Одиннадцатая книга цикла " Шёпот давних поверий "
Автор : Ольга Корвис
Цикл : #ШёпотДавнихПоверийУБелки
За окном пронзительно закричала Глашка — любопытная девка схватила пепельницу из разбитой бутылки и ожидаемо порезалась. Потом что-то грохнуло — по звуку слово железное ведро покатилось по земле, бряцая ручкой. У Тохи сердце ушло в пятки. Что-то не так. Ну забыл он убрать эту чёртову бутылку, забыл! Девчонка всего лишь должна была пораниться о донышко и побежать домой — мимо старухи с ведром. И всё. Он выглянул в окно. Рыжая Глашка в сердцах выбросила стекляшку, которая ей сделала больно, и размазывала по лицу сопли и слёзы. К ней с причитаниями спешила баба Света. На тропинке каталось опрокинутое ведро, рядом весёлым ручейком по сухой земле струилась вода. За все дни, что Тоха проторчал в этом странном месте, бабка никогда не успевала подойти к девчонке так близко, и Глашка убегала. В сознании дёрнулась болезненная мысль — почему старая кошёлка пришла раньше? Что он сделал не так?
— Не-е-е-ет, — неверяще протянул Тоха и тут же торопливо продолжил убеждать сам себя. — Но ничего плохого же не произошло? Не произошло. Ну порезалась. Да я в твоём возрасте со всяких строек и забросов не вылезал! Там и не такое бывало. А тут, подумаешь, всего лишь порез. Пете пизды надо дать, чтобы мусор свой не разбрасывал, но это ему пусть баба Света ввалит. Ну всё-всё-всё! Хватит выть. Рученьку бо-бо, беги домой к маме.
К маме Глашка не торопилась идти. Она ревела белугой и захлёбывалась слезами.
— Ну чего ты воешь? Дай гляну, — старуха подошла к девочке, по-свойски схватила её за руку и наклонилась, чтобы получше рассмотреть. — Я уж думала, серьёзное что. До свадьбы заживёт.
Из окна Тоха видел, как баба Света подслеповато щурится, разглядывая рану. Глашка всё ещё орала. Он начал нервничать. Ну как начал… Он уже давно сплошной комок нервов — перетянутых, пережжённых. И сам он весь такой же пережжённый. У него крыша поехала от этой чертовщины. Ещё немного и всё — кукушечка выпорхнет окончательно.
— Иди домой! — почти умоляюще сказал он из своего укрытия.
Голос прозвучал нервно и плаксиво. Тоха был готов выбежать на улицу, схватить рыжую за шкирку и оттащить домой, как тупого щенка, но так это не работало. Да здесь вообще ничего не работало! Ни-че-го. Ничегошеньки. И снова в застарелое отчаяние вклинился голос надежды — но сейчас-то должно? Он же всё просчитал. Тоха вздрогнул и впился взглядом в исписанную стену. Точно всё. Подумаешь, стекляшка.
— Не хочу свадьбу! — сквозь слёзы прерывисто выкрикнула Глашка.
Топнула ножкой и побежала в противоположную от её дома сторону. Тоха заледенел. Прильнул к тусклому стеклу с трещиной и всё увидел. Девчонка не успела далеко отбежать. Запнулась о незаметный в траве зелёный шланг и упала плашмя на землю. Тоху затрясло. Он обхватил себя руками. Истерично закричала баба Света. На её вой тут же сбежались местные. Загудели-запричитали.
Тоха тупо смотрел в окно.
Что-то всё-таки пошло не так. От этой мысли ему хотелось сдохнуть на месте. Окончательно. Без всяких воскрешений. Со стоном он выбежал на улицу, предчувствуя полный пиздец. За пару шагов до толпы он замер. Ноги приросли к земле. Он чуял, что облажался. Скорчившись, он боком нерешительно и нехотя подошёл к толпе. Рыжую уже перевернули на спину. В горле торчало донышко от бутылки. Кровищи натекло — уу-у-уу… Глашка пустыми глазами смотрела в небо. Тупая тварь! Вот кто её просил сюда бросать? Кто?! А шланг здесь откуда? Не было же никогда. И тут Тоха вспомнил. Он же утром с Витей говорил. Старый хер снова жаловался, что канава пересохла, и ему тяжело воду набирать. А он, дебил махровый, возьми да скажи — да чего тебе, дядь Вить, спину гнуть, шланг к колонке прицепишь и польёшь свою смородину. Вот и полил, видимо! Скотина! А шланг не убрал. Тоха беззвучно заплакал и ринулся обратно в дом. Там он плотно захлопнул дверь и сел на пол. Привалился к стене. Обхватил руками голову, завыл. Сначала тихо, тоскливо. Потом закричал. Тоха орал, пока голос не сорвался. Местные на него не реагировали. Он для них деревенский дурачок, который здесь живёт… Никто не знает, сколько он тут, никому и не нужно знать.
Испугался смертушки, вот и вопит, болезный. Они же не знают, что теперь и за ним смертушка придёт ещё раз. Затрясло сильнее. Кричать больше не получалось, из горла вырывался только болезненный хрип. Тоха обхватил себя руками и начал раскачиваться из стороны в стороны. Пустым взглядом уставился в стену. Сколько там уже зарубок — двадцать шесть? Теперь ещё одна будет.
— По лесу леший кричит на сову, — просипел Тоха, — прячутся мошки от птичек в траву.
С улицы донеслись тяжёлые шаги, и он зажмурился. Ну вот и всё, в этот раз даже быстро. Крики за окном стихли. Дух-хозяин пришёл, его чтить надо. Местные знали — даром, что наутро ничего не помнили.
— Спит медведиха, и чудится ей, колет охотник острогой детей.
Из-под сомкнутых век потекли тяжёлые слезы. Тоха поудобнее уложил голову на колени — как на плаху. Зажал уши ладонями.
— Плачет она и трясёт головой: детушки-дети, идите домой.
Он всё равно услышал, как распахнулась входная дверь. Несколько мгновений тишины, сердце забилось со всей силы. Вот бы разорвалось. Само по себе. Грохнула грузная поступь, и Тоха вздрогнул. Весь сжался и заскулил.
Дух-хозяин грузно прошёл в дом. Сгрёб его за плечи и поставил на ноги. Тоха смотрел в нечеловеческие глаза и дрожал, как осиновый лист. Если бы чудище его выпустило, он бы упал. Сил в нём не осталось. Ничего не осталось, одна пустая оболочка, а внутри неё в агонии кричал кто-то, кого недавно звали Антоном Казаковым.
Смертный холод окутал с головы до ног. Жизнь уходила как вода из бочки, по которой Витька в сердцах ударил вилами. Тоха попробовал закричать. Скорее по привычке, чем в надежде на что-то. Живому существу всё-таки сложно смириться, когда его убивают. Даже если не первый раз. С бледных бескровных губ сорвался мучительный стон. Он попытался вдохнуть и не смог. Тяжело упал на пол. Мёртвый взгляд застыл на стене с зарубками.
Тоха.
Тошка-Тотошка.
А совсем недавно он был Антоном Казаковым, разработчиком в айти-компании. Особо завистливые говорили, что он родился с золотой ложкой во рту. Ну или в заднице — в зависимости от градуса зависти. Ложек у Антона не было. У него и родители трудились далеко не в самых престижных сферах. Отец — начальник какого-то там отдела на заводе, а мама фармацевт. Золотыми у Казакова были мозги. Они привели его и в крутую компанию, и на достойную должность.
И так всё хорошо закрутилось. Нашлись новые друзья, новое хобби. Неожиданное немного, но Антону нравилось. Он вообще сам по себе очень увлекающийся. Если уж затянуло во что-то, то с головой. Вот и охотой загорелся совершенно неожиданно для себя и друзей. На его счастье, среди коллег нашёлся такой же увлечённый. Правда, иногда общее хобби подкидывало и конфликтов, но это ерунда. С рабочими срачами вообще не сравнить.
— Саш, ну только не говори, что ты ей поверил, — Антон закатил глаза.
Гаевский — взрослый мужик, а верил во всякую ерунду. Метки на зверях, проклятья… Для Антона вот проклятье — это если ему среди ночи звонили, когда у них что-то падало, и требовалось срочно фикс накатить. Сразу плюс десять к недосыпу, минус двадцать к благодушию. А тут, подумаешь, какая-то бабка пригрозила проклятьем от духа-хозяина, если они убьют его зверя. Какого ещё духа-хозяина? Какого его зверя? Антон в такое не верил.
— Поверил или не поверил, это не так важно, — уклончиво отозвался Саша. — Ты на охоту приехал, вот и будь охотником. Стрелять, в кого попало — такая себе идея.
— Да ну? — усмехнулся Антон.
Дался Сашке этот ворон. Да, он даже не стал отрицать — ему хотелось опробовать новое ружьё. Ради этого и поехал. А тут так удачно попался ворон на верхушке дерева. Чёрный, большущий. Антон на нём ружьё и обновил. Он потом к нему подошёл, пошевелил ботинком — реально огромный.
— Ну и чём, по-твоему, тот ворон отличается от какого-нибудь глухаря, на которых сейчас сезон открыт? Тем, что какой-то дядя решил, в кого можно стрелять, а в кого нет?
Занудство Сашки иногда раздражало. Не первый раз они ездили вместе на охоту. Тот и раньше нудел время от времени, но сегодня сам себя превзошёл.
— Отличается не тем, в кого ты стреляешь, а как ты это делаешь, — ответил Гаевский. — Тебе же что в консоль погонять, что сотню ворон перебить — одно и то же. Ещё одна ачивка.
Антон с недоверчивым удивлением посмотрел на коллегу. Сашку совсем понесло. Так-то они хорошо ладили. Работали в одном отделе. Гаевскому сорок один, Антону тридцать недавно стукнуло, но общий язык они неплохо нашли. Сейчас проще всё, это во времена их родителей авторитет и право голоса считались по возрасту.
— То есть, по-твоему, все эти дяди с ружьями за пару соток и больше ездят на охоту исключительно потому, что им жрать нечего? Ты сам-то что тогда здесь делаешь? Сомневаюсь, что жена тебя отправила мамонта добывать.
— Гуляю, — улыбнулся Сашка. — Дышу свежим воздухом.
Антон не ответил. Иногда разговоры лучше не продолжать, чтобы те не перешли в ненужную ссору. Тем более, они только приехали. Ещё весь день впереди.
— Может, я и загнался, — примирительно добавил Гаевский. — Неприятное у меня ощущение после той старухи. Сам не знаю, почему.
Антон снова промолчал. Ему тоже стало немного не по себе, когда та старая карга появилась из ниоткуда. Выросла на просёлочной дороге как хер посреди поля, а Сашка добрый — попросил Антона остановиться. Мало ли помощь какая нужна. А она на них глянула и скороговоркой выдала, что плохое время они выбрали для охоты. Но раз уж обратно не хотят поворачивать, пригрозила, чтобы ни в коем случае не убивали зверя, что носит метку духа-хозяина, иначе будет им проклятье. Сказала — как сама прокляла — и дальше пошлёпала. Из ниоткуда в никуда.
Все мысли про проклятье вылетели из головы Антона, когда он заприметил зайца. Сразу замер, чтобы не спугнуть. Жестом велел и Сашке не шуметь. Кивком показал на зверя. Гаевский, к его удивлению, выглядел растерянным.
— Слушай, а может не надо? — тихо спросил он.
Антон тяжело вздохнул.
— Может, тогда сразу обратно поедем, раз ты от старушечьих бредней так обосрался? — в голосе против воли прозвучали отголоски злости.
Ну и пусть. Может, Гаевский поймёт, наконец, что достал его своими суеверными страхами. Антон замер на месте и вскинул ружьё. Заяц не пошевелился. Сашка, к счастью, тоже не стал орать и отгонять зверя. Просто стоял рядом, а Антон спиной чувствовал его неодобрение. Грохнул выстрел. С верхушек деревьев сорвалась воронья стая и с карканьем полетела куда-то вглубь леса. Он подошёл к зайцу. Если ворона он с чистой совестью оставил в лесу, то этого можно было и с собой прихватить. Он присел рядом, перевернул тушку, и почувствовал, как по хребту пробежал холодок. С виду — заяц как заяц, а на другом боку чёрная рябь в рыжевато-сером меху складывалась в узор. Похоже на двойную стрелку или на детский рисунок, когда нарисовали две стены-палки и крышу-галочку. Антон такого никогда не встречал. Он обернулся на Сашку… и не увидел его.
— Са-а-аш? — позвал он.
Поднялся на ноги и заозирался. Гаевский как сквозь землю провалился.
— Са-ша!
Антон разозлился. Санёк, видимо, решил его напугать. Приколист хренов. Ну ничего, пусть порезвится. Ключей от машины у него нет, так что никуда не денется. На своих двоих домой далековато бежать. Антон сделал несколько шагов, и перед глазами потемнело. Да так сильно, что он едва успел схватиться за дерево и тихонечко сесть на землю. В голове звенело, словно он вчера до самого утра не просыхал. Антон потёр ладонями лицо, потянулся к рюкзаку достать воды и с неприятным удивлением обнаружил, что вещей нет. Ни рюкзака, ни ружья. Он посмотрел туда, где только что лежала тушка зайца — ничего. И местность выглядела вообще по-другому. Антон подстрелил зайца возле поваленного бревна, а теперь там были заросли кустарника. Он потряс головой. Может, он просто машинально прошёл вперёд, когда ему поплохело? А рюкзак и ружьё где-то уронил. Верилось в это слабо, но других объяснений не находилось.
— Саш! — снова выкрикнул Антон. — Хорош уже прятаться, задолбал!
Лес ответил тишиной и шорохом опадающей листвы. Антон в замешательстве снова посмотрел по сторонам. Они от машины недалеко отошли. Наверное, Сашка к ней и вернулся. Антон подумал, что, может, тот прихватил его рюкзак вместе с ружьём, и тут же опроверг эту мысль. Санька, конечно, странный временами, но не такая крыса, чтобы бросить его в лесу, особенно в таком состоянии.
Антон побрёл в сторону, где он оставил внедорожник. Так ему казалось во всяком случае. В реальности всё получилось иначе — он напоролся на болото. Антон в полном недоумении смотрел перёд собой. Болота точно не было, когда они шли сюда. И тут же выдохнул с облегчением — у него же есть навигатор! Он сразу взял в привычку держать его внутреннем кармане куртки. Да и телефон остался. Здесь места не совсем глухие, должна быть связь. Антон полез за навигатором и похолодел — его не было на месте. Телефона — тоже. Ключи от машины загадочным образом испарились, а он их всегда носил в куртке — пристёгивал к специальному кольцу в кармане. Он почувствовал, как земля снова начала предательски пошатываться и прислонился плечом к ближайшему дереву. Помутнение какое-то. Без единого разумного объяснения. Он что, поехал крышей и всё повыбрасывал? И не помнил? Да не может быть! Не больной же и не психический. Антон отстранился от дерева и прошёл ещё немного. Понимал, что нарушает самое важное правило потеряшки — если заблудился, стой на месте, пока тебя не найдут. Если он не выйдет из лесу, Сашка всех на уши поднимет. А если уж его самого накрыло преждевременной деменцией, то тем более надо бы остаться на месте и ждать, но тревога оказалась сильнее. Она не дала усидеть на месте. Антон всё шёл и шёл между деревьями, и чувство такое накатывало время от времени, словно он выключался. Машинально брёл, не сознавая, куда и зачем. Стало жарко. Антон стянул с себя куртку и повязал вокруг пояса. Посмотрел наверх — солнце светило вовсю, а когда выезжали, было совсем пасмурно.
Лес расступился неожиданно. Сначала незаметно поредел, а потом превратился в широченное поле с колосьями. Антон аж замер от удивления. Какой-то особо морозостойкий сорт? Давно же всё убрали. Он подошёл поближе и сорвал колосок. Похоже на пшеницу. Покрутил в руках — даже не дозрели. Им ещё минимум месяц-полтора поспевать, к этому времени уже ударят первые заморозки.
За зелёным морем колосьев виднелись деревянные дома. У Антона ещё один камень упал с души. Ну теперь точно выберется. Холодок от перспективы блуждать и ночевать в осеннем лесу без снаряжения понемногу уходил. Антон пошёл по меже. Справа и слева шелестели колосья. Пахло чем-то сладким. Он покопался в памяти и нашёл объяснение — так цветёт клевер. Антон не удержался и провёл ладонью по колосьям. Улыбнулся — ну как будто ненадолго попал обратно в лето.
Он обогнул старенькие избы и зашёл в деревеньку. Одним концом грунтовая дорога шла между домов, другим уходила в лес. На въезде Антон заметил наваленные берёзовые бревна. Тянуло дымком — кто-то, видимо, топил баню. Неподалёку старуха скрипела рычагом колонки. Антон оценивающе посмотрел на местный агрегат — вряд ли водоразборная, откуда здесь центральное водоснабжение? Скважина, скорее всего. Воображение сразу подкинуло вкус ледяной, чистой воды. Очень захотелось пить. Он косо глянул на старуху. Ну ничего, сейчас она отвалит, и он напьётся, а потом поищет кого-нибудь помоложе — спросить дорогу. Он отвернулся, приложил ладонь к глазам и посмотрел на дома. По верхушке невысокого деревянного забора неуклюже пробирался толстый чёрный кот. Пузо явно перевешивало, но котяра упорно пёр вперёд, оступался, осторожничал, но всё равно шёл по доскам вместо того, чтобы спрыгнуть на землю. Антон невольно улыбнулся.
— Тоха!
Он обернулся на голос. К нему, придерживаясь за поясницу, торопилась та самая старуха. Она смотрела на него с узнаванием, а он точно видел её впервые.
— Куда запропастился? — она строго оглядела его с головы до ног. — И куда ты так накутался? Сколько раз говорила, чтобы в лес один не ходил? Заблудишься, а нам потом искать тебя всей деревней.
— Вы меня с кем-то перепутали, — сдержанно отозвался Антон.
Старуха со вздохом неодобрительно покачала головой.
— Ох Тоха-Тоха, опять у тебя дурнина взыграла, — она махнула рукой и пошаркала обратно.
Через несколько шагов обернулась.
— Я там тебе поесть занесла. На кухне оставила.
Пока Антон с недоумением смотрел ей вслед, мимо него пробежала девчонка лет семи-восьми с огненно-рыжими волосами.
— Тошка-тотошка! — она рассмеялась и бросила в него скомканный тетрадный листок.
Смятая бумажка отскочила от груди и упала на землю. Рыжая со смехом понеслась дальше. Ей вслед заругалалсь старуха.
— Глашка, а ну хватит Тоху задирать!
Антон подошёл к колонке. Нажал несколько раз на рычаг, пока не потекла вода. Сполоснул руки, умыл лицо, напился. Не отпускало ощущение нереальности. Странно всё. Попал из осени в лето. В деревню, где его откуда-то знали. Ну ладно, узнала его только старуха и мелкая. Что у одной, что у второй с головой, похоже, не очень. Антон покосился на мужичка, сидевшего на лавочке возле колонки. Тот курил и стряхивал пепел в донышко от разбитой бутылки. Ну хотя бы этот его не узнал, а то тогда Антон всерьёз засомневался бы в своём рассудке. С этой ироничной мыслью он снова осмотрелся. Издалека донёсся женский голос:
— Вася! Ва-а-а-ся!
Мужик возле колонки торопливо затушил окурок в разбитой бутылке и поспешил на зов. Антон глянул ему в спину и тоже пошёл следом. Найти бы кого адекватного — спросить, где он оказался, и в какую сторону идти, чтобы выйти на трассу. Солнце так нещадно припекало, что Антон снял и толстовку. В футболке самое то. Странная всё-таки погода — обещали дожди и плюс десять, а по ощущениям жарит под тридцать. Антон шёл по просёлочной дороге вдоль домов и разглядывал нехитрый, деревенский быт. На него никто не обращал внимания. Если и смотрели, то со странным узнаванием, как старуха у колонки. От этого становилось немного по себе, но Антон списал всё на разыгравшееся воображение.
Впереди ожесточённо ругались два мужика. Один помоложе, как Сашка, второй совсем седой. Из обрывков разговора улавливалось, что тот, который помладше, стащил у другого пластиковую бочку для воды и беспалевно катил её в тачке. Антон подошёл к самому разгару спора, когда в ход пошли более увесистые аргументы, чем просто слова.
— Ну раз по-хорошему не отдаёшь, то и тебе хрен! — в сердцах выкрикнул старик и со всей дури ударил по бочке вилами.
Ругань тут же стала громче и забористее. Антон на всякий случай обогнул их стороной. Не хватало ещё под раздачу в чужой ссоре попасть. Особенно, когда в ход пошли вилы. Из дома выбежала женщина с побелевшим лицом.
— Вы чего разорались? Ленка из-за вас рожать надумала! За врачом надо ехать!
Услышав заветное слово “ехать”, Антон ускорил шаг и подошёл к женщине.
— Подскажите, пожалуйста, далеко отсюда до трассы Е сто один? Я в лесу слегка заблудился, мне бы обратно к машине выйти. Может, добросит кто? Я заплачу.
Женщина посмотрела на него с усталым раздражением и — что самое страшное — узнаванием.
— Тоха, иди отсюда, а… Вот вообще не до тебя.
Антон уставился на неё с неприкрытым изумлением. Изнутри скрёбся противный страх. Что-то всё-таки произошло, а он не понимал. Он разозлился.
— Да вы, блядь, сговорились?! Какой Тоха, о чём вы все вообще? Я вас всех в первый раз вижу! — зло сказал Антон и попятился назад, словно сумасшествие местных могло и его заразить.
Перед глазами снова потемнело — как в лесу. Антон почувствовал, что его сейчас или стошнит, или он грохнется в обморок прямо перед этими придурками. В звенящем мареве его подхватили под руки и куда-то повёли.
— …посиди тут, Тош. Перегрелся что ли?
Кто-то побрызгал ему на лицо водой и дотронулся ладонью до лба. Потом снова взяли под руки и снова куда-то повели. У Антона не было сил сопротивляться. Он бултыхался в омуте слабости и беспомощности, а страх и злость упрямо тащили его на дно. Из разговоров он выхватывал отдельные слова — какой-то Ленке поехали за врачом, у кого-то вызывал опасения мост, и где-то по-прежнему ругался мужик из-за испорченной бочки. Антон всё-таки отключился. Когда открыл глаза, обнаружил себя лежащим на старой, пружинной кровати. На тумбочке он увидел алюминиевую кружку с водой. Прежде, чем успел задуматься, кто и зачем её принёс, залпом выпил воду. Стало немного полегче. Голова раскалывалась, как после теплового удара. Он с усилием сел в кровати. Может, и правда перегрелся? Перенервничал. Хотя было бы с чего. Людей он нашёл — все лучше, чем по лесу блуждать. Сейчас разберётся, найдёт транспорт и вернётся к машине. Потом вместе с Сашкой сходят поискать ружье и вещи. Санёк наверняка весь издёргался, куда провалился его бедовый попутчик.
Кровать звучно скрипнула, когда Антон встал на ноги. Немного покачивало. Воды бы ещё хлебнуть. Он осмотрелся. Маленькая комнатушка выглядела чужой и знакомой одновременно. Антон подошёл к столу возле окна. Его внимание привлекла рамка с фотографией. Всё здесь было старое, как прямиком из времён СССР, а рамка — новая. Антон присмотрелся и от страха выронил кружку. На фотографии он увидел себя и двух незнакомых людей — мужчину и женщину. Дрожащими руками Антон взял рамку. Точно он. И одежда его. Белая футболка и красная рубашка в клетку. Только он их сто лет не надевал, и точно не фотографировался с этими людьми. Он перевернул фото, и мир окончательно ушёл из-под ног. “Любимые мама и папа, вечная память”. Написано его почерком. Антон очень быстро поставил рамку на стол. Та покачнулась и с глухим стуком упала на стол. Антон тоже пошатнулся, обхватил себя руками и застыл возле стола. Потом рванулся к покосившемуся шкафу, распахнул дверцу и остолбенел. На вешалках болтались вещи. Тоже старые, но его. Он признал походную куртку, пару футболок. Внизу ютились покрытые пылью беговые кроссовки. Антон попятился назад. Да нет же! Он живёт в Москве, а не в деревне. А всех этих людей он видит в первый раз! И тех, что на фото, тоже. Его мама и папа живы и здоровы. Закралась мысль — может, он впал в кому? Может, они с Сашкой на машине кувыркнулись в кювет, и он бредит? Да ну нет, так не бывает. Кома это кома, сознание отключилось и всё.
Антон в ступоре вышел на улицу. Со стороны леса шли три молодые девушки.
— Смотри-смотри, а вот и твой жених тебя караулит, — сказала темноволосая и с весёлой улыбкой на него посмотрела. — Ну что же ты, Тоха, без цветов?
Другая девушка, со светлыми волосами и в синем платье, толкнула её локтем.
— Не надо его дразнить, сколько раз говорила? Он же не виноват, что такой.
Антон уже не удивился, что он снова для всех какой-то Тоха. Деревенский дурачок. Молча прошёл мимо. Там от наткнулся на мужика, который спорил с дедом с вилами.
— В какую сторону отсюда Е сто один? — глухо спросил он.
Тот посмотрел на него с досадливым удивлением.
— Какая Е сто один? Тут такой отродясь не было. Иди-ка ты кому-нибудь другому мозги делай.
Антон похолодел.
— Да как же, блядь, не было?! — зло прошипел он. — А из Москвы сюда как по-твоему можно доехать?
— Из какой Москвы, болезный? До Москвы отсюда тыщи четыре километров, — снисходительно сплюнул мужик. — Кто-то глобус пропил, а ты мозги растерял.
Антон оцепенел. Как это четыре тысячи километров? Да такого просто не может быть! Долбаный бред! Он мелко затряс головой и бросился в лес. Да похер! Сам как-нибудь выберется, без этих психопатов. Он упрямо шёл в глубь чащи, пока деревня позади не скрылась из виду. Он прошёл ещё немного…. и выбрел к тому же полю с колосьями. Вот тогда стало по-настоящему страшно. Антон тупо смотрел на поле. Потом развернулся и бросился обратно. Мчался, не разбирая дороги. Всё равно куда, лишь бы подальше от странной деревни. Бежал, пока снова не оказался возле поля. Издалека кто-то ему кричал и махал рукой.
— То-о-о-оха!
Антон тупо побрёл к домам. Со всех сторон давило ощущение сюрреалистичности происходящего. Он молчал, пока шёл мимо причитающих женщин. Мост, кажется, обвалился, когда привезли врача. Молчал, когда старуха сердито дёрнула его за рукав.
— Тоха! Ёк-макарек, куда ты опять убежал? Только с тобой ещё проблем не хватало. Ты иди-ка пока к себе, у нас тут всякое происходит, тебе это не надо смотреть и слушать. Иди-иди, там щи на кухне. Разогрей на плитке и поешь.
Антон и правда пошёл домой. Точнее, в избу, которую все считали домом Тохи. Молча сидел на кровати и пытался собраться с мыслями. А потом пришёл дух-хозяин и убил его в первый раз.
В окно звонко ударил камушек. Обычное начало дня. Тоха открыл глаза и нервно рассмеялся, глядя на облезлый потолок. Все начиналось заново. Двадцать седьмой день его жизни в непонятном нигде. Двадцать шесть смертей позади, а сколько впереди — неизвестно. Бесконечность? Тоха свернулся калачиком.
Во все предыдущие дни он сразу срывался с места и пытался жонглировать событиями, чтобы все сделать правильно. Но правильно не получалось. Что-то всегда происходило. Даже в выверенный план вмешивалась случайность, и что-то шло наперекосяк. Да и какой тут выверенный? Он мог бы просчитать всё неделю назад. А теперь он кто? Тошка-тотошка. Сумасшедший. Он стал тем, кого в нём увидели, когда он только пришёл в деревню. Не успокоить дядю Витю с Гошей, так они вечером раздерутся, и Гоша его пырнёт ножом. Если отпустить Мишу за врачом, то на обратном пути мост подломится, и машина свалится в реку. Оба погибнут. Не отпустить — Ленка со своим приплодом помрёт. Но если успокоить мужиков, то Ленка и не начнёт рожать. Барсик этот ещё… Жирный котяра. Если его не снять с забора, он падал на косу и резал брюхо. Не смертельно. Петля кишок вылезла наружу, но в городе промыли бы зашили без проблем. А здесь откуда ветеринар? Ему сразу и рубили голову, как курице, чтобы не мучился. Тихонечко, чтобы никто не видел. Если его снять, он бросался под колеса “уазика” прямо перед Ленкиным домом, и та начинала рожать… Необъяснимый и невозможный ад. Долбаный день сурка, который никак не заканчивался. Антон и на местное кладбище ходил — на могилы своих родителей. Имена и даты рождения те же, лица другие. Ему сказали, что после их смерти он головой и того. Поехал.
Ещё вчера Тоха хотел всё закончить. Больше всего на свете. А сейчас как никогда понимал, что этот цикл нельзя разорвать, и теперь единственным желанием стало сойти с ума. Окончательно, чтобы больше не подыхать от страха, не думать. Не видеть в чудище свою скорую смерть. Недолго бояться, умирать и забывать, как умер.
Тоха взял с тумбочки алюминиевую кружку, выпил залпом. Покачиваясь, пошёл к двери. Мельком глянул в зеркало. Оттуда смотрел призрак. Незнакомец. Тоха. Антон выглядел иначе — у него была стильная стрижка с узлом на затылке, огненно-рыжие волосы, как у местной Глашки, и ярко-синие глаза. В них никогда не было столько страха и пустоты, как у отражения в зеркале. У того Антона были острые черты лица, ему даже говорили, что он похож на лису, а Тоха… разве что на дохлую, которая уже не первый день валяется под солнцем. Волосы как ржавчина, свалялись в патлы. Осунувшийся, затравленный. Тоха дёрнул уголками губ, и призрак безумно улыбнулся ему в ответ.
Он вышел на улицу. Мимо пробежала Глашка.
— Тошка-тотошка! — она привычно бросила в него бумажным мякишем и унеслась прочь.
— Глашка, а ну хватить Тоху задирать! — выкрикнула вслед баба Света.
Тоха поднял с земли смятую бумажку и развернул. Никогда раньше не смотрел, что там. На тетрадном листке углём начертили две линии, а сверху нарисовали галочку-крышу. От этого символа внутри что-то окончательно сломалось. Тоха сделал ещё несколько шагов, и ноги подкосились. Он упал на колени, потом плюхнулся на пятки и весь согнулся. Закрыл лицо руками. Его било крупной дрожью. Может, вон оно подкатывает, желанное сумасшествие?
Он совсем потерялся. Кто такой Антон Казаков? Его ведь и не было никогда. Это всё выдумка. Осталось себя в этом убедить. Может, через пару смертей и получится. Только дёргаться он больше не будет, здесь и посидит. Подождёт, когда дух-хозяин снова придёт и… Тоха судорожно всхлипнул. Обнял себя руками. Солнце припекает, а ему холодно. Холоднее, чем когда умирал. Душу как исполосовали. Ни единого живого местечка не осталось. Или боль, или безумие. Ничего больше в нём нет. Ни-че-го.
— Люди… — тихо позвал Тоха.
Набрал в грудь побольше воздуха и уже закричал.
— Лю-ю-ю-юди!
Он не видел, был ли рядом кто из местных. Слёзы застилали глаза. Тоха снова раскачивался взад-вперёд, голосил с надрывом, а внутри что-то ломалось и крошилось, как будто он своими руками уничтожал остатки прежнего себя.
— Это я виноват… Я! Меня предупреждали, а я не послушал! Я убил зверя вашего духа-хозяина, и он теперь наказывает меня… И вас вместе со мной!
Тоха всхлипнул.
— Я не послушал никого… Просто подстрелил, ради фана. Я виноват… Виноват. Очень. Простите меня. А я буду тут сидеть, пока он снова не придёт…
Земля словно потянула его к себе, и Тоха завалился на бок. Никто не подходил. Необычно немного — за деревенским дурачком всё-таки приглядывали, а тут никого, но это даже лучше. Одному проще будет лежать в пыли и грязи. Каждый день. В ладонь ткнулось что-то мокрое. Тоха шмыгнул носом и приоткрыл глаза. На него смотрел Барсик. Тоха судорожно втянул воздух и подгрёб кота к себе поближе. Барсик хороший, живой. Он тоже умирал — и от топора, и под колёсами. Но всё равно живой, а Тоха — нет, Тоха уже совсем мёртвый.
Звуки стихли. Только что он слышал, как рядом громко мурчит Барсик, а теперь всё затопило тишиной. В ней грохотали тяжёлые шаги духа-хозяина.
Бум-бум-бум!
Тоха отрешённо подумал, что кот убежал. Даже не убежал, растворился. Был — и нету.
Бум-бум!
Шаги прозвучали прямо рядом с ухом. Тоха открыл глаза и снизу вверх посмотрел на чудовище.
— Убей навсегда. За своего зверя, — беззвучно прошептал он. — Мне не нужно ничего исправлять, мне себя надо было поправить, а я не смог.
В ответ чудище грузно ударило ногой рядом с его лицом. В глаза полетела сухая пыль. Тоха машинально зажмурился, ожидая следующего удара, но уже по голове. Ничего не произошло. Только прозвучали удаляющиеся шаги, а потом проступили обычные звуки леса. Весело трещала какая-то птичка, а вдалеке ревело что-то похожее на автомобильный сигнал. Тоха открыл глаза. Он, скорчившись, лежал в лесу — в обычном сентябрьском лесу, куда зашёл целую вечность назад. Он неверяще заозирался по сторонам. Увидел бревно, где подстрелил зайца. Тушки не было. Подняться на ноги получилось со второго раза. Гудок вдалеке замолк, как будто для того, чтобы набраться сил, и снова протяжно заревел. Тоха на неслушающихся ногах пошёл на звук. Сначала брёл еле переставляя ноги, потом побежал.
Он выскочил прямо к внедорожнику. Рядом с машиной стоял Сашка и курил. Увидев Антона, он бросил сигарету на землю.
— Ты где был?! — тут же набросился Санька. — Я всё оббегал. Только отвернулся — тебя нет, снаряга вся твоя валяется. Ключи от машины, телефон… Ты чего вообще…
Он вдруг осёкся и пристально на него посмотрел.
— Антон? Ты в порядке?
Тоха безумно улыбался и плакал не то от счастья, не от сдавших нервов.
— Саша, — он сделал несколько неуверенных шагов к Гаевскому. — Сашенька! Это ты? Это правда ты?
На следующем шаге он свалился прямо рядом с Саней. Крепко обхватил его за ногу.
— Са-а-аша, я больше никогда сюда не поеду, никогда-никогда, — быстро заговорил он. — Спасибо тебе, Санька, столько времени прошло, а ты меня всё искал, когда все потеряли. Когда я сам себя потерял…
Гаевский рывком поднял его на ноги. Посмотрел с недоверчивым удивлением.
— Да тебя час всего не было. Ты точно в порядке? У тебя кровь на лбу.
Антон посмотрел на отражение в боковом стекле. Лоб перечеркнула алая полоса — как будто кто-то провёл пальцем.
— Это дух-хозяин оставил… — ответил он. — Простил меня. За того зайца.
На лице Сашки отразилось ещё большее недоумение.
— Ты давай-ка в машину садись, пассажиром, а я поведу, ладно?
Он помог ему забраться во внедорожник. Носовым платком стёр кровь. Сунул в руки термос с горячим чаем.
— Все твои вещи я назад положил, — сказал Гаевский.
— Забери ружье, мне больше не надо, — прошептал Антон и отвернулся к боковому стеклу.
Мелкими глотками пил горячий чай, смотрел на осень за окном, а перед глазами стояло лето. Зелёное море поспевающих колосьев, высокое палящее солнце, цветущий клевер и Тоха, деревенский дурачок, которого дразнят местные дети:
— Тошка-тотошка похож на лису, сереньких мышек он ищет в лесу. Мышки-мышата идите скорей, вместе дружить всегда веселей…
Конец одиннадцатой книги цикла #ШёпотДавнихПоверийУБелки
ПРОДОЛЖЕНИЕ ПО ССЫЛКЕ https://ok.ru/group/70000003315123/topic/158061140766131 источник https://author.today/u/korvis/works
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 1