следом за ней семенил её шестилетний сынок. Пройдя через мостик, она посмотрела в последний раз на село, где выросла и где порой счастлива была, затем махнула рукой, будто отпустив свои печали.
Она верила, что в другой, новой жизни, обязательно найдет своё счастье, хоть и понимала, что непременно столкнется с трудностями.
Отпусти свою печаль на волю. Глава 2
1945 год.
День Победы она встречала со счастливой улыбкой на губах. Правда, на миг печаль сжала её сердце, ведь она в этой войне потеряла своего мужа и отца своего ребенка. С одной стороны она не любила его, а с другой - он живой человек, он жизнь за родину отдал, он сына после себя оставил.
Но разве же она одна, кто мужа потерял? Разве одной ей выпала вдовья доля?
Она вспоминала как чуть меньше года назад уезжала из родного села под проклятия свекрови, как приехала к месту работы и её взяли сомнения - всё ли правильно она сделала? Здесь была скорбь, здесь была печаль и здесь было горе. Люди с хмурыми лицами выполняли свою работу и жили по режиму. Одни прибывали, других отпускали на свободу, а кто-то и умирал.
Полгода она готовила для заключенных, а потом её перевели в столовую для сотрудников колонии. Здесь было полегче - меньше работы, продукты лучше. Только вот лица по-прежнему были грубыми и хмурыми, но таким уж было это место...
А месяц назад в столовую приняли женщину - супругу одного из конвоиров. А саму Марусю перевели в поселок в столовую при управлении. Тут она будто в раю оказалась - ей выделили комнату и атмосфера была другая. Хоть и жила она в бараке, но в новом здании. Большая, светлая, с двумя кроватями для неё и для сына, где не продували стены и не капало с крыши. Гриша в поселке в школу ходил, нашел друзей. В соседях у неё были разные люди - и семейные, и одинокие, приехавшие на заработки, и те, кто работал на колонию и управление. Правда, было одно но...
Сжимая руку сына, она улыбнулась, глядя на то, как мужики подкидывали шапки в воздух, а девчата обнимались. Это был счастливый день для страны.
- Иванова, поздравляю! - к ней подошел бригадир строительной бригады, возводивший новое здание для поселкового управления.
- И вас тоже, Иван Степанович, - она сделала шаг в сторону, оттого, что он слишком близко к ней подошел.
- Чего шарахаешься, будто кусаюсь я? Не робей, дай обниму, поздравлю.
- Не надо меня обнимать, - она наклонилась к сыну и вытерла его щеку, чем-то перепачканную.- Опять вымазался. Пойдем, нам еще сегодня окно мыть.
- Ма, ну праздник же! - заканючил сын.
- Пойдем, я сказала...
Конечно, не собиралась она мыть окно, просто ей хотелось отойти подальше от этого неприятного прилипчивого типа, который настойчиво хотел её внимания. Отчего-то он посчитал, что деревенская женщина, вдовушка с сыном на руках захочет мужского внимания и сама упадет к нему в объятия. Но нет, не вышло у него. Маруся как могла намекала, что не люб он ей, а потом и прямо говорить стала. Да вот только прицепился он, будто репей, и всё новорит то приобнять её, то за плечо коснуться. А хуже всего, что живет он в том же бараке, только через три комнаты от неё и будто каждый раз поджидает её в коридоре.
А когда в ночном поселке стихли песни и голоса, когда люди, празднующие Великую Победу стали разбредаться по своим домам, в дверь Маруси тихонько постучали. Она догадывалась, кто это.
- Иван Степанович, это вы?
- Я, Маруська, - она слышала его нетрезвый голос. - Открой, давай выпьем за Победу.
- Я не пью. И вам уже хватит. Спокойной ночи, Иван Степанович, ступайте к себе. Мы с сыном спать легли.
- Гордая, значит? Не люб я тебе, не нравлюсь? А всё равно моей будешь, поняла? У меня брат в управлении работает, вмиг вышвернет тебя с этого теплого местечка как собачку.
Он еще чего-то бубнил, но Маруся не стала его слушать. У Ивана Степановича брат и в самом деле работал в управлении. Вот туда она утром и собиралась пойти.
- Потап Степанович, разрешите? - на следующий день после завтрака она вошла в здание управления, постучалась и приоткрыла дверь.
- Здравствуйте, Мария, - мужчина с приятной внешностью улыбнулся, а Маруся подумала, что он и Иван не очень-то и похожи.
Марию он знал, да и кто не знает повара, с чьих рук кормится?
- Я к вам с вопросом.
- Это каким же? - он удивился.
- Когда мне вещи собирать и уезжать?
- С чего вдруг? - его удивление возрастало.
А Мария, чувствуя кураж, прошла и села на стул. Хватит, она больше не собирается никого бояться! Со свекровью решила вопрос раз и навсегда, и с назойливым ухажером как-то справится, пусть и с чужой помощью. А пришла она сюда имено с этим вопросом. Как бы сказал Гришка, наябедничать.
- Ну, ваш брат, уважаемый Иван Степанович Волков вчера мне грозился вами. Говорил, что если не буду его, не приму его знаки внимания, то он вам скажет, а вы меня отсюда вышвырнете как собачку. А я его женщиной не буду, так что, получается, пришла узнать, когда вышвыривать станете.
Потап Степанович покраснел, вены на его лбу вздулись от напряжения, рука сжала карандаш и он процедил сквозь зубы:
- Это что, шутка?
Мария, которая хоть и испугалась такой реакции, всё же собралась с духом и храбро ответила:
- Да кто же шутит такими вещами? Я баба простая, деревенская, мне всё как на духу скажите.
- Никто вас никуда вышвыривать, как вы выражаетесь, не собирается. Можете идти на своё рабочее место.
Она встала и, повернувшись к двери, не смогла сдержать довольную улыбку.
А вечером, когда она встретила Ивана Степановича, тот зыркнул на неё недобро, затем усмехнулся:
- Нажаловалась? Ей-Богу, как дите малое. Что ты возомнила о себе? Да любой бабе за радость, что ей такой мужик достанется. А ты нос воротишь.
- Так вот к любой и ступайте. А я не любая. Однажды я ошибку совершила в своей жизни, второй раз на те же грабли не наступлю.
Она вошла в комнату и довольная села на кровать. Может быть он и правда от неё отстанет?
***
Он и правда перестал ходить за ней и будто не замечал. А через неделю к её радости он собрал вещи и уехал. На стройку прибыл другой бригадир, который и занял его место. Зато Потап Степанович сотню раз, наверное, извинился за своего брата и даже подарил Григорию рубашку, совершенно новую, кепку и трех оловянных солдатиков.
Она знала, что он хороший человек и примерный семьянин. Его жена была портнихой, обшивала местных женщин, которые могли достать ткани, но с трудом могли нарядиться в обновки. С Анной они даже стали приятельствовать. Потому и недоумевала, почему брат у него совершенно другой.
- Маруся, скоро к вам пополнение, - Анна улыбнулась, когда Маруся, собирая тарелки со столов, прошла мимо столика, где обедала жена начальника управления.
- Какое пополнение?
- Мужчину к вам на кухню берут. Он на фронте поваром был, а теперь вот к нам.
- Я и сама справляюсь прекрасно.
- Ну, с тех пор, как Лидочка с мужем уехала, вы без помощницы остались. А тут мужские руки. И кастрюли тяжелые будет поднимать, и мешки с овощами таскать.
- Лишь бы эти руки не протягивал туда, куда надо, - проворчала Маруся, вздрогнув от воспоминаний.
- Ах, вы всё не можете забыть Ваньку? Неприятный он тип, хоть и мужа родственник. Но Потап жалеет его, беспутного, работу вот дал. Говорила я ему, что неприятности будут и вот, пожалуйста. Но теперь это не наша забота, - Анна махнула рукой. - В другое место его перевели.
Маруся ждала, когда на кухню придет новенький. Она не знала, чего от него ожидать. Она видела порядочных мужчин, в том числе и Потапа Степановича. Были в поселке и другие, но вот она с грустью думала, что будто притягивает к себе не тех...Но она постаралась прогнать свою печаль - у неё сын есть, вот о нем она и должна думать.
Он приехал через две недели. Маруся испытала неловкость - высоченный мужчина с сильными руками, на вид её ровесник или чуть постарше, и это им она должна командовать? В управлении сказали, что он поступает в её распоряжение.
- Ну что, командуйте, Мария. Вас ведь так звать? Или, может быть вам удобно, чтобы я по имени-отчеству обращался?
Покраснев, она кивнула:
- Можно просто по имени, Маруся.
-А меня Алексеем звать. Показывайте, Маруся, мой фронт работы.
Она наблюдала, как он с легкостью поднимал мешки с мукой, с картофелем и капустой, как ловко он поднял большую кастрюлю, наполненную водой и поставил её на огонь.
К вечеру она поняла, что даже не устала. Он будто бы специально не подпускал её к плите, давая выполнять только легкую работу, приговаривая, что красивым женщинам ни к чему таскать тяжести и упахиваться на работе. Она почувствовала к нему симпатию, которую не чувствовала ни к кому. Но в то же время гнала от себя мысли. Она не доверяла мужчинам.
Только вот судьба, будто сжалившись над ней, всё же решила подарить женское счастье и радость.
ЭПИЛОГ
Прошел год, прежде чем она смогла доверить свою и сына жизнь другому человеку. Он за этот год показал себя только с хорошей стороны. Когда Алексей позвал её замуж, было страшно Марусе, но она, видя его отношение к Грише, чувствуя, что ему действительно нужна она, а не её тело и красивое лицо, всё же дала согласие.
И в этот раз брак оказался удачным. Два повара трудились вместе на кухне, а дома у них был уют, тепло и понимание. Когда у них родилась дочь Лизонька в 1948 году, им дали квартиру в новом деревянном двухэтажном доме, построенном в этом сибирском поселке, где они и прожили всю свою жизнь.
Гриша, когда подрос, пару раз ездил к бабушке, а потом перестал. Он писал ей скупые письма, но больше не навещал ту, которая пренебрежительно и с презрением относилась к его матери. В шестидесятых Аглая умерла, успев понянчить внуков Варвары, вот только с Гришей она так и не смогла проститься, он приехал уже на её похороны. Потеряв сына в войне с немцами, она потеряла и внука в войне с невесткой.
А Маруся жила счастливой жизнью, работая и растив своих детей.
https://dzen.ru/id/5ce684868a9ef700b21a18c7?share_to=link
1944 год
Маруся присела на пол и стала собирать расыпанную соль.
- Её мало, а ты еще и рассыпаешь, - недовольно проворчала Аглая Петровна. - И примета плохая, беде быть. Вот что ты натворила? Криворучка!
- Я что, нарочно? - спросила Маруся. - Рука дрогнула, вот и просыпалось немного. А в приметы я ваши не верю, всё это от суеверия.
- А ты ни во что не веришь, - махнула рукой свекровь.- Будто ни разума, ни души, сердца нет у тебя. Вот не забуду я никогда, что ты ни слезинки о Феденьке не проронила.
- Я все слёзы выплакала пока с ним жила, пока он другим бабам подол задирал, покуда я его сына носила. Угораздило замуж за него пойти, - проворчала Маруся и выпрямилась во весь рост, собрав всю соль, которую удалось поднять с пола без сора.
- Ты чего? Ты чего такое говоришь? - Аглая Петровна посмотрела на неё сердитым взглядом. - Как у Христа за пазухой жила! В дом тебя, голытьбу, приняли. Федька на руках носил, я мамкой тебе стала, Варька сестренкой родной, а ты? Как на Федю похоронку получила, ни слезинки не проронила. Что же ты за жена такая?
- Я-то нормальной женой была, - Маруся, которая ранее всегда молчала и лишь вздыхала, слушая замечания свекрови, решила теперь дать отпор. - Хорошей я была ему женой. И ребенка спустя год после свадьбы родила, и дом в чистоте держала, и настирывала на всю семью, и огородом занималась. И это всё помимо работы в поле. А что дал мне Федя? Ну да, сперва, как вы выразились, Федька меня на руках носил, но едва пузо на нос лезть стало, побежал по сельским девчатам. Или вы думаете, я о вдовушке Галке не знаю ничего? Или про то, как Лизу Савельеву, покуда её муж на заработках был, он окучивал? Или про Нину вам рассказать, которая ему письма на фронт присылала? Обо всех знаю. Молчала только, терпела ради сына и ради семьи, думала, образумится. Или вам напомнить, как он пить начал с мужиками, да до утра гулять, а потом шуметь? Коли не война, спился бы! А письма его? Спросит живы ли здоровы в одной строке, а остальное на пол-листа просьбы прислать табак да сухари, да носков побольше.
- Ты просто пристроиться хотела, а сына моего никогда не любила, - упрямо ответила Аглая, не желая признавать правоту невестки.
- Хотела, да только не пристроиться, а жить с любимым мужем по-человечески и детей растить в мире и ладу. Только вот любовь мою он всю изничтожил, пока гулял. Нет её, не осталось больше. И вас терпела, оттого, что жалела.
- А чего тогда здесь живешь? Чего не уходишь?
- А вот уйду. Возьму и уйду. Варька пусть тут дальше сама хозяйничает. А с меня хватит.
- И куда же ты? - Насмешливо спросила Аглая Петровна. - Куда пойдешь?
- А придумаю чего-нибудь, - Маруся сняла фартук, повязала косынку и вышла из дома.
Увидев шестилетнего сына, сидевшего на лавочке и грызущего яблоко, она велела:
- Пойдем со мной.
- Куда, мам?
- Куда надо. Сперва в колхоз, ежели там ничего не получится, то в сельский совет.
- А зачем?
- Надо. Не задавай вопросов, топай рядом молча.
Маруся не хотела оставлять Гришу одного с бабушкой. Когда случалось, что Аглая Петровна на неё сердилась, а это было часто, она старательно громко причитала, что пригрели сиротинку, а она неблагодарная оказалась. Не хотела Маруся, чтобы лишний раз он это про мать слушал, и так уж начал задавать вопросы почему бабушка на неё сердится.
Она и правда была сиротой, отец её в Гражданскую погиб, когда ей едва годик справили. А матери не стало в начале тридцатых. Шестнадцатилетняя Маруся осталась с бабушкой и дедушкой, но и они вскоре один за другим покинули этот мир.
Ей было девятнадцать в 1937 году, когда к ней посватался Фёдор. Молодая и одинокая девушка влюбилась в него, как ей казалось, без памяти. Он красиво ухаживал и довольно быстро позвал замуж. Не прошло и два месяца, как начали гулять вместе, а вот она уже в своём лучшем платье "на выход" стоит в сельском совете и, смущаясь, ставит свою подпись. Ни свадьбы, ни гулянки. Просто роспись...
Правда, вот мать Фёдора будто не такую невестку себе хотела. Всё губы поджимала, сироткой называла, да бесприданницей.
Дом, в котором жили мать и бабушка с дедушкой Маруси, отдали в колхоз. Вскоре туда семья почетная въехала - учительница из города и её муж, врач. В селе были рады, Маруся и сама не роптала - она жила в доме мужа, и думала о том, что скоро в их селе будет не только начальная школа, но и общая, куда будут ходить её дети.
Забеременела она быстро, но уже на половине срока Фёдор проявил себя во всей красе. Оказалось, что он был довольно ветренным, не думающим о других. А Аглая Петровна никак её не поддерживала.
В июне 1941 года началась Великая Отечественная война, а уже 17 июля и Фёдора призвали. Какие горькие слёзы лила Аглая Петровна! Оно и понятно, матери больно сына отпускать на борьбу с врагом. Маруся уж за врачом хотела бежать, но всё обошлось. Сама она не могла рыдать. Страшно ей было, беспокойно, но вот будто всю любовь в её сердце он выжег своим поведением.
В марте 1943 года на Фёдора пришла похоронка. Рыдали трое - Аглая Петровна, её младшая дочь одиннадцатилетняя Варвара и Нинка, девица, посылающие ему письма на фронт. И только лишь Маруся, которая хоть и чувствовала скорбь и печаль в своем сердце, не проронила ни слезинки, спрятав своё горе внутри себя. Не могла она плакать, все слёзы были уж давно выплаканы, за что свекровь её и укоряла. А она терпела, плакала лишь по ночам, но не по Федьке, а от несправедливости судьбы к ней. Но потом, будто устыдившись, вставала с кровати, поправляла одеялко у сына Гриши и целовала его в румяную щечку.
Было тяжело, голодно порой, особенно в прошлом году, но она никогда не унывала, не опускала руки. Работала, воспитывала сына и слушала упрёки. Но сегодня будто бы порвалась какая-то струнка в душе.
Дойдя до управления колхоза, она постучала в дверь кабинета.
- Леонид Макарович, разреши войти?
- Заходи, Иванова. Чего пришла?
- Сейчас объясню. Гришка, сядь вон там, - она указала на стул у стены, сама уселась напротив председателя колхоза. - Жилье хочу стребовать для себя и для сына.
- На кой тебе, Мария? - удивился он. - Или тебя Аглая из дома гонит? Так скажи, я поговорю с ней. Этот дом за Федором числился в колхозе, а у него вдова, считай, осталась, и сын малолетний.
- Да только вдове его и сыну жить там более невыносимо. Леонид Макарович, хоть хатенку какую выдели, хоть домишко покошенный, век благодарна буду. Я ведь беспрекословно подписала документы, когда колхозу понадобился дом деда и бабушки. Али я работник плохой и колхоз не может меня поощрить?
- Хороший ты работник, ты вон с доски почета не слезаешь. Только вот не положено, есть у вас жилье.
- Не положено... - тихо проговорила она. - И чего, Леонид Макарович, делать прикажешь? Невыносимо уже, хоть в петлю лезь. А ты представляешь, ежели я, когда это проклятая война закончится, решу судьбу свою устроить, то что будет? Да ежели хоть один мужик на меня глянет, меня же Аглая со свету сживет. Не могу я уже с ней, не могу! До белого каления доводит она меня. Ты ведь знаешь её нрав. Она на ферме чужим людям покоя не дает, а уж представь, как она невестку родную шпыняет. Ту, которая и ответить ей стесняется. Вот только сегодня уже всё терпение лопнуло. Не дашь жилье, пойду в лес, возьму лопату и землянку рыть себе стану. Буду с Гришкой там жить.
- Это шантаж, - покачал головой Леонид Макарович, качая головой и ухмыляясь.
- Думаешь, так не сделаю? - она вскочила со стула и пошла к двери. - А вот прямо сейчас и начну рыть. Всё, по горло я сыта той жизнью.
- А ну, стой, Иванова! - окрикнул он её. - Сядь обратно на стул.
Маруся послушно села, глядя как Леонид Макарович карандашом стучит ритмично по столу. Затем он открыл шкафчик, достал оттуда папку и тихо произнес:
- Уехать готова?
- Уехать? Куда? - удивилась Маруся.
- В Сибирь на лесопилки набирают людей.
- Так я же ничего не умею.
- Готовить можешь? Больше ничего и не надо. Там хоть в основном работники колонии и заключеные, но они тоже люди - есть хотят, в чистом ходить. Вот и будешь поварить или стирать. Только вот проблема есть одна, - он поглядел на Гришу. - Возможно, придется переезжать часто. Куда пошлют, туда и поедешь. А малец у тебя в школу пойдет на следующий год, как его таскать будешь?
- Ничего, как-нибудь справимся, - махнула она рукой, обрадованная возможностью уехать от свекрови.
- Трудно будет. Платить сейчас будут мало, сама понимаешь, какое время. Но еда и одежда у вас будет, а самое главное - крыша над головой. В сельский совет уведомление пришло, что от нашего села кого-то надо на бригады отправить, и мы с председателем совета головы ломаем, кого отправить. Никто не соглашается - кто мужа с войны ждет, у кого родители тут, кто-то с места уезжать не хочет. А шибко молодых и я отправлять не хочу, толку не будет от них. Да и контингент там, сама понимаешь... многие боятся. Заключенные и ссыльные ведь разные бывают.
- Ничего, разберусь. Так когда ехать?
- А вот подпиши и завтра можешь уж вещи собирать. Чем быстрее в город прибудешь, тем лучше.
- А вот я завтра и поеду, - кивнула она.
- Ну погоди, дай хоть документы подготовить, - проворчал Леонид Макарович.
- А вот вы с председателем совета и займитесь этим сейчас.
Она взяла сына за руку и пошла в сторону дома.
- Вернулась? Вот и хорошо. А то вздумала тут калитками хлопать, да норов показывать. Будто я тебе зла желаю, - нахмурила брови Аглая Петровна.
- Так вы и добра мне никогда не желали, - ответила Маруся. - Всё время, что у вас тут была, в прислугах ходила, да выслушивала от вас, какая я криворучка. Хоть бы раз слово доброе сказали. Но теперь всё, сами справляйтесь с Варварой. Где она, кстати? С подружками гуляет? Отчего же грядку не полет, или меня ждете?
- Пусть ребенок нагуляется, успеет еще наработаться.
Маруся, усмехнувшись, вошла в дом, раскрыла створки старого шкафа и, взяв мешок, стала закидывать в него свои вещи. Затем взяла второй мешок, куда сложила и вещи Гриши. Аглая Петровна сидела во дворе и что-то рассказывала Грише, потом вдруг встрепенулась и побежала к крыльцу.
- "Узнала, значит," - вздрогнула Маруся и приготовилась к отпору.
- Это что же? Это куда вы собралися? Это правда мне Гришка говорит, что вы в леса уезжаете?
- Правда. Вот, вещи уж собрала. А что не так? Вы же никогда меня не любили, так хоть поживете без ненавистной невестки, - усмехнулась, пытаясь унять дрожь, Маруся. Как бы она не храбрилась, а побаивалась этой властной женщины.
- Не отдам Гришку! - закричала она. - Сама катись куда хочешь, а внук со мной останется!
- Не вам решать, - стараясь соблюдать спокойствие, ответила Маруся. - Это мой сын и он поедет со мной. Документы подписаны, вещи собраны.
Аглая Петровна до самой ночи то грозилась, то ругалась, то плакала, но это не помогло переубедить Марусю. Едва Гриша проснулся, она тут же покормила его и, взвалив мешки с вещами, произнесла:
- Ну, счастливо оставаться. Письма писать буду, про Гришу всё рассказывать. А как подрастет, может быть сам захочет к вам приехжать, но я многое сделаю, чтобы ноги моей здесь больше не было. Устала я от такой жизни...
Она старалась не слушать, что кричит ей Аглая Петровна. Она шагала в новую жизнь, а следом за ней семенил её шестилетний сынок. Пройдя через мостик, она посмотрела в последний раз на село, где выросла и где порой счастлива была, затем махнула рукой, будто отпустив свои печали.
Она верила, что в другой, новой жизни, обязательно найдет своё счастье, хоть и понимала, что непременно столкнется с трудностями.
Отпусти свою печаль на волю. Глава 2
1945 год.
День Победы она встречала со счастливой улыбкой на губах. Правда, на миг печаль сжала её сердце, ведь она в этой войне потеряла своего мужа и отца своего ребенка. С одной стороны она не любила его, а с другой - он живой человек, он жизнь за родину отдал, он сына после себя оставил.
Но разве же она одна, кто мужа потерял? Разве одной ей выпала вдовья доля?
Она вспоминала как чуть меньше года назад уезжала из родного села под проклятия свекрови, как приехала к месту работы и её взяли сомнения - всё ли правильно она сделала? Здесь была скорбь, здесь была печаль и здесь было горе. Люди с хмурыми лицами выполняли свою работу и жили по режиму. Одни прибывали, других отпускали на свободу, а кто-то и умирал.
Полгода она готовила для заключенных, а потом её перевели в столовую для сотрудников колонии. Здесь было полегче - меньше работы, продукты лучше. Только вот лица по-прежнему были грубыми и хмурыми, но таким уж было это место...
А месяц назад в столовую приняли женщину - супругу одного из конвоиров. А саму Марусю перевели в поселок в столовую при управлении. Тут она будто в раю оказалась - ей выделили комнату и атмосфера была другая. Хоть и жила она в бараке, но в новом здании. Большая, светлая, с двумя кроватями для неё и для сына, где не продували стены и не капало с крыши. Гриша в поселке в школу ходил, нашел друзей. В соседях у неё были разные люди - и семейные, и одинокие, приехавшие на заработки, и те, кто работал на колонию и управление. Правда, было одно но...
Сжимая руку сына, она улыбнулась, глядя на то, как мужики подкидывали шапки в воздух, а девчата обнимались. Это был счастливый день для страны.
- Иванова, поздравляю! - к ней подошел бригадир строительной бригады, возводивший новое здание для поселкового управления.
- И вас тоже, Иван Степанович, - она сделала шаг в сторону, оттого, что он слишком близко к ней подошел.
- Чего шарахаешься, будто кусаюсь я? Не робей, дай обниму, поздравлю.
- Не надо меня обнимать, - она наклонилась к сыну и вытерла его щеку, чем-то перепачканную.- Опять вымазался. Пойдем, нам еще сегодня окно мыть.
- Ма, ну праздник же! - заканючил сын.
- Пойдем, я сказала...
Конечно, не собиралась она мыть окно, просто ей хотелось отойти подальше от этого неприятного прилипчивого типа, который настойчиво хотел её внимания. Отчего-то он посчитал, что деревенская женщина, вдовушка с сыном на руках захочет мужского внимания и сама упадет к нему в объятия. Но нет, не вышло у него. Маруся как могла намекала, что не люб он ей, а потом и прямо говорить стала. Да вот только прицепился он, будто репей, и всё новорит то приобнять её, то за плечо коснуться. А хуже всего, что живет он в том же бараке, только через три комнаты от неё и будто каждый раз поджидает её в коридоре.
А когда в ночном поселке стихли песни и голоса, когда люди, празднующие Великую Победу стали разбредаться по своим домам, в дверь Маруси тихонько постучали. Она догадывалась, кто это.
- Иван Степанович, это вы?
- Я, Маруська, - она слышала его нетрезвый голос. - Открой, давай выпьем за Победу.
- Я не пью. И вам уже хватит. Спокойной ночи, Иван Степанович, ступайте к себе. Мы с сыном спать легли.
- Гордая, значит? Не люб я тебе, не нравлюсь? А всё равно моей будешь, поняла? У меня брат в управлении работает, вмиг вышвернет тебя с этого теплого местечка как собачку.
Он еще чего-то бубнил, но Маруся не стала его слушать. У Ивана Степановича брат и в самом деле работал в управлении. Вот туда она утром и собиралась пойти.
- Потап Степанович, разрешите? - на следующий день после завтрака она вошла в здание управления, постучалась и приоткрыла дверь.
- Здравствуйте, Мария, - мужчина с приятной внешностью улыбнулся, а Маруся подумала, что он и Иван не очень-то и похожи.
Марию он знал, да и кто не знает повара, с чьих рук кормится?
- Я к вам с вопросом.
- Это каким же? - он удивился.
- Когда мне вещи собирать и уезжать?
- С чего вдруг? - его удивление возрастало.
А Мария, чувствуя кураж, прошла и села на стул. Хватит, она больше не собирается никого бояться! Со свекровью решила вопрос раз и навсегда, и с назойливым ухажером как-то справится, пусть и с чужой помощью. А пришла она сюда имено с этим вопросом. Как бы сказал Гришка, наябедничать.
- Ну, ваш брат, уважаемый Иван Степанович Волков вчера мне грозился вами. Говорил, что если не буду его, не приму его знаки внимания, то он вам скажет, а вы меня отсюда вышвырнете как собачку. А я его женщиной не буду, так что, получается, пришла узнать, когда вышвыривать станете.
Потап Степанович покраснел, вены на его лбу вздулись от напряжения, рука сжала карандаш и он процедил сквозь зубы:
- Это что, шутка?
Мария, которая хоть и испугалась такой реакции, всё же собралась с духом и храбро ответила:
- Да кто же шутит такими вещами? Я баба простая, деревенская, мне всё как на духу скажите.
- Никто вас никуда вышвыривать, как вы выражаетесь, не собирается. Можете идти на своё рабочее место.
Она встала и, повернувшись к двери, не смогла сдержать довольную улыбку.
А вечером, когда она встретила Ивана Степановича, тот зыркнул на неё недобро, затем усмехнулся:
- Нажаловалась? Ей-Богу, как дите малое. Что ты возомнила о себе? Да любой бабе за радость, что ей такой мужик достанется. А ты нос воротишь.
- Так вот к любой и ступайте. А я не любая. Однажды я ошибку совершила в своей жизни, второй раз на те же грабли не наступлю.
Она вошла в комнату и довольная села на кровать. Может быть он и правда от неё отстанет?
***
Он и правда перестал ходить за ней и будто не замечал. А через неделю к её радости он собрал вещи и уехал. На стройку прибыл другой бригадир, который и занял его место. Зато Потап Степанович сотню раз, наверное, извинился за своего брата и даже подарил Григорию рубашку, совершенно новую, кепку и трех оловянных солдатиков.
Она знала, что он хороший человек и примерный семьянин. Его жена была портнихой, обшивала местных женщин, которые могли достать ткани, но с трудом могли нарядиться в обновки. С Анной они даже стали приятельствовать. Потому и недоумевала, почему брат у него совершенно другой.
- Маруся, скоро к вам пополнение, - Анна улыбнулась, когда Маруся, собирая тарелки со столов, прошла мимо столика, где обедала жена начальника управления.
- Какое пополнение?
- Мужчину к вам на кухню берут. Он на фронте поваром был, а теперь вот к нам.
- Я и сама справляюсь прекрасно.
- Ну, с тех пор, как Лидочка с мужем уехала, вы без помощницы остались. А тут мужские руки. И кастрюли тяжелые будет поднимать, и мешки с овощами таскать.
- Лишь бы эти руки не протягивал туда, куда надо, - проворчала Маруся, вздрогнув от воспоминаний.
- Ах, вы всё не можете забыть Ваньку? Неприятный он тип, хоть и мужа родственник. Но Потап жалеет его, беспутного, работу вот дал. Говорила я ему, что неприятности будут и вот, пожалуйста. Но теперь это не наша забота, - Анна махнула рукой. - В другое место его перевели.
Маруся ждала, когда на кухню придет новенький. Она не знала, чего от него ожидать. Она видела порядочных мужчин, в том числе и Потапа Степановича. Были в поселке и другие, но вот она с грустью думала, что будто притягивает к себе не тех...Но она постаралась прогнать свою печаль - у неё сын есть, вот о нем она и должна думать.
Он приехал через две недели. Маруся испытала неловкость - высоченный мужчина с сильными руками, на вид её ровесник или чуть постарше, и это им она должна командовать? В управлении сказали, что он поступает в её распоряжение.
- Ну что, командуйте, Мария. Вас ведь так звать? Или, может быть вам удобно, чтобы я по имени-отчеству обращался?
Покраснев, она кивнула:
- Можно просто по имени, Маруся.
-А меня Алексеем звать. Показывайте, Маруся, мой фронт работы.
Она наблюдала, как он с легкостью поднимал мешки с мукой, с картофелем и капустой, как ловко он поднял большую кастрюлю, наполненную водой и поставил её на огонь.
К вечеру она поняла, что даже не устала. Он будто бы специально не подпускал её к плите, давая выполнять только легкую работу, приговаривая, что красивым женщинам ни к чему таскать тяжести и упахиваться на работе. Она почувствовала к нему симпатию, которую не чувствовала ни к кому. Но в то же время гнала от себя мысли. Она не доверяла мужчинам.
Только вот судьба, будто сжалившись над ней, всё же решила подарить женское счастье и радость.
ЭПИЛОГ
Прошел год, прежде чем она смогла доверить свою и сына жизнь другому человеку. Он за этот год показал себя только с хорошей стороны. Когда Алексей позвал её замуж, было страшно Марусе, но она, видя его отношение к Грише, чувствуя, что ему действительно нужна она, а не её тело и красивое лицо, всё же дала согласие.
И в этот раз брак оказался удачным. Два повара трудились вместе на кухне, а дома у них был уют, тепло и понимание. Когда у них родилась дочь Лизонька в 1948 году, им дали квартиру в новом деревянном двухэтажном доме, построенном в этом сибирском поселке, где они и прожили всю свою жизнь.
Гриша, когда подрос, пару раз ездил к бабушке, а потом перестал. Он писал ей скупые письма, но больше не навещал ту, которая пренебрежительно и с презрением относилась к его матери. В шестидесятых Аглая умерла, успев понянчить внуков Варвары, вот только с Гришей она так и не смогла проститься, он приехал уже на её похороны. Потеряв сына в войне с немцами, она потеряла и внука в войне с невесткой.
А Маруся жила счастливой жизнью, работая и растив своих детей.
https://dzen.ru/id/5ce684868a9ef700b21a18c7?share_to=link
Следующая публикация
Комментарии 5